CC BY
53
УДК 81'255.2
ПЕРЕВОД КАК ЗАВЕЩАНИЕ: СТИХОТВОРЕНИЕ Р. КИПЛИНГА «ПРОСЬБА» В ПЕРЕВОДЕ К. СИМОНОВА
TRANSLATION AS A WILL: R. KIPLING'S POEM "THE APPEAL" IN K. SIMONOV'S TRANSLATION
©2018
И.Н. Коржова I.N. Korzhova
В статье исследуется перевод стихотворения Р. Киплинга «Просьба», выполненный К. Симоновым. Указывается на повышенную актуальность данного текста для переводчика: вторичный текст создан незадолго до смерти поэта и выполняет функцию поэтического завещания К. Симонова. Этим объясняется перерабатывающий характер перевода. В работе рассмотрены трансформации оригинала на уровне ритмики, композиции, лексики и грамматики. Серьезным изменениям подвергся вокабуляр стихотворения, что привело к переосмыслению конфликта. У Киплинга книги противостоят скоротечности жизни и неизбежности смерти. Симонов создает другую оппозицию: книги как воплощение публичной персоны поэта vs его частная жизнь, которая не должна становится достоянием читателей. Выдвижение этого конфликта потребовало уточнить адресатов стихотворения: безымянные читатели Киплинга были заменены сплетниками. Благодаря изменениям лексики и грамматики, перевод приобрел большую резкость и безапелляционность звучания, утратил стилистическую нейтральность и был переключен в план обыденной речи. Отказ от форм повелительного наклонения преобразовал просьбу в манифест. Стихотворение Р. Киплинга и перевод К. Симонова роднит отстаивание права на сохранение приватности личной жизни поэта и активность лирического героя, проявляющаяся в выборе соответствующих грамматических конструкций.
Ключевые слова: Симонов; Киплинг; «Просьба»; вольный перевод; поэтическое завещание; биографическая и творческая личность писателя; вокабуляр; словник; композиция стихотворения; философская лирика.
The article studies the translation of R. Kipling's poem "The Appeal", made by K. Simonov. It indicates the increased personal relevance of this text for the translator: the secondary text was created shortly before the poet's death and served the function of K. Simonov's poetic will. This explains the processing nature of the translation. The paper deals with the transformation of the original at the level of rhythm, composition, vocabulary and grammar. The vocabulary of the poem underwent serious changes, which led to reconsidering the conflict. Kipling's books resist the transience of life and the inevitability of death. Simonov creates another opposition: books as an embodiment of the public person of the poet vs his private life, which should not become the property of readers. This conflict required clarifying the addressees of the poem: Kipling's unnamed readers were replaced by gossips. Thanks to the changes in vocabulary and grammar, the translation has become more categorical, lost stylistic neutrality and acquired the features of everyday speech. Avoidance in imperative mood transformed the appeal into a manifesto. The poems are similar in declaring the right to preserve the privacy of the poet and the activity of the lyric hero, which manifests itself in the selection of appropriate grammatical constructions.
Keywords: Simonov; Kipling; "The Appeal"; free translation; poetic will; biographical and creative personality of the writer; vocabulary; glossary; poem composition; philosophical lyrics.
Стихотворение «Просьба» завершает первый том собрания сочинений К. Симонова, включающий поэтический тексты. От широко известных текстов, включенных в циклы «Из дневника», «С тобой и без тебя», оно оттеснено заголовком «Вольные переводы», отделяющим главное, личное, самобытное от вторичного. Действительно, перед нами перевод "The Appeal"
Р. Киплинга. С другой стороны, этим произведением поставлена точка в неровном поэтическом пути Симонова, и потому от него ждешь итогового слова. И в ожидании этом не обманываешься.
К 1950-м годам собственное поэтическое творчество Симонова практически сходит на нет. С чуткостью это отметил в своих воспоминаниях А. Борщаговский: «Мне кажется, что расставание Симонова с поэзией
было долгим и мучительным, куда более трудным, чем это могли представить себе даже и близкие друзья. <.. .> Боль эту можно было и скрыть и даже отчасти утишить. Но она была, ее не могло не быть: разлад с поэзией не расставание с женщиной, даже любимой» [1, с. 224]. Последним поэтическим всплеском в творчестве Симонова стал цикл «Вьетнам. Зима семидесятого» - отклик на призыв истории, но собственно лирическое русло оскудело много раньше.
