CC BY
49
Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2008. № 1
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ПЕРЕВОДА Ю.В. Степанюк
ПЕРЕВОД ОПИСАНИЙ КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧНЫХ
ЖЕСТОВ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Художественное произведение, рассматриваемое в рамках теории коммуникации, является результатом перекодирования многоканальной коммуникации в одноканальную, т.е. вербализацией. С этой точки зрения весь сложный процесс коммуникации с ее вербальным и невербальными компонентами, имеющей, таким образом, многоканальный характер порождения (и восприятия) — зрительный, слуховой и т.д., — претерпевает перекодирование, преобразуется в письменный код. Подобное преобразование является актуальной проблемой при изучении художественного произведения, так как оно связано с одной из функций языка, в данном случае — языка как средства перекодирования многоканальной коммуникации в одноканальную.
Переход от мысленного образа к письменному коду затрагивает немало интересных проблем, однако наша задача — сопоставление двух произведений (оригинального и переводного) как текстов, имеющих один (притом один и тот же) канал восприятия и представляющих трудности на уровне декодирования, а точнее, своего рода обратного перекодирования письменного кода в мысленный образ со всеми коммуникативными компонентами. Интересующей нас проблемой в связи с этим будут являться случаи несоответствия мысленных образов у читателей оригинала и перевода. Когда мы говорим о читателях оригинала, мы имеем в виду представителей культуры, к которой относится язык исходного произведения, т.е. тех, для кого язык оригинала является родным. Отметим, что декодирование любого письменного текста бывает неоднозначным, так как этому процессу уже предшествовало перекодирование в письменный код иных кодов. Неоднозначность является слабым звеном любого текста (если только она не представляет собой самоцель), а потому привлекает к себе внимание и требует изучения.
В связи с поставленной проблемой возникает целый ряд вопросов, требующих рассмотрения. Во-первых, необходимо провести сопоставление фрагментов текстов оригинала и перевода, содержащих отсыл к иным семиотическим кодам, перекодированным в результате вербализации, посмотреть, как эти фрагменты передаются в оригинале и как переводятся на другой язык, т.е. сопоставить вербальные средства, участвующие в передаче подобных фрагментов. Переводное произведение оказывается во многом сложнее
исходного с точки зрения количества и масштабов перекодирования, что неизбежно вызывает разного рода искажения оригинала, которые также необходимо изучать.
Во-вторых, необходимо рассмотреть процесс читательского восприятия как исходного, так и переводного текста, а также связанный с анализом восприятия вопрос о пресуппозиции, которая выступает причиной расхождений мысленных образов у читателей оригинала и перевода. Автор произведения и читатели исходного текста имеют общий социум и общую систему референций, поэтому словесное представление мысленных образов и невербальных компонентов коммуникативного процесса не будет полным и исчерпывающим. При неполной вербализации читатели обращаются к общим у них с автором национально-специфичным стереотипам. Таким образом создается сильная пресуппозиция, своего рода импликация. Именно случаи расхождения пресуппозиций у читателей оригинала и у читателей перевода особенно интересны.
В-третьих, в том случае, если указанные расхождения приводят в переводе к искажению смысла оригинального произведения, неизбежно возникает вопрос о том, как поступить переводчику, чтобы их избежать, т.е. вопрос практики перевода.
И наконец, в-четвертых, практические вопросы перевода рано или поздно требуют некоторых теоретических обобщений.
Очерченные вопросы будут являться своего рода алгоритмом при анализе текстовых фрагментов, представленных в данной статье. Компонентом коммуникации, который будет предметом изучения и который был вербализован в тексте, т.е. получил словесное представление, станет кинесика, в частности жесты.
Рассматривая данный компонент невербальной коммуникации в переводческом аспекте, проведем параллель между жестами и реалиями, так как именно таким образом можно будет лучше всего показать важность культурологической составляющей (лежащей в основе системы референций) при выборе приема передачи ино-культурного жеста средствами языка перевода, что и будет являться основной целью статьи.
Вопрос о том, как переводить слова-реалии, обозначающие факты иноязычной культуры, остается в теории перевода (и, разумеется, в переводческой литературе) одним из самых популярных. Нет такого учебника или пособия по переводоведению, в котором не затрагивалась бы данная тематика и не приводились бы возможные способы преодоления трудностей, возникающих при переводе слов-реалий. Широко известна классификация приемов перевода реалий, предложенная С.И. Влаховым и С.П. Флори-ным. Эта классификация включает, например, такие приемы, как использование различных видов неологизмов и приблизительного перевода, замена реалии и контекстуальный перевод1.
