CC BY
193
РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ
УДК 2:1/14
М. Ю. Смирнов
Перспективы религии
Автор рассматривает некоторые перспективы религии в структурах современной глобализации и цивилизационных трансформаций. В статье проводится критический анализ «религиозной политики» в Российской Федерации, а также проблем восприятия религии общественным мнением и государственными институтами.
The author considers some perspectives of religion in the frameworks of contemporary globalization and civilizational transformations. The paper also provides critical analysis of the “religious politics” in the Russian Federation, and the problem of perception of religion by Russian public opinion and state institutions.
Ключевые слова: глобализация, религия, религиозный фактор, секуляризация, новые религиозные движения, «исповедание без принадлежности», Россия.
Key words: globalization, religion, religious factor, secularization, new religious movements, «believing without belonging», Russia.
Религии и «не-религии»
Обычно рассуждения о религии в целом, которые ведутся в повседневных дискурсах, предполагают, что имеется некое единое, устойчивое, само собой разумеющееся и общеразделяемое понимание того, что такое - религия. Но это представление, если оно возникает, при выяснении позиций обсуждающих сторон оказывается полностью несостоятельным. Одних только определений религии, известных по трудам мыслителей разных времён и направлений, существует не менее 3001. Что уж говорить о бесчисленных обыденных толкованиях? Если что-то можно определить 300 раз, и каждый раз, хотя бы немного, но по-разному, то что же это за явление такое?
© Смирнов М. Ю., 2013
1 В Приложении к своему учебному пособию по религиоведению Е. И. Аринин приводит для примера 100 определений религии различными авторами [1, с. 288-310].
Неизбежно приходится выбирать конкретную трактовку, наиболее убедительную лично для размышляющего над религией человека. Автор данного рассуждения не стремится к оригинальности и придерживается того понимания религии, которое усвоил в силу своего советского философского образования и трёх с половиной десятилетий последующей профессиональной работы как религиоведа. Это понимание состоит в определении религии через ключевой её признак - веру в сверхъестественное.
Разумеется, любая религия содержит в себе множество компонентов, включая доктрины (если это требуется), ритуально-культовую практику, различные типы организации. Непременным в религиях является наличие сакральных идей, образов, предметов, персон. Обязательно присутствуют и всевозможные чувственно-эмоциональные состояния, переживания людей в связи с их религиозными потребностями. Но подобное, - учения, ритуалы, организации, сакральные объекты, переживания, - так или иначе, обнаруживается практически в большинстве сфер человеческой жизни.
И только вера в сверхъестественное как в неподлежащую сомнению инобытийную трансцендентную реальность принципиально отличает религию от многообразия прочих форм общественного сознания и поведения.
Названное понимание ключевого определителя религии оказывается ограничивающим - в него явно не вписываются многие духовные системы прошлого и современности, не содержащие строгой дихотомии естественного/сверхъестественного. Но это вовсе не ущемляет достоинства таких «не-религий». Они не лучше и не хуже религий; просто это другие стратегии восприятия человеком мира и себя в мире1. Надо признать, что духовная жизнь человечества не сводима к какому-то одному, пусть и очень ёмкому, состоянию. Дальнейшее рассуждение будет касаться преимущественно того, что содержит признак веры в сверхъестественное как специфический именно для религии.
1 Автор разделяет концептуальную трактовку специфики религиозной стратегии сознания и поведения, сформулированную в монографии И. А. Тульпе «Мифология. Искусство. Религия» [6, с. 111-121].
Дадим Творцу повод улыбнуться
Как будет выглядеть религиозный «ландшафт» человечества, скажем, через столетие - точно предсказать невозможно. Любые людские прогнозы - это повод для «улыбки» Творца, понимать ли под таковым Бога или же Материю как «объективную реальность»?
Единственное, что допустимо утверждать с высокой степенью уверенности, это то, что судьба религий будет определяться судьбой исповедующих эти религии людей. Без человека ни одна религия существовать не может. Поэтому прогноз о будущем религии неминуемо становится прогнозом о будущем человека. Человек же многомерен; таким является и образуемое из людей общество. Что происходит с обществом? - Вот ключевой вопрос любого прогнозирования.
