Theatrum mundi
Северный фланг альянса
Политико-военные тенденции в Скандинавии
© Трунов Ф. О. © Trunov Ph.
Северный фланг альянса. Политико-военные тенденции в Скандинавии The Northern flank of alliance. Political-military tendencies in Scandinavia
Аннотация. Рассмотрены особенности политико-военного развития Норвегии и Швеции. Сравниваются изменения их роли и вклада в деятельность по миротворчеству в 1990-е — начале 2010-х гг. Показано влияние на Норвегию и Швецию возвращения «коллективного» Запада к «сдерживанию» России как ключевой стратегической задачи. Отмечено исключительное значение скандинавского фланга в военно-политических планировании и деятельности «коллективного» Запада в 2017—2018 гг.
Annotation. The article analyses the features of political-military development of Norway and Sweden. The author compares the change of two Scandinavian countries' role and participation in peacemaking and peacekeeping activity from 1990s until the middle 2010. The scientific paper shows the influence over Norway and Sweden the tendency of the "collective" West return to the "deterrence" Russia as key strategic goal. The article notes special importance of Scandinavian flank in military-political planning and activity of "collective" West in 2017—2018.
Ключевые слова. Норвегия, Швеция, НАТО, миротворчество и поддержание мира, строительство вооруженных сил, военные учения.
Key words. Norway, Sweden, NATO, peacemaking and peacekeeping, the building of armed forces, military exercises.
1
Швеция и Норвегия — наиболее влиятельные страны Северной Европы, бывшие главы государств которой уже десятилетие (с 2009 г.) занимают пост генерального секретаря НАТО (2009—2014 гг. — датчанин А. фог Расмуссен, с 2014 г. — норвежец Й. Столтенберг). Срок полномочий последнего истекал осенью 2018-го, но был продлен как минимум до 30 сентября 2022 г. [5]. Он станет вторым по продолжительности (8 лет, после Й. Лунса — 13 лет) своей работы главой НАТО.
До 2009 г. выходцы из Северной Европы ни разу не занимали этой должности — НАТО возглавляли представители западно- и южноевропейских стран-участниц. «Скандинавская эра» пришлась на крайне важный период развития НАТО — разворот практически на 1800.
ТРУНОВ Филипп Олегович — старший научный сотрудник Отдела Европы и Америки ИНИОН РАН, кандидат политических наук.
С начала 1990-х гг., по окончании «первых изданий» «холодной войны»1, усилия НАТО были перенаправлены со сдерживания «угрозы» с Востока в лице СССР и его союзников по ОВД на конфликтное (кризисное) реагирование вне зоны ответственности Альянса. Географически это означало сосредоточение усилий многонациональных группировок стран—участниц Альянса в нестабильных государствах Азии и Африки и прилегающих акваториях. Это требовало перестройки вооруженных сил: уменьшения преобладавшей дотоле компоненты сил общего назначения, представленных «тяжелыми», т. е. густо насыщенными тяжелой бронетехникой и артиллерией, частями в пользу наращивания «легких» войск или сил кризисного реагирования.
Их главные отличительные черты — большой парк транспортной (наземной, воздушной, морской) техники, позволявшей сразу (а не по частям) перебрасывать весь личный состав на значительные расстояния, а также индивидуальный комплект систем спутниковой навигации и связи у каждого военнослужащего.
С точки зрения позитивных целей перенаправление усилий с обеспечения территориальной обороны (т. е. вдоль периметра зоны ответственности НАТО) на деятельность вовне позволяло обеспечить легальное (решения НАТО или ЕС) и легитимное (на основании резолюций Совета Безопасности ООН) военное присутствие, обычно носящее долгосрочный характер, на глобальном уровне. Тем самым создавались благоприятные условия также для общеполитического и экономического, т. е. стратегического, проникновения в различные регионы Азии и Африки, что сопровождалось увеличением влияния государств—членов НАТО.
К негативным целям следует отнести возможность борьбы с угрозами нестабильности (в первую очередь неконтролируемой миграцией, международным терроризмом и контрабандой, прежде всего оружия и наркотиков) на дальних от стран НАТО рубежах.
