CC BY
27
ПЕРЕВОДОВЕДЕНИЕ
УДК 811.163.1
Б01 10.25205/1818-7935-2018-16-1-63-75
А. Л. Соломоновская
Новосибирский государственный университет ул. Пирогова, 1, Новосибирск, 630090, Россия
ПЕРЕВОДЧЕСКИЕ ПРЕДИСЛОВИЯ В СЛАВЯНСКОМ И ГЕРМАНСКОМ МИРЕ IX ВЕКА: ТРАДИЦИОННЫЕ ТОПОСЫ И НОВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ
Предисловия к переводным памятникам, возникшим у германских (англосаксов и тевтонцев) и славянских народов в середине и второй половине девятого века свидетельствуют о сходных проблемах, которые стояли перед переводчиками, и сходных же подходах к их решению. Автор Македонского кириллического листа (МКЛ), его младший современник Константин Преславский, Отфрид Вейсенбургский и король Альфред в своих предисловиях обосновывают необходимость перевода на национальные языки или сочинения оригинальных религиозных текстов и ставят свой перевод в более широкий культурный контекст, таким образом присваивая культурный и символический капитал ранее обращенных в христианство народов. Это могут быть предшествующие или современные автору миссионерские проекты (Отфрид), ранее выполненные переводы Св. Писания (Альфред) или отсылки к церковным авторитетам, в частности к апостолу Павлу и его предполагаемому ученику (Псевдо-) Дионисию Ареопагиту, а также Кириллу Александрийскому (МКЛ). Авторы предисловий также более или менее детально описывают процесс перевода и / или формулируют свои переводческие принципы, а также указывают на конкретные проблемы, например, связанные с передачей рода имени существительного (Отфрид и МКЛ). В рассматриваемых предисловиях также содержатся такие топосы данного типа паратекста, как еар1а1;ю Ъепеуо1еп1тае и топос скромности, а также рассуждения о морально-этическом значении представляемого труда.
Ключевые слова: переводческое предисловие, топосы, ранние славянские и германские переводы (IX в. н. э.), Македонский кириллический листок, Константин Преславский, Отфрид Вейсенбургский, Король Альфред.
Переводческую деятельность в целом и труды древних и средневековых переводчиков в частности можно рассматривать в терминах французского социолога Пьера Бурдье [Боиг-&еи, 1991] как наращивание культурного и символического капитала отдельной личности или сообщества. Под культурным капиталом понимается трансляция накопленного в рамках передающей культуры знания, а под символическим - рост престижа личности или социальной группы, обладающей этим знанием. Символический капитал может быть конвертирован в капитал вполне материальный - путем вхождения в профессиональную группу или повышения своего социального статуса. Символический капитал может быть «заработан» не только отдельной личностью, но и той или иной культурой в целом, отсюда важность переводной литературы для ранних этапов развития литературы национальной. Особую роль в становлении национального самосознания играют переводы престижных (в данном случае религиозных) текстов на национальный язык. Присвоенные таким образом культурные ценности конвертировались в возможность для элиты обращенных в христианство народов заключать династические браки и другие выгодные политические союзы (что можно рассматривать как своего рода символический, а если точнее, политический капитал). С другой
Соломоновская А. Л. Переводческие предисловия в славянском и германском мире IX века: традиционные топосы и новые элементы // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2018. Т. 16, № 1. С. 63-75.
ISSN 1818-7935
Вестник ИГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2018. Том 16, № 1 © А. Л. Соломоновская, 2018
стороны, перевод на национальные языки основ христианского вероучения позволял этим языкам повысить свой статус (или, в терминологии Бурдье, символический капитал), а их носителям - с полным правом претендовать на вхождение в круг цивилизованных народов, что очень хорошо видно из апологии франкам, помещенной в стихотворном предисловии Отфрида Вейсенбургского.
В данной статье будут рассмотрены попытки приобрести культурный, а с ним и символический капитал, предпринятые примерно одновременно у трех народов, сравнительно недавно обращенных в христианство (немцы-тевтонцы и славяне) или вынужденных восстанавливать христианские культурные ценности, утраченные в результате набегов язычников (Англия времен короля Альфреда). Материалом для статьи послужили «программные тексты» ранних переводчиков на национальные языки - Македонский кириллический листок (МКЛ), возможным автором которого был Кирилл-Константин (827-869)); прозаическое и поэтическое предисловия к «Учительному Евангелию» Константина Пресвитера (2-я половина IX в.); латинское предисловие (а вернее, сопроводительное письмо, адресованное епископу Людберту) и поэтическое древневерхненемецкое предисловие Отфрида Вейсенбург-ского (ок. 800 - ок. 875) к «Евангельской гармонии», а также три предисловия короля Альфреда (849-899) к его переводам «Cura Pastoralis» Григория Великого, «De Consolatione» Боэция и «Sololoquies» Августина. Поскольку собственно языковое исследование не входило в задачи автора, древнегерманский и древнеанглийский тексты рассматривались в современных немецком и английском переводах соответственно, латинский текст Послания к Люд-берту анализировался с привлечением современного английского перевода. Старославянские тексты привлекались в оригинале.
Обращение в христианство народов, населявших отдаленные провинции бывшей Римской империи, проходило постепенно, начиная приблизительно с VI в. н. э. (для германских народов - предков современных немцев и англичан, причем для последних этот процесс не был непрерывным, так как устоявшаяся было христианская культура значительно пострадала от набегов язычников-викингов) или с IX в. н. э. (для славян). Христианизация этих народов (а следовательно, их вовлечение в орбиту политического влияния соответствующего христианского центра) требовала перевода определенного объема религиозных текстов, пусть даже самых базовых, ведь латинские и греческие тексты Священного Писания и богослужения были непонятны иногда не только пастве, но и некоторым пастырям новой для германцев или славян религии.
