CC BY
113
Вестник ПСТГУ
Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2021. Вып. 98. С. 28-46 БО!: 10.15382МигП202198.28-46
Захаров Георгий Евгеньевич, канд. ист. наук, зав. кафедрой
систематического богословия и патрологии, доцент кафедры всеобщей истории ПСТГУ Российская Федерация, 115184, г. Москва, ул. Новокузнецкая, 23Б g.e.zakharov@gmail.com ОИСГО: 0000-0002-3406-2088
Первенство в Древней Церкви (II — сер. V в.):
*
ОПЫТ ТИПОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Г. Е. Захаров
Аннотация: Вопрос о реализации первенства в Древней Церкви изучался в основном с точки зрения экклезиологических и церковно-политических оснований данного феномена. В рамках данной статьи проблема первенства рассматривается в ином фокусе — основное внимание сосредоточено на его функциональном содержании. В интерпретации автора первенство / примат представляет собой важный инструмент конверсии диахронного единства Церкви, т. е. перманентной идентичности исторической Церкви первоначальной апостольской общине, в синхронное единство, осуществляющееся через общение членов Церкви между собой и со Христом. Анализ патристических и соборных текстов раннехристианского периода позволяет различать пять функций первенства (и, соответственно, функциональных моделей примата) с их особыми сферами осуществления и богословскими обоснованиями: (1) сакраментально-пастырское служение в локальной Церкви; (2) хранение и благовестие апостольской традиции; (3) демаркация Кафолической Церкви от схизматических сообществ; (4) региональная консолидация епископата; (5) вселенское попечение (интегральная функция). Несмотря на то что в византийской экклезио-логической традиции не была воспринята римская моноцентрическая модель Церкви, идея вселенского попечения будет развиваться в рамках пентархиче-ской модели. В целом данное исследование показывает, что идея апостолично-сти не была лишь одним из возможных идеологических обоснований примата. Она являла собой его необходимое основание, поскольку синхронное единство Церкви немыслимо без диахронного. Этот вывод побуждает обратить особое внимание на апостоличность в современных экклезиологических дискуссиях.
Ключевые слова: раннее христианство, примат/первенство, Римская Церковь, пентархия, апостольское преемство, экклезиология, церковная организация.
© Захаров Г. Е., 2021.
Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2021. Вып. 98. С. 28-46.
* Статья подготовлена в рамках проекта МК-1180.2019.6 «Христианские общины Балкан и Северного Причерноморья в системе межцерковной коммуникации конца IV — первой половины V в.», осуществляемого при поддержке Совета по грантам Президента Российской Федерации для государственной поддержки российских молодых ученых и по государственной поддержке ведущих научных школ Российской Федерации.
В историографии вопрос о церковном первенстве в раннехристианский период рассматривался главным образом с точки зрения экклезиологических и церковно-политических оснований данного феномена. Исследователи при этом часто противопоставляли два принципа церковного устройства — принцип апо-столичности и принцип приспособления церковного строя к административно-политической системе Империи, связывая первый с западной, а второй — с восточной христианскими традициями. Причем одни из них считали исторически изначальным и подлинно церковным принцип апостоличности, а «имперскую экклезиологию» — проявлением конформизма ряда восточных епископов по отношению к государственной власти1. Другие рассматривали принцип приспособления церковного устройства к государственной организации в качестве естественного и первоначально доминирующего, а развитие принципа апостоличности в IV и V вв. связывали с потерей Римом статуса политического центра Империи2. Кроме того, в контексте современного диалога православных и католиков, а также в рамках современных дискуссий внутри Православной Церкви большое внимание оказалось привлечено к вопросу об уровнях церковной организации (локальном, региональном и вселенском) и специфике осуществления принципа первенства на каждом из них3.
В настоящей статье будет представлена попытка взглянуть на проблему первенства под несколько иным углом зрения, а именно в свете его функционального наполнения. Это, как кажется, позволит уточнить природу данного феномена. При этом стоит оговориться, что под первенством в данном случае подразумевается не только исключительная роль или статус, но и просто особое положение в рамках церковной коммуникации. Первенство может принадлежать одному субъекту, группе индивидуальных субъектов, широкой коллективной группе4, однако оно всегда предполагает преемственность. В этом смысле простой личный авторитет не может рассматриваться как первенство.
1 Twomey V. Apostolikos Thronos: The Primacy of Rome as Reflected in the Church History of Eusebius and the Historico-Apologetic Writings of Saint Athanasius the Great. Münster, 1982.
2 Dvornik F. Byzance et la primauté romaine. P., 1964. P. 23-25, 33-46; Basdevant-Gaudemet B. Les évêques de la chrétienté et l'évêque de Rome du milieu du IIIe au milieu du Ve siècle // Bas-devant-Gaudemet B. Église et Autorités. Études d'histoire du droit canonique médiéval. Limoges, 2006. P. 49.
3 См.: Равеннский документ 2007 г. URL: http://www.vatican.va/roman_curia/pontifical_ councils/chrstuni/ch_orthodox_docs/rc_pc_chrstuni_doc_20071013_documento-ravenna_fr.html; Московский документ 2013 г. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/3481089.html.
4 О значении латинского понятия primatus см.: Blaise A. Dictionnaire latin-français des auteurs chrétiens. Strasbourg, 1954. P. 662. Атрибуция primatus нескольким субъектам или даже коллективной группе засвидетельствовано целым рядом источников. В приписываемом св. Ипполиту Римскому «Апостольском предании» упоминается «примат священства» (primatus sacerdotii) (Traditio apostolica. 3). Этот термин соответствует греч. âpxtepaTEÎa, т. е. речь идет о первосвященническом статусе епископа. Однако в данном случае очень важен контекст — термин появляется дважды в молитве на посвящение епископа, которое осуществляется (после избрания кандидата общиной) епископами других общин. Пресвитеры при поставлении должны стоять в стороне и хранить молчание, в то время как при рукоположении пресвитера они соучаствуют в священнодействии, касаясь руками головы посвящаемого (Traditio apostolica. 2, 7). Таким образом, первосвященство, с одной стороны, позволяет епископу обладать уникальным статусом внутри общины, но, с другой стороны, делает его
Прежде чем обратиться к типологии первенства исходя из конкретных исторически обусловленных функций этого явления, стоит поставить вопрос о том, что объединяет все эти функции и позволяет их соотносить с одним концептом, а именно об общей цели первенства. Ключом к ответу на данный вопрос являются новозаветные свидетельства. Во всей Церкви первенствует Христос5 и именно единство с Ним как с Главой определяет ее единство, однако Сам Он говорит о Себе как о «служащем»6. В этой связи становится понятным, почему Священное Писание, с одной стороны, не отрицает возможности первенства среди учеников Христовых, но, с другой стороны, говорит о первенствующем (лрйтос;) как о слуге или рабе тех, среди кого он первенствует7. Очевидно, что первенство од-
членом епископской коллегии, войти в которую можно только через посвящение, принятое от ее членов. Св. Киприан говорит о попытках новациан «установить у себя кафедру и присвоить примат» (cathedram sibi constituere et primatum adsumere), подразумевая, вероятно, епископство (Cyprianus. Epistulae. 69. 8). При этом важно учитывать, что сторонники Новациа-на поставляли раскольничьих епископов не только в Риме, но и в иных городах (Cyprianus. Epistulae. 55. 24). Сопоставление упоминаний «примата» у свв. Ипполита и Киприана см. в статье: Powell D. L. The Schism of Hippolytus // Studia Patristica. Vol. 12. B., 1975. P. 454. Исследователь доказывает, что для обоих авторов свойственно представление о приобщенности пресвитеров к архиерейскому служению. Августин указывает на обладание фарисеями и иудеями «приматом» в истолковании Писания (ferirent faciem Pharisaeorum et Iudaeorum, qui quasi primatus habebant exponendarum Scripturarum omnium; ad quorum primatum plebis obsequium videbatur obtemperare) (Augustinus. In psalmum 93 enarratio. 7). Он подчеркивает также превосходство апостольства над епископством (quis enim nescit illum apostolatus principatum cuilibet episcopatui praeferendum?) и, вероятно, именно в этом смысле указывает на явление в лице Петра «примата апостолов» (apostolum Petrum in quo primatus apostolorum tam excellenti gratia praeminet; Petro in primatu apostolorum martyrii gloria coronato) (Augustinus. De baptismo contra donatistas. II. 1. 2; VII. 1. 1). Впрочем, данное выражение может быть понято и как «примат среди апостолов». В латинском переводе 3-го правила Константинопольского собора 381 г., присутствующем в Versio Dionysio-Hadriana, выражение та яреоРеТа Tf¡; Ti^f¡; («прерогативы чести») переведено как honoris primatum (Constantinopolitanus episcopus habeat honoris prima-tum post Romanum episcopum), что фактически означает обладание «приматом чести» сразу двумя кафедрами (PL. 67. Col. 172). Именно эта версия получила наибольшее распространение на латинском Западе (см.: Dura V. N. The "Petrine Primacy": The Role of the Bishop of Rome according to the Canonical Legislation of the Ecumenical Councils of the First Millennium, an Ecclesiological-Canonical Evaluation // The Petrine Ministry: Catholics and Orthodox in Dialogue / Ed. W. Kasper. N. Y., 2006. P. 176). При такой широкой трактовке понятия представляется вполне корректным определение протопр. И. Мейендорфом пентархии (главенства в Церкви пяти патриарших престолов) как «коллективного примата» (см.: Meyendorff J. The Orthodox Church: Its Past and Its Role in the World Today. Crestwood, 1981. P. 58).