Слова-реалии используются для обозначения специфичных для какой-либо культуры предметов (предметов-реалий) и явлений действительности. В то же время к фактам иноязычной культуры можно отнести и особенности неречевого (невербального) поведения ее представителей в ситуации общения. Неречевое поведение включает положение и ориентацию человека в пространстве (по отношению к собеседнику), позы, телодвижения, жесты, мимику, движения глаз, тактильное поведение и другие явления (например, звуковые, как включенные в речь, так и не связанные с ней). Кинесика вбирает в себя многие из перечисленных компонентов неречевого поведения человека, а именно позы, телодвижения, жесты, мимику. Кинесика определяется в широком смысле как "наука о языке тела и его частей" и в узком как учение о жестах, прежде всего жестах рук2.
Среди многочисленных составляющих кинесики нас интересуют жесты рук. Интерес к ним неслучаен и объясняется несколькими причинами. Во-первых, когда говорят об особенностях той или иной культуры, очень часто описывают жестовое поведение ее представителей, являющееся отличным от жестового поведения представителей других культур и, таким образом, культурно-специфичным. Примеров специфичных для каждой культуры жестов может насчитываться немало. Во-вторых, среди компонентов неречевого поведения жесты являются наиболее изученными, что иллюстрируют так называемые "словари жестов"3. И наконец, в-третьих, именно жестовое поведение персонажей очень часто описывают в своих произведениях авторы, принадлежащие к самым разным культурам.
Так как многие жесты носят культурно-специфичный характер, то их также можно назвать реалиями, как и многие другие факты иноязычной культуры. Разумеется, существуют и общие для разных культур жесты, выполнение которых может как быть практически одинаковым, так и отличаться некоторыми деталями. Нас интересуют в первую очередь жесты-реалии, т.е. жесты, присутствующие в какой-либо одной культуре и не существующие в другой (иногда такие жесты называют условными). Анализ с этой точки зрения большого количества культур требует объемного исследования, поэтому в рамках данной статьи остановимся подробнее на жестах двух культур — русской и французской — и возьмем в качестве материала для исследования переводы произведений художественной литературы, выполненные с французского языка на русский.
Вопрос о том, как переводить описания жестов-реалий (по аналогии с переводом слов-реалий), также не должен бы выпадать из поля зрения как переводчиков-практиков, так и специалистов по теории перевода. Однако, как мы увидим далее из примеров, переводчиками-практиками данному вопросу уделяется пока недоста-
точно внимания, хотя специалисты по невербальной семиотике говорят о необходимости упорядочения и типизации использования переводческих приемов в этой области4.
Среди специалистов по переводу, писавших о проблемах, связанных с передачей описаний жестов-реалий средствами другого языка, можно назвать С.И. Влахова и С.П. Флорина, а также, например, Л.Е. Черкасского и И.С. Алексееву. Для обозначения таких отрезков внеязыковой действительности, которые не имеют однословного обозначения, и среди них жесты, С.И. Влахов и С.П. Флорин предлагают использовать термин "ситуативные реалии" в качестве "единиц отражения действительности". Эти авторы также пишут о том, что буквальный перевод текстовых фрагментов, содержащих такие ситуативные реалии, часто вызывает недоумение читателя, а чтобы у последнего не создалось неверного представления о произведении, переводчик не имеет права ни опустить, ни исказить, ни оставить ситуативную реалию неразъясненной. Основные трудности для переводчика заключаются, таким образом, в распознавании ситуативной реалии и в умении лаконично объяснить ее. Вопрос о том, как давать объяснения — в самом тексте перевода или в сноске, решается в зависимости от объема пояснения5. Л.Е. Черкасский, разделяя мнение С.И. Влахова и С.П. Флорина, считает, что опытные переводчики переводят текстовые фрагменты, говорящие о внеязыковых элементах, разъясняя смысл этих элементов6. И.С. Алексеева вслед за С.И. Вла-ховым и С.П. Флориным, пользуясь термином "ситуативные реалии", считает, что "ситуативные реалии в тексте не составляют собственно переводческой проблемы <...>, и задача заключается только в их полноценном распознавании"7. Мы не можем согласиться со столь категоричной точкой зрения, поскольку, как будет показано далее, именно "перевод" ситуативных реалий во многом проблематичен. Несмотря на четкость очерченных проблем, связанных с "переводом" ситуативных реалий, С.И. Влахов и С.П. Флорин в основном только ставят вопросы, но не дают на них исчерпывающих ответов, тогда как необходимость разработки конкретной переводческой стратегии применительно к описаниям жестов-реалий диктуется самой действительностью, а также недостатками существующих переводов. Термин же "ситуативные реалии" слишком широк и всеобъемлющ, поэтому мы будем пользоваться уже введенным выше термином "жесты-реалии", который больше соответствует целям нашего исследования.