Все нынешние футурологические сценарии упираются в неизбежную констатацию размытости ориентиров при характеристике современности. Линейные изменения давно уже перестали быть ведущими в жизни человечества. Развитие науки, промышленных и информационных технологий, способов коммуникации и т. д. происходит во всё более ускоряющемся темпе. Картина повседневности по несколько раз радикально меняется уже при жизни только одного поколения. С недавних пор в научный оборот вошёл концепт «множественных современностей» [1; 7], постулирующий неизбежную
вариативность вроде бы идентичных процессов даже в однотипных обществах.
Современный человек всё острее сталкивается с диспропорцией между своими биопсихическими способностями адаптации к динамике окружающего мира и нарастающим объёмом научно-технических и социокультурных изменений. При этом умножаются различия в доступности ресурсов, в уровнях потребления и благосостояния различных сегментов общества, что чревато обострением внутренних и внешних конфронтаций в отношениях между индивидами, группами населения, народами и государствами.
На фоне всего этого перспектива религий утрачивает какое-либо однозначное направление. Но, добывая научным путём знания о прошлом и настоящем, можно попробовать предсказать какие-то наиболее вероятные, с сегодняшней точки зрения, тенденции в эволюции религиозной жизни человечества или его отдельных частей.
«Опиум народа» как «духовная скрепа»
Многократно перевранная разными произнесениями и интерпретациями фраза К. Маркса, характеризующая религию, в оригинале выглядит так: «sie ist das Opium des Volks», что наиболее точно переводится словами: «она есть опиум народа». В широком хождении по-русски чаще всего звучит «опиум для народа», что полностью искажает смысл марксовского тезиса, превратно показывая религию как якобы средство одурманивания. В действительности ничего уничижительного для религии и оскорбляющего верующих в этой фразе нет. Она лишь фиксирует анестезирующее значение религии при столкновении людей (по словам Маркса) с «бездушными порядками» и «бессердечным миром». Религия, по сути, снимает у людей болевые ощущения от переживания острых проблемам личного и социального свойства. Она заполняет лакуны и прорехи повседневного бытия, и с её помощью люди устанавливают для себя незыблемые высшие смыслы этого бытия.
И религиоведы (как светские, так и конфессиональные), и служители различных религиозных культов, какими бы ни были расхождения между ними, обычно не оспаривают компенсаторной функции религии. За все времена, последовавшие с появления фразы об «опиуме народа», социальный порядок не стал душевнее и мироустройство не стало сердечнее. Вряд ли стоит ожидать каких-то принципиальных перемен в этом отношении хотя бы на ближайшую столетнюю перспективу. Потребность в религиозном компенсаторе не утрачивается даже при наличии множества «функциональных эквивалентов», вырабатываемых современным обществом. Напротив, так называемая глобализация с её унифицирующим воздействием на любой региональный социокультурный ареал, встречая отторжение, лишь активизирует потенциал различных локальных традиций и верований, в ряду которых религии оказываются наиболее доступными и привычными средствами сохранения идентичности.
Снятие остроты «социальной боли» путём генерирования в общественном сознании религиозного образа устоев человеческого бытия даёт основание рассматривать функцию «опиума народа» как некий вариант «духовной скрепы», консолидирующей индивидов в социальное целое и создающей ощущение стабильности. Так, во всяком случае, видится нынешняя ситуация с религией в мире. Это же можно предположить и в отношении к обозримому будущему.
Ожидания и реальность
Удержание за религиями образа стабилизирующего и упорядочивающего фактора жизни ещё не означает их «автоматического» функционирования в желаемом качестве. В системе общественных отношений любой религиозный комплекс как своего рода подсистема не имеет самодостаточности и функционирует под воздействием и в рамках тех реалий, которые складываются из множества внутренних и внешних процессов любого общества. Поэтому интенсивность и способы религиозных проявлений неравномерны и противоречивы, т. е. вовсе не обязательны всегда и только благотворны для любых сегментов социума.
Но духовная «космизация» своего бытия для людей во все времена оказывается первостепенной потребностью, которую не может вытеснить ситуативный радикализм социальных и прочих трансформаций. Поэтому всегда требуется «маркер» стабильного существования, обладающий авторитетом традиции, преемственности, устойчивости. Религия, повторю, может претендовать на такую роль лучше, чем что бы то ни было ещё.