5 В «Послании к Колосянам» ап. Павла говорится о Христе как о «первенствующем» (iva Yévr|Tai év naoiv amó; npMTEÚMv). В «Вульгате» речь идет в данном случае об «обладающем первенством» (ut sit in omnibus ipse primatum tenens). При этом «первенство» соотнесено с учением о Христе как о «главе Тела Церкви» (%а\ айто; éoTiv л кефаЦ той ом^ато; Tf¡; éxx^noía;; ipse est caput corporis Ecclesiae) (Кол 1. 18).
6 Лк 22. 27.
7 «Иисус же, подозвав их, сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф 20. 25—28. Ср.: Мк 9. 35).
них членов Церкви по отношению к другим может быть лишь образом первенства, принадлежащего Самому Господу, и так или иначе поддерживает единство земной Церкви на разных уровнях ее бытия. В контексте новозаветного учения первенство, таким образом, не связывается ни с почетом8, ни тем более с господством (в этом смысле оно совершенно несопоставимо с земной монархией), но со смиренной и самоотверженной деятельностью на благо Церкви. Причем к такому первенству похвально стремиться, оно фактически является одним из путей подражания Христу. Однако остается вопрос, какую именно пользу Церкви может принести служение первенствующего или первенствующих. Чтобы ответить на него, необходимо соотнести категорию «первенство» с основным кругом экклезиологических понятий, описывающих церковное единство.
Поскольку кафолическое единство Церкви не сводится исключительно к его синхронному аспекту (согласию и общению ее членов в данный исторический момент), но предполагает также диахронный аспект (явленный в Предании и в иерархическом преемстве континуитет по отношению к истокам) и мистический аспект (единство со Христом как с Главой церковного Тела), то цель церковного первенства как служения единству может быть определена именно как установление связи между этими аспектами. Церковное первенство, на наш взгляд, является значимым инструментом конверсии через преемственный авторитет и призыв к коллегиальному действию диахронного единства Церкви, т. е. непрерывного тождества исторической Церкви с первоначальной апостольской общиной, в синхронное единство, реализуемое в рамках церковного общения пребывающих в согласии между собой и со Христом членов Церкви. На основе анализа патристических и соборных текстов раннехристианского периода можно выделить пять функций и базирующихся на них функциональных типов первенства, каждый из которых имеет свои границы реализации и свое специфическое богословское обоснование. В то же время все они могут быть соотнесены с общей целью первенства, обозначенной выше. Данные функции и функциональные типы были связаны между собой, однако не образовывали жесткой и цельной системы. Исторически они возникли не одновременно, а в определенной исторической последовательности, что определяет проблемно-хронологическую структуру настоящей статьи.
1. Сакраментально-пастырское служение. Данная функция реализуется в служении епископа как главы и предстоятеля локальной церковной общины и пресвитеров как его сослужителей. В сущности, этот тип является интегральным, т. е. он охватывает все стороны жизни общины, поэтому св. Игнатий Богоносец, первый церковный автор, обосновывающий моноепископальную организацию локальной Церкви, говорит, что нельзя ничего касающегося Церкви делать без епископа. Епископ вместе с пресвитерами руководит жизнью общины во всех ее аспектах и в первую очередь в сакраментальных9. Предложенное
8 В этой связи, говоря о первенстве ап. Петра, свт. Амвросий Медиоланский подчеркивает, что речь может идти только о его первенстве в вере и свидетельстве, а не о первенстве чина и чести (primatum confessionis utique, non honoris, primatum fidei, non ordinis) (Ambrosius. De incarnationis Dominicae sacramento. 32).
9 Ignatius Antiochenus. Epistula ad Smyrnaeos. 8.
св. Игнатием обоснование иерархии внутри общины связано с представлением о епископе как об образе Христа, а о пресвитерах — как об образе собора апостолов10. Каждая церковная община, в силу своей евхаристической природы, являет собой тем самым сообщество учеников, призванных Христом к участию в Тайной Вечере. Единство локальной Церкви определяется ее возглавлением одним епископом11. В то же время епископ не является своеобразным церковным монархом и опирается в своем служении на согласие клира и народа12. Следует также подчеркнуть, что, несмотря на самостоятельность локальной Церкви, она не является изолированной, но пребывает в постоянном общении с другими локальными Церквами. Представлять локальную Церковь в рамках межцерковного общения — вновь функция епископа. Однако развитие межцерковного общения приводит к постановке вопросов, которые не могут быть разрешены полностью на локальном уровне и требуют широкого церковного консенсуса. Это обстоятельство приводит к появлению 2, 3 и 4-го функциональных типов первенства, связанных между собой и базирующихся на уже твердо оформившемся к середине III в. первом типе13.
2. Хранение и благовестие апостольского предания. Церковные общины, имеющие непосредственное апостольское происхождение, и их предстоятели наделяются особым вероучительным и дисциплинарным авторитетом в рамках межцерковного общения (св. Ириней Лионский, Тертуллиан и др.14), поскольку
10 Ignatius Antiochenus. Epistula ad Ephesios. 6; Epistula ad Magnesios. 6; Epistula ad Tral-lenses. 3; Epistula ad Smyrnaeos 8.
11 По свмч. Киприану, связь епископа и локальной Церкви нераздельна, и именно общением со своим епископом определяется для верующих принадлежность к Церкви (episcopum in ecclesia esse et ecclesiam in episcopo et si qui cum episcopo non sit in ecclesia non esse — Cypria-nus. Epistulae. 66. 8).
12 См., например: Cyprianus. Epistulae. 19.
13 Об историческом развитии форм координации отношений между локальными Церквами см.: Vogel C. Unité de l'Église et pluralité des forms historiques d'organisation ecclésiastique du IIIe au Ve siècle || L'épiscopat et l'Église universelle / Y. Congar, B.-D. Dupuy, éd. P., 1962. P. 591-636.