Необходимо учитывать, что переводы с латинского на германские языки принципиально отличались от переводов с латинского на романские тем, что последние достаточно долгое время не были переводами в собственном смысле этого слова. Латинская лексика в таких текстах могла быть абсорбирована переводящим языком с небольшими лексическими или грамматическими изменениями, таким образом, формирующийся романский национальный язык (или, вернее, местная разновидность lingua romana rustica) приобщался к престижной латыни. Достаточно долгое время взаимоотношения французского языка и латыни, например, слегка напоминали ситуацию «гомогенного двуязычия» в славянском мире. С одной стороны, в некоторых текстах латинский и романский смешивались настолько, что трудно установить, на каком собственно языке намеревался писать автор (например, «Проповедь об Ионе» X в.), а с другой - более поздние авторы варьировали язык в соответствии с предметом повествования. Так, например, в XIII в. Элинан де Фруадмон пишет свою «Chronique Universelle» на латыни, а «Vers de la Mort», поэму о смерти, на французском, а в XV в. Жан Шартье пишет хронику современных ему событий сначала на латыни, потом переключается на французский и уже до конца хроники пишет на родном языке [Vernet, 1989].
Переводчики на германские языки, в том числе и древнеанглийские, такие как Альфред, а позднее Этельвольд и Эльфрик или их немецкие современники Отфрид Вейсенбургский и Ноткер Лабео, осознавали отличие своего языка от латыни и потому для передачи того или иного латинского термина были вынуждены подыскивать германское соответствие (часто, как и славянские переводчики с греческого, создавая семантические и словообразовательные кальки) либо заимствовать заведомо иностранное слово. Эта дилемма часто обсуждается в переводческих предисловиях и трактуется по-разному [Dearnley, 2016]. Древнеанглийские переводчики решали ее в пользу построения калек латинских понятий из германских корней,
тогда как среднеанглийские переводчики, переводя с французского, просто трансплантировали французские слова, делая их частью английского языка.
Таким образом, философия и идеология перевода у романских и германских переводчиков была противоположной: романские языки «самоутверждались» или, в терминологии Бурдье, приобретали культурный и символический капитал, приближаясь к латыни, а германские добивались той же цели, отталкиваясь от нее. Переводчики - авторы предисловий в таких случаях указывают на отличительные черты своих наречий как самостоятельных (литературных) языков. В этом отношении славянские переводчики первого поколения близки скорее к германским переводчикам, хотя в дискурсе более поздних переводчиков (например, в предисловии Исайи, афонского переводчика второй половины XIV в.) появляются те же извинения за «необработанность» славянской речи, что и у французских переводчиков с латыни.
Осознание необходимости ведения литургии на понятном населению германских стран языке (а следовательно, и концептуализация этого наречия как полноправного, хотя еще и необработанного языка) зафиксировано в решении Турского собора 813 г., который постановил произносить гомилии либо на lingua romana (т. е. на народной латыни), либо на lingua theotisca (франкский, древневерхненемецкий). В древнеанглийском языке первые попытки перевести необходимые тексты (в частности, молитву Pater noster и отрывки из Евангелия от Иоанна) были сделаны в начале VIII в. Бедой Достопочтенным. В славянском мире первые переводы (Служебного Евангелия) сделаны Кириллом и Мефодием в ходе их моравской миссии, а возможно и раньше, еще в Византии [Browning, 1975]. В любом случае здесь речь идет шестидесятых годах IX в. Основанием для выполнения таких переводов было вышеупомянутое решение Турского Собора, который разрешал ограниченное использование национальных языков в богослужении. Проблемы у славянских переводчиков начались тогда, когда, уже после смерти Кирилла-Константина, его брат Мефодий попытался расширить сферу действия старославянского языка.
Несмотря на бытующее до сих пор среди некоторых ученых мнение об изолированности славянских (в частности, русских) переводческих школ от современных им западноевропейских ([Thomson, 1999; Нелюбин, Хухуни, 2008]), зафиксированные в разного рода документах (переписке или предисловиях к тем или иным текстам) факты свидетельствуют о том, что по крайней мере в рассматриваемый период переводчики не только руководствовались близкими идеологическими установками, но и, возможно, знали о существовании друг друга. Например, общеизвестным является упоминание о Кирилле-Константине в Послании Анастасия Библиотекаря Карлу Лысому. Споры о славянских переводах священных текстов, возможно, отразились в прозаическом предисловии Отфрида Вейсенбургского к «Евангельской гармонии», написанной как раз в разгар этих споров. Деятелями континентального Каролингского Возрождения (в основном, на территории современных Франции и Германии) были выходцы из Англии (Алкуин) и Ирландии (Иоанн Скотт). И здесь круг замыкается -Иоанн Скот является тем самым переводчиком, труд которого (перевод Ареопагитик) сопровождает своим знаменитым посланием Анастасий Библиотекарь. Близость как взглядов на перевод, так и самопозиционирования переводчиков отражается в таком жанре паратек-ста, как переводческое предисловие. В обобщенном виде элементы переводческих прологов были представлены в предыдущей статье автора [Соломоновская, 2017].
Одним из традиционных топосов предисловия переводчика, восходящим еще к античным временам, в частности к речам Цицерона, был так называемый captatio benevolentiae, или обращение к реальному адресату или к потенциальному читателю с просьбой «не судить строго». Тон переводчика часто зависел от общественного положения его самого и его заказчика. Так, король Альфред в предисловии к англосаксонской версии «Cura Pastoralis» не счел нужным включать лесть или самоуничижительные формулы, которые не пристали переводчику с таким общественным положением, поэтому он ограничивается теплым, но достаточно сдержанным приветствием своему адресату епископу Уерферту ((his wordum luflice and freondlice). В двух других предисловиях этого же (предположительно) переводчика обращение к конкретному адресату вообще отсутствует.
Отфрид Вейсенбургский, предпосылает своей «Евангельской гармонии» несколько франкских посвящений - королю Людовику Немецкому и Саломону, епископу Констанца
и учителю Отфрида, а также обращение к адресату сочинения - епископу Людберту в латинском прозаическом «сопроводительном письме». Что касается словесного портрета Людбер-та из прозаического латинского предисловия, он достаточно стандартен: Отфрид упоминает его высокое положение и прекрасный литературный вкус, а в конце послания обращается к нему с просьбой дать разрешение на свободное использование «Гармонии» всеми верующими.