Иными словами, отсылки к религии как к авторитетной инстанции в вопросах нравственности и социального поведения, по всей видимости, никуда не исчезнут. Может лишь поменяться формальная сторона религии, т. е. на смену нынешнему религиозному спектру придёт другой набор конкретных религиозных систем, востребованных как символические представители «нормы» и «порядка». Вряд ли такое «обновление» будет полным. Скорее всего, крупнейшие религии современности сохранят какие-то позиции, но их удельный вес изменится1.
Наибольшая стабильность религий сохраняется на уровне исторически сформированных доктрин и культов. Религиозное мировоззрение вообще принципиально ретроспективно, важную тональность в нём задаёт максима: чем древнее - тем подлиннее, чем подлиннее -тем истиннее.
Однако существует ещё и организационная составляющая религиозных систем, т. е. имеется элемент, который с необходимостью социален и не может оставаться без изменений сообразно меняющемуся типу социума. Привлекательность религий уже и сейчас зачастую определяется не их доктринальным содержанием, а организационной эффективностью и удобством использования в качестве инструмента социального конструирования.
1 Вполне убедительно раскрывают эту перспективу авторы, объединённые Московским религиоведческим обществом, в относительно недавно вышедшем сборнике статей «Будущее религии в Европе» [2].
Но основополагающие концепты любых религиозных учений относятся, прежде всего, к внутреннему миру индивидов. Религиозный настрой всегда имеет персональную востребованность, формирует интимное пространство духовной жизни верующих, удостоверяет человеку его личную соразмерность высшим состояниям бытия.
Именно поэтому перевод «религиозного фактора» в публичное пространство, стремление использовать его для каких угодно благих целей превращает религии в инструменты манипулирования общественным сознанием. Тем самым, собственно вероисповедное содержание маргинализируется или вообще выхолащивается, и религии девальвируются, становятся идеологизированными конструктами.
Что в России? - «Хотели как лучше...»
Говоря о ситуации в современной России, можно в чём угодно упрекать политико-административное руководство страны, но только не в увлечённости сотериологией, эсхатологией, теологией и т. п. Публичное «стояние со свечой» при храмовом богослужении свидетельствует только о психологическом и ментальном своеобразии властвующих субъектов, но не о пронизанности их политической деятельности религиозным благочестием.
«Сплетение» власти с религией происходит преимущественно в одном смысле. А именно в том, что религия, помимо исповедания веры, мистических учений и обрядов, обладает ещё и «мобилизационным» ресурсом, и этот ресурс очень соблазнителен для светской власти. Когда управленческий потенциал власти ограничен, аккуратно скажем, нешироким кругозором и лишь тактическим мышлением её обладателей, тогда и средства подбираются подстать её (власти) умениям. Религиозные организации - они всегда «под рукой», и в их влиянии на население такая власть видит доступный и эффективный управленческий инструмент .
В дискуссиях о религии в современной России нередко вспоминается концепт симфонии «священства» и «царства». Симфония между Церковью и Г осударством была вполне естественным идеалом для христианского мира, во всяком случае - для восточного христианства. Со времён императора Константина Великого и на многие последующие века Церковь олицетворяла собой не только совокупность
1 На встрече с участниками Архиерейского собора РПЦ МП в феврале 2013 г. Президент Российской Федерации говорил о доступе этой организации к «полноценному служению в таких важнейших сферах, как поддержка семьи и материнства, воспитание и образование детей, молодежная политика, решение социальных проблем, которых очень и очень много, укрепление патриотического духа Вооруженных сил». Ц^: http://vz.rU/news/2013/2/1/618547.html (дата обращения: 23.02.2013).
поклоняющихся и служащих Богу, но и всё общество, духовным стержнем которого была исключительно религия.
Но в секулярном мире общество сепарировано от церковных организаций, которые уже не могут претендовать на то, чтобы быть выразителем всего спектра общественных настроений и потребностей. Государству приходится «договариваться» с обществом напрямую, используя язык гражданско-правового регулирования. Как оказывается, это очень дискомфортно для персонального состава государственных органов власти, особенно высших её эшелонов, самим своим статусом предполагающих отделённость и удалённость от общественной «массы». Поэтому «церковная идентичность» настойчиво стимулируется всеми доступными управленческому аппарату средствами.