14 При возникновении спорных вопросов, по св. Иринею, необходимо прибегать к авторитетному свидетельству Церквей, имеющих непосредственное апостольское происхождение (in antiquissimas recurrere ecclesias, in quibus apostoli conversati sunt). В качестве очевидного примера апостольского преемства св. Ириней приводит Римскую Церковь. Он именует ее «величайшей, древнейшей и всем известной» и подчеркивает факт ее основания апп. Петром и Павлом (maximae et antiquissimae et omnibus cognitae, a gloriosissimis duobus apostolis Petro et Paulo Romae fundatae et constitutae ecclesiae). Далее епископ Лугдуна указывает: «Необходимо, чтобы к этой Церкви, благодаря ее начальной значимости, обращалась всякая Церковь, т. е. повсюду верующие, так как в ней апостольское предание всегда сохранялось верующими повсюду» (Ad hanc enim ecclesiam propter potentiorem principalitatem necesse est omnem convenire ecclesiam, hoc est eos qui sunt undique fideles, in qua semper ab his qui sunt undique conservata est ea quae est ab apostolis traditio). Таким образом, авторитет римского свидетельства определяется не только историческим происхождением Римской Церкви, но и ее максимально широкой «сетью» общения. Другой пример апостольской Церкви для св. Иринея — это община Эфеса. Указывает он и на свою персональную линию преемственности по отношению к апостолам через своего учителя — Поликарпа Смирнского. Очевидно, что апостольское предание, с точки зрения св. Иринея, нераздельно и объединяет всю Церковь в единое целое (traditionem itaque apostolorum in toto mundo manifestatam), однако это единство реализуется на совершен-
они как хранители живой памяти об апостольской проповеди имеют ключи к правильному пониманию Писания. С богословской точки зрения в основе данного типа первенства лежит локально-историческая трактовка апостоличности, в рамках которой апостольское преемство связывается с историческими обстоятельствами проповеди христианской веры и основания отдельных Церквей апостолами и их преемниками15.
3. Демаркация Кафолической Церкви от схизматических сообществ. Данная функция первенства (сформулированная уже в трудах св. Илприана ^рфаген-ского) представляется несколько более абстрактной, чем иные. Она предполагает коллективный примат в Церкви всей епископской коллегии, единство которой связывается с фигурой ап. Петра16. Единство епископата определяется через апостольское преемство по рукоположению17. Апостоличность при этом приобретает форму универсально-иерархического принципа, не сводящегося лишь к идее исторического преемства конкретных общин по отношению к апостолам. Единство епископской коллегии как согласного множества (episcopatus unus episcoporum multorum concordi numerositate diffusus)18 очерчивает границы Церкви и отделяет ее от ересей и расколов. Хотя все епископы занимают кафедру Петра19, Римской Церкви как исторической кафедре Петра может приписываться особая (хотя и несколько неопределенная и пассивная) роль в церковном общении, однако без права навязывания своей позиции другим Церквам20.
но конкретном, историческом уровне в апостольском преемстве епископов внутри отдельных локальных Церквей, пребывающих в согласии друг с другом (Irenaeus. Adversus haere-ses. III. 3-4).
Tertullianus. De praescriptione haereticorum. 21, 36; Adversus Marcionem. I. 21, IV. 5. В то же время Тертуллиан подчеркивает, что все локальные Церкви являются в некотором смысле апостольскими, поскольку имеют прямо или опосредованно апостольское происхождение (Tertullianus. De praescriptione haereticorum. 20).
Eusebius. Historia ecclesiastica. V. 24; Cyprianus. Epistulae. 75. 6; Athanasius Alexandrinus. Apologia contra arianos. 35. Об идее апостоличности у Евсевия ^сарий^ого см.: Salaverri J. La sucesión apostólica en la Historia eclesiástica de Eusebio Cesariense // Gregorianum. 1933. Vol. 14(2). P. 219-247.
15 Типология моделей апостоличности в доникейский период предложена нами в статье: Захаров Г. Е. Идея апостольского преемства в послании свт. Фирмилиана Kесарийского к свмч. ^приану Kарфагенскому // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2019. Вып. 85. С. 11-30.
16 Cyprianus. Epistulae. 66. 8; 70. 3; 73. 7, 11; Cyprianus. De ecclesiae catholicae unitate. IV-V.
17 Cyprianus. Epistulae. 66. 4; 75. 16 (послание Фирмилиана ^сарий^ого).
18 Ibid. 55. 24. О единстве епископской коллегии см. также: Cyprianus. De ecclesiae catholi-cae unitate. V; Cyprianus. Epistulae. 66. 8.
19 Ibid. 43. 5: «Один Бог и один Христос и одна Церковь и одна кафедра, воздвигнутая на Петре по слову Господню. Не может быть воздвигнут иной алтарь или явиться новое священство помимо одного алтаря и одного священства» (Deus unus est et Christus unus et una ecclesia et cathedra una super Petrum Domini voce fundata. Aliud altare constitui aut sacerdotium novum fieri praeter unum altare et unum sacerdotium non potest).
20 Св. ^приан именует Римский престол «первенствующей Церковью» (ad ecclesiam principalem) и «кафедрой Петра» (ad Petri cathedram — очевидно, в историческом смысле, при этом примечательно, что Римский престол не рассматривается как кафедра Петра и Павла, поскольку предстоятель у Церкви одномоментно может быть только один), свидетельствует, что к римлянам нет доступа нечестию (perfidia habere non possit accessum), и указывает, что
В этой связи очень показательно отношение к Римскому престолу африканского епископата в III—V вв.21 Римский престол рассматривается как символ или как своеобразный центр единства епископской коллегии. Оптат22 и блж. Августин23 в рамках антидонатистской полемики подчеркивают факт исторического преемства римских епископов по отношению к ап. Петру. Однако практика апелляции клириков к Римской Церкви в 424(5) г. соборно запрещается африканскими епископами24. Омийский епископ из Иллирика Палладий Ратиарский в конце IV в. и вовсе отвергает идею римского примата на основании Киприанова представления об обладании всеми епископами кафедрой Петра25. Свт. Амвросий Ме-диоланский26 и блж. Иероним Стридонский27, напротив, развивают концепцию Римского престола как центра кафолического общения, наделяя его уникальной и активной ролью в определении его границ. Таким образом, в их трудах демаркационная функция фактически интегрируется в рамки пятой функции — функции вселенского попечения, о которой мы будем говорить ниже.
4. Региональная консолидация епископата. Данная функция первенства в наибольшей мере была связана с практическими вопросами и менее всего становилась предметом теоретизации. Она обусловлена необходимостью реализации конкретных церковных актов, которые не могут быть осуществлены на уровне локальной Церкви и требуют епископского консенсуса. Данная функция реа-лизовывалась на региональном уровне церковной организации и предполагала формирование единого сообщества епископов в рамках провинций28, а затем
из Рима «произошло единство священства» (unde unitas sacerdotalis exorta est) (Cyprianus. Epis-tulae. 59. 14). В Ep. 48. 3 Римская Церковь именуется «первопричиной» и «корнем» Кафолической Церкви (ecclesiae catholicae matricem et radicem). Обращаясь к папе Корнелию, св. Ки-приан называет «его общение» «единством Кафолической Церкви» (communicationem tuam id est catholicae ecclesiae unitatem) (Ibid. 48. 3). В то же время св. Киприан выступает против практики апелляции к Римской Церкви клириков других регионов (Ibid. 59. 14) и осуждает попытки навязывания римской позиции другим епископам (Sententiae episcoporum (CSEL. 3. 1. P. 436)).
21 Об этом в целом см.: Маттеи П. Римский примат в восприятии африканских христиан: предыстория, содержание и исторические следствия // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. Вып. 4(47). С. 40—61.
22 Optatus. Adversus Parmenianum. II. 3.
23 Augustinus. Epistulae. 53. 1. 2. При этом, несмотря на признание особого статуса Римской кафедры (in qua semper apostolicae cathedrae viguit principatus), блж. Августин говорит о значимости согласия и с другими апостольскими Церквами (apostolicarum ecclesiarum), на мнение которых можно опереться в конфликтной ситуации (Augustinus. Epistulae. 43. 3. 7).
24 Concilia Africae a.345—a.525 / Ch. Munier, ed. // CCSL. 149. Turnhout, 1974. P. 266.
25 Dissertatio Maximini contra Ambrosium. 122—124.
26 Ambrosius. De excessu fratris. I. 47; Epistulae extra collectionem. 5 (Maur. 11). 4; 9 (Maur. 13). 4; Epistulae. 70 (Maur. 56). 7.
