CC BY
36Quo vadis?
Перспективы и проблемы вступления Швеции в НАТО
© Трунов Ф. О.
© Trunov Ph.
Перспективы и проблемы вступления Швеции в НАТО The perspectives and problems of Sweden's joining to NATO
Аннотация. Рассмотрен исторический путь нейтрального статуса Швеции, особенности его дрейфа с фокусом на периоде 1990-х — начала 2010-х гг. Выявлены детерминанты, которые определяют возможность пересмотра официальным Стокгольмом внеблокового статуса в реалиях новой «холодной войны» между евроатлантическим сообществом и РФ.
Annotation. The article shows the historic way of Sweden's neutrality, first of all its drifting during the 1990s — beginning of the 2010s. The scientific paper thinks about factors which determine the possibility of revision of Swedish non-bloc status in the situation of the new Cold War between the Euro-Atlantic community and Russia.
Ключевые слова. Швеция, условный нейтралитет, НАТО, держава, евроатлантическое сообщество, военные учения. Key words. Sweden, conditional neutrality, NATO, power, the Euro-Atlantic community, military maneuvers.
К числу объективных факторов, определяющих степень напряженности любой конфронтации, которая имеет политико-дипломатическое и военное измерения, относятся наличие непосредственной сухопутной линии соприкосновения сторон-участниц, т. е. де-факто черты их разделения, а также протяженность этой линии и природно-климатические условия местности ее пролегания.
Данное правило работало в период предшествующей, «классической», «холодной войны». Граница ФРГ и ГДР, особенно после вступления первой в НАТО (1955), длиной 1378 км превратилась в отрезок, вдоль которого система взаимного сдерживания была наиболее мощной и глубокоэшелони-рованной [11. С. 34—36].
Показательно, что Западная Германия, располагая по меркам биполярного миропорядка численно очень большими вооруженными силами, оснащенными массой единиц передовых образцов конвенциональных вооружений и военной техники, подчеркивала потребность в наличии значительных иностранных (союзнических — в основном из числа западных держав) контингентов на своей территории.
ТРУНОВ Филипп Олегович — старший научный сотрудник Лаборатории «Институциональная история XX века» Института всеобщей истории РАН, кандидат политических наук.
Если ФРГ являлась ключевым звеном центрального командования НАТО в Европе, то такую роль для северного крыла блока играла Норвегия. Располагая, не в пример Западной Германии, численно и по уровню оснащенности несоизмеримо более слабыми силами, королевство не демонстрировало заинтересованность в обеспечении постоянного иностранного военного присутствия на своей территории.
Чем обусловлена данная разница?
Тем, что в случае Норвегии протяженность участка линии разделения была намного меньше (около 196 км), а сам он располагался в условиях Крайнего Севера, где длительное нахождение и использование больших группировок войск были весьма затруднены. В данной связи исключительно значимым, притом благоприятствующим для всех сторон «холодной войны», был фактор нейтралитета Швеции и Финляндии. Это автоматически «выключало» протяженную (1271 км) границу последней с СССР из системы конфронтации.
Наличие протяженной зоны, отделяющей стороны конфронтации в условиях «классической» «холодной войны», оказывало весьма позитивное влияние на ситуацию в сфере международной безопасности не только в Северной, но и в Центральной Европе — благодаря фактору внеблоково-го статуса Австрии, закрепленного договором (1955).
Безусловно, у истории отсутствует сослагательное наклонение. Представляется, однако, что следование Германии по австрийскому пути, а конкретно — реализация инициативы СССР от 10 марта 1952 г. по созданию единого, нейтрального и демилитаризованного германского государства, в принципе исключило бы появление того градуса и масштаба конфронтации, которые возникли в условиях курса правительства К. Аденауэра на вступление в НАТО при поддержке западных держав [2].
Значимая ситуация отказа от внеблокового статуса, т. е. непосредственное вхождение в состав Североатлантического альянса, вновь возникла в 2022 г. вследствие шагов Швеции и Финляндии. Следует подчеркнуть, что такой сценарий является отнюдь не единственной составляющей заметного усложнения ситуации в странах, отделяющих стороны новой «холодной войны» как характеристики отношений евроатлантического сообщества и РФ с весны 2014-го.
Наиболее чувствительным, однако отнюдь не единственным стало украинское направление. Результатом силовой, антиконституционной смены власти в Киеве (2014) и последующей деградации (в том числе ценностной) самого института государства в стране [3. С. 132—137] стал вооруженный конфликт 2014—2015 гг. Тогда же последовали попытки его урегулирования при участии России и ряда западных держав (Германии, Франции) в виде «Минска-2»1.
1 Договоренности «Минск-1» от сентября 2014 г. были подписаны в качестве гаранта только РФ, т. е. без участия западных стран—участниц «Нормандского формата». Формула совместной ответственности была зафиксирована только в соглашении «Минск-2» от 12 февраля 2015 г.
«Пробуксовывание» и фактический срыв последнего вследствие безответственности официального Киева, — что означало сохранение полноценного очага нестабильности в Европе, — сочетались с очевидным стремлением украинского руководства пересмотреть внеблоковый статус страны. Одной из многочисленных иллюстраций тому стали учения Sea Breeze 21 (28 июня — 10 июля 2021 г.), сопровождавшиеся подготовкой и осуществлением мер по усилению многонациональных сил НАТО в Румынии до того уровня, который уже наличествовал в странах Балтии и в Польше [19; 24].
Помимо украинского вектора, важными составляющими усложнения обстановки на территориях, разделяющих евроатлантическое сообщество и РФ, стали белорусские события августа — сентября 2020 г. Попытки стран—участниц НАТО и ЕС делегитимизировать внутри и вовне Белоруссии власть переизбранного президента А. Лукашенко одним из своих следствий имели существенное углубление интеграционных связей России и Белоруссии, в том числе полный переход их диалога в сфере безопасности и обороны к состоянию продвинутого союзничества.