Переводам Киплинга Симонов, по собственному признанию, отдал 30 лет, однако в поле зрения исследователей деятельность Симонова-переводчика не попадала. Переводы не были замечены и исследователями рецепции творчества Киплинга в России. Так, в статье В.С. Пичугиной, И.А. Поплав-ской «Творчество Д.Р. Киплинга в рецепции русских писателей и критиков первой половины ХХ века» [2, с. 136-146] в ряду советских писателей, занимавшихся переводами Киплинга и даже просто интересовавшихся его творчеством, Симонов не упомянут. Отдельные замечания о симоновском стихотворении «Просьба» можно найти в воспоминаниях современников о поэте. Выбор именно этого стихотворения для перевода вдвойне знаковый. "The Appeal" не просто позднее стихотворение Киплинга, подтверждающее мысль Ю.С. Блюмквист об обретенном писателем «философско-религиозном типе мышления» [3, с. 90]. Это буквально стихотворение с последней страницы - поэтическое завещание Киплинга, включенное в собрание его сочинений уже после смерти поэта. Итоговый характер собственного перевода мог предчувствоваться Симоновым; сходство внутренних побуждений, заставляющих обратиться к живым на пороге смерти, могло
определить интерес поэта именно к этому тексту. Л. Лазарев - товарищ и наиболее чуткий исследователь Симонова - свидетельствует, что писатель знал о скором конце, и в композиции собрания сочинений видит авторскую волю: «Завершает том не печатавшийся прежде перевод одной из киплингов-ских эпитафий. Думаю, что это сделано намеренно, потому что в разделе переводов не соблюден ни хронологический, ни алфавитный порядок, - он построен так, чтобы именно этой эпитафией закончить том» [4, с. 302]. На неслучайность помещения этого перевода в конце тома стихотворений указывает и Е. Воробьев [5, с. 481].
Но острая потребность в последнем слове предполагает привнесение гораздо большей доли личностного чувства, чем того требует эквивалентный перевод. Целью нашей статьи является установление степени точности перевода, анализ трансформаций, а также рассмотрение стихотворения в контексте собственного творчества К. Симонова.
Симоновские переводы Киплинга вообще содержат множество отступлений от оригинала, и в этом плане перевод «Просьбы» не столько указывает на особое, личное, значение именно этого текста, сколько раскрывают сущность переводческой практики Симонова, предпочитавшего перевод перестраивающий, по терминологии М. Лозинского [6, с. 98], а по современный теоретическим дефинициям и вовсе не перевод, а «стихотворение на мотив» [7, с. 106] или вариации на тему. Готовя собрание сочинений, Симонов показательно назвал соответствующий раздел поэтического тома «Вольные переводы».
Рассмотрим анализируемые произведения.
Rudyard Kipling The Appeal If I have given you delight By aught that I have done, Let me lie quiet in that night Which shall be yours anon:
And for the little, little, span The dead are borne in mind, Seek not to questions other than The books I leave behind [8]
Константин Симонов Просьба Заканчивая путь земной, Всем сплетникам напомню я: Так или иначе, со мной Еще вы встретитесь, друзья!
Я вам оставлю столько книг, Что после смерти обо мне Не лучше ль спрашивать у них, Чем лезть с вопросами к родне! [9, т. 1, с. 644]
Подстрочник Просьба Если я доставил вам наслаждение Чем-то (немногим), что я сделал, Позвольте мне тихо лечь в ночи, Которая вскоре станет и вашей.
И на короткий, короткий миг, Когда покойник придет на ум, Не задавайте иных вопросов
кроме как К книгам, которые я оставил
Стихотворение приобретает иное звучание уже потому, что переведено другим размером. Размер оригинала - чередование четырех- и трехстопного ямба - изначально возник как «балладно-песенный стих с фольклорными ассоциациями» [10, с. 150]. Но к ХХ веку разностопный ямб занял место лидера метрической системы в английской поэзии [11, с. 43] и утратил тематическую специфику. Симонов избирает четырехстопный ямб, при этом сохраняет характер рифмовки со сплошными мужскими клаузулами. Поэт обращается к размеру, имеющему английские корни и на русской почве приобретшему, после перевода «Шильон-ского узника» В.А. Жуковским и поэмы М.Ю. Лермонтова «Мцыри», безусловную романтическую прикрепленность. Таким образом, метрика в стихотворении Симонова в большей степени семантически насыщенна: она напоминает о впитывании национальной культурой традиций иноязычной литературы и о концепции личности в романтизме. Также значима тематическая закрепленность размера в русской поэзии, которую отметил М.Л. Гаспаров: «Характерна в этой традиции устойчивость обеих первоначальных тем - суда с тюрьмою и исповеди» [12, с. 154]. Романтическая испове-дальность особенно ощутима в исследуемом переводе.
Проанализируем характер смысловых трансформаций, сопоставив словники стихотворений. Рассматривая ключевые существительные в обоих стихотворениях, мы
видим, что в переводе резко меняется направленность текста. У Киплинга просьба безадресная, более того, из-за наличия в английском языке только одной формы местоимения второго лица невозможно определить, к одному или ко множеству она обращена. Стихотворению сообщена некоторая универсальность и в то же время приватность. Симонов адресует свои слова «сплетникам», позже использует ироническое обращение «друзья», то есть делает свое заявление намеренно публичным. Просьба произнесена громко и несет полемический, острый конфликтный заряд. Отметим, что образы сплетников появлялись в оригинальном творчестве Симонова много раньше -в цикле «С тобой и без тебя». В целом ряде стихотворений непростая любовь, испытываемая войной, расстоянием, холодностью героини, встречала еще одного врага в лице досужих доброхотов. Это «Если родилась красивой.», «Жди меня», «Мне хочется назвать тебя женой» (с близкими к переводу строками «Не потому, что ты давно со мной, // По всем досужим сплетням и приметам» [9, т. 1, с. 171]), «Как говорят, тебя я разлюбил.», «Я схоронил любовь». Таким образом, «Просьба» продолжает ряд самых интимных стихотворений поэта.