Переходя непосредственно к сопоставительному анализу фрагментов французских художественных произведений, содержащих описания жестов-реалий, и их переводов на русский язык, оговоримся, что в произведениях французской художественной литературы, как правило, дается описание формы исполнения того или иного жеста, которое может сопровождаться раскрытием смысла
последнего (что бывает много реже). Помимо этого, встречается и другой тип представления жеста в прозаическом произведении — двухчленная конструкция "un geste de...", где первый элемент является постоянным ("жест"), а второй — переменным, отражающим основную коммуникативную функцию или смысловую доминанту выполняемого в какой-либо ситуации жеста. Так, могут встретиться "un geste de surprise", "un geste d'étonnement", "un geste de fatigue" и т.д. (перевод таких словосочетаний хотя и зависит от контекста, но все же является в основном буквальным). Однако поскольку данный тип представления жеста дает читателю (как оригинала, так и перевода) определенную свободу выбора среди некоторого количества синонимичных невербальных средств, которые можно обозначить данными словосочетаниями, то возможная национально-культурная специфика используемых в ситуации общения жестов не отражается ни в оригинале, ни в переводе, следовательно, подобные словосочетания не содержат описания жестов-реалий и поэтому в рамках данной статьи не рассматриваются.
Итак, приведем несколько примеров перевода на русский язык фрагментов из прозаических произведений французских писателей разных веков и проанализируем эти переводы. Выбранные фрагменты содержат описания жестового поведения персонажей (а — оригинал, б — перевод). Отметим, что для анализа читательского восприятия данных фрагментов были привлечены информанты, как владеющие французским языком (для сопоставления оригинала и перевода), так и не владеющие им (для анализа восприятия переводного текста).
I. В первой группе примеров отражены своего рода "полярные" приемы, применяющиеся при переводе описаний жестов-реалий. Это буквальный перевод и приблизительный.
Первый пример представляет собой фрагмент рассказа О. де Бальзака "Супружеское согласие" (H. de Balzac "La Paix du Ménage") в практически буквальном переводе Н.А. Коган.
1б) — Слушай, Марсиаль, — заговорил снова полковник, — если ты будешь порхать вокруг моей юной незнакомки, то я попытаюсь завоевать госпожу де Водремон.
— Пожалуйста, мой милый кирасир. Только вам это не удастся, — насмешливо ответил молодой человек, звонко щелкнув о зуб отполированным ногтем большого пальца8.
Жест, описанный переводчиком (пример 1б), в настоящее время в русской культуре практически не употребляется, а поскольку любой жест как семиотический знак несет в себе некий смысл, то для представителя русской культуры этот жест непонятен.
При этом надо отметить, что во французской культуре рассматриваемый жест существует в двух вариантах исполнения, когда производят практически противоположные по направлению движения пальцем. Вот как этот жест описан в оригинале:
1а) — Écoute, Martial, reprit le colonel, si tu voltiges autour de ma jeune inconnue, j'entreprendrai la conquête de madame de Vaudremont.
— Permis à vous, cher cuirassier, mais vous n'obtiendrez pas cela, dit le jeune maître des requêtes en mettant l'ongle poli de son pouce sous une de ses dents supérieures de laquelle il tira un petit bruit goguenard9.
В словаре Ж. Кальбрис и Ж. Монтредона этот жест описывается следующим образом: "...le locuteur dégage brusquement d'une incisive supérieure l'ongle du pouce" — и относится к группе жестов, выражающих отсутствие чего-либо ("privation"), однако он может быть и провокативным жестом ("provocation")10, что вполне соотносится по смыслу с насмешливым ответом персонажа. Таким образом, рассматриваемый жест частично повторяет смысл речи Марсиаля или даже подчеркивает его.
Разумеется, описание жеста в художественном произведении может отличаться от описания того же жеста в словаре жестов, так как, например, не все составляющие формы исполнения жеста могут быть отражены в литературном произведении. По-видимому, в художественном тексте необходимо и достаточно упомянуть те признаки, которые, с одной стороны, позволяют "узнать" жест, а с другой — отличить его от других жестов. В этом и проявляется общность системы референций автора и читателя оригинала.