Другим фактором усложнения ситуации вокруг России стала показательная «разморозка» вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе, завершившаяся существенными территориальными изменениями в пользу Азербайджана. При этом не менее важным результатом следует признать упрочение миротворческой роли РФ — как в политическом отношении, так и военном, что показало подписание и имплементация договоренностей от 10 ноября 2020 г.
В ряд данных кризисных проявлений могут быть с долей географической условности поставлены и события в Казахстане в январе 2022 г. — сценарий хаотизации ситуации в стране был предупрежден во многом благодаря эффективной небоевой поддержке группы государств-союзников по ОДКБ во главе с Российской Федерацией. Попытка дестабилизации обстановки в Казахстане произошла на фоне осуществленного полугодом ранее полного демонтажа стратегического присутствия стран Запада (прежде всего США, Великобритании, Германии) в Афганистане в условиях прихода к власти движения «Талибан»2.
Соответственно, на указанных направлениях в зоне, разтделяющей ев-роатлантическое сообщество и РФ, России в значительной степени удалось ликвидировать или как минимум резко снизить опасность более чем реальных рисков нестабильности для своей национальной обороны. Это означало укрепление здесь Российской Федерацией своих позиций как гаранта мира и безопасности и объективно уменьшение градуса напряженности (в том числе потенциальной) со странами «коллективного» Запада.
В данном контексте курс Швеции и Финляндии на вступление в НАТО возможно рассматривать как стремление компенсировать общее ослабление позиций евроатлантического сообщества на других направлениях
! Запрещенная в РФ организация.
в разделяющей это сообщество и Россию зоне, притом существенно сокращая ее размеры, что, напротив, способствует существенному ужесточению конфронтации. Такой подход свидетельствует о практическом восприятии странами-участницами ЕС и НАТО логики игры с нулевой суммой, когда как минимум одна сторона (оппонент) должна оказываться в положении проигравшего.
Задача настоящей статьи — исследовать возможности и трудности присоединения Швеции к Североатлантическому альянсу.
Очевиден заметный интерес экспертов, особенно в СМИ, к данному процессу с учетом озвучиваемых с апреля 2022 г. планов официальных Стокгольма и Хельсинки по вхождению в НАТО. Вместе с тем пул научных исследований по данному вопросу еще достаточно ограничен по естественным причинам недостатка времени [1].
Выбор Швеции обусловлен тем обстоятельством, что в паре двух условно нейтральных государств Северной Европы именно королевство выступает «старшим партнером», т. е. его планы и решения во многом являются ориентиром для Финляндии.
Подобная схема взаимосвязей сложилась исторически — с X в. до войны 1808—1809 гг. финские земли являлись частью владений шведской короны, притом они были существенно более тесно интегрированы в состав обширных земель «скандинавского льва», чем, например, Ингерманландия или Карелия.
Помимо исторического фактора, в реалиях XXI в. закрепление за официальным Стокгольмом неофициальной роли старшего партнера для Хельсинки было обусловлено также наличием четко различимых державных амбиций у Швеции.
К вопросу истоков проблемы
«Шведский лев» к концу XVII в. вплотную подошел к вхождению в разряд ведущих европейских игроков, владея не только «своей» частью Скандинавского полуострова, но также финляндскими землями, Карелией, Ингер-манландией, Эстляндией, Лифляндией, частью Померании и потому в значительной части рассматривая Балтийское море как «внутреннее озеро».
Был решен в пользу официального Стокгольма длительный спор с Копенгагеном о лидерстве на уровне Северной Европы [15. С. 630—634]. В своей внешней политике Шведское королевство опиралось на высококлассные многочисленные национальные армию и военно-морской флот.
Притом коэффициент милитаризированности королевства — численность войск от общего количества жителей страны — был весьма высок, к началу XVIII в. доходя до 4—5% [рассчитано автором на основе: 12. С. 164—165; 15. С. 627—628]. Интересно, что подобный уровень оставался недостижимым как для России в Северную войну, так и для ведущих европейских стран в ходе параллельно шедшей войны за «испанское наследство». Это иллюстрировало характер внешней политики королевства к концу эпохи «шведских Каролингов».
Основа для последующего (состоявшегося через век) выбора страной нейтрального статуса была заложена в ходе Северной войны (1700—1721), приведшей к безусловной утрате Швецией державной роли. В связи с этим примечательно, что в шведской национальной историографии данный военный конфликт именуется Великой Северной войной (швед. БШга пог^ка kriget; см, например, [23]), тем самым отражая его признанное значение для королевства.
Основные поражения — в ходе как полевых сражений (безусловно, ключевым из которых является Полтавская битва 27 июня 1709 г.), так и борьбы за крепости, — войскам Швеции были нанесены вооруженными силами России. Соответственно, в пользу нее были осуществлены основные территориальные утраты (прибалтийские владения, Ингерманландия и Карелия), и именно на этот вектор боевых действий пришлись людские потери официального Стокгольма [12. С. 171—197].
Необходимо подчеркнуть, что ключевой причиной утраты «шведским львом» его державных амбиций был отнюдь не фактор России как таковой, которая вынужденно силой обеспечивала свои национальные интересы, а сверхнаступательная внешняя политика самой Швеции вкупе с переоценкой официальным Стокгольмом собственных возможностей. Основная иллюстрация тому — наступление королевской армии вглубь территории России в 1708—1709 гг. с целью сокрушения ее национальной государственности (аналогичная линия небезуспешно проводилась в отношении Речи Посполитой в 1702—1706 гг.).