Предисловие переводчика часто содержит информацию о языках - как исходном, так и переводящем. Большое внимание звучанию переводящего языка уделяет Отфрид Вейсен-бургский, трудившийся над «Евангельской гармонией» в промежутке между 863 и 871 г., в тот момент, когда в Моравии шли ожесточенные споры о возможности использования старославянского языка в богослужении. Вполне возможно, что Отфрид был в курсе этого конфликта, и потому он, с одной стороны, пишет весьма развернутое историческое обоснование права франков на «воспевание Христа» на родном языке (во втором, стихотворном предисловии), а с другой - не пытается претендовать на право осуществить собственно перевод Священного Писания и даже не упоминает возможность литургии на рейнском диалекте. Сам франкский язык (Theotisce) он характеризует как «варварский», необработанный (inculta) и неупорядоченный (indisciplinabilis), но тем важнее становится миссия христианского книжника, пишущего на нем. Поскольку Отфрид пишет поэтический текст по мотивам Евангелий, особое внимание он уделяет тем фонетическим чертам диалекта, которые в большей степени влияют на чтение вслух стихотворного текста (в частности, на звучание некоторых гласных, особенно с умлаутом, а также неблагозвучных, с точки зрения латинского языка, согласных из-за их частого использования в древневерхненемецких диалектах).
Формально-грамматические различия (в частности, несовпадения в роде имен существительных) также, с точки зрения переводчиков и авторов предисловий, заслуживают комментария, особенно если сохранение грамматического рода существительных могло иметь принципиальное значение (подробнее см. в разделе о сложностях перевода). Это отмечают, например, уже упомянутые два современника - автор МКЛ и Отфрид Вейсенбургский, которые комментируют передачу рода существительных в греческом и латинском на старославянский и франкский соответственно. Комментирует Отфрид также асимметричное использование двойного отрицания в классической латинской грамматике, где они делают предложение утвердительным, и в узусе его собственного языка, где они сохраняют отрицание. Рассуждения о языке перекликаются у Отфрида с рассуждениями о роли религиозной дисциплины в жизни человека: он утверждает мысль о том, что для языка роль такой дисциплины выполняет грамматика.
В латинском сопроводительном письме Отфрид также подробно останавливается на отличиях немецкого языка от латыни: язык этот еще варварский и грубый. Тем не менее, утверждает Отфрид, такая необработанность, грубость и прямота немецкого языка может быть и его преимуществом над латынью, так как риторическая утонченность классических языков восходит не к христианству, а к язычеству. Однако многие переводчики ограничивались лишь упоминанием языка-источника (например, латинского) и переводящего языка ((древнеанглийского), как это делает король Альфред в своем предисловии к переводу «Утешения философией» (De Consolatione) Боэция.
Обоснование переводческих принципов и описание процесса работы является наиболее важной частью переводческого предисловия, так как она позволяет переводчику «объясниться» с читателем, избежать обвинений в некомпетентности или прямой ереси и, наконец, сформулировать часто интуитивно найденный подход к переводу конкретного текста.
Автор МКЛ несколько раз, ссылаясь на авторитет апостола Павла и его предполагаемого ученика Дионисия, подчеркивает необходимость передачи главным образом смысла - в соответствии с задачей переводчика-миссионера, составляющего первый славянский перевод Евангелия, и с более простым характером переводимого материала. В конце концов, понять смысл сложного богословского сочинения значительно труднее, чем относительно простой евангельской притчи. Разумеется, свобода переводчика весьма ограничена - он может и должен переводить без особого полета фантазии или, как это формулирует автор предисловия, ке^ъ крилоу въ^лет^ти.
Современник Константина-Кирилла Отфрид Вейсенбургский не формулирует принципы перевода, поскольку его труд не является собственно переводом, зато он весьма подробно рассказывает о процессе работы. Он указывает в сопровождающем письме к Людберту, которое входит в изданный текст «Евангельской гармонии» и поэтому может рассматриваться как предисловие к нему, что выступает в роли «посредника» (partibus) между четырьмя евангелистами, что исключает многие эпизоды и притчи, что помещает материал не по порядку, а по тому, как они пришли ему на память (occurerunt memoriae). Затем он описывает построение книги из пяти частей (первая - о Рождестве и ранней жизни Христа до его крещения Иоанном Крестителем; вторая - о Христе, его учениках и учении; третья - о пророчествах и учении иудеев; четвертая - о страстях Христовых; пятая - о Воскрешении и последующих событиях). Эти пять частей его книги соответствуют, по его представлениям, пяти чувствам (см. раздел о богословских и философских рассуждениях).
Одним из первых в германской традиции принципы своей переводческой деятельности формулирует в предисловии к «Cura Pastoralis» король Альфред: иногда слово в слово, иногда по смыслу, как он научился у своих учителей - Плегмунда, Асера, Гримбольда и Джона. Точно так же он описывает свой перевод в кратком введении к древнеанглийскому варианту «Утешения философией» Боэция. Что касается третьего пролога венценосного автора-переводчика, предисловия к (древне)английской версии «Монологов» Августина, то этот текст можно считать теоретическим лишь с натяжкой, так как метафорическое описание труда книжника как труда дровосека, который приносит из леса лишь необходимое ему, строит небольшую хижину у дороги в ожидании небесных чертогов, обещанных ему в иной жизни, и убеждает остальных пойти в тот же лес, чтобы найти что-то и для себя, характеризует скорее не труд переводчика, а образ жизни любого книжника - начиная со средневекового монаха (или, как в данном случае, короля-ученого) и заканчивая современным ученым-гуманитарием.
Ответ на высказанную или предполагаемую критику в наибольшей степени показывает темперамент переводчика. Отфрид Вейсенбургский предполагает, что его труд может быть принят в штыки сторонниками «чистой» (латинской и греческой) литературы, особенно среди его соотечественников-франков. Такого рода пуризм, с точки зрения Отфрида, приводит к тому, что, с одной стороны, германский (тевтонский) язык так и остается «варварским», так как его носители не пытаются даже усовершенствовать его с помощью письменных памятников, а с другой - книжники, замечающие в чужих языках малейшие отклонения от правильной грамматики, на своем родном языке говорят с ошибками почти в каждом слове. В отличие от Иеронима Блаженного, который был весьма груб в своих ответах критикам, Отфрид вполне похвально отзывается об этих ученых мужах, лишь выражая удивление, что их эрудиция, быстрота ума, тщательность и мудрость обогащают чужой, а не родной язык.