Это переориентирование было сопряжено с перестройкой вооруженных сил и структуры военных расходов. Прежде всего оно влияло на политику как малых и средних государств НАТО, так и крупных, еще не приобретших реальный суверенитет (вновь объединившаяся Германия). Их вооруженные силы, в отличие от западных держав (США, Великобритании и Франции), почти не использовались вне зоны ответственности НАТО в годы «первых изданий» «холодной войны».
Швеция, позиционируя себя с 1814 г. в качестве нейтрального, в том числе внеблокового, государства, в годы «первых изданий» «холодной войны» играла несопоставимую со своей скромной ресурсной базой роль в сфере миротворчества.
Официальный Стокгольм задействовал крупные контингенты «голубых касок» из числа национальных вооруженных сил, тесно сочетая
1 Под «первым изданиями» «холодной войны» понимается временной отрезок 1946—1990 гг., характеризующийся противостоянием Запада (с лидерством США) и Востока (во главе с СССР) и разделяющийся на пять основных хронологических фаз: 1946—1958 гг., 1959 — конец 1960-х гг., конец 1960-х — 1979 г., 1979—1985 гг. и 1986—1990 гг.
это с использованием политико-дипломатического и экономического инструментария, для урегулирования столкновений в зоне арабо-израильского конфликта и особенно в Демократической Республике Конго (ДРК) (в первой половине 1960-х гг.) и на Кипре (в середине — второй половине 1970-х гг.) [15. P. 75—302].
В постбиполярном миропорядке стали расти количество и спектр угроз безопасности для Евроатлантического сообщества от нестабильных государств, — но, как ни парадоксально покажется на первый взгляд, удельный вес Швеции в миротворческой сфере стал стремительно сокращаться. Прежде всего это объяснялось уже отмеченной растущей активностью в данной сфере малых, средних и обладавших ограниченным суверенитетом крупных государств-членов Евроатлантического сообщества. Швеция же уже к концу 1990-х гг. превратилась в рядового участника миротворческой деятельности, потеряв свою «исключительность», присущую периоду «холодной войны». Эта характеристика как производная внеблокового статуса являлась значимой в формировании имиджа Швеции как «малой державы».
Для официального Стокгольма это позиционирование было исключительно важно: в результате поражения от России в Великой Северной войне (1700—1721 гг.) Швеция выбыла из числа тогдашних ведущих держав, войдя в число «рядовых» государств, но демонстрируя на протяжении всего XVIII в. готовность добиться реванша. Выбор нейтрального статуса после Наполеоновских войн обеспечил длительную эру процветания и благополучия Швеции, не раз поднимая в различных формах вопрос об увеличении ее роли и веса на международной арене2.
Средством компенсации потерь политического веса по окончания «холодной войны» стало сближение Швеции с Евроатлантическим сообществом. В 1995 г. Швеция вошла в состав ЕС, участвуя в развитии его военно-политического потенциала. Ее вооруженные силы активно участвовали в деятельности по миротворчеству в Боснии и Герцеговине (IFOR/SFOR, под эгидой НАТО), Косово (KFOR, также под эгидой Альянса), в северных провинциях Афганистана (в составе Международных сил содействия безопасности (МССБ), подчинявшихся ООН, а затем НАТО) [8. P. 80—81]. Первым Верховным представителем в Боснии и Герцеговине, ответственным за контроль над выполнением Дейтонского соглашения (1995) стал шведский дипломат и будущий министр иностранных дел Королевства К. Бильдт. С присоединением к ЕС нейтралитет Швеции стал условным, но она не отказалась от внеблокового статуса, развивая сотрудничество с НАТО де-факто (в том числе передавая миротворческие контингенты в оперативное подчинение штабов профильных миссий Альянса, как это было на Балканах и в Афганистане).
2 Первая попытка отхода от нейтрального статуса — заключение Шведским королевством «Ноябрьского трактата» (1855) о присоединении в ходе Крымской войны к антироссийской коалиции Франции—Англии—Сардинии и Турции. Его положения не были реализованы лишь из-за прекращения с весны 1856 г. боевых действий. Затем следует отметить тесную кооперацию Швеции и Третьего рейха в конце 1930-х — 1944 г., когда по ее территории активно перевозились немецкие войска и военные грузы, а сама она выступала поставщиком железной руды, крайне важной для Германии.