Напротив, Россия в принципе избегала применения больших масс войск в собственно шведских землях, хотя с середины 1710-х гг. потенциальная возможность для этого имелась. Тезис о якобы существовавшей «российской угрозе», в том числе в контексте выбора Швецией нейтрального статуса, не находил подтверждения в двусторонних отношениях, особенно в военных конфликтах после Северной войны.
Например, в таковых 1741—1743 и 1788—1790 гг. именно официальный Стокгольм был инициатором начала боевых действий [12. С. 212, 249], нападая на российскую территорию, преследуя цель реванша и притом опираясь на финансовую поддержку одной из ведущих монархий Запада — Франции. А война 1808—1809 гг. была объективно обусловлена необходимостью обеспечить «подушку безопасности» Санкт-Петербургу в условиях более чем вероятного вторжения в Россию коалиции европейских стран во главе с Наполеоном.
Движение Швеции с 1814 г. по пути нейтралитета, оказавшее существенное позитивное влияние не только на решение вопросов обороны в Европе, но и на обеспечение внутреннего благополучия самого королевства, было принято по итогам наполеоновских войн. Притом в тот период, когда отношения с Россией носили дружественный характер, будучи скреплены совместным участием в боевых действиях VI антифранцузской коалиции. Более того, российская сторона поддержала переход Норвегии из-под юрисдикции Дании к Швеции, тем самым позволяя ей реализовать свои амбиции как влиятельного игрока, владеющего уже всем Скандинавским полуостровом.
Формула нейтралитета, провозглашенная официальным Стокгольмом, подразумевала неучастие в военных конфликтах и, соответственно, добровольный отказ от приобретения территорий в ходе них.
Можно ли считать шведский нейтралитет «чистым»?
Между серединой XIX в. и Второй мировой войной включительно существовало как минимум три исключения, не позволяющих это безусловно утверждать.
Во-первых, подписав «ноябрьский трактат», Швеция в 1855 г. в ходе Крымской войны присоединилась к антироссийской коалиции (Великобритания, Франция, Сардиния, Османская империя), однако по причине окончания реальных боевых действий королевские войска в них участия не приняли.
Во-вторых, в ходе советско-финляндской войны 1939—1940 гг. против СССР воевали 10-тысячные шведские добровольческие части [7; 9; 13]. Причем в данном случае официальный Стокгольм солидаризировался с ведущими державами из лагеря «западных демократий» (Великобританией и Францией).
Наконец, в-третьих, Швеция в больших объемах поставляла Третьему рейху в 1939—1944 гг. свою высококачественную железную руду, что существенно увеличивало потенциал последнего в вопросах производства тяжелой наземной, воздушной и морской техники [7. С. 8—9].
Кроме того, территория королевства в 1940—1943 гг. активно использовалась для перевозки личного состава и грузов вермахта в интересах его группировок, действовавших на северном фланге обширного советско-германского фронта [7; 13].
И хотя официальный Стокгольм всячески пытался декларировать свой нейтралитет [6], на деле на протяжении большей части Второй мировой войны он был дружественным по отношению к Германии. Такое положение начало формироваться еще с 1920-х гг. [4. С. 20—21; 10. С. 7—15].
Все представленные примеры характеризуют нейтралитет Шведского королевства в целом как дружественный к державам исторического Запада (причем как к Великобритании и Франции, так и к Германии). Эти игроки (в последнем случае — Западная Германия) в условиях формирования биполярного миропорядка вошли в состав евроатлантического сообщества. В эпоху «классической» «холодной войны» шведский нейтралитет сохранил обозначенный характер благоприятствующего уже по отношению к «коллективному» Западу.
Несмотря на это, внеблоковый статус Швеции обеспечивал достаточно низкий градус напряженности в реалиях «классической» «холодной войны» в восточной части Северной Европы, чему способствовал и нейтралитет сопредельной с королевством Финляндии. В ее случае он стал прямым следствием поражения в качестве сателлита нацистской Германии, активно участвовавшего в 1941—1944 гг. в крупномасштабной агрессии против Советского Союза.
Определенное влияние на выбор официального Хельсинки оказывал и положительный опыт соседа, который сумел избежать тяжелых потерь, разрушений, резкого обострения социально-экономических проблем благодаря нейтралитету в ходе обеих Мировых войн.
Иным оказался путь Норвегии: ее попытка сохранить нейтралитет (осуществлявшийся в годы Первой мировой войны и в межвоенный период) в 1940 г. была аннулирована агрессией нацистской Германии, а помощь «западных демократий» оказалась малоэффективной [5. С. 363—370]. Основная часть территории Норвегии освободилась от нацистской оккупации последней в Европе — де-факто уже после 9 мая 1945 г.
Несмотря на роль Красной Армии в освобождении севера страны (и ее территории в целом), официальный Осло взял курс на интегрирование в «коллективный» Запад [5. С. 405—410, 450—454]: вступив в НАТО уже в 1949 г., Норвегия стала составляющей командования «Север» Альянса в Европе.
Тем самым официальный Стокгольм на западе имел соседом активного участника блоковой конфронтации, на востоке — напротив, страну с вне-блоковым статусом. В свою очередь, именно фактор шведского и финского нейтралитета создавал ситуацию, когда в зоне регионального командования «Север» острота конфронтации была намного ниже, чем у «Центра» (особенно ФРГ) и «Юга».
Эта разница стала одной из фундаментальных причин успешного движения Норвегии (как и Швеции и Финляндии) к модели социального благоденствия [5. С. 383—426]. В свою очередь, факт вхождения всей западной части Северной Европы — не только Норвегии как ключевого звена, но также Дании и Исландии, — в зону ответственности НАТО содействовали развитию крена нейтралитета Швеции как дружественного по отношению к евроатлантическому сообществу.