Надо признать, что идея сопряжённости институтов религии и национальной государственности в России входит в набор стереотипов исторического сознания населения и даже вызывает у множества людей одобрительное отношение. Усиливающим мотивом здесь является приемлемость религии как средства сохранения этнической идентичности. В нашей стране люди сплошь и рядом называют себя православными, подразумевая за этим принадлежность к русскому народу и соответствие каким-то исконным традициям. Так что в определённой степени инструментальное использование властью религиозного фактора имеет свою опору и может быть функционально. Во всяком случае, до той поры, пока форсированная реанимация этого фактора не вступает в явное противоречие с повседневным жизненным миром современного человека.
При заметно выросшем, в сравнении с советскими временами, уровне религиозной самоидентификации населения качественная сторона отношения к религии весьма своеобразна. Даже самые завышенные показатели последователей разных религий в стране не дают больше 15 % регулярно практикующих верующих (т. е. знакомых с вероучением и неукоснительно соблюдающих религиозные предписания). Среди заявляющих о своей принадлежности к православию значительная часть является невоцерковленными в каноническом смысле; примерно четверть из них признаёт, что не верует в Бога. От православной церковности большинство её приверженцев ожидает роли «хранителя» нравственности в социальных отношениях.
Собственно говоря, это и есть свидетельство того, что церковные организации воспринимаются большинством приверженцев именно как влиятельная социальная сила, способная переустроить посюстороннее, земное бытие на началах нравственного оздоровления, справедливости и благоденствия.
За рубежом, прежде всего в странах с демократическим устройством, включение религиозных организаций в светские сферы давно стало обычным делом (пилларизация и пр.). Но религиозные организации там не подменяют собой административные органы, а если и участвуют в управлении, то в строго определённых рамках, не влияя на общий порядок светских отношений. Это обусловлено эффективностью административных и правовых институтов светских государств [4].
В России же активность религиозных объединений выходит за законодательно установленные пределы, поскольку государственные институты неэффективны. От этого и возможность превращения некоторых религиозных организаций в аналоги государственных органов, признание (в противоречие правовым нормам светского государства) их идеологических притязаний.
Обращает на себя внимание ничтожность собственно вероучительных мотивов в реанимированном образе православной церковности. Где бы ни обозначалось присутствие церковных организаций, -при обсуждении некоторых законодательных инициатив, в дискуссиях о реституции, в Вооружённых силах, в пенитенциарной системе, в сфере образования, в конфронтации с учреждениями культуры и пр., - практически нигде не поднимаются догматические вопросы православного вероучения (о Богочеловечестве Иисуса Христа, об ис-хождении Святого Духа от Бога Отца, о Страшном суде и конце мира, о спасении через обожение, о Царстве Божьем и др.), передающие суть христианского мировоззрения.
Инструментальное отношение к религиозным институтам переводит их в публичное пространство, насыщенное множеством внерелигиозных интересов, где просто уже и невозможно сохранять «вероисповедную чистоту». Более того, в этом пространстве трансформируется и смысл массовых деклараций о религиозной принадлежности. Мистико-сотериологические причины этой принадлежности заметно уступают ожиданиям от религиозных организаций и их деятелей, так сказать, заступничества перед властью за народ.
Когда же оказывается, что происходит противоположное - заступничество служителей культа за власть перед народом, - то неизбежно возникает кризис доверия к самим религиозным организациям, их представителям и инициативам. Проще говоря, «сплетение» с властью для религиозных организаций чревато катастрофическими «репутационными потерями».
Вместо консолидации общества, активизация религиозного присутствия вносит дополнительную напряжённость и возрождает, казалось бы, забытые противоречия. Политизировать религию относительно легко, а безболезненно справиться с последствиями этого чрезвычайно трудно, если вообще возможно.
И у новаций срок недолог
Критика в адрес религиозных организаций и снижение их авторитета имеют место не только в России. Это происходит в большинстве демократически устроенных стран, как только обнаруживается явное стремление к религиозному доминированию во всех сферах жизни. Парадоксально, однако, что секуляристские и даже яростно антиклерикальные настроения вовсе не обязательно вызваны пренебрежением к религии или желанием устранить её из человеческой жизни. Утрачивают императивный статус прежние модели конфессионального выбора. Но это вовсе не подрывает религиозности как духовного состояния. Среди той части населения, которая испытывает потребность в религии, начинается искание новой религиозной идентичности.