27 Hieronymus. Epistulae. 15. 2; 16. 2; 123. 10. В то же время в одном из своих посланий блж. Иероним подчеркивает, что римский епископ не обладает епископским достоинством в большей мере, чем другие (eiusdem meriti, eiusdem est et sacerdotii). Все епископы суть преемники апостолов (omnes apostolorum successores sunt) (Hieronymus. Epistulae. 146. 1).
28 Статус главы церковной провинции — митрополита — подробно представлен в 9-м каноне Антиохийского собора: он сопрягается с особыми преимуществами чести (Ö6ev e6o|e xai тд тщд npor|Y£To6ai oûtov) и объясняется а) практической необходимостью — столица области играет роль центра коммуникации (ôià то êv тд ^r^ponó^a ятлихобст
диоцезов и обширных церковных регионов, не совпадающих в своих границах с государственными диоцезами29.
Епископ главного города региона (на уровне церковной провинции — митрополит, на уровне церковного диоцеза — экзарх30, затем — патриарх) должен организовывать и легитимировать урегулирование проблем, выходящих за рамки компетенции отдельной локальной Церкви. При этом первенствующий епископ не получает права единоличного решения общих вопросов и может действовать только в согласии с другими епископами региона31. Несмотря на то что границы церковных регионов и возвышение в их рамках первенствующих кафедр обусловлены, как правило (хотя и не исключительно), административно-политическим устройством Империи, основанием такого первенства опять же является идея апостольского преемства епископата. При этом апостольское преемство, предаваемое через рукоположение, понимается в данном случае не как принадлежность отдельной общины, а как общее достояние епископской коллегии, а также как инструмент иерархизации отношений между епископа-
ouvтpéxElv яávтaç toùç та npáYM-ата ëxovтaç); б) древним правилом отцов (ката tov äpxaXov xpaтfoavтa èx râv Пaтépмv ri^öv xavóva). ^нон говорит о невозможности для отдельного епископа действовать в вопросах, выходящих за рамки его компетенции как главы локальной Церкви, без согласия митрополита и прочих епископов провинции. В соответствии с канонами Никейского и Антиохийского соборов в функции митрополита входят: 1) контроль за рукоположениями епископов (каноны 4 и 6 Никейского собора, канон 19 Антиохийского собора); 2) организация суда над ними (каноны 14-15 Антиохийского собора); 3) организация рассмотрения апелляций на епископские решения (канон 20 Антиохийского собора); 4) допущение перемещений не имеющих свои Церкви епископов на вакантные кафедры, а также совершения рукоположений и решения других церковных вопросов епископами других областей в локальных Церквах, находящихся в подконтрольной митрополиту провинции (каноны 13 и 16 Антиохийского собора); 5) регулярный созыв и легитимация решений провинциальных соборов, которые и должны рассматривать общие для епископата провинции вопросы (каноны 16, 19 и 20 Антиохийского собора); 6) контроль совместно с другими епископами провинции за обращениями епископов и клириков к императорам (канон 11 Антиохийского собора).
29 ^мол^^цм локальных Церквей в рамках диоцезов предусмотрена канонами 2 и 6 Kонстантинопольских соборов 381-382 гг. и канонами 9, 17 и 28 Халкидонского собора 451 г. В последнем каноне три диоцеза — Фракия, Асия и Понт — оказываются под главенством константинопольского архиепископа, что можно рассматривать как акт создания ^штан-тинопольского патриархата. В рамках диоцеза Восток, напротив, было сформировано два патриархата во главе с Антиохийской и Иерусалимской кафедрами (ACO. II. 1. 3. P. 3-7).
30 Об «экзархах» см.: Петр (Л'Юилье), архиеп. Правила первых четырех Вселенских соборов. М., 2005. С. 377-385.
31 Такова суть 34-го апостольского правила: «Епископам всякого народа подобает знать первого среди них и признавать его как главу и ничего особенного не делать без его рассуждения: заниматься же каждому только тем, что касается его общины и мест, ей принадлежащих. Но и первый ничего да не совершает без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие, и прославится Бог через Христа во Святом Духе» (Toùç èmoxônouç ÉxáoTOU ë6vouç elôÉvai xp^i tov èv aÙTOlç npöTOv xai riYeTo6ai aûràv mç ксфа^г^, xai ^r|ôév т neprnov npáxreiv aveu тлд èxeivou YvM^riíT èxetva ôè ^óva exaorav, öoa т^ айтоО napoixía émPáÁAei xai тай; ш' aúi^v xwpauç âAAà ^r|ôè èxetvoç aveu iflç яávтмv yvm^ç noienra тГ ойтм Yap ó^óvoia шта^ xai ôo|ao6f|oeтal ó ©eôç ôià XpioTOÜ èv тф óyíw nve^^™) (Les Constitutions apostoliques. T. III. Livres VII et VIII / Éd. M. Metzger (SC. 336). P., "1987. P. 284).
ми, поскольку сама по себе община не может сообщить апостольское преемство своему предстоятелю.
Ранние формы первенства и процесс «синодализации» церковного строя. Каждый из обозначенных трех сверхлокальных функциональных типов первенства сам по себе оказывается недостаточен для реализации своих исторических задач. В первую очередь это касается второго функционального типа, поскольку сама его специфика делала его все менее и менее эффективным с естественной сменой поколений. Память об апостольской проповеди в конкретном городе становится с годами все менее живой и утрачивает свое первоначальное значение. Представление об универсальном единстве вероучения и нравственной традиции, которое в качестве оборотной стороны предполагало демаркацию Кафолической Церкви от еретических сообществ, требовало существования института, с помощью которого епископская коллегия могла бы сформулировать доктринальную и дисциплинарную норму и зафиксировать ее в авторитетных текстах: вероучительных символах и формулах и канонических постановлениях. Абсолютно же необходимым существование подобного рода института представляется в контексте четвертой функции, поскольку, как уже отмечалось, первенствующий епископ региона не обладал единоличной властью, а являл собой координатора епископского консенсуса.
Очевидно, что институтом, который позволяет отчасти реализовать все обозначенные исторические задачи, является институт церковного собора. Если в доникейский период существовала возможность созыва соборов епископов лишь одного или нескольких близких друг к другу регионов, а координация и рецепция соборных решений осуществлялась через переписку, то в IV в. представление о коллегиальном первенстве всей епископской коллегии нашло также свое выражение в возникновении института вселенского собора. Этот тип собора был призван формулировать вероучительный и дисциплинарный консенсус общецерковного масштаба, являя собой ясный критерий ортодоксальности, а также разрешать конфликты, неразрешимые на региональном уровне (особенно касающиеся наиболее значимых епископских престолов). При этом в роли координатора соборной активности епископата на вселенском уровне выступал император. В этой связи неслучайна попытка Евсевия Кесарийского наделить императора функцией «общего епископа» по отношению к епископату32. Впрочем, подобного рода служение императора так и не получило ясного экклезио-логического обоснования, сохраняя при этом свое практическое значение. Императоры, как правило, не действовали самовластно, а создавали условия для обретения епископского консенсуса или опирались на авторитет важнейших кафедр и персонально влиятельных епископов. Так, император Феодосий I, реализуя в рамках своего законодательства функцию отделения кафоликов от еретиков, в качестве критерия выдвигает общение и согласие с отдельными наиболее авторитетными епископами: сначала на общецерковном уровне с епископами Рима и Александрии, затем — на региональном уровне — с целым рядом восточных епископов33. Развитие соборного института и универсализация нормы
32 О квазиепископском статусе Константина см.: Eusebius. Vita Constantini. I. 44; IV. 24.
33 Codex Theodosianus. XVI. 1. 2-3.
Предания привели к формализации представлений о локальном апостольском преемстве34. Апостольское происхождение тех или иных кафедр рассматривалось в IV—V вв. в первую очередь как основание для притязания на их особый престиж в межцерковном общении или как инструмент укрепления позиции той или иной группы епископов в рамках церковных конфликтов35.