Вопреки большинству малых и средних стран—участниц НАТО, Норвегия в годы «первых изданий» «холодной войны» активно использовала своих миротворцев для урегулирования арабо-израильского конфликта (в фазе середины 1950-х), в ДРК (в середине 1960-х) и Ливане (в 1970— 1990-е) [16. P. 21]. Именно в Осло стартовала активная фаза урегулирования арабо-израильского конфликта (1993) [16. P. 12—33]. Норвегия приняла участие в операции «Буря в пустыне», выделив затем миротворческие контингенты для операций в Ираке, Кувейте и Сомали (UNOSOM I и UNOSOM II) — наиболее значимых векторах приложения военно-политического «коллективного» Запада в начале 1990-х гг. Она приняла самое активное участие в балканском векторе деятельности НАТО. Так, на начальных фазах операции сил KFOR в Косово здесь было развернуто до 1,4 тыс. военнослужащих королевских ВС [7], что является крупным контингентом по норвежским меркам.
В 2000-е гг. ключевым направлением усилий Норвегии стал Афганистан — в составе МССБ были задействованы силы, эквивалентные батальонной тактической группе. Они использовались не только в спокойных северных провинциях (где были сосредоточены контингенты Германии и Швеции), но и в далеких от умиротворения южных и юго-восточных, неся боевые потери. Всего через Афганистан в 2002—2014 гг. прошли 9 тыс. норвежских военных. Официальный Осло был активным донором (в деле предоставления помощи развитию) и разносторонне участвовал в модернизации сил безопасности, лояльных властям в Кабуле [10]. Параллельно Норвегия участвовала в широком спектре миротворческих миссий ООН в Африке и Латинской Америке, но участие в них носило точечный характер (2—15 военных и гражданских специалистов).
Чем обусловлены отмеченные особенности действий Норвегии вне зоны ответственности НАТО? Во-первых, она традиционно ориентировалась на Швецию, вслед за ней (и часто при взаимной поддержке) участвуя в миротворческой деятельности еще в годы «первых изданий» «холодной войны», отличаясь этим от большинства малых и средних государств НАТО. Этому способствовали и географические особенности северного фланга Альянса, «ядром» которого в географическом плане выступала именно Норвегия. В отличие от ФРГ или Турции, она не имела протяженной сухопутной границы со странами Организации Варшавского договора. Значимой была и низкая (по сравнению с современным периодом) милитаризация Арктики. Совокупность этих факторов делала официальный Осло менее зависимым от военной поддержки (особенно постоянной) со стороны западных держав (США, Англии и Франции) по сравнению с ФРГ или Турцией.
Во-вторых, на фоне диверсификации направлений и организаций, под эгидой которых используются норвежские военные, официальный Осло демонстрирует безусловную первоочередность задач НАТО в своей внешней политике. Это подтверждает проведение не только небоевых (к числу которых относится де-юре подавляющее большинство мер по миротворчеству и поддержанию мира), но и точечных боевых акций вне зоны ответственности Альянса.
2
Описанное — лишь одна из причин назначения североевропейских представителей на пост генерального секретаря НАТО. Другая причина — необходимость доведения до конца Й. Столтенбергом (в понимании западного истеблишмента продемонстрировавшим большой управленческий талант политико-военного руководителя) первой и наиболее проблематичной фазы разворота почти на 1800 в развитии и деятельности НАТО. Он отходит от конфликтного (кризисного) регулирования как ключевой задачи, возвращаясь к обеспечению территориальной обороны, т. е. деятельности вдоль периметра восточной границы в зоне ответственности НАТО в Европе, как основному приоритету.
При этом спектр и, главное, масштаб рисков, исходящих из зон нестабильности в Азии и Африке, для европейских членов НАТО не только не уменьшился, но и возрос. Иллюстрациями стали мощный миграционный кризис в ЕС и резкая активизация на его территории сил международного терроризма в 2015—2016 гг., вызванные предшествующими успехами запрещенной в России террористической организации «Исламское государство» в Сирии и Ираке.
Параллельно резко росли усилия европейских государств (притом не только германо-французского тандема, но и Швеции) по урегулированию вооруженного конфликта в Мали, переход которого в «застарелую» фазу чреват повторением угроз, спроецированных из Сирии, но уже с африканского направления.
В этих условиях страны ЕС и НАТО не готовы ослаблять потенциал «легких» частей, предназначенных для использования вне зоны ответственности НАТО.