Больше века тому назад, отвечая на анкету о будущности религии, проведённую в 1907 г. французским журналом «Mercure de France» («Вестник Франции», № 236 от 15 апреля), Георгий Валентинович Плеханов высказал, в частности, такой прогноз: «Ещё могут быть и будут, по всей вероятности, пережитки, которые породят ублюдочные, полуматериалистические, полуспиритуалистические концепции мира» [5, с. 104-105]. Можно сказать, что в данном предположении он не ошибся.
Спустя несколько десятилетий после этих слов началось быстрое и расширяющееся до глобального масштаба распространение религиозных новообразований, составивших в последней трети XX столетия заметный сегмент современного религиозного спектра - культовых сообществ религиозной направленности и так называемых новых религиозных движений (НРД), аналога чему в предыдущей истории религиозной жизни человечества (по крайней мере, как мы о ней знаем) не было.
При всём их разнообразии общим свойством НРД выступает доктринальная эклектика, совмещённость элементов, почерпнутых (и ре-интерпретированных) из широкого диапазона религиозных и светских учений, политических идеологий и паранаучных теорий. Всё, что может быть так или иначе созвучно повседневным запросам индивидов, пребывающих в состоянии всякого рода депривации, наполняет учения НРД и делает их приемлемыми людьми любого уровня образованности, культурности, социальности. Что, собственно, и позволяет НРД и вообще всяким «неокультам» быть конкурентоспособными на «рынке» религиозных услуг населению.
НРД возникли не по чьему-либо умыслу, а как результат исчерпанности духовного авторитета исторически сложившихся религиозных традиций, которые оказались неспособны дать убедительные ответы на вызовы глобализирующегося мира.
Кризис того, что подразумевается под «традиционными религиями», вовсе не означал упадка религиозности. Напротив, благодаря секуляризации, понимаемой в широком смысле как перераспределение сфер сакрального в социуме и переориентация религиозных исканий на внутреннее состояние индивидов, религиозная жизнь получила новый импульс. Открылись пути свободного духовного самоопределения, обычными стали религиозный плюрализм и сопутствующая ему религиозная толерантность.
По существу, массовое появление разнообразных НРД стало одним из аспектов переходного состояния при переформатировании религиозной жизни развитых обществ от «принудительного благочестия» под надзором прежних религиозных авторитетов к духовной свободе и многообразию.
Однако ныне, по наблюдению многих исследователей (и моему в том числе), «эпоха НРД» близится к завершению. Они выполнили свою «историческую миссию», ресурсы их воспроизводства сужаются, доктрины (там, где возникло какое-то подобие таковых) оказались ещё менее влиятельны, чем исторические религиозные учения. То есть естественным образом возникнув, НРД (в том виде, как они устоялись за последние десятилетия) так же естественно в обозримой перспективе начнут сходить с религиозной сцены.
Но религиозные искания на этом, разумеется, не остановятся. И тогда следует ожидать появления каких-то неведомых ещё новообразований. Будут ли они вызревать в русле вновь активизированных религиозных традиций, или же это будет нечто совершенно неожиданное - пока точно сказать невозможно, ибо неясно, по каким признакам их опознавать. Однако мир, пусть и неравномерно, меняется. Значит и его религиозная составляющая неизменной не останется.
Это приводит к разнообразным последствиям. В их ряду, например, ещё не получившее особой массовости, но уже заметное явление так называемого «исповедания без принадлежности», когда верующие не связывают свои религиозные настроения с организационными и ритуально-культовыми структурами конкретных конфессиональных объединений. Распространяется взгляд на религиозность как частное дело человека; происходит то, что именуется «приватизацией веры».
Иными словами, постепенно складывается такое состояние религиозной жизни граждан, которое трудно поддаётся регламентации и неуклонному контролю.
И у власти в этой ситуации два пути. Либо усилить поддержку тяготеющих к ней религиозных организаций и жёстко ограничить деятельность всех остальных. Либо в соответствии с демократическими принципами обеспечить подлинный религиозный плюрализм и свободу совести.
В российском случае политическая власть пока избегает (хотя и по разным причинам) полного следования каким-то одним из этих путей. То есть по очереди, пусть и в разной мере, «сигналы» подаются в обе стороны. В такое междупутье по отношению к религии власть поставила себя сама, пытаясь, как некогда любили писать советские публицисты, «разыграть религиозную карту».