Можно ли утверждать, что развитие соборного института и особенно института вселенского собора позволило разрешить основные организационные проблемы церковной жизни? Ответ на этот вопрос будет скорее отрицательным. Появление в период арианских споров IV в. феномена церковного течения превратило соборы из средства консолидации в инструмент дробления епископата. Различные группы епископов формулировали свою позицию, связанную с вероучительной, дисциплинарной и церковно-политической проблематикой конфликта, с помощью «партийных» соборов, имеющих неясный региональный охват и претендующих на универсальную истинность своих решений. Фактически «соборные войны», в которых принимали активное участие и императоры, стали оборотной стороной консолидационных процессов в Церкви и христианизации Империи36.
Вселенские соборы, созываемые императорами для обретения общего консенсуса, также оказались весьма проблематичным инструментом церковного общения. Регулярный созыв вселенских соборов был невозможен из-за транспортных, финансовых и политических сложностей. Для эффективной работы собора требовалась добрая воля всех императоров-соправителей, отношения между которыми могли быть враждебными. В этой связи достаточно вспомнить, что вселенский собор по делу свт. Иоанна Златоуста так и не состоялся из-за вражды между дворами императоров Аркадия и Гонория37. Степень представительности вселенских соборов всегда была очень относительной: все или даже большинство епископов Церкви никогда исторически не собирались в одном месте для решения общих вопросов. Рецепция постановлений и даже самого статуса собора зависела от признания его согласия с Преданием и его преемственности по отношению к предыдущим соборам, что было далеко не всегда очевидно и приводило, как правило, не к разрешению конфликта, а к началу его нового витка. Примечательно при этом, что институт вселенского собора не получил нормативного описания в канонической традиции. Кризис соборного института в позднеантичный период привел к появлению проектов интеграции первенства второго и третьего типов в рамках пятого функционального типа. Четвертый тип первенства также отчасти мог иерархически соотноситься с пятым.
34 О противопоставлении исключительно формального иерархического преемства и подлинного преемства в единоверии см.: Gregorius Theologus. Orationes. 21. 8.
35 См., например, о притязаниях Диоскора Александрийского на особые привилегии в силу преемственности по отношению к ап. Марку и об отстаивании Антиохийской кафедрой своего значения в силу преемственности по отношению к ап. Петру: Theodoretus. Epistulae. 86.
36 О феномене церковного течения в IV в. см.: Захаров Г. Е. Феномен церковного течения в корпусе писем свт. Василия Великого // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 89. С. 9—26.
37 Palladius. Dialogus de vita S. Ioannis Chrysostomi. III. 121-157; IV. 1-68.
5. Вселенское попечение. Данная функция, как и первая, носит интегральный характер и предполагает, что одна или несколько епископских кафедр обладают уникальным статусом в рамках церковного общения и реализуют особое попечение о церковном единстве на вселенском уровне. Это попечение может подразумевать уникальный авторитет в рамках доктринального и дисциплинарного учительства и определения границ кафолического единства, а также прерогативу принятия апелляций на решения о низложении епископов (и иногда также о запрещении клириков)38, принятые на региональном уровне, и преимущественное право рецепции постановлений соборов, в том числе и вселенских39.
В своем моноцентрическом, точнее римоцентрическом, варианте данный тип первенства формируется в IV—V вв. Очевидно, его генезис был обусловлен таким масштабным конфликтом, как арианские споры, в рамках которого друг другу противостояли большие группы епископов. В добавление к этому в церковной традиции уже с IV в. начинает активно развиваться противопоставление Востока и Запада как двух принципиально различных частей христианского мира40. В этих условиях среди части епископата (особенно в западных областях и на Балканах) возникает стремление найти своеобразную точку опоры41. На эту роль выдвигается Римская Церковь, которая уже в доникейский период стремилась занять особое место в реализации описанной нами второй функции первенства, настойчиво заявляя о хранении ею наследия ап. Петра42. При этом идею об уникальном статусе Римской Церкви развивают не только сами римские епископы, но и некоторые церковные соборы эпохи арианских споров, например Сердикский собор 343 г., фиксирующий апелляционные прерогативы Римского престола43, а также Аквилейский собор 381 г.44 и ряд Римских соборов второй по-
38 Достаточно вспомнить дело африканского пресвитера Апиария, ставшее поводом для серьезного конфликта между африканским епископатом и Римским престолом. Об их взаимоотношениях в первой половине V в. см.: Merdinger J. E. Rome and the African Church in the Time of Augustine. New Haven; L., 1997.
39 См.: Захаров Г. Е. Внешняя коммуникация и богословская традиция Римской Церкви в эпоху арианских споров. М., 2019. С. 264—265.
40 См.: Там же. С. 58-73.
41 См.: Там же. С. 97-104.
42 Cyprianus. Epistulae. 75. 17. См. также: Eusebius. Historia ecclesiastica. V. 23-24.
43 См. каноны 3, 4 и 7 в латинской и каноны 3, 4 и 5 в греческой версиях. См. также: Hess H. The Early Development of Canon Law and the Council of Serdica. Oxford, 2002. Ключевое значение для понимания римоцентрической позиции Сердикского собора имеет фраза из соборного послания к папе Юлию I: «Станет очевидным, что это прекрасно и совершенно правильно, если священники (т. е. епископы. — Г. З.) Господни из каждой конкретной провинции обращаются к главе, то есть к престолу апостола Петра» (Hoc enim optimum et valde congruentissimum esse videbitur, si ad caput, id est ad Petri apostoli sedem, de singulis quibusque pro-vinciis Domini referant sacerdotes) (Hilarius Pictaviensis. Fragmenta historica. II. 9). Будущее время глагола videbitur в начальной части этой довольно громоздкой фразы, возможно, указывает на то, что, по мысли участников собора, уже существующая практика обращения к Римскому престолу будет осознана всеми епископами как необходимая.
44 Ambrosius. Epistulae extra collectionem. 5 (Maur. 11). 4: «Даже если бы этого не было, мы должны были заклинать вашу милость (т. е. императоров. — Г. З.), чтобы она не позволяла смущать главу всего римского мира, Римскую Церковь, и священную апостольскую веру, ибо оттуда для всех проистекают законы благоговейного общения» (пер. Д. Е. Афиногено-
ловины IV в.45 Богословское обоснование моноцентрического первенства было основано первоначально на синтезе двух более ранних концепций апостолич-ности: локально-исторической (Иринеевской) и универсально-иерархической (^приа-новской). В результате Римский престол выступает как общецерковный иерархический центр в силу своего исторического Петрова происхождения. Особый статус Римской Церкви рассматривается не как результат соборных решений, а как часть Божественного Откровения46. K середине V в. в римской традиции формируется представление о Римском папе как о викарии ап. Петра, который продолжает актуально руководить Церковью через своих преемников47. Данная трактовка, при всей ее спекулятивности, судя по всему, была обусловлена попыткой практической реализации идеи святости Церкви в межцерковном общении, которое имело тенденцию деградировать до уровня политической борьбы епископских партий. При этом римская экклезиологическая традиция первоначально не противопоставляла себя античному полисному и имперскому контексту48, а пыталась трансформировать римскую идею в христианском ключе,
ва) (Quod etiam si deforet, tamen totius orbis Romani caput Romanam ecclesiam atque illam sacro-sanctam fidem apostolorum ne turbari sineret obsecranda fuit clementia vestra; inde enim in omnes venerandae communionis iura dimanant).
45 См.: Захаров Г. Е. Внешняя коммуникация... С. 150-216.
46 Decretum Damasi (Gelasianum). III. 1. См. также: Reutter U. Damasus, Bischof von Rom (366-384). Leben und Werk. Tübingen, 2009. S. 468-513.