Это означает, что наращивание «тяжелых» войск, продолжающих играть ключевую роль в обеспечении территориальной обороны, требует существенного роста военных затрат. В НАТО идут следующие процессы:
— создание полноценной наземной компоненты сил передового развертывания (СПР; I стратегический эшелон войск НАТО). Так, в 2014— 2017 гг. в Восточной Европе на основании решений США и итогов Варшавского саммита блока (8—9 июля 2016 г.) были развернуты «тяжелая» бригада армии США и четыре «тяжелые» батальонные тактические группы (БТГ), комплектуемые контингентами западно-, центрально- и южноевропейских стран—участниц НАТО [18]. Лишь в 2017 г. две ротные тактические группы Корпуса морской пехоты США были развернуты на севере Норвегии (губерния Финнмарк) [2] как часть СПР НАТО. Параллельно усиливаются оперирующие в Балтийском и Средиземном морях и прилегающих акваториях военно-морские (четыре оперативные морские группы, в том числе две контрминные) и воздушные (Миссия по воздушному патрулированию пространства стран Балтии) группировки. Наблюдается также расширение штабов войск (в том числе без подчиненных войск) в Восточной Европе [11. P. 2—4];
— увеличение потенциала сил быстрого реагирования (СБР; II стратегический эшелон войск НАТО). По решению Уэльского саммита НАТО
(4—5 сентября 2014 г.) их численность увеличена с 15 до 30 тыс. [17], а в феврале 2015 г. руководителями военных ведомств стран—участниц НАТО был согласован новый рост до 40 тыс. [13]. СБР комплектуются на ротационной основе (обычно на 12 месяцев) преимущественно из контингентов европейских стран-участниц Альянса в рамках 7-летнего цикла (каждый год основную нагрузку принимают одно крупное или среднее и два-три малых государства) [13]. В основном силы СБР проходят боевую подготовку (в том числе «сколачивание», крайне важное для многонациональных группировок) либо в отдаленных от зоны ответственности НАТО странах-участницах, либо в глубине территории пограничных государств-членов (особенно Польши и Турции). Ключевая составляющая проверки боеготовности СБР — комбинированные учения, крупнейшими из которых стали «Anakonda 2016» в Польше и Германии [6] и «Trident Juncture 2018» в Норвегии [14].
— рост военных расходов как минимум до 2% ВВП как обязательная планка для всех стран-участниц к 2024 г., что было утверждено на Уэльском саммите НАТО (2014) [17].
Обращает на себя внимание ряд особенностей этих тенденций. Во-первых, хронологически обратная очередность наращивания стратегических эшелонов НАТО — сначала II (СБР, с 2014 г.) и лишь затем I (СПР, в полной мере с 2016 г.). Она обусловлена инертностью «военных машин» большинства стран НАТО. Более легкой являлась задача приведения в повышенную готовность и передача под временное (на год) управление штабных структур блока наиболее боеспособных соединений и частей, остающихся в местах постоянного базирования. При этом в 2014/2015 гг. даже эта нагрузка легла в основном лишь на Германию, Нидерланды и Норвегию как ответственных за комплектование СБР. Уже на второй стадии был поставлен вопрос о развертывании ротационных многонациональных группировок на территории «новых» (вступавших с 1999 г.) стран—участниц НАТО, в основном за счет небольших контингентов, выделяемых «старыми» государствами—членами. С другой стороны, ряд стран (в первую очередь из числа континентальных центрально- и западноевропейских стран) выступали за принцип «стратегической сдержанности» в процессе наращивания потенциала НАТО в условиях перехода отношений «коллективного» Запада и России в состояние конфронтации. Отказ от масштабного в пользу дозированного (что отнюдь не означало уменьшение итоговых показателей, но определяло более плавное движение к ним) роста возможностей НАТО уменьшал риск неконтролируемой эскалации с РФ.
Во-вторых, в 2014—2016 гг. основные усилия были сосредоточены на восточноевропейском направлении, т. е. центре протяженной границы зоны ответственности НАТО, в то время как флангам — прежде всего, североевропейскому — уделялось меньшее внимание. Причина — алармистские настроения истеблишмента Польши и стран Балтии, постоянно настаивавших на наращивании присутствия группировок НАТО на своей территории. Развертывание 4 БТГ в них по решению саммита в Варшаве (2016) и стало одной из реакций на эти призывы. Дальнейший рост военного присутствия (даже ротационного, не говоря уже
о появлении постоянного) Альянса в регионе станет безусловным и демонстративным нарушением Основополагающего акта Россия — НАТО (1997) — последней страницы правовых отношений, лишь выходящих из состояния «заморозки» в «слегка размороженное». В сравнении с истеблишментом стран Восточной Европы официально декларируемая обеспокоенность руководства Норвегии по поводу «российской угрозы» была существенно ниже. Этому способствовало стремление Норвегии продемонстрировать весомость своих позиций в НАТО, выражаемую в том числе в пролонгации полномочий Й. Столтенберга.