Что касается Македонского листка, его автор, кем бы он ни был (Константином-Кириллом, его братом Мефодием, кем-то из их непосредственных учеников или даже Иоанном экзархом), обезоруживает критиков (заранее, если речь идет о Кирилле, или уже по факту начавшихся гонений в остальных случаях), прибегая к авторитету весьма уважаемых христианских авторов - Псевдо-Дионисия Ареопагита и самого апостола Павла. Перевод цитаты первого из главы 4 трактата «О божественных именах» содержится в сохранившемся фрагменте МКЛ. В приведенном отрывке Ареопагитик речь идет о возможности выражения одной и той же идеи разными словами, что, по мнению австрийского слависта Клауса Троста [Trost, 1973]), могло убедить скептиков в возможности выражения сакральной идеи на несакральном языке. Тот же австрийский ученый отмечает интересную особенность использования одной и той же цитаты автором МКЛ и Иоанном экзархом. Располагая эту цитату в разных местах своих текстов, переводчики таким образом обосновывали как принципиальную возможность перевода сакрального или богословского текста на славянский язык, так и некоторые частные особенности перевода. Для Константина-Кирилла это была передача рода имени существительного в библейских аллегориях. Перед переводчиком богословского сочинения Иоанна Дамаскина стояла проблема передачи многозначной абстрактной греческой лексики, которую он решал путем семантического калькирования или введения так называемых переводческих дублетов (два славянских слова для выражения разных значений одного греческого). Обосновывает же он такую технику с помощью цитаты из Дионисия.
Реконструированный А. Минчевой [1981] текст МКЛ содержит ссылку на известное высказывание апостола Павла. Не уповая на новое чудо Пятидесятницы, апостол Павел в знаменитой 14-й главе Первого Послания к Коринфянам формулирует свое отношение к вопросам перевода: если человек говорит на непонятном остальным присутствующим языке, он обращается к себе и Богу, но мало толку от такого обращения будет для слушателя. В первую очередь, здесь имеется в виду экстатический язык, понятный только самому молящемуся, которым, по-видимому, увлекались адресаты послания Павла. Если в конгрегации собрались люди, говорящие на разных языках, необходимо каким-либо образом донести смысл сказанного до всех присутствующих, что подразумевает присутствие переводчика (-ов), ибо «в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтоб и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1 Коринфянам 14: 19) 1. Именно такая интерпретация этого высказывания обусловливает то, что средневековые переводчики довольно часто используют его как обоснование перевода на национальные языки. Кроме МКЛ, та же цитата присутствует, например, в поэтическом прологе Константина (самого славянского первоучителя или же ученика его учеников Константина Пресвитера) к Евангелию, что также позволяет включать эту цитату в разного рода хрестоматии по истории перевода (например, [Robinson, 1997.
Р. 15]).
Король Альфред в силу своего общественного положения и географической удаленности от папского престола мог не бояться ни критики своих переводческих навыков, ни сомнения в целесообразности самого перевода. Поэтому такого рода мотив в его предисловиях отсутствует.
Предисловие переводчика в разной степени может быть источником сведений о его личности. Некоторые книжники ограничиваются лишь именем в сопровождении эпитетов, восходящих к топосу смирения, в то время как другие приводят более или менее подробные биографические сведения. Некоторые предисловия содержат сведения об образовании, которое получил переводчик. Отфрид Вейсенбургский, например, упоминает имя своего учителя Рабана Мавра, под руководством которого он проходил обучение в монастыре Фульды.
Поскольку смирение почиталось одной из высших христианских добродетелей, неудивительно, что предисловия всякого рода, начиная от коротких приписок переписчика (который был всегда «грешным», «ничтожным», «малограмотным») и заканчивая вполне объемными предисловиями автора, переводчика или издателя, содержали в той или иной форме этот то-пос. Будучи религиозным «общим местом» по своему происхождению, в работе переводчика (переписчика, издателя) он выполнял также своего рода защитную функцию: признавая свою «малость», переводчик таким образом обезоруживал возможных критиков.
Подобная формулировка встречается в МКЛ (правда, переводчик жалуется не на свои умственные способности, а на отсутствие образования и воспитания - ритуально называя себя неоученымъ и гроукымъ). Константин Преславский, которого некоторые исследователи [Минчева, 1981] считают автором также и МКЛ, в своем предисловии эстетически красиво обыгрывает традиционный топос, используя, с одной стороны, привычные характеристики (л^ъ оумлленныи Костлнтинъ, недооум^шя и силы мое# соуте), с другой стороны, оправдывает свою попытку тем, что по воле Божьей и оселъ вллллмь может заговорить человеческим голосом, и из сухого камня излиться вода.
Германский современник Кирилла-Константина Отфрид фон Вейсенбург также включает привычные самоуничижительные характеристики (indignus, vilitatis, humilitas) и несколько реже встречающийся в переводческих предисловиях мотив уговоров. В его случае понадобились совместные усилия нескольких человек, среди которых упоминается по имени только один, вернее, одна - некая почтенная дама (veneranda matrona) по имени Юдифь.
В начинающих формироваться в IX в. национальных переводческих традициях (немецкой, славянской, древнеанглийской) для обоснования правомочности перевода на «варварские» языки необходимо было поставить свой перевод в ряд других, общепризнанных. Это делает, например, король Альфред, вспоминая греческий перевод с древнееврейского (Септуагинту) и латинский перевод (Вульгату). Также он упоминает некие христианские народы, которые перевели части Священного Писания на свои языки.
1 В русском синодальном переводе.