47 Leo Magnus. Sermones. V. 5; Epistulae. 61. 2, а также послание еп. Петра Хрисолога: Leo Magnus. Epistulae. 25. 2. См. также: Грацианский М. В. Haeres Petri sive vicarius Petri: обоснование исключительных властных прерогатив римского епископа папой Львом Великим // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 89. С. 27-48.
48 В то же время для папских текстов уже в первой половине V в. было характерно утверждение о приоритетности апостольского происхождения по сравнению с иными факторами, способствовавшими возвышению Церквей. Так, папа Иннокентий I, говоря о первенстве Антиохийского престола в рамках диоцеза Восток, связывает его в большей мере не с величием города (civitatis magnificentia), а с тем обстоятельством, что он был «первым престолом первого апостола» (prima primi apostoli sedes) (Innocentius I. Epistulae. 24. 1). Свт. Лев Великий, отдавая должное Kонстантинополю как regia civitas и указывая, что его предстоятель Анатолий должен удовольствовать тем, что получил епископство в таком городе (episcopatum tantae urbis), подчеркивает неапостольское происхождение кафедры восточной столицы Империи и призывает отделять дела Божественные от светских (alia tamen ratio est rerum saecularium, alia divinarum). То есть, фактически признавая особое значение Kонстантинополя (в т. ч. и в церковном отношении, раз занимать его кафедру весьма почетно), он считает это обстоятельство недостаточным для наделения его епископа особыми привилегиями. Нормативный церковный порядок папа связывает именно с апостольским происхождением и постановлениями Никейского собора (Leo Magnus. Epistulae. 104. 3). Развивая идею римского примата, свт. Лев указывает, что Рим стал главой мира через «священный престол блаженного Петра» (per sacram beati Petri sedem caput orbis effecta), однако ап. Петр как «принцепс апостольского чина» (princeps apostolici ordinis) принимает попечение именно над Римом, чтобы свет истины (lux veritatis) более действенно излился из главы «во все тело мира» (ab ipso capite per totum mundi corpus effunderet) (Leo Magnus. Sermones. LXXXII. 1, 3). Таким образом, выбор Рима в качестве места апостольского служения Петра определяется все-таки столичным статусом этого города. Имперский принцип, в результате, в случае с Римом оказывается не замещенным принципом апостоличности, а включенным в него. Государственный статус города при этом сам по себе не может компенсировать отсутствие апостольского происхождения той или иной Церкви, хотя фактически и наделяет ее епископа особым влиянием.
через ее переосмысление сквозь призму мученического подвига в Риме апп. Петра и Павла и других святых49.
Как это ни парадоксально, при всей настойчивой демонстрации своего уникального статуса в Церкви, римские епископы стремились поддержать особый статус и других кафедр, имевших Петрово происхождение: Дамас I развивал учение о трех Петровых кафедрах — Римской, Александрийской и Антиохий-ской50, Иннокентий I, конфликтовавший с Александрий, подчеркивал Петрово происхождение Римской и Антиохийской кафедр51, Лев Великий вновь обратился к идее трех Петровых кафедр, утверждая, что беззакония Диоскора не могут способствовать умалению статуса Александрии52 и не признавая достигнутое на Халкидонском соборе 451 г. соглашение между Антиохией и Иерусалимом о разграничении юрисдикций в рамках диоцеза Восток как нарушающее интересы первой53. Впрочем, в рамках экклезиологической концепции свт. Льва Великого приоритетное значение данных кафедр нисколько не умаляет очевидный для него статус Римского престола как уникального центра церковного общения, обладающего попечением о всей полноте Церкви54. Этот статус, по мысли свт. Льва, предполагает, в частности, символическое председательство папы через своих представителей на вселенском соборе55. В то же время реальная практика проведения больших соборов в IV—V вв. указывает на то, что идея вселенского примата Римского престола не была органичным образом соотнесена с идеей вселенского собора как инструмента достижения общецерковного консенсуса56.
Специфической формой соотнесения универсального римского примата с процессом региональной консолидации епископата становится Фессалони-кийский викариат, в рамках которого фессалоникийский епископ осуществляет первенство в двух диоцезах — Македонии и Дакии — не в силу первенствующего статуса самой Фессалоникийской Церкви, а в качестве викария римского епи-скопа57.
Отношение восточного епископата к идее уникального статуса Римского престола в Церкви развивалось скорее в практической, чем в теоретической
49 См.: Захаров Г. Е. Внешняя коммуникация... С. 261—264.
50 Decretum Damasi (Gelasianum). III. 3.
51 Innocentius I. Epistulae. 24. 1.
52 Leo Magnus. Epistulae. 106. 5.
53 Такой вывод можно сделать на основании: Ibid. 119.
54 Ibid. 14. 11. Свт. Лев указывал, что все епископы обладают одинаковым достоинством, но статус епископских кафедр неодинаков. Особое значение имеют епископы главных городов провинций (митрополиты). Епископы более значимых городов должны иметь более обширное попечение (et rursus quidam in maioribus urbibus constituti sollicitudinem susciperent ampliorem), при этом через них Римский престол как кафедра Петра осуществляет заботу о всей Вселенской Церкви (per quos ad unam Petri sedem universalis ecclesiae cura conflueret).
55 Ibid. 93. 1.
56 О процедуре проведения вселенских соборов см.: Пашков Д., прот. Процедура Вселенских Соборов I/ Собор и соборность: к столетию начала новой эпохи: Материалы международной научной конференции 13—16 ноября 2017 г. М., 2018. С. 27—39.
57 Об этом см.: Pietri Ch. Roma Christiana. Recherches sur l'Église de Rome, son organisation, sa politique, son idéologie de Miltiade à Sixte III (311—440). Rome, 1976. P. 1069—1147.
плоскости. Восточные епископы по возможности стремились заручиться поддержкой Римской кафедры и порой апеллировали к ней в случае поражения в церковно-политической борьбе, однако была заметна и тенденция к отстаиванию церковной автономии Востока58. В то же время последовательной с эк-клезиологической точки зрения критики идеи уникального вселенского первенства Рима мы в восточной традиции рассматриваемого периода не обнаруживаем. В качестве своеобразных контртезисов Константинопольские соборы 381—382 гг. выдвигают идею апостольности Антиохии, именуют Иерусалим «матерью всех Церквей»59, а Константинополь представляют как Новый Рим60. Близость к императорскому престолу, а также естественная роль центра церковной коммуникации и богословской культуры, в некоторой степени восполняют для Константинополя отсутствие достоверно подтвержденного апостольского происхождения61, которое, как уже отмечалось, к IV—V вв. превращается фактически в формальный принцип. Особый региональный и в менее ясной форме сверхрегиональный статус Константинополя находит фиксацию в канонах Хал-кидонского собора62, встретив жесткое неприятие Римской кафедры63. В VI в. в Юстиниановом законодательстве получает развитие представление о пяти патриарших престолах64, которое становится основой для византийской концепции пентархии — согласного первенства в Церкви пяти патриархов65, служение которых приравнивается свт. Мефодием Константинопольским к апостольско-му66. Как и римская, византийская традиция, таким образом, основывает функ-
58 Cм.: Dvornik F. Op. cit. P. 20.
59 Theodoretus. Historia ecclesiastica. V. 9.
60 3-й канон Константинопольского собора 381 г.
61 Показательно при этом, что свт. Иоанн Златоуст все-таки называет Константинополь «городом апостолов» (| nôkç TÖv taooTÓ^MV — Ioannes Chrysostomus. Homilia contra ludos et theatra. 1), чему могли способствовать как наличие в нем храма Святых Апостолов и мощей свв. Андрея, Луки и Тимофея, так и, возможно, начало формирования легенды о проповеди ап. Андрея в Византии (см.: Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. СПб., 2007. С. 163). Столичный статус города как нового христианского центра Империи способствовал стяжанию Константинополем своеобразной «вторичной апостоличности» через приобщенность к почитанию апостолов.