В пользу этого решения свидетельствует и рост противоречий между членами НАТО, притом не только в латентной, но в и открытой форме.
США (а за ними и их ближайшие союзники по НАТО) демонстрируют недовольство низкой долей военных расходов Германии в ВВП и ее растущими амбициями в НАТО. Если в середине 2000-х гг. эти попытки (в частности, при выдвижении Г. Шредером проекта реформы НАТО) не сопровождались готовностью Германии нести повышенную военную нагрузку, то сейчас ситуация качественно изменилась. Бундесвер к середине 2030-х гг. планирует в результате наращивания своего потенциала обрести способность играть роль «рамочной нации» в процессе комплектования как СБР (что рассматривается более значимой целью), так и СПР НАТО [19].
Примечательно, что с 1 января 2019 г. на срок в 12 месяцев Германия досрочно (вместо периода 2021—2022 гг., как это планировалось по сложившейся в 2014 г. очередности) совместно с Нидерландами и Норвегией приняла на себя ключевую нагрузку в комплектовании бригады сверхповышенной боевой готовности («острия копья» СБР) [13]. Проблема борьбы Германии и США за лидерство в НАТО проявилась еще при администрации Б. Обамы.
Далеко не случайно генеральным секретарем НАТО не стала У. фон дер Ляйен, почти два срока занимавшая пост министра обороны ФРГ и продвигавшаяся А. Меркель на этот пост (она стала председателем Ев-рокомиссии).
Назначение британского представителя проблематично в условиях ухудшения отношений Англии с европейскими партнерами по ЕС, которые одновременно входят в НАТО. Франции также сложно лоббировать назначение своего представителя на высший пост в НАТО, принимая во внимание возвращение в военную организацию блока лишь в 2009 г. С учетом финансовых проблем и потребности в военной поддержке для противодействия рискам в Африке главой НАТО не стал выходец из Южной Европы. Пока маловероятным является сценарий назначения генсеком блока представителя Восточной Европы (прежде всего в этом заинтересована Польша) и тем более балканских стран.
3
Продление полномочий Й. Столтенберга обусловлено и вкладом Норвегии в деятельность НАТО, несмотря на небольшую численность ее населения (менее 5,3 млн человек).
Норвегия в полном объеме участвует в комплектовании сил быстрого реагирования НАТО в рамках своей очередности — в 2014—2015 гг. и 2019-м. Во втором случае норвежские подразделения образовали компоненту сил специального назначения, а также часть военно-морской компоненты бригады сверхповышенной боевой готовности СБР [10], т. е. закрыли «чувствительные позиции» в их комплектовании в целом.
Участие Норвежского королевства в комплектовании СПР слабее. С одной стороны, ее ВВС трижды (в 2005, 2007 и 2015 гг.) на срок в 6—8 месяцев использовались на ротационной основе в составе Миссии по патрулированию стран Балтии [19]. Параллельно ВМС Королевства предоставляли боевые надводные корабли в состав 1-й постоянной морской и 1-й постоянной контрминной групп Альянса (также на 6—8 месяцев). С другой стороны, Норвегия не стала выделять сухопутные части для комплектования БТГ в Балтии и Польше [13] и тем более в национальном качестве (как США) создавать пункты присутствия своих войск в Восточной Европе. Это обусловлено не только небольшой численностью, но и исключительным фокусированием Норвегии на организации территориальной обороны на своей территории с середины 2010-х гг.
Примечательно, что в годы «первых изданий» «холодной войны» в Норвегии отсутствовали как постоянное, так и ротационное военное присутствие союзников по НАТО. Это еще раз подчеркивает ее военную самодостаточность в арктической войне. Ситуация поменялась во второй половине 2010-х гг. в силу изменения политики НАТО.