В условиях распада биполярного миропорядка эта тенденция стала существенно более отчетливо выраженной. Так, в 1995 г. Швеция в составе группы государств с внеблоковым статусом (Австрии и Финляндии) вошла в состав ЕС. С учетом наличия в Союзе четко декларируемого стремления к созданию общей внешней политики и политики в сфере безопасности это означало трансформацию нейтралитета в условный.
Параллельно стало динамично развиваться сотрудничество Швеции с НАТО. В 1994 г. королевство присоединилось к реализации программы «Партнерство ради мира» и вошло в 1997 г. в состав Совета евроатлантиче-ского партнерства — площадки координации усилий государств—членов НАТО и ее партнеров [26].
В биполярных реалиях Швеция, будучи де-юре свободна от обязательств по выстраиванию системы блоковой конфронтации по сравнению с государствами—участниками НАТО, приобрела серьезные преимущества. Прежде всего, это возможность в удельном отношении вносить в урегулирование вооруженных конфликтов в странах «третьего мира» и обеспечение международной безопасности в целом существенно больший вклад, чем это потенциально позволял объем ресурсной базы страны. Так, Швеция, имевшая тогда порядка 8 млн населения, выделяла крупные (численностью по несколько тысяч военнослужащих, т. е. бригаду и более) контин-генты в состав миротворческих миссий ООН ОКиС в Конго (1960—1965) и итСУР на Кипре (1964—1993) [31].
Этого в принципе не могли себе позволить ФРГ или Норвегия, чьи вооруженные силы были практически в полной мере вовлечены в противостояние «холодной войны». Примечательно, что в 1953—1961 гг., т. е. острейший период развития биполярной конфронтации, пост генерального секретаря ООН занимал гражданин Швеции Д. Хаммершельд.
Соответственно, нейтралитет официального Стокгольма в биполярных реалиях позволял ему занимать положение, непосредственно прилегающее к статусу державы, т. е. существенно превышавшее те выгоды, которые королевство могло бы извлечь, вступив в НАТО и отойдя тем самым от вне-блокового статуса.
Свертывание конфронтации «классической» «холодной войны» привело к кардинальному изменению данного исключительно выгодного для Швеции положения: возможность активно участвовать в деятельности по миротворчеству и поддержанию мира и в целом бороться с угрозами нестабильности в странах их происхождения появилась у широкого круга государств, более не нацеливавших свое предельное внимание на участие в блоковом противостоянии. Данное положение в полной мере относилось к странам—участницам НАТО.
В этой ситуации официальный Стокгольм, а за ним и Хельсинки выбрали курс на использование своей дипломатии и военных возможностей в рамках многосторонних усилий государств «коллективного» Запада в сфере урегулирования вооруженных конфликтов. Соответственно, деятельность МИД и использование войсковых подразделений Швеции в зонах нестабильности стали чаще осуществляться под эгидой не только и не столько ООН, но и НАТО (уже с середины 1990-х), а также ЕС (с середины 2000-х гг.).
Прежде всего это стало проявлением отмечаемой тенденции ориентированности на евроатлантическое сообщество. Кроме того, официальные Стокгольм и Хельсинки стремились отыскать наиболее гибкие и рациональные с точки зрения затратности и эффективности своей ресурсной базы формы участия в деле миротворчества и поддержания мира.
Де-юре продолжая участвовать в многосторонних усилиях, де-факто Швеция и Финляндия стали тяготеть к реализации принципа выборочного мультилатерализма, т. е. ограничивающегося на практике в основном государствами—членами и партнерами НАТО и ЕС.
Данная тенденция проявлялась на всех основных сменявших друг друга географически и хронологически направлениях борьбы евроатлантиче-ского сообщества с угрозами нестабильности под эгидой НАТО: в Боснии и Герцеговине в середине — второй половине 1990-х, Косово (с 1999 г.), Афганистане (2002—2021) [26]. Королевские военнослужащие принимали участие в деятельности НАТО по реформе сектора безопасности Ирака (в условиях фактического распада страны после вторжения коалиции во главе с США в 2003 г.), а также боевой операции ВВС стран—участниц Альянса в Ливии (2011) [26].
Для Североатлантического альянса Швеция выступала в положении партнера, на практике готового к передаче своих войск в состав профиль-
ных группировок НАТО. Так, в Афганистане шведские войсковые подразделения применялись для патрулирования, нейтрализации мелких групп антиправительственных комбатантов, а инструкторы — для обучения кадров национальной армии и полиции в составе регионального командования «Север» в соответствующей части страны, прежде всего в провинции Балх с центром в Мазари-Шарифе. Эта группировка состояла из контингентов почти 20 стран—участниц Альянса, а роль «рамочного государства», т. е. государства-координатора, одновременно вносившего наибольший вклад, неизменно играла Германия [16. S. 6—12].
Данная схема симбиотического сотрудничества вооруженных сил условно нейтральной Швеции и государств—членов НАТО реализовывалась в период деятельности ISAF (2002—2014), а затем и миссии Resolute Support (с участием инструкторов и существенно сокращенных войсковых сил) [27].
Таким образом, в 1990-е — начале 2010-х гг. основной объем сотрудничества Швеции с НАТО в политической и особенно военной областях территориально приходился на кооперацию вне зоны ответственности Альянса.
Почему? С одной стороны, это объяснялось направленностью действий самих стран—участниц Альянса. Считая, что они достигли победы в конфронтации «Запад — Восток», в постбиполярных реалиях они стали фокусироваться на борьбе с угрозами и вызовами нестабильности, источники которых располагались в основном в странах «третьего мира» в Азии и Африке, а отчасти на постсоциалистическом пространстве.
В свою очередь, такой вектор приложения усилий был выгоден Швеции, поскольку это усиливало ее правосубъектность на международной арене, тем самым способствуя дальнейшему продвижению к державному статусу в новых международно-политических реалиях.