62 Каноны 9, 17 и 28 Халкидонского собора 451 г. Вопросу об интерпретации первых двух из них, которые порой рассматриваются как подтверждение права Константинопольского престола разрешать церковные конфликты за рамками своего патриархата, мы планируем посвятить отдельное исследование.
63 О неприятии свт. Львом 28-го правила Халкидонского собора см.: Leo Magnus. Epistu-lae. 104—106.
64 О пентархии в законодательстве Юстиниана I см.: Blaudeau Ph. Entre tradition et innovation ecclésiologique: L'idée pentarchique de Justinien // Theologie zwischen Tradition und Innovation I La théologie entre tradition et innovation: Échanges interdisciplinaires / S. Loiero, F.-X. Am-herdt, éd. Fribourg, 2019. P. 61—74.
65 О пентархии в целом см.: Gahbauer F. R. Die Pentarchietheorie: Ein Modell der Kirchenleitung von den Anfängen bis zur Gegenwart. Frankfurt am Main, 1993.
66 Darrouzès J. Le patriarche Méthode contre les Iconoclastes et les Stoudites // Revue des études byzantines. 1987. Vol. 45. P. 44—49. О пентархии у прп. Феодора Студита см.: Изотова О. Н. Пять патриархов в письмах прп. Феодора Студита // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 91. С. 11—27.
цию вселенского попечения на идее актуализации апостольства для достижения общецерковного согласия. Впрочем, идея пентархии в условиях исламского завоевания Ближнего Востока лишь прикрывает явную тенденцию к поляризации христианского мира вокруг двух церковных центров — Рима и Константинополя, что в конечном счете и станет главной исторической причиной глобального церковного разделения.
Настоящий обзор основных функций первенства и их исторической реализации в раннехристианский период позволяет сделать ряд выводов, которые представляются актуальными в современном богословском контексте:
1. Первенство во всех его многообразных формах не является монолитным основанием единства Церкви, а лишь исторически изменчивым инструментом установления взаимосвязи между его диахронным и синхронным аспектами.
2. Только первая функция первенства, так или иначе, предполагает непосредственное управление, осуществляемое в рамках локальной церковной общины. Первенство, реализуемое в рамках межцерковной коммуникации, носит иной, координационный характер и не подразумевает подчинение локальных Церквей какому-либо управленческому институту, хотя практика епископских поставлений и суда, а также представление о необходимости достижения общецерковного консенсуса в вероучительных и дисциплинарных вопросах не позволяют общинам вести совершенно независимое друг от друга существование. При этом развитие церковной организации протекает не только в канонико-правовых рамках, но зачастую зависит от церковно-политических конфронта-ций различного уровня и характера.
3. Первенство не предполагает, как правило, противопоставления апостольского и имперского принципов церковной организации и оказывается обусловлено их сочетанием: апостоличность, будучи подлинным основанием первенства, а не просто одним из инструментов его идеологического обоснования, реализуется в специфических исторических условиях, связанных с существованием Церкви в социокультурной реальности античного города и Империи. Исчезновение этой исторической реальности приводит и к сущностной трансформации явления локальной Церкви, которая фактически превращается в составной элемент автокефальной Поместной Церкви. Это обстоятельство делает невозможным автоматическую реализацию канонических предписаний раннехристианского периода в современных условиях. Древние церковные правила и свидетельства святых отцов принципиально не учитывают и не могут учитывать опыт существования Церкви в рамках национальных и многонациональных государств современности.
4. Поскольку первенство предполагает конверсию церковного преемства в церковное согласие, оно не может достигать своей цели ни при игнорировании исторического значения важнейших кафедр и их наследия, которое при этом должно постоянно актуализироваться, в том числе и с помощью богословской мысли, ни при отказе от консенсусного способа принятия общезначимых решений. Раннехристианская трактовка церковного первенства в равной мере далека и от идеи ротации председательствующих, как это принято в современных международных организациях, и от какого-либо церковного варианта автократической монархии.
5. В рамках современной автокефальной модели церковной организации не до конца разрешенным остается вопрос о принципах достижения вселенского церковного консенсуса и роли принципа первенства в реализации этой задачи. Соборное и патристическое наследие раннехристианского периода показывает, что эта проблема не была полностью решена и в первые века христианской истории. В частности, идея вселенского собора как инструмента достижения общецерковного консенсуса и идея первенства одного или нескольких престолов оказались мало связаны между собой в практике церковной коммуникации. Вероятно, задача формирования и реализации идеальной модели церковного строя в принципе не может быть решена исчерпывающим образом в земной Церкви, которая, как и всякое сообщество, не является простым воплощением теоретических конструкций, а состоит из живых людей с их противоречивыми идеями и устремлениями. В то же время отказ от поиска вселенского консенсуса является отступлением от заповеди Христовой: «Да будут все едино»67.
Список литературы
Грацианский М. В. Haeres Petri sive vicarius Petri: обоснование исключительных властных прерогатив римского епископа папой Львом Великим // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 89. С. 27—48. Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. СПб., 2007. Захаров Г. Е. Внешняя коммуникация и богословская традиция Римской Церкви в эпоху
арианских споров. М., 2019. Захаров Г. Е. Идея апостольского преемства в послании свт. Фирмилиана Кесарийского к свмч. Киприану Карфагенскому // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2019. Вып. 85. С. 11—30. Захаров Г. Е. Феномен церковного течения в корпусе писем свт. Василия Великого // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 89. С. 9-26.
Изотова О. Н. Пять патриархов в письмах прп. Феодора Студита // Вестник ПСТГУ.
Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 91. С. 11-27. Маттеи П. Римский примат в восприятии африканских христиан: предыстория, содержание и исторические следствия // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. Вып. 4(47). С. 40-61. Пашков Д., прот. Процедура Вселенских Соборов // Собор и соборность: к столетию начала новой эпохи: Материалы международной научной конференции 13-16 ноября 2017 г. М., 2018. С. 27-39. Петр (Л'Юилье), архиеп. Правила первых четырех Вселенских соборов. М., 2005. Basdevant-Gaudemet B. Les évêques de la chrétienté et l'évêque de Rome du milieu du IIIe au milieu du Ve siècle // Basdevant-Gaudemet B. Église et Autorités. Études d'histoire du droit canonique médiéval. Limoges, 2006. P. 25-49. Blaise A. Dictionnaire latin-français des auteurs chrétiens. Strasbourg, 1954. Blaudeau Ph. Entre tradition et innovation ecclésiologique: L'idée pentarchique de Justinien // Theologie zwischen Tradition und Innovation / La théologie entre tradition et innovation: Échanges interdisciplinaires / S. Loiero, F.-X. Amherdt, éd. Fribourg, 2019. P. 61-74. Darrouzès J. Le patriarche Méthode contre les Iconoclastes et les Stoudites // Revue des études byzantines. 1987. Vol. 45. P. 15-57.
67 Ин 17. 21.
Dvornik F. Byzance et la primauté romaine. P., 1964.
Gahbauer F. R. Die Pentarchietheorie: Ein Modell der Kirchenleitung von den Anfängen bis zur
Gegenwart. Frankfurt am Main, 1993. Hess H. The Early Development of Canon Law and the Council of Serdica. Oxford, 2002. Merdinger J. E. Rome and the African Church in the Time of Augustine. New Haven; L., 1997. Meyendorff J. The Orthodox Church: Its Past and Its Role in the World Today. Crestwood,
1981.
Pietri Ch. Roma Christiana. Recherches sur l'Église de Rome, son organisation, sa politique, son
idéologie de Miltiade à Sixte III (311-440). Rome, 1976. Powell D. L. The Schism of Hippolytus // Studia Patristica. Vol. 12. B., 1975. P. 449-456. Reutter U. Damasus, Bischof von Rom (366-384). Leben und Werk. Tübingen, 2009. Salaverri J. La sucesión apostólica en la Historia eclesiástica de Eusebio Cesariense //
Gregorianum. 1933. Vol. 14(2). P. 219-247. Twomey V. Apostolikos Thronos: The Primacy of Rome as Reflected in the Church History of Eusebius and the Historico-Apologetic Writings of Saint Athanasius the Great. Münster,
1982.