И у Бальзака, и в словаре Ж. Кальбрис и Ж. Монтредона речь идет об одном и том же варианте анализируемого жеста, однако в переводе имеет место другой вариант того же жеста. Его можно найти, например, в романе П. Киньяра "Лестницы Шамбора" (P. Quignard "Les Escaliers de Chambord"). При том, что описание исполнения жеста значительно отличается у Бальзака и Киньяра, реплики, сопровождающие жест, практически идентичны.
2a) — Il n'obtiendra pas ça! disait Roza Van Weijden en faisant claquer son ongle contre son incisive11.
Интересен перевод фрагмента, данного в примере 2а, выполненный И. Волевич.
2б) — Вот он что у нас получит! — провозглашала Роза ван Вей-ден, показывая кукиш12.
В данном случае описание производимого персонажем жеста не переводится, а заменяется описанием иного по форме исполнения, но сходного по значению жеста, присутствующего в русской культуре. Прием такого рода, применяемый, в частности, при переводе слов-реалий, называется функциональным аналогом и является разновидностью приблизительного перевода13. С одной стороны, использование его при переводе описаний жестов-реалий, как и слов-реалий, представляется оправданным, но с другой стороны, известно, что тексты, слишком "адаптированные" к нормам и реалиям культуры перевода, теряют исходный колорит и становятся бледным подобием оригинальных текстов.
Выходом в данной ситуации может являться сохранение в переводе описания оригинального жеста-реалии и добавление комментария, раскрывающего смысл жеста, либо в сам текст перевода, либо в примечания, что может зависеть как от объема комментария, так и от стратегии переводчика. Иначе говоря, описание выполнения и объяснение значения жеста-реалии должны даваться в переводе так же, как если бы они впервые представляли читателю любой незнакомый (заимствованный, культурно-специфичный и т.д.) жест.
II. Вторая группа примеров связана с вопросом совмещения буквального перевода описания жеста-реалии с объяснением его смысла. Именно так в первый раз подается в уже упомянутом романе П. Киньяра заимствованный из итальянской культуры жест "jettatura". По-видимому, для французского читателя этот жест представляется незнакомым, так как П. Киньяр приводит в своем романе как физическое описание жеста, так и его значение. При повторном упоминании этого жеста автором романа уже не все первоначальное описание его сохраняется. Любопытно другое — выбор автором именно жеста "jettatura" для своей героини, а между тем Роза не итальянка и не француженка. К слову сказать, жест, аналогичный жесту "jettatura" и употребляющийся во французской культуре, — это жест "croiser les doigts" ("скрестить пальцы").
за) — Tais-toi!
Roza avait fait le vieux signe de la jettatura. Elle le faisait sans cesse. Sans cesse elle tendait deux doigts en avant comme une sorte de fourche pour conjurer la mort qui guette dans l'heure qui suit14.
4a) — Je passe mon temps à tomber du ciel.
En hâte elle tendit les deux doigts de sa main devant elle. Elle eut du mal à les déplier pour conjurer le sort15.
Ту же схему представления жеста видим и в переводе: русскоязычным читателям рассматриваемый жест незнаком, поэтому при первом упоминании жеста описываются как форма его исполнения, так и смысл.
зб) — Молчи!
И Роза сделала " джеттатуру". Она постоянно делала этот старинный знак. Постоянно выставляла вперед "вилкой" два пальца, чтобы заклясть смерть, которая подстерегает нас в любую минуту16.
4б) — Я всю жизнь падаю с неба на землю.
Роза торопливо вытянула перед собой руку с двумя выставленными пальцами. Ей с трудом удалось распрямить их, чтобы сделать "джеттатуру"17.
Помимо сказанного, вышеприведенные фрагменты перевода романа П. Киньяра на русский язык требуют дополнительного страноведческого комментария. Так, в примере 3б перевод физического описания жеста "jettatura" выполнен практически буквально, что приводит к искаженному ментальному представлению
описываемого жеста русским читателем. В русской культуре "вилкой" выставляются указательный и средний пальцы, тогда как "настоящая" "jettatura" предполагает разгибание указательного пальца и мизинца. Кроме того, выбранный переводчиком глагол "заклясть" стилистически не согласуется с ближайшим лингвистическим контекстом.