Кроме того, в середине — второй половине 2010-х гг. Россия демонстрирует растущие военные возможности: выброска оперативного военно-воздушного десанта в условиях Крайнего Севера [3], создание цепи автономных военных баз вдоль Северного морского пути, включение в состав СФ новых атомных ПЛ [4]. Усиление борьбы за право на использование ресурсов арктического шельфа (а также биоресурсов СЛО) стало одной из причин роста политико-военного внимания «коллективного» Запада к скандинавскому флангу с 2017—2018 гг.
В 2017 г. США развернули на севере Норвегии, в губернии Финн-марк, две ротные тактические группы, переданные в оперативное подчинение бригады «Север» королевских норвежских войск. Это не характерно для США с их традиционным стремлением к преобладающему лидерству. В 2018 г. администрация Д. Трампа приняла решение об удвоении военного присутствия в Финнмарке. Причем если в отношении Румынии или Польши подобное решение сопровождалось бы требованиями увеличить военные расходы (в первую очередь оплачивая расходы на передислокацию, развертывание и деятельность вновь прибывших частей), то Норвегии министр обороны США выразил признательность (!) [2]. Это иллюстрирует исключительную заинтересованность Белого дома в военной кооперации с Норвегией в Арктике, помимо изменения отношения к России — из-за политических разногласий США с Канадой (из-за стремления к интернационализации Северо-Западного прохода) и Данией (поддержка сепаратистских устремлений инуитов в деле обретения независимости Гренландии),
мешающим развитию военно-политической кооперации с этими странами. В связи с этим Норвегия приобретает исключительное значение — в том числе в деле обучения морских пехотинцев США действиям в Арктике.
Показателен и разворот вектора военно-тренировочной деятельности НАТО. После проведенных на территории западных воеводств Польши и восточных земель Германии учений «Anakonda 2016» следующие масштабные учения прошли в сентябре 2017 г. в южных и юго-восточных ленах Швеции («Aurora 17»). Они позиционировались как военно-тренировочные мероприятия королевской армии в национальном качестве, но в них участвовали контингенты США и Франции [9]. Эти учения показали растущую заинтересованность Швеции в полноценном сотрудничестве с НАТО.
Развитием этой тенденции стало участие шведских военных в крупнейших для постбиполярных реалий (50 тыс. военнослужащих) учениях НАТО «Trident Juncture 2018». Проводившиеся в основном в южных губерниях Норвегии и прилегающих акваториях, они одной из главных целей (как и оба предшествующих) имели отработку переброски больших масс войск и техники (в том числе наземной) для наращивания группировки на скандинавском фланге НАТО. Второй по численности после США контингент для участия в «Trident Juncture 2018» был предоставлен Германией, особое внимание уделившей выстраиванию комбинированной (воздушной и морской) военно-логистической цепочки с Норвегией [12]. Это вновь продемонстрировало растущее внимание к ней с учетом ее важного геополитического положения и также является одной из причин пролонгации полномочий Й. Столтенберга.
* * *
В период «первых изданий» «холодной войны» Швеция благодаря своему нейтральному статусу играла более заметную военно-политическую роль по сравнению с Норвегией. В постбиполярном мире это соотношение стало меняться.
Норвегия последовательно поддерживала фокусирование «коллективного» Запада на конфликтном (кризисном) регулировании вне зоны ответственности НАТО и его смену на «сдерживание» России. При этом Норвегия демонстрировала оборонную самодостаточность. Эта линия вкупе с ростом значимости Арктики для Запада обеспечила официальному Осло привилегированное положение в НАТО, которое проявилось в продлении полномочий Й. Столтенберга, заинтересованности США в диалоге в военной сфере, смещении ключевых учений НАТО в Скандинавию.
Относительное ослабление позиций Швеции стало одной из причин более тесной ее кооперации с НАТО. Впрочем, на долгосрочную перспективу, с учетом роста угроз, исходящих от нестабильных государств Азии и Африки и в период «разрядки» отношений «коллективного» Запада с Россией, Швеция обладает возможностями наверстать упущенное, используя внеблоковый статус.
Литература
1. В НАТО заявили об участии 16 стран в ротации сил в Восточной Европе // RBC. 2016. 26.10. - http://www.rbc.ru/politics/26/10/2016/581105489a7947ab15d62082 (дата обращения: 30.07.2019).