С другой стороны, такой географический характер сотрудничества если не снимал, то притуплял, откладывал на отдаленную перспективу вопрос о формальном отказе Швеции от внеблокового статуса. Он должен был возникнуть неизбежно в условиях поступательного, притом прогрессирующего, сближения королевства не только с государствами-членами, но и самим институтом НАТО вкупе со стремлением евроатлантического сообщества к новым расширениям Альянса (и ЕС) как демонстрации роста влияния.
По своему политическому и социально-экономическому укладу Шведское королевство было существенно ближе к «ядру» государств НАТО, которые образовали Альянс в 1949—1955 гг., чем многие другие государства—кандидаты на вступление. Это, однако, представляется отнюдь не единственной ключевой причиной интереса к вхождению официального Стокгольма в блок, особенно со стороны англосаксонских держав.
Исторически, географически, с учетом объемов ресурсной базы (на региональном уровне) и эффективности ее использования Швеция являлась одним из центров Северной Европы, и вхождение королевства в НАТО означало бы полноценное распространение стратегического влияния евроатлантического сообщества на регион, особенно важный в условиях заметного повышения геополитического и геоэкономического интереса
к Арктике. В свою очередь, официальный Стокгольм искал пути укрепления в статусе тяжеловеса на международной арене.
В реалиях «классической» «холодной войны» нейтралитет помогал Швеции находиться в положении государства, приближенного к статусу державы.
Здесь следует подчеркнуть, что неучастие в военных конфликтах начиная с 1815 г. позволило Швеции восстановить и сохранить существенный национальный пассионарный заряд. Это вкупе с фактором исторической памяти объективно обусловливало стремление королевства искать возможности для утверждения в роли одного из ведущих международных игроков, т. е. статуса державы, разумеется, в совершенно иных формах, чем это было в конце XVII в.
Общим для той эпохи и современного этапа является, во-первых, отнесение себя руководством Швеции к части исторического Запада и евроат-лантического сообщества соответственно.
Во-вторых, самоутверждение в положении державы предполагается осуществлять в рамках противодействия Швеции якобы существовавшей «российской угрозе» как предлога для укрепления мощи королевства и превращения в региональный тяжеловес для Северной Европы. Признаки данного курса стали особенно отчетливы в условиях новой «холодной войны» между евроатлантическим сообществом и РФ с 2014 г., стартовавшей как цикл мер по «сдерживанию» России и провоцированию ее к вынужденным ответным шагам.
Модель 2014 года: сближение де-факто без вступления де-юре
Представленное выше разветвленное географически и функционально, хронологически протяженное сотрудничество по линии вооруженных сил Швеции и стран—участниц НАТО создало основу для тесного переплетения военных машин этих государств в составе профильных многосторонних механизмов Альянса.
В реалиях новой «холодной войны» между евроатлантическим сообществом и РФ начал наблюдаться «эффект переплескивания»: центр тяжести в сотрудничестве, объемы которого возрастают, стал переноситься с территорий вне зоны ответственности НАТО (в основном в сторону стратегического Юга) внутрь ее и на земли самого Шведского королевства.
Представляется, что к середине 2010-х гг. объективно кооперация официального Стокгольма (и Хельсинки) с Североатлантическим альянсом в целом и тем более его отдельными государствами-членами достигла столь высокого уровня, что их дальнейшее сближение, притом с увеличением уровня институциализации отношений, было предопределено. Соответственно, вопрос заключался не в общей направленности, но исключительно в динамике, т. е. скорости сближения в разные моменты, объемах прироста сотрудничества и времени достижения конкретных реперных точек в его оформлении де-юре.
Существенное изменение данных характеристик увязывалось Швецией с возникновением и развитием вооруженного конфликта на востоке Украины (2014—2015) и вынужденной специальной военной операцией РФ с 24 февраля 2022 г. Сложно, однако, согласиться с восприятием условно нейтральной Швеции в качестве стороннего наблюдателя, лишь опасающегося несуществующей «российской угрозы» в отношении себя.
Официальный Стокгольм наряду с Республикой Польша явился одним из главных инициаторов программы «Восточное партнерство» (с 2009 г.) — украинские события 2014—2015 гг. стали лишь производной характера данного курса и тактик достижения желаемого результата. Примечательно, что, выступив одним из гарантов договоренностей о примирении между президентом В. Ф. Януковичем и оппозицией от 21 февраля 2014 г. (которые были аннулированы последней на следующий же день), Польша, в отличие от партнеров по «Веймарскому треугольнику» — Германии и Франции, уже не вошла в состав «Нормандского формата» по урегулированию вооруженного конфликта, что привело к деградации ее отношений с ФРГ в сфере безопасности и обороны [33].
С североевропейскими партнерами по ЕС — прежде всего Швецией и Финляндией, а также Данией — Германия с декабря 2014 г. запустила формат "N3+1" (частотность раз в два-три года), одной из неафишируемых задач которого являлось объяснение официальному Стокгольму возможности наращивания сотрудничества де-факто без вступления в НАТО де-юре [18]. Проявлением тогдашней незаинтересованности ФРГ в отходе Швеции от внеблокового статуса стал и отказ от направления бундесвера на крупнейшие национальные учения королевства "Aurora 17" (сентябрь 2017 г.) [17] в увязке с весьма активным вовлечением германских войск в маневры на территории Норвегии [21].
Формула сближения с НАТО де-факто без вступления де-юре казалась привлекательной официальному Стокгольму (и Хельсинки) на самых первых стадиях новой «холодной войны», т. е. в середине — второй половине 2010-х гг.