Религиозный фундаментализм и диалог
Ретроспективность религий обусловливает органичность для них таких проявлений, как консерватизм и фундаментализм. И то и другое - постоянные спутники религиозной жизни человечества, а это показывает, что они по-своему функциональны и их нельзя рассматривать исключительно с подозрительностью, полностью отождествляя, соответственно, с обскурантизмом и экстремизмом. Современный религиозный фундаментализм, например, это, прежде всего, попытка обращения к основополагающим истинам религии, чтобы найти защиту от пороков и язв нынешней цивилизации, сохранить устойчивость семьи, личности, общества перед нарастающей энтропией грядущего мироустройства.
То, каким подчас трагическим образом воплощаются в жизнь фундаменталистские установки, свидетельствует об исчерпанности вероучительных ресурсов современных религий - их последователи мотивируют свои действия религиозными убеждениями, но при этом практически не знакомы должным образом с самими учениями (сложными и недоступными поверхностному усвоению). Однако любая религия существует именно так, как она воспринимается своими носителями. И если представления нынешних верующих неадекватны доктринам, то «тем хуже для доктрин».
Из этого обстоятельства следует безрезультатность периодических взываний к умеренным истинным нормам и ценностям религиозных традиций. В религиях востребуется не то, что там формулируется на вероучительном уровне, а то, что соответствует те-
кущему переживаемому состоянию верующих. Отсюда - возможный радикализм лозунгов и поведения последователей даже самых, казалось бы, умиротворяющих учений.
Когда в качестве средства снятия напряжённости вокруг религии предлагается диалог, это требует внимательного выяснения - кому с кем и что именно надлежит обсуждать. Позволю себе утверждение, что межрелигиозный или межконфессиональный диалог - это фикция. Нельзя за таковой принимать дружелюбные отношения между руководством разных религиозных объединений на уровне всяких государственных мероприятий. Фиктивность определяется тем, что каждое вероучение претендует на безусловную истинность и «договариваться» друг с другом религиям (и даже конфессиям внутри одной религии) не о чём, или же это допустимо по непринципиальным, частным вопросам.
Диалог, взаимопонимание, учёт интересов друг друга и договорённости возможны и необходимы вне религиозной сферы, по «мирским» делам - как между гражданами одного государства, людьми с общим образом социально-экономической жизни, с общими повседневными заботами и общими целями - благосостояния, безопасности и т. п.
А «религиозный вопрос» нельзя выпячивать на первый план; он требует деликатного нахождения тех «ниш», где не будет вносить конфронтацию.
Заключительное предположение
По основной своей функции и через 100 лет религия будет мощным компенсатором духовных и социальных сбоев в социокультурной эволюции человечества. Это можно считать постоянным её назначением, отвечающим определяющему признаку - вере в сверхъестественную инстанцию, связь с которой как бы снимает человеческое несовершенство, перекрывает ошибки и вдохновляет на возобновление рискованного процесса под названием жизнь. А вот учения, обрядовые действия, организационные формы - всё это суть переменные величины, подверженные трансформациям, вплоть до исчезновения одних и возникновения новых.
Поэтому будущее религий именно как религий - это поиск и поддержание сложного баланса между неизбежной модернизацией и периодическим «возвращением к истокам».
Список литературы
1. Агаджанян А. С. «Множественные современности», российские «проклятые вопросы» и незыблемость секулярного Модерна // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. - 2012. - № 1 (30).
2. Аринин Е. И. Религиоведение (Введение в основные концепции и термины). - М.: Академ. проект, 2004.
3. Будущее религии в Европе: сб. ст. / под ред. И. Х. Максутова, О. К. Горевой. - СПб.: Алетейя, 2010.
4. Государства и религии в Европейском Союзе (опыт государственноконфессиональных отношений). - 2005 / сост. Г. Робберс; пер. с англ.; под ред. А. А. Красикова (отв. ред.), М. А. Воскресенского, Р. Н. Лункина и др. - М.: ТЦ ЮНЕСКО; Ин-т Европы РАН, 2009.
5. Плеханов Г. В. Ответ на анкету о будущности религии, проведённую журналом «Mercure de France» // Плеханов Г. В. Избр. философ. произв.: в 5 т. Т. 3. - М.: Госполитиздат, 1957.
6. Тульпе И. А. Мифология. Искусство. Религия. - СПб.: Наука, 2012.
7. Eisenstadt Sh. N. Multiple Modernities // Daedalus. 2000. - V. 129. - №o 1.