Предшественников в деле просвещения германских народов упоминает и Отфрид Вей-сенбургский. В своем прозаическом латинском предисловии он называет двух таких деятелей - Пипина Короткого, отца Карла Великого, и Алкуина. В поэтической части предисловия он с большим энтузиазмом высказывается о греческих и латинских авторах. В своей апологии он восхваляет главным образом форму их сочинений - все настолько гармонично, что напоминает скульптуру из слоновой кости. Этот же образ позволяет надеяться на подобное будущее родного для Отфрида языка - ведь слоновый бивень сам по себе не имеет никакой эстетической ценности, а красоту ему придают руки квалифицированного мастера. Он советует читать их поэзию, так как это стимулирует ум. В прозаической части он называет по именам столь восхищающих его поэтов, в частности, Вергилия и Овидия.
В славянской традиции, возможно, первое сохранившееся предисловие к переводу Евангелия (Македонский кириллический листок) открывается цитатой Кирилла Александрийского (текст сильно поврежден, но, к счастью для исследователей, сохранилось имя автора и название соответствующего сочинения). Смысл цитаты состоит в том, что переводы предшественников, даже выполненные еретиками, не следует отьметати, так как в целом они исповедуют ту же веру. Огромное уважение к своим предшественникам и учителям высказывают представители второго и третьего поколения славянских переводчиков. В Азбучной молитве, предпосланной наряду с прозаическим предисловием к Учительному Евангелию, Константин Преславский прямо ссылается на своего учителя Кирилла-Константина: Шьст-воую Nbrnh по сл^доу оучителю имени ею (в рукописи Vostr. 890) - его и д^лоу по-сл^доуя).
Пожалуй, редко предисловие переводчика обходится без упоминания трудностей, с которыми он столкнулся в процессе работы. С одной стороны, это тоже было своего рода защитой для переводчика - объясняло его возможные ошибки не недостаточной квалификацией, а сложностью исходного материала.
В переводческих предисловиях к первым славянским переводам, в частности в Македонском кириллическом листке и в Прологе Иоанна экзарха Болгарского, упоминаются конкретные сложности, связанные с передачей существительных, принадлежащих к разным родам в языке-источнике и переводящем языке, а также с передачей множественного числа местоимений единственным. Так, в МКЛ его автор (Константин-Кирилл [Vaillant, 1948], Мефодий [Мареш, 1983; Hansack, 1986] или какой-либо деятель Преславской переводческой школы, например Константин Преславский [Минчева, 1981]), приводя в пример родовые различия между греческими словами poxamôç и àaxhp (м. р.) и их славянскими эквивалентами р^кл и звезда, отсылает к аллегорическому употреблению этих существительных в евангельском контексте (Матф VII: 25 и Матф. II: 9), где реки, разрушающие дом, выстроенный на песке, обозначают демонов, а Рождественская звезда на самом деле является ангелом, - таким образом, передача этих существительных существительными женского рода разрушила бы аллегорию [Vaillant, 1948]. В той же дошедшей до нас части предисловия к переводу Евангелия переводчик упоминает стилистическое несоответствие между теми или иными словами в языке-источнике и переводящем языке. Это было особенно важно тогда, когда долгие века употребления слова в греческом языке в определенном «высоком» значении придали этому слову сакральный смысл, а соответствующее ему славянское таким смыслом еще не обладало. Автор предисловия, частично дошедшего до нас в МКЛ, конкретных примеров не привел, но можно предположить, что имеется в виду, если рассмотреть пример употребления Aogoç или pv8Û|ma, обозначающих ипостаси Троицы, и их славянских эквивалентов слово и доухъ, который приводит А. Вайан.
Подобные сложности стояли и перед автором «Евангельской гармонии» Отфридом Вей-сенбургским. В своем прозаическом предисловии Отфрид почти дословно повторяет тезисы автора Македонского листка (не утверждаем, разумеется, что речь идет о взаимовлиянии, скорее это была общая проблема переводчиков этого периода, а возможно, и топос переводческого предисловия). Отфрид пишет, что иногда он передает мужской род латинского слова женским, множественное число единственным и наоборот. Интересно то обстоятельство, что конкретных примеров он не приводит, объясняя это тем, что в «красивом» латинском предисловии «варварские» слова звучали бы смехотворно. Поскольку Македонский листок
написан на старославянском (вернее, дошел до нас именно в таком виде), такой проблемы перед славянским автором не возникало.
Переводчик, особенно в Средние века и особенно переводчик сакральных текстов, был больше, чем просто переводчик. Недаром первые христианские переводчики, будь то Иеро-ним для Западной церкви или Кирилл-Константин и Михаил-Мефодий для Slavia Orthodoxa (Slavia Cyrillo-Methodiana), были причислены в итоге к лику святых. Но это означало и огромную ответственность. Миссия переводчика была двояка - воспитание читателя его переводческого труда и борьба с еретическими интерпретациями Священного Писания.
Определенный интерес представляет перечисление соображений, сподвигших Отфрида Вейсенбургского составить «Евангельскую гармонию». Основным обстоятельством, побудившим его взяться за эту работу, было распространение разного рода светских легенд, которые мешали, с его точки зрения и с точки зрения некоей почтенной дамы по имени Юдифь (вероятно, монахини), правильному воспитанию христианина. Евангельские истории, изложенные в поэтической форме, могли предотвратить неподобающее увлечение франкских христиан героями языческих германских сказаний. Вторым аргументом было то, что языческие поэты, такие как Вергилий или Овидий, повествовали о языческих же героях на родном языке, в то время как христиане, наделенные божественной благодатью, «ленятся» выразить божественные слова на своем наречии.