На полях Уэльского саммита Альянса (4—5 сентября 2014 г.) оба североевропейских условно нейтральных государства подписали меморандум о взаимопонимании с НАТО [26] — документ, создававший рамочные условия для предельно близкого сотрудничества с Альянсом на практике. Так, Швеция и Финляндия присоединились к подготовке сил быстрого реагирования (СБР, NRF) блока. СБР представляли собой второй, наиболее мощный стратегический эшелон войск НАТО, предназначенный прежде всего для осуществления сильных ударов из глубины построения. NRF имеют все основные компоненты — войсковые наземную, морскую, воздушную; сил специальных операций, комплектуясь на ротационной основе континген-тами европейских стран—участниц Альянса [25].
В первую очередь Шведское королевство интенсифицировало координацию усилий с 1-й постоянной морской (ПМГ) и 1-й постоянной контрминной (ПКМГ) группами, которые представляли собой авангарды СБР НАТО, оперирующие большую часть года в акваториях Балтийского моря,
Финского, Рижского и Ботнического заливов: регулярной стала практика захода кораблей 1-й ПМГ и 1-й ПКМГ в порты королевства. Его ВМС активизировали свое участие в ежегодных учениях стран-участниц НАТО "BALTOPS" в балтийской акватории, которые проводились с регулярным участием боевых вымпелов официальных Стокгольма (и Хельсинки) задолго до середины 2010-х гг.
В сентябре 2017 г. в южных ленах Швеции были проведены учения "Aurora 17" с участием 19 тыс. военнослужащих (в наземном плане — эквивалента полноценной «тяжелой» дивизии) с отработкой отражения атак условного противника из прилежащих районов Балтийского моря. В данных маневрах приняли участие из числа стран Северной Европы — Дания, Норвегия и Финляндия, из числа стран Балтии — Литва и Эстония, а также две державы НАТО — США (около 1,5 тыс. военнослужащих, в основном из числа ВВС) и Франция [17].
Факт вовлеченности Соединенных Штатов в проведение "Aurora 17" следует вписать в контекст диалога на высшем уровне. В августе 2016 г. визит в Стокгольм совершил тогдашний вице-президент США Дж. Байден, демонстрируя заинтересованность Белого дома в выстраивании особо доверительных отношений со Швецией в сфере безопасности и обороны, притом с признанием за королевством весьма значимой роли в Северной Европе и мире [32]. В своей основе эта позиция была повторена уже президентом Д. Трампом, проведшим встречу в Белом доме с премьер-министром С. Ле-веном в марте 2018 г. [22].
Сближение США со Швецией в политическом и военном отношениях не могло происходить без зондажа позиций политического руководства на предмет пересмотра внеблокового статуса. Участием в учениях "Aurora 17" Соединенные Штаты продемонстрировали на практике возможность оказания военной помощи партнеру (техническими родами войск) де-факто, несмотря на необязательность этого в условиях неприсоединения официального Стокгольма к Вашингтонскому договору (1949) де-юре.
В конце 2010-х — начале 2020-х гг. была резко интенсифицирована военно-тренировочная деятельность НАТО на северном стратегическом фланге в Европе. В Норвегии и прилежащих акваториях в конце октября — начале ноября 2018 г. были проведены маневры "Trident Juncture 18" с участием межвидовой группировки численностью свыше 50 тыс. военнослужащих [30], а во второй половине марта — начале апреля 2022 г. — "Cold Response 2022" с привлечением почти 35 тыс. солдат и офицеров [20].
От Швеции для проведения "Trident Juncture 18" были выделены группы военнослужащих от всех боевых частей королевских войск [29], "Cold Response 2022" — 1,6 тыс. солдат и офицеров [20].
Масштаб каждого из учений существенен сам по себе в абсолютном отношении. Учитывая же, что маневры проводились в приарктической зоне, где применение одного подразделения было эквивалентно по сложности и спектру задач применению 5—6 таковых в «обычных», т. е. существенно менее суровых, природно-климатических условиях, объем примененных войск примечателен втройне.
Чем обусловлен интерес к интенсификации военно-тренировочной деятельности в северной части зоны ответственности НАТО, усилившийся на фоне проведения вынужденной специальной военной операции РФ на Украине?
Во-первых, это является частью плана стратегического проникновения стран—участниц евроатлантического сообщества в Северный Ледовитый океан, причем речь отнюдь не только об арктических странах Запада. Учения "Trident Juncture 18" и "Cold Response 2022" представляют значимые составляющие гонки военных потенциалов в регионе, направленной на «сдерживание» России. В связи с этим особенно возрастает ценность Норвегии в военно-стратегическом планировании широкого круга государств—членов НАТО, включая США, Великобританию, Германию. Следует подчеркнуть, что усиление многосторонних военных учений в непосредственной близости от Северного Ледовитого океана, к которому Швеция не имеет прямого выхода, ею активно поддерживается.
Во-вторых, не менее важной задачей указанных маневров представляется стимулирование Швеции к еще более тесному сотрудничеству с НАТО и вступлению в Альянс. Учения "Trident Juncture 18" и "Cold Response 2022" представляли собой отработку развертывания крупной межвидовой многосторонней группировки стран—участниц НАТО (с наиболее крупным вкладом США и Великобритании) в условиях Скандинавского полуострова.
На практике речь шла о территории Норвегии, но также с точечным заходом на территорию Швеции и в случае необходимости и возможности — охватом части ее владений, учитывая географическую близость и схожесть природно-климатических условий двух скандинавских государств.
В свою очередь, официальный Стокгольм позитивно воспринимал такую перспективу, что подтверждалось существенным размером войскового вклада королевства: так, в случае "Cold Response 2022" он составил около 5% от общего объема задействуемых войск [20]. В обоих случаях была отработана схема интегрирования шведских подразделений, отобранных от всех боевых частей вооруженных сил [20; 29], в состав многосторонних группировок НАТО, т. е. достигнут очень высокий уровень оперативной совместимости. При этом сами шведские войска активно использовались внутри сухопутной зоны ответственности и территориальных вод государства—члена Альянса, хотя и конкретно — соседней Норвегии.