В переводе упоминается «родня», которой в силу своей открытости, неприватности противопоставлены книги. В стихотворении Киплинга также есть антитетическая сравнительная конструкция, компонентом которой являются книги: «Seek not to
questions other than // The books I leave behind» («Не задавайте иных вопросов кроме как к книгам, которые я оставил»). Каковы эти иные вопросы и кому они могут адресоваться, остается непроясненным. В англоязычной критике существуют два ответа на этот вопрос. Первый представлен в работах Ф. Холбертона [13] и Дж. Макги-веринга [14], дающих мистическую трактовку этой фразы: "These charming verses <...> reflect Kipling's desire to rest in peace with no attempt by clairvoyants or others to communicate with him after his death" [13] («Эти очаровательные стихи отражают желание Киплинга покоиться с миром без попыток со стороны ясновидящих или других общаться с ним после его смерти»). Это прочтение отчасти поддержано оборотом "The dead are borne in mind" («Покойник придет на ум», буквально «Покойник родится в уме»). Несмотря на устойчивый характер выражения "to be borne in mind" - «иметь в виду», очевидно, носители языка продолжают ощущать его метафорическую природу, благодаря чему и возникает мотив вызывания покойника. Вторая трактовка принадлежит Ч. Каррингтону [15], М. Лаки [16] и Ф. Лернеру [17], прочитывающим стихотворение как вариант завещания, "writer's last wish" [14, с. 11] (последней воли писателя), предписывающего не публиковать личного архива автора.
При переводе «Просьбы» Симонов явно выбирает второе прочтение и устраняет саму возможность разночтений. Он вводит четкое противопоставление частного и публичного, конкретизируя сопоставительную конструкцию Киплинга, проговаривая ее второй компонент: «Не лучше ль спрашивать у них, // Чем лезть с вопросами к родне!» «Родня» в данном случае - те, кому писатель лучше всех известен как биографическая личность. Нетерпимость Симонова к посягательствам на его личное пространство передает стилистически окрашенный глагол «лезть», заменивший используемый Киплингом "seek" («искать»).
Стихотворение Киплинга проникнуто мотивами скоротечности жизни, малых возможностей человека. Для обозначения наследия, оставленного поэтом, используется многозначное слово "aught" - это и неопределенное местоимение «нечто», и существительное «ноль». Мотивное поле стихотворения актуализирует именно второе значение. Время, на которое умерший может вспомниться потомкам, всего лишь «короткий, короткий миг» - "little, little, span", количество же оставленных книг Киплингом никак не конкретизируется. Иное у Симонова: мотив скоротечности памяти отсутствует, а про наследие сказано: «Я вам оставлю столько книг, что...», т.е. использована конструкция «выражения наибольшей меры количества через указание на следствие» [18, с. 502]. У Киплинга подчеркнут мотив смерти как общего удела человеческого. Фраза "that night // Which shall be yours anon» («та ночь, которая вскоре будет и вашей») звучит как констатация. Слова "anon" («вскоре») и "span" («миг») объединяются общей семой скоротечности, малости. Все процессы, упомянутые английским поэтом, кратковременны, жизнь читателей также закончится вскоре - таков закон бытия, и именно ему отчасти противостоит писатель своим творчеством. Герой Киплинга оставляет за собой не пустоту, а книги, преодолевая этим смерть.
Эта философская тема снята у Симонова. Саркастический намек на смертность самих сплетников, во-первых, может быть и вовсе не понятен без знания оригинала. Фраза Симонова звучит как вызов, оформленный фразеологизмом с просторечным смещением ударения на первый слог в слове «иначе»: «Так или иначе, со мной // Еще вы встретитесь, друзья!» Кроме того, если у Киплинга читателей ожидает ночь, то есть смерть, то у переводчика их ждет встреча с поэтом, который, очевидно, и призовет их к ответу; конфликт не снимается даже самой смертью.
В переводе Симонова меняется не только круг ключевых понятий - меняется
композиция и грамматика. Обе строфы стихотворения Киплинга построены сходно: первые две строки называют условие или обстоятельство совершения действия, а третья и четвертая - содержат саму просьбу и начинаются с глагола в повелительном наклонении. Таким образом, в оригинале просьб две: обеспечить возможность спокойно уснуть в посмертном мраке и не задавать иных вопросов, кроме вопросов к книгам. Стихотворение начинается с придаточного условия: "If I have given you delight" («Если я доставил вам наслаждение»). Именно