Vogel C. Unité de l'Église et pluralité des forms historiques d'organisation ecclésiastique du IIIe au Ve siècle // L'épiscopat et l'Église universelle / Y. Congar, B.-D. Dupuy, éd. P., 1962. P. 591-636.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 2021. Vol. 98. P. 28-46 DOI: 10.15382/sturII202198.28-46
Georgy Zakharov, Candidate of Sciences in History, Head of the Department of Systematical Theology and Patrology, Associate Professor at the Department of World History,
St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 23B Novokuznetskaya, Moscow, 115184, Russian Federation g.e.zakharov@gmail.com ORCID: 0000-0002-3406-2088
Primacy in the ancient Church (from the 2nd to the mid-5th century):
A STUDY IN TYPOLOGY G. Zakharov
Abstract: The question of the realisation of primacy in the ancient Church has been mainly studied from the point of view of the ecclesiological and politico-ecclesiastical foundations of this phenomenon. In this paper, the author approaches the problem of primacy from a different point of view and focuses on its functional content. In the author's interpretation, primacy is an important instrument for the conversion of the diachronic unity of the Church, that is to say, of the permanent identity between the historical Church and the primitive apostolic community, into synchronic unity, realised in the communion of the members of the Church, with one another, and with
Christ. The analysis of the patristic and conciliar texts of the Early Christian period gives us the possibility to distinguish five functions of the ecclesiastical primacy with their own limits of implementation and theological justification: 1. sacramental and pastoral ministry in the local Church; 2. preservation and diffusion of the apostolic tradition; 3. demarcation of the Catholic Church from the schismatic communities; 4. regional episcopal consolidation; 5. universal solicitude (integral function). Although the Byzantine ecclesiological tradition did not accept the Roman monocentric model, the idea of universal solicitude is developed within the framework of the pentarchic model of the Church. This research as a whole shows that the idea of apostolicity was not the only one of the possible ideological justifications for the primacy. It was its necessary foundation, because the synchronic unity of the Church is unthinkable without dia-chronic one. This conclusion encourages to pay particular attention to apostolicity in contemporary ecclesiological discussions.
Keywords: early Christianity, primacy, Roman Church, pentarchy, apostolic succession, ecclesiology, church organization.
References
Basdevant-Gaudemet Brigitte (2006) "Les évêques de la chrétienté et l'évêque de Rome du milieu du IIIe au milieu du Ve siècle", in Basdevant-Gaudemet B. Église et Autorités. Études d'histoire du droit canonique médiéval. Limoges: Pulim, pp. 25—49.
Blaise Albert (1954) Dictionnaire latin-français des auteurs chrétiens. Strasbourg: Le latin chrétien.
Blaudeau Philippe (2019) "Entre tradition et innovation ecclésiologique: L'idée pentarchique de Justinien", in S. Loiero, F.-X. Amherdt (eds) Theologie zwischen Tradition und Innovation / La théologie entre tradition et innovation: Echanges interdisciplinaires. Fribourg: Schwabe Verlag, pp. 61-74.
Darrouzès Jean (1987) "Le patriarche Méthode contre les Iconoclastes et les Stoudites". Revue des études byzantines, 1987, vol. 45, pp. 15-57.
Dvornik François (1964) Byzance et la primauté romaine. Paris: Éditions du Cerf.
Dvornik Francis (1958) The Idea of Apostolicity in Byzantium and the Legend of Apostle Andrew. Cambridge (Mass.): Harvard University Press.
Gahbauer Ferdinand R. (1993) Die Pentarchietheorie: Ein Modell der Kirchenleitung von den Anfängen bis zur Gegenwart. Frankfurt am Main: J. Knecht.
Gratsianskiy Mikhail V. (2019) "Haeres Petri sive vicarius Petri: obosnovanie iskliuchitel'nykh vlastnykh prerogativ rimskogo episkopa papoj L'vom Velikim" [Haeres Petri sive vicarius Petri. Arguments of Pope Leo the Great for the exceptional prerogatives of power for the bishop of Rome]. Vestnik PSTGU. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoj Pravoslavnoj Cerkvi, 2019, Vol. 89, pp. 27-48 (in Russian).
Hess Hamilton (2002) The Early Development of Canon Law and the Council of Serdica. Oxford: Oxford University Press.
Izotova Olga N. (2019) "Piat' patriarkhov v pis'makh prp. Feodora Studita" [Five patriarchs in letters of St. Theodore the Studite]. Vestnik PSTGU. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoj Pravoslavnoj Cerkvi, 2019, vol. 91, pp. 11-27 (in Russian).
L'Huillier Peter (1996) The Church of the Ancient Councils: The Disciplinary Work of the First Four Ecumenical Councils. Crestwood: St. Vladimir's Seminary Press.
Mattei Paul "Le primat romain selon les Africains. Antécédents, contenu et postérité", in G. Zakharov (ed.), Communio et traditio: Catholic Unity of Church in Early Christian Times. Moscow: PSTGU, 2014, pp. 93-118.
Merdinger Jane E. (1997) Rome and the African Church in the Time of Augustine. New Haven, London: Yale University Press.
Meyendorff John (1981) The Orthodox Church: Its Past and Its Role in the World Today. Crestwood: St. Vladimir's Seminary Press.
Pashkov Dimitri (2018) "Protsedura Vselenskikh Soborov" [The procedure of the Ecumenical Councils], in Sobor i sobornost': k stoletiiu nachala novoi epokhi. Materialy mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii 13—16noiabria 2017 g. [Council and conciliarity: on the centenary of the beginning of a new era. Materials of the international scientific conference, November 13-16, 2017]. Moscow, pp. 27-39 (in Russian).
Pietri Charles (1976) Roma Christiana. Recherches sur l'Eglise de Rome, son organisation, sa politique, son idéologie de Miltiade à Sixte III (311—440). Rome: École Française de Rome.
Powell D. L. (1975) "The Schism of Hippolytus", in Studia Patristica, vol. 12. Berlin, pp. 449456.
Reutter Ursula (2009) Damasus, Bischof von Rom (366—384). Leben und Werk. Tübingen: Mohr Siebeck.
Salaverri J. (1933) "La sucesión apostólica en la Historia eclesiástica de Eusebio Cesariense". Gregorianum, 1933, vol. 14(2), pp. 219-247.
Twomey Vincent (1982) Apostolikos Thronos: The Primacy of Rome as Reflected in the Church History of Eusebius and the Historico-Apologetic Writings of Saint Athanasius the Great. Münster: Aschendorff.
Vogel Cyrille (1962) "Unité de l'Église et pluralité des forms historiques d'organisation ecclésiastique du IIIe au Ve siècle", in Y. Congar, B.-D. Dupuy (eds) L'épiscopat et l'Eglise universelle. Paris: Les édititions du CERF, pp. 591-636.
Zakharov Georgy E. (2019) "Fenomen cerkovnogo techeniia v korpuse pisem svt. Vasiliia Velikogo" [Phenomenon of a Church Faction in the corpus of letters of St. Basil the Great]. Vestnik PSTGU. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoj Pravoslavnoj Cerkvi, 2019, vol. 89, pp. 9-26 (in Russian).
Zakharov Georgy E. (2019) "Ideia apostol'skogo preemstva v poslanii svt. Firmiliana Kesarijskogo k svmch. Kiprianu Karfagenskomu" [Idea of apostolic succession in the epistle of St. Firmilian of Caesarea to St. Cyprian of Carthage]. Vestnik PSTGU. Seriia I: Bogoslovie. Filosofiia. Religiovedenie, 2019, vol. 85, pp. 11-30 (in Russian).
Zakharov Georgy E. (2019) Vneshniaia kommunikaciia i bogoslovskaia tradiciia Rimskoj Cerkvi v epokhu arianskikh sporov [External communication and theological tradition of the Roman Church in the period of the Arian controversy]. Moscow: PSTGU (in Russian).