Соответственно, можно говорить о том, что в войсковом отношении процесс интегрирования «военной машины» Швеции в НАТО в полной мере развивался с конца 2010-х гг.
Данные учения не могли не стимулировать официальный Стокгольм к пересмотру своего внеблокового статуса. Примечательно, что политика «открытых дверей» Североатлантического альянса для еще двух условно нейтральных стран Северной Европы была декларирована генеральным секретарем НАТО Й. Столтенбергом на встрече с министрами иностранных дел Швеции и Финляндии 24 января 2022 г. [28].
Сама дата — ровно за месяц до старта специальной военной операции РФ на Украине — более чем показательна, указывая, что еще задолго до вынужденных действий России проработка вопроса о расширении НАТО на северо-восток осуществлялась весьма активно.
❖ ❖ ❖
На фоне резко активизировавшейся весной 2022 г. дискуссии об отказе Швеции от внеблокового статуса теоретически были возможны два сценария.
Первый из них — повторение, хотя и в несколько измененных формах, схемы 2014 г.: дальнейшего углубления сотрудничества с НАТО де-факто без присоединения к Альянсу де-юре. Трудность состоит в том, что по сравнению с серединой 2010-х гг. сближение, в том числе в собственно военном отношении, приобрело качественно иные, резко возросшие масштаб и характер. На этом фоне новое увеличение масштабов сотрудничества будет увязываться рядом стран—участниц НАТО, особенно англосаксонскими странами во главе с США, с вступлением Швеции в НАТО, что, собственно, показали переговоры 24 января 2022 г.
Поэтому основным с самого начала следовало рассматривать вариант вхождения официального Стокгольма в Североатлантический альянс.
Однако окажется ли это на практике реальным путем к возвращению королевством державного статуса?
Внутри НАТО Швеция едва ли сможет стать бесспорным лидером в североевропейской части зоны ответственности Альянса. Проблема состоит в том, что центром притяжения уже является Норвегия, прежде всего в силу своего более выгодного географического положения с точки зрения перспектив многостороннего проникновения стран Запада в Арктику, а также эффективности вписывания в него собственных военных усилий.
В вопросе «сдерживания» РФ отказ Швеции от внеблокового статуса также заметно укрепит позиции Норвегии.
После вступления в НАТО на территории Швеции могут быть развернуты многонациональные силы передового развертывания (СПР, первый стратегический эшелон войск Альянса) в составе усиленной БТГ наземных войск (1—1,5 тыс. военнослужащих), группа истребительной авиации (4—8 самолетов) — эта схема активно апробируется в странах Балтии, Польше, Румынии.
Не исключено, однако, что официальный Стокгольм пойдет по пути соседней Норвегии, не ставя вопрос о развертывании данных военных механизмов. Ведь оглашение такой просьбы проиллюстрирует невозможность Швеции, непосредственно даже не граничащей с РФ, самостоятельно обеспечивать территориальную безопасность и оборону, что де-факто больно ударяет по ее претензиям как перспективной державы.
Вступление в НАТО потребует от Швеции резкого увеличения разноплановых (военно-людских, финансовых, технико-технологических) инвестиций в выстраивание конфронтации «холодной войны», притом с принятием юридически фиксированных обязательств в отношении широкого круга государств—членов Альянса. Официальный Стокгольм сможет присоединиться к комплектованию многосторонних группировок блока, в частности, батальонных тактических групп — в странах Балтии, в некоторой степени увеличивая влияние.
Однако Швеция в этом отношении вряд ли сможет конкурировать с Германией или Францией, не говоря уже о группе англосаксонских стран во главе с США. При этом резко сократятся те ресурсы, которые официальный
Стокгольм сможет задействовать для борьбы не с сугубо гипотетической «российской угрозой», а более чем экзистенциональными рисками безопасности из зон нестабильности в Азии и Африке.
Значимы и имиджевые утраты: Швеция уже не сможет играть роль независимого арбитра в урегулировании многочисленных вооруженных конфликтов, как это было в реалиях «классической» «холодной войны».
Традиционно имеющая развитую национальную промышленность, Швеция, особенно в случае возвращения к власти администрации Д. Трампа или прихода к власти другой, близкой по направленности, будет ощущать сильное давление в вопросе импорта военной техники и продукции производства США. Рост военных ассигнований в контексте полноценного встраивания в процесс конфронтации создаст дополнительные трудности на пути реализации модели социального благополучия, которая и без того сталкивается с существенными проблемами.
Соответственно, в перспективе, особенно долгосрочной, отказ от вне-блокового статуса создаст как минимум сопоставимое с «плюсами» число «минусов».
* * *
В мае 2022 г. Швеция и Финляндия официально приняли решение вступить в НАТО, но столкнулись с неожиданной преградой.
Против их принятия выступила Турция, обвинившая их в фактическом одобрении терроризма и укрывательстве в этих странах лиц и организаций, которые в Турции считаются террористическими. Представители Турции провели переговоры с делегациями Швеции и Финляндии, но обсуждение оказалось неудачным. В итоге в НАТО решили пока не торопиться с принятием Швеции и Финляндии в Альянс.
Литература
1. Алешин А. А. Вступят ли Финляндия и Швеция в НАТО? // ИМЭМО РАН. 2022. 15.04. -imemo.ru/publications/relevant-comments/text/will-finland-and-sweden-join-nato (дата обращения: 18.06.2020).
2. Архив посла А. И. Степанова // Отдел Европы и Америки ИНИОН РАН. Ф. 1. Оп. 2. Д. 35. Л. 52-о.
3. Бабенко В. Н. Особенности правовой политики постсоветской Украины // Актуальные проблемы Европы. 2017. № 3.
4. Гудериан Г. Танковые войска Германии во Второй мировой войне 1939—1945 : Воспоминания немецкого генерала. М. : Центрполиграф, 2007.