Предисловие короля Альфреда из всех предисловий корпуса, относящихся к IX в., содержит больше всего материала, который можно трактовать как морально-нравственные рассуждения. Король Альфред видит причину исторических бедствий английского народа (в частности, набегов язычников-викингов) в забвении учености, в том числе и латинской. Альфред задается вопросом, почему его предшественники не позаботились о переводе мудрых книг на родной язык, и сам отвечает на него: они не думали, что их соплеменники забудут об учении и, кроме того, считали, что «мудрость этой земли» увеличит изучение других языков (латинского, прежде всего), а не перевод. Но этого не произошло, и в результате никто не мог читать драгоценные латинские книги, хранящиеся во многих церквях. Поэтому Альфред и призывает епископа организовать сначала обучение всех свободных юношей из состоятельных семей чтению на английском языке, а потом можно обучать наиболее способных из них латыни, формируя таким образом будущую церковную и светскую элиту, своего рода «королевский резерв». В другом предисловии, к сочинению Боэция, Альфред формулирует кредо, близкое к известному принципу «Делай, что должно...» - «Каждый человек, в меру своего понимания и наличия у него свободного времени, должен говорить то, что он говорит и делать то, что он делает» (перевод с современного английского мой. - А. С.) 2. Некоторые исследователи, в частности М. Годден, видят в такого рода программных заявлениях монарха влияние текстов, приписываемых Карлу Великому, «Epistola de litteris coulendis» например, настоящим автором которого был Алкуин [Godden, 2007].
В разной мере в предисловиях переводчика отражались злободневные темы того или иного периода. Переводчики не могли оставаться равнодушными к событиям, происходившим вокруг них. Не всегда переводчики прямо описывали те или иные события. Иногда в их предисловиях звучат лишь глухие намеки, весьма, впрочем, прозрачные для адресатов посланий и их современников. Такие отсылки к весьма непростому периоду английской истории IX в. содержатся в предисловиях Альфреда к «Cura Pastoralis» и «De Consolatione» Боэция. Политические намеки на необходимость прекратить междоусобные войны, разразившиеся после смерти Карла Великого между его наследниками, содержатся у Отфрида Вейсенбургского в первой главе (в частности, образ Александра Македонского как объединителя земель), которая является частично стихотворным предисловием к «Евангельской гармонии».
Наряду с традиционной просьбой «не судить строго», обращение к будущему читателю и переписчику могло содержать более существенные замечания. В предисловии короля Альфреда к переводу «Cura Pastoralis» содержится распоряжение по обращению с рукописными копиями его перевода. Он приказывает разместить эту книгу в каждом епископстве с «закладкой» (bookmark, в переводе Майкла Свонтона) (или «застежкой» clasp - в другом
2 «For every man must, according to the measure of his understanding and leisure, speak what he speaketh and do what he doeth» (пер. с др.-англ. Sedgefield).
современном английском переводе) стоимостью пятьдесят манкусов (золотых монет) и не позволять никому выносить эту книгу из собора без крайней необходимости (только если она понадобится самому епископу или для переписки).
Обращение к читателю с призывом запасаться знаниями из тех же источников, которые питали самого Альфреда (если придерживаться расширенной метафоры Альфреда - идти в тот же лес, в котором книжник - дровосек и плотник, нашел «строительный материал» для своей духовной хижины) содержится в предисловии к «Монологам» Августина в переводе-переработке короля Альфреда.
Если переводчикам на латинский не нужно было оправдывать сам этот факт, так как латынь была признана в христианском мире одним из трех священных языков, то переводчикам священной литературы на национальные языки приходилось оправдывать обращение к языкам, так сказать, варварским. Одним из самых поэтических памятников, содержавших такое оправдание, была Азбучная молитва, за несколькими строками которой (Иже ифеть евангельска слова и просить дары твоя прияти летить ко нын^ и слов^нско плем#) ученые видят стремление доказать правомочность перевода Писания на славянский язык.
Апология письменности (не обязательно переводной) на древневерхненемецком диалекте, содержащаяся в стихотворном предисловии к «Евангельской гармонии» Отфрида Вейсен-бургского, весьма эмоциональна и позволяет увидеть, как именно воспринимали себя франки той эпохи. Отфрид «поет гимн» своим соотечественникам, они не уступают римлянам в воинственности, а грекам в практических навыках; они - прекрасные строители и оружейники, отважные воины. Их лидеры являются образцом любого христианского правителя, а сами они ведут свой род ни много ни мало от Александра Македонского. И, разумеется, такой народ имеет полное право воздавать хвалу Богу на родном языке.
Одним из основных аргументов, которые будут использовать древнеанглийские, а затем и среднеанглийские книжники для оправдания перевода на английский язык, будь то духовной литературы с латинского или романтических поэм с французского, встречается уже в предисловии короля Альфреда к его переводу «Cura Pastoralis». Лучше, поучает он, перевести книги, которые являются самыми необходимыми для каждого человека, на язык, который мы все понимаем, чем держать спасительную для души христианина мудрость в тайне от него. Альфред указывает и на чисто практическую необходимость переводов: за те несколько десятилетий, когда Англия страдала от набегов викингов, фактически была утрачена латинская христианская ученость. Перевод наиболее важных для государственной элиты, с точки зрения Альфреда, сочинений был частью программы короля Уэссекса по подготовке более или менее образованных клерков для выполнения светских и религиозных административных функций.
Таким образом, мотивы переводческих предисловий, предпосланных ранним христианским переводным и, в определенной степени, оригинальным текстам, появившимся в областях, народные диалекты (германские или славянские) которых значительно отличались от латинского и греческого языков, были очень сходными.
С одной стороны, упомянутые переводчики сохраняли топосы переводческого предисловия, которые восходят еще к Иерониму Блаженному, а возможно, и более ранним переводчикам, например: captatio benevolentiae и связанный с ним топос скромности, характеристику исходного и переводящего языка, упоминание предшествующей переводческой или литературной традиции, ответ на высказанную или предполагаемую критику. Необходимо, впрочем, отметить, что общественное положение переводчика могло избавить его от необходимости применять некоторые из этих топосов - король Альфред не прибегает к лести по отношению к адресату своего письма-предисловия, а скорее отдает ему распоряжения. Топос скромности также отсутствует в его предисловиях.
С другой стороны, новые задачи, главным образом перевод на несакральные и необработанные языки, требовали как идеологического обоснования (и здесь очень кстати пришлась теория «неподобных подобий» Дионисия Ареопагита и его знаменитая цитата из главы 4 трактата «О божественных именах»), так и решения чисто лингвистических и риторических проблем, стоявших перед переводчиком. Среди них, например, передача рода или числа имен существительных, особенно имеющих символическое значение. Переводческие предисловия ранних германских (англосаксонских и франкских) и славянских переводчиков также
свидетельствуют о формирующейся идентичности соответствующих народов и их осознании себя как части христианской цивилизации или, возвращаясь к терминологии Бурдье, приобретении ими культурного и символического капитала.