2. Мэттис поблагодарил Норвегию за готовность разместить у себя 700 морпехов США // ТАСС. 2018. 14.07. — https://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/5374440 (дата обращения: 30.07.2019).
3. Российские десантники проведут масштабные учения в Арктике в 2016 году // РИА. 2015. 30.11. — http://ria.ru/20151130/1332498189.html (дата обращения: 30.07.2019).
4. Россия развернула глубоководную дивизию в Арктике // Известия. 2018. 10.04. — http:// iz.ru/730342/2018-04-10/rossiia-razvernula-glubokovodnuiu-diviziiu-v-arktike (дата обращения: 30.07.2019).
5. Столтенберг останется генсеком НАТО на новый срок. 2019. 28.03. — https://www.rbc.ru/politics/ 28/03/2019/5c9cecb99a7947441bf366c6 (дата обращения: 30.07.2019).
6. «Anakonda 2016»: starkes Signal oder unnötige Provokation? 2016. — www.bundeswehr-journal.de/ anakonda-2016-starkes-signal-oder-unnoetige-provokation/ (дата обращения: 30.07.2019).
7. Balkans. The Norwegian Armed Forces have played an active part in stabilizing the Balkans since 1990-s. 21.03.2016. — https://forsvaret.no/en/exercise-and-operations/operations/balkans (дата обращения: 30.07.2019).
8. The Bundeswehr on Operations: Publication to Mark the 15th Anniversary of the First Parliamentary Mandate for Armed Bundeswehr Missions Abroad. Berlin : Federal Ministry of Defense, 2009.
9. Facts about Aurora 17. 2017. — https://www.forsvarsmakten.se/en/activities/exercises/aurora-17/ (дата обращения: 30.07.2019).
10. A good ally: Norway in Afghanistan. 10.06.2016. — https://www.cmi.no/news/1711-a-good-ally-norway-in-afghanistan (дата обращения: 30.07.2019).
11. Kamp K.-H. Der NATO-Gipfel von Warschau Sieben zu erwartende Botschaften // Bundesakademie fur Sicherheitspolitik. Arbeitspapier Sicherheitspolitik. 2016. № 18.
12. NATO Air Policing. 2019. — https://ac.nato.int/page5931922/-nato-air-policing (дата обращения: 30.07.2019).
13. NATO Response Force (NRF) Fact Sheet. 01.01.2019. — https://jfcbs.nato.int/page5725819/nato-pesponse-force-nrf-fact-sheet (дата обращения: 30.07.2019).
14. Trident Juncture: Ein starkes Signal der NATO. 12.11.2018. — https://www.bundeswehr.de/portal/a/ bwde/start/aktuelles/aus_der_truppe/!ut/p/z1/hY_NCoMwEITfyE1SatKjIoIQtNT-mUsJJliLTSSk0k-MfvpGCN-keBnZm91sWBFxBGDn1nfS9NXIIfSPiW8r4kZMdIfzEECp4yaotQRixDZzh8m9EhBitVIK-gVhqawKCrjCqGGgQIpaPWGu1n9dr4PmjnpLcuGq3zw5y8nAtJ1CtoEM5STJdT-JPGeZYQSmlWpIcZ-JCTfC-7sp2fhuYujRr03rbJzxifOSvLbfcFcVJpnA!!/dz/d5/L2dBISEvZ0FBIS9nQSEh/#Z7_B8LTL2922LU-800ILN8O52010O6 (дата обращения: 30.07.2019).
15. Tullberg A. «We are in Congo now». Sweden and the Trinity of Peacekeeping during the Congo Crisis 1960—1964. Lund : Lund University, 2012.
16. Waage H. H. «Norwegians? Who needs Norwegians?» Explaining the Oslo Back Channel: Norway's Political Past in the Middle East. Oslo : Institutt for fredsforskning, 2000.
17. Wales Summit Declaration. 4—5 September 2014. — https://www.nato.int/cps/en/natohq/official_ texts_112964.htm (дата обращения: 30.07.2019).
18. Warsaw Summit Communique. 8—9 July 2016. — https://www.nato.int/cps/en/natohq/official_ texts_133169.htm (дата обращения: 30.07.2019).
19. Zuruck zur Kernaufgabe : Neue Struktur der Bundeswehr. 03.09.2018. — https://www.tagesschau.de/ inland/bundeswehrprofil-101.html (дата обращения: 30.07.2019). ♦