5. Даниельсон Р., Дюрвик С., Гренли Т., Хелле К., Ховланн Э. История Норвегии от викингов до наших дней. М. : Весь мир, 2003.
6. Корунова Е. В. Деятельность Швеции в Лиге Наций в 30-е гг. // Вестник МГУ. Серия 8: История. 2005. № 3.
7. Малышева Е. М. Шведский «нейтралитет» во Второй мировой войне // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2016. № 2.
8. Рымко Е. П. О Швеции, шведах и многом другом... М. : Научная книга, 2007.
9. Советско-финляндская война 1939—1940 : в 2 т. / сост. П. В. Петров, В. Н. Степаков. СПб. : Полигон, 2003. Т. II.
10. Уткин А. И. Россия над бездной. Смоленск : Русич, 2000.
11. Филитов А. М. Германо-германские отношения в 1949—1990 гг. // Актуальные проблемы Европы. 2019. № 4.
12. Шефов Н. А. Самые знаменитые войны и битвы России. М. : Вече, 2002.
13. Широкоград А. Б. Чудеса шведского нейтралитета // Независимое военное обозрение. 2021. 04.03. - https://nvo.ng.ru/history/2021-03-04/13_1131_history.html (дата обращения: 18.06.2020).
14. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы Войны : в 2 кн. М. : Военное издательство Министерства обороны СССР, 1971. Кн. 2.
15. Щеглов А. Д. Скандинавские страны в XVII веке // Всемирная история. М. : Наука, 2019. Т. 3: Мир в раннее Новое время.
16. Antrag der Bundesregierung. Fortsetzung der Beteiligung bewaffneter deutscher Streitkräfte an dem Einsatzeiner Internationalen Sicherheitsunterstützungstruppe in Afghanistan unter F hrung der NATO. Deutscher Bundestag, 15. Wahlperiode. Drucksache 15/5996, 21.09.2005.
17. Aurora 17 // Försvarsmakten. 2017. — https://www.forsvarsmakten.se/en/activities/exercises/aurora-17/ (дата обращения: 18.06.2020).
18. Außenminister Steinmeier lädt Außenminister Dänemarks, Finnlands und Schwedens nach Berlin ein // Auswärtiges Amt. 2016. 07.11. — https://www.auswaertiges-amt.de/de/newsroom/161107-bm-dk-fin-swe/284942 (дата обращения: 18.06.2020).
19. Boosting NATO's presence in the East and Southeast // NATO. 2022. 07.01. — https://www.nato.int/cps/en/ natohq/topics_136388.htm (дата обращения: 18.06.2020).
20. Cold Response 2022 // Försvarsmakten. 2022. — https://www.forsvarsmakten.se/sv/var-verksamhet/ ovningar/avslutade-ovningar/cold-response-2022/ (дата обращения: 18.06.2020).
21. Deutsch-norwegische Kooperation: "U36" läuft aus // BMVg. 2019. 24.01. — https://www.bundeswehr.de/ de/organisation/marine/aktuelles/deutsch-norwegische-kooperation-u36-89960 (дата обращения: 18.06.2020).
22. Jobs and security in focus when Stefan Löfven visited the United States // Government Offices of Sweden. 2018. 07.03. — https://www.government.se/articles/2018/03/jobs-and-security-in-focus-when-stefan-lofven-visited-the-united-states/ (дата обращения: 18.06.2020).
23. Larsson O. Stormaktens sista krig: Sverige och stora nordiska kriget 1700—1721. Stockholm : Historiska Media, 2009.
24. NATO Allies and Partners Ready for Exercise SEA BREEZE 21 // NATO. 2021. 25.06. — https://shape.nato. int/news-archive/2021/nato-allies-and-partners-ready-for-exercise-sea-breeze-21 (дата обращения: 18.06.2020).
25. NATO Response Force // NATO. 2022. 28.02. — https://www.nato.int/cps/en/natolive/topics_49755.htm (дата обращения: 18.06.2020).
26. Relations with Sweden // NATO. 2022. 14.04. — https://www.nato.int/cps/en/natohq/topics_52535.htm (дата обращения: 18.06.2020).
27. Resolute Support Mission (RSM): Key Facts and Figures // NATO. 2018. May. — https://www.nato.int/nato_ static_fl2014/assets/pdf/pdf_2018_04/20180425_2018-04-RSM-Placemat.pdf (дата обращения: 18.06.2020).
28. Secretary General discusses Russian military build-up, NATO's Open Door policy with Finland and Sweden // NATO. 2022. 24.01. — https://www.nato.int/cps/en/natohq/news_191037.htm?selectedLocale=en (дата обращения: 18.06.2020).
29. Trident Juncture 18 // Försvarsmakten. 2018. — https://www.forsvarsmakten.se/en/activities/exercises/ trident-juncture-18/ (дата обращения: 18.06.2020).
30. Trident Juncture 2018 // NATO. 2018. — https://www.nato.int/cps/en/natohq/157833.htm (дата обращения: 18.06.2020).
31. Tullberg A. "We are in the Congo now": Sweden and the trinity of peacekeeping during the Congo crisis 1960—1964. Lund : Lund university, Department of History, 2012.
32. US Vice President Joe Biden to visit Sweden // Government Offices of Sweden. 2016. 24.08. — https://www. government.se/articles/2016/08/us-vice-president-joe-biden-to-visit-sweden/ (дата обращения: 18.06.2020).
33. Die wechselseitigen Beziehungen Deutschlands, Frankreichs und Polens seit Wegfall des "Eisernen Vorhangs" unter besonderer Berücksichtigung der Initiative "Weimarer Dreieck". Deutscher Bundestag, Wissenschaftliche Dienste. 2016. Mai. WD 2 — 3000 — 075/16. 17. ♦