Список литературы
Мареш Ф. В. Потеклото на текстот на Македонското кирилско ливче // Slovo. Zagreb, 1983. Т. 32-33. C. 5-14.
Минчева А. За текста на Македонския Кирилски лист и неговия автор // Старобългарска литература 9. София, 1981. С. 3-19.
Нелюбин Л. Л., Хухуни Г. Т. Наука о переводе. История и теория с древнейших времен до наших дней. М., Флинта, 2008. 413 с.
Соломоновская А. Л. Переводческие предисловия: к средневековым христианским истокам жанра (Иероним Стридонский) // Вестн. Новосиб гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Т. 12, № 1. С. 15-23.
Bourdieu P. Language and Symbolic Power (translated from French by Gino Raymond and Matthew Adamson). Polity Press, 1991. 291 p.
Browning R. Byzantium and Bulgaria: A Comparative Study across the Early Medieval Frontier. London, 1975. 232 p.
Dearnley E. Translators and their Prologues in Medieval England. University of Bristol, 2016. 300 p.
GoddenM. R. Did King Alfred Write Anything? // Medium Aevum. 2007. Vol. 76, № 1. P. 1-23.
Hansack E. Das Kyrillisch-Mazedonische Blatt und der Prolog zum Bogoslovie des Exarchen Johannes // Die Welt der Slaven. Munchen, 1986. S. 336-414.
Marti R. Slavia orthodoxa als literar und sprachhistorischer Begriff // Studia Slavico-Byzantina et Mediaevalia Europensia. Центр славянско-византийских исследований им. Ивана Дуйчева, Гос. изд-во им. доктора Петра Берона, 1988. P. 193-200.
Robinson D. Western Translation Theory from Herodotus to Nietzche. Manchester, 1997.
Thomson F. J. The Reception of Byzantine Culture in Medieval Russia. Aldershot, Ashgate Publ. Ltd, 1999.
Trost K. Die Übersetzungstheoretischen Konzeptionen des Cyrillisch-Mazedonischen Blattes und des Prologs zum Bogoslovie des Exarchen Joann // Slavistische Studien zum VII Internationalen Slavisten Kongress in Warschau 1973. München, 1973. S. 497-525.
Vaillant A. La preface de l'evangeliaire Vieux-Slave // Revue des Etudes Slaves. 1948. T. 24. P. 5-20.
Vernet A. Les traductions Latines d'oeuvres en langues vernaculaires au moyen âge // Traduction et traducteurs au Moyen Âge. Actes du colloque international du CNRS, organisé à Paris, Institut de recherche et d'histoire des textes les 26-28 mai, 1986 (Textes réunis par Genevieve Constantine). Paris, 1989. P. 225-241.
Список источников
Минчева А. За текста на Македонския Кирилски лист и неговия автор // Старобългарска литература 9. София, 1981. С. 3-19.
Alfred the Great's Boethius: Sedgefield's Modern English Translation (Proem). URL: www. uky.edu/~kiernan/ENG720/SdgTrans/SedgefieldProsTrans.htm (дата обращения 01.12.2017).
Gallucci E. Ucitel'noe Evangelie di Constantino di Preslav (IX-X). Tradizione testuali, Redazioni, Fonti Greche // Europa Orientalis. 2001. T. 20. P. 122-128.
King Alfred's West Saxon Version of Gregory's Pastoral Care (with an English Translation, the Latin Text, Notes and Introduction). Ed. by Henry Sweet. London, 1871. P. 3-9 (PDF copy taken from https://books.google.ru/).
King Alfred's Old English Version of St. Augustine's Soliloqiuies Turned into Modern English by H. L. Hargrove. N. Y.: Henry Holt and Company, 1904. P. 1-2 (PDF copy taken from https://books.google.ru/).
Ohtfrid's Letter to Liudbert (параллельные латинский и английский тексты) - Provided courtesy of James Marchand. URL: wiretap.area/Copher/Library/Classic/Latin/.../ohtfrid.txt (дата обращения 01.12.2017).
The German Classics from the Fourth to the Nineteenth Century with Biographical Notices, Translations in Modern German and Note by F. Max. Müller. Oxford: Clarendon Press, 1886. Vol. 1. P. 28-35 (The Project Gutenberg e-book) (дата обращения 01.12.2017).
Vaillant A. La preface de l'evangeliaire Vieux-Slave // Revue des Etudes Slaves. 1948. T. 24. P. 5-20.
Материал поступил в редколлегию 08.12.2017
A. L. Solomonovskaya
Novosibirsk State University 1 Pirogov St., Novosibirsk, 630090, Russian Federation
TRANSLATORS' PREFACES IN GERMANIC AND SLAVIC DOMAINS OF THE NINTH CENTURY: TRADITIONAL TOPOI AND NEW ELEMENTS
Despite the numerous statements about the cultural backwardness of Slavic people (and Russians in particular) compared to their Western contemporaries, which are still voiced by both foreign and domestic scholars, the extant documents of the ninth and tenth centuries (translators' prefaces being the most interesting case) show that at this early stage of Slavic Christianity the worldview and «cultural literacy» of those Slavs who carried out early translations were very close to those of their Western European counterparts. The prefaces to literary works and translations completed among Germanic (Teutonic and Anglo-Saxon) and Slavic people in the ninth century demonstrate similar concerns of their authors (translators) and similar approaches to addressing these issues. The alleged author of the Macedonian Cyrillic Folio (MCF) (Cyril Constantine), his younger contemporary Constantine of Preslav, Otfrid von Weissenburg and King Alfred in their prefaces (both prosaic and poetic) assert the necessity to translate into or compose religious texts in vernacular and place their work in a wider cultural context. In order to achieve this they refer to previous or contemporary missionary projects (Otfrid), existing translations of sacred texts (King Alfred) or religious authorities that seem to have endorsed vernacular translations of certain, if not all, religious messages (MCF). The latter also contains references (sometimes preserved in the text itself, sometimes reconstructed by researchers) to St. Paul, his alleged disciple (Pseudo)-Dionysius the Areopagite and Cyril of Alexandria. In this way the translators appropriate the cultural and symbolic capital associated with these texts and figures, whose Christian history was in some cases as old as Christianity itself. The prefacesэ' authors also give more or less detailed descriptions of the procedure (Otfrid) and/or formulate the principles of their translation (MCL, King Alfred) and specify particular problems, for example, dealing with the difference in grammatical gender between a Greek or Latin noun and their Slavic or Teutonic equivalents, which might have been important in biblical discourse where words had both direct and symbolic meanings and referents. The prefaces also contain traditional topoi of this type of paratext, such as captatio benevolentiae and humility topos, as well as some reflections upon the moral and ethical significance of their enterprise. The prefaces reveal the formation of national identities and even the nascent national pride of Slavic and Germanic peoples.