Что касается заимствованных жестов, то, как и заимствованные лексические единицы, на какой-либо момент времени они могут иметь разную степень адаптации в принимающей культуре, т.е. быть в разной степени освоенными говорящими на принимающем языке. Поэтому при передаче в переводе заимствованных жестов важно учитывать степень их ассимиляции представителями культуры, заимствующей те или иные жесты. Приведем фрагмент романа Ж.-Ф. Туссена, в котором содержится описание одного оскорбительного жеста англо-американского происхождения, а также перевод этого фрагмента на русский язык, выполненный А. Левинзон. Речь идет о велосипедисте, прокладывающем себе дорогу в толпе.
5а) ...avant de repartir à grands coups de pédales en répondant d'un simple doigt tendu vers les cieux aux insultes qu'il emportait dans son sillage18.
5б) ...и опять с силой жал на педали, увозя с собой оскорбления, ответом на которые был его поднятый к небесам средний палец19.
Для французского читателя уточнение, о каком именно пальце идет речь, а также какое значение имеет описанный жест, по-видимому, будет избыточным, поскольку рассматриваемый жест хорошо освоен во французской культуре, тогда как в русской культуре рассматриваемый жест в достаточной степени освоен главным образом только в молодежной среде. Поэтому переводчик счел необходимым назвать палец, который участвует в реализации жеста, но, к сожалению, ничего не сказал о значении жеста, что является необходимым для правильного его понимания, учитывая слабую освоенность его в русской культуре.
III. Особого рассмотрения заслуживает буквальный перевод описаний жестов, в целом похожих во французской и в русской культурах, но различающихся деталями исполнения.
Обобщая результаты анализа вышеприведенных примеров, можно сказать, что буквальный перевод описания жеста-реалии не всегда бывает оправданным, а часто лишь запутывает читателя, заставляя его теряться в догадках относительно смысла описанного жеста. Приведем еще один пример, иллюстрирующий данный вывод. Это фрагмент перевода романа П. Киньяра.
6б) Франческа сняла руки с глаз Эдуарда и встала перед ним. Подняла палец. Затем второй.
— С одной стороны, я не хочу быть незаметной. С другой, не хочу быть слишком заметной20.
Смысл движений пальцев руки Франчески до конца неясен русскому читателю, который может предположить связь этих движений с тем, что героиня говорит, а именно с двумя ее соображениями. Кроме того, неясно, о каких именно пальцах идет речь. В оригинале читаем:
6а) Francesca ôta ses mains des paupières d'Edouard et lui fit face. Elle lui montra le pouce. Puis lui montra l'index.
— Primo, je ne veux pas passer inaperçue. Deuzio, il n'est pas question que je me fasse remarquer21.
Словарь Ж. Кальбрис и Ж. Монтредона относит описанный в романе П. Киньяра жест в рубрику "количество" ("quantité") и основной функцией его определяет перечисление22. Используя такие логические связки, как "primo" и "deuzio", Франческа именно перечисляет свои соображения.
В русской культуре при перечислении пальцы обычно загибают, начиная с мизинца, т.е. счет так же, как и во французской культуре, ведется на пальцах, однако несколько по-другому. Сравнивая перевод с описанием того же жеста в исходном тексте, мы видим, что в русской версии частично заимствована форма исполнения французского жеста, когда пальцы разгибают, начиная с большого. Последняя деталь в переводе опущена, т.е. вместо обоих гипонимов (pouce, index) использован гипероним (палец). Таким образом, с одной стороны, жест, описанный в переводе, воспринимается русским читателем как незнакомый, а с другой — в силу неисчерпывающего описания особенностей его реализации остается непонятным, в чем именно заключается культурно-специфичный характер данного жеста.
В том случае, когда при одинаковом значении в двух культурах жесты отличаются только деталями исполнения, при переводе описания такого жеста с одного языка на другой, вероятно, целесообразно заменить описание жеста, принадлежащего иноязычной культуре, на описание аналогичного жеста, относящегося к культуре, к которой принадлежит язык перевода (перевод через функциональный аналог). Поэтому как вариант перевода на русский язык фрагмента из примера 6а можно предложить, например, такое описание русского жеста, сохраняющее стилистику языка переводчика: "Загнула палец. Затем второй".