74
riepeBOflOBefleHHe
Keywords: translator's preface, topoi, early Slavic and Germanic translations (9th century), Macedonian Cyrillic Folio, Constantinr of Preslav, Otfrid von Weissenburg, King Alfred.
References
Bourdieu P. Language and Symbolic Power (translated from French by Gino Raymond and Matthew Adamson). Polity Press, 1991, 291 p.
Browning R. Byzantium and Bulgaria: A Comparative Study across the Early Medieval Frontier. London, 1975, 232 p.
Dearnley E. Translators and their Prologues in Medieval England. University of Bristol, 2016, 300 p.
Godden M R. Did King Alfred Write Anything? Medium Aevum, 2007, vol. 76, no. 1, p. 1-23.
Hansack E. Das Kyrillisch-Mazedonische Blatt und der Prolog zum Bogoslovie des Exarchen Johannes. Die Welt der Slaven. Munchen, 1986, S. 336-414.
Maresh F. V. Potekloto na tekstot na Makedonskoto kirilsko livche. Slovo. Zagreb, 1983, vol. 32-33, p. 5-14. (In Bulg.)
Marti R. Slavia orthodoxa als literar und sprachhistorischer Begriff. Studia Slavico-Byzantina et Mediaevalia Europensia, 1988, p. 193-200.
Mincheva A. Za teksta na Makedonskiya Kirilski list i negoviya avtor. Starob"lgarska literatura 9. Sofiya, 1981, p. 3-19. (In Bulg.)
Nelyubin L. L., Khukhuni G. T. Nauka o perevode. Istoriya i teoriya s drevneyshikh vremen do nashikh dney. Moscow, Flinta, 2008, 413 p. (In Russ.)
Robinson D. Western Translation Theory from Herodotus to Nietzche. Manchester, 1997. Solomonovskaya A. L. Perevodcheskie predisloviya: k srednevekovym khristianskim istokam zhanra (Ieronim Stridonskiy) [Translator's prefaces: back to the medieval Christian origins of the genre (St. Jerome)]. Vestnik NSU. Series: Linguistics and Intercultural Communication, 2017, vol. 12, no. 1, p. 15-23. (In Russ.)
Thomson F. J. The Reception of Byzantine Culture in Medieval Russia. Aldershot, Ashgate Publishing Limited, 1999.
Trost K. Die Übersetzungstheoretischen Konzeptionen des Cyrillisch-Mazedonischen Blattes und des Prologs zum Bogoslovie des Exarchen Joann. Slavistische Studien zum VII Internationalen Slavisten Kongress in Warschau. München, 1973, S. 497-525.
Vaillant A. La preface de l'evangeliaire Vieux-Slave. Revue des Etudes Slaves, 1948, t. 24, p. 5-20.
Vernet A. Les traductions Latines d'oeuvres en langues vernaculaires au moyen âge. Traduction et traducteurs au Moyen Âge. Actes du colloque international du CNRS, organisé à Paris, Institut de recherche et d'histoire des textes les 26-28 mai, 1986 (Textes réunis par Genevieve Constantine). Paris, 1989, p. 225-241.
Sources
Alfred the Great's Boethius: Sedgefield's Modern English Translation (Proem). URL: www. uky.edu/~kiernan/ENG720/SdgTrans/SedgefieldProsTrans.htm (accessed 01.12.2017).
Gallucci E. Ucitel'noe Evangelie di Constantino di Preslav (IX-X). Tradizione testuali, Redazioni, Fonti Greche. Europa Orientalis, 2001, vol. 20, p. 122-128.
King Alfred's Old English Version of St. Augustine's Soliloqiuies Turned into Modern English by H. L. Hargrove. N. Y.: Henry Holt and Company, 1904, p. 1-2. (PDF copy taken from https://books.google.ru/).
King Alfred's West Saxon Version of Gregory's Pastoral Care (with an English Translation, the Latin Text, Notes and Introduction). Ed. by Henry Sweet. London, 1871, p. 3-9. (PDF copy taken from https://books.google.ru/).
Mincheva A. Za teksta na Makedonskiya Kirilski list i negoviya avtor. Starob"lgarska literatura 9. Sofiya, 1981, p. 3-19. (In Bulg.)
Ohtfrid's Letter to Liudbert. Provided courtesy of James Marchand. URL: wiretap.area/Copher/ Library/Classic/Latin/.../ohtfrid.txt (accessed 01.12.2017).
The German Classics from the Fourth to the Nineteenth Century with Biographical Notices, Translations in Modern German and Note by F. Max. Müller. Oxford, Clarendon Press, 1886, vol. 1, p. 28-35 (The Project Gutenberg e-book) (accessed 01.12.2017).
Vaillant A. La preface de l'evangeliaire Vieux-Slave. Revue des Etudes Slaves, 1948, t. 24, p. 5-20.
For citation:
Solomonovskaya A. L. Translators' Prefaces in Germanic and Slavic Domains of the Ninth Century: Traditional Topoi and New Elements. Vestnik NSU. Series: Linguistics and Intercultural Communication, 2018, vol. 16, no. 1, p. 63-75. (In Russ.)
DOI 10.25205/1818-7935-2018-16-1-63-75