* * *
Рассматривая общие подходы к передаче при переводе описаний жестов-реалий, нельзя не упомянуть о таком факторе, влияющем на выбор конкретного приема перевода, как временной23. В каком-то смысле данный фактор действует в прямо противоположных направлениях. С одной стороны, в каждую эпоху, т.е. в определенном месте и времени и при определенных социальных
и иных условиях, были свои неречевые средства общения и свои правила невербального поведения, во многом отличные от предыдущих и последующих эпох. С другой стороны, переводы делаются переводчиками для читателей-современников, и в этом-то и заключается противоречие двух аспектов временного фактора: как выполнить такой перевод, который отражал бы колорит эпохи, к которой относится переводимое произведение, и в то же время был бы понятен читателям — современникам переводчика? В зависимости от удаленности произведения по временной шкале, а также от степени различия в реализации невербальных средств в исходной и в переводящей культурах можно предложить несколько вариантов ответа на поставленный вопрос и соответственно несколько решений проблемы передачи жестов-реалий в переводе.
Частично повторяя уже сказанное, напомним, что, во-первых, возможен своего рода "буквальный" перевод описания жеста-реалии с добавлением переводческого комментария относительно значения описываемого жеста в культуре, к которой принадлежит исходный текст. Комментарий может быть как введен непосредственно в текст перевода, так и вынесен в примечания в зависимости от объема комментария и от стратегии переводчика. "Буквальный" перевод описания жеста позволяет передать особенности неречевого поведения в иноязычной культуре, а комментарий — понять значение такого поведения. Единственная сложность для переводчика при выполнении данного приема заключается в правильном понимании им самим формы исполнения и смысла описываемого им жеста-реалии, особенно если речь идет о жесте-архаизме. Во-вторых, возможно использование приема адаптации — нахождения функционального аналога. И в зависимости от того, какой жест имеет место в оригинале (жест-архаизм, современный жест или жест, существовавший ранее и сохраняющий свои форму и значение до сих пор), а также от того, какой жест в культуре языка перевода будет найден в качестве функциональной замены исходного жеста, вариантов реализации приема адаптации может быть несколько.
Примечания
1 См.: Влахов С.И., Флорин С.П. Непереводимое в переводе. 3-е изд., испр. и доп. М., 2006. С. 109—110.
2 См.: Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык. М., 2004. С. 43.
3 См., например: Calbris G., Montredon J. Des gestes et des mots pour le dire. Paris, 1986; Акишина А.А., Кано Х, Акишина Т.Е. Жесты и мимика в русской речи: Лингвострановедческий словарь. М., 1991; Григорьева С.А., Григорьев Н.В., Крейдлин Г.Е. Словарь языка русских жестов. М.; Вена, 2001.
4 См.: Крейдлин Г.Е. Мужчины и женщины в невербальной коммуникации. М., 2005. С. 166.
5 ВМУ, лингвистика, № 1
5 См.: Влахов С.И., Флорин С.П. Указ. соч. С. 199—211.
6 См.: Черкасский Л.Е. Русская классика на Востоке. Экстра- и социолингвистические аспекты перевода // Взаимодействие культур Востока и Запада: Сб. статей. М., 1987. С. 150.
7 Алексеева И.С. Введение в переводоведение. СПб.; М., 2004. С. 174.
8 Бальзак О. Супружеское согласие // Собр. соч.: В 24 т. Т. 1. М., 1960. С. 305.
9 Balzac H. La Paix du Ménage // Œuvres complètes. Vol. 2. Paris, 1956. P. 459.
10 Calbris G., Montredon J. Op. cit. P. 102.
11 Quignard P. Les Escaliers de Chambord. Paris, 1989. P. 162.
12 Киньяр П. Лестницы Шамбора. М., 2004. С. 185.
13 См.: Влахов С.И., Флорин С.П. Указ. соч. С. 109—110.
14 Quignard P. Op. cit. P. 202.
15 Ibid. P. 301.
16 Киньяр П. Указ. соч. С. 232.
17 Там же. С. 341.
18 Toussaint J.-Ph. La télévision. Paris, 2001. P. 62.
19 Туссен Ж.-Ф. Телевидение // Фотоаппарат. Ванная комната. Телевидение. М., 2002. С. 128.
20 Киньяр П. Указ. соч. С. 36.
21 Quignard P. Op. cit. P. 34.
22 Calbris G., Montredon J. Op. cit. P. 108.
23 Об историческом колорите и темпоральной стилизации перевода писали, например: Фёдоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). 5-е изд. СПб.; М., 2002. С. 387—398; Виноградов В.С. Перевод: общие и лексические вопросы. 2-е изд., перераб. М., 2004. С. 138—150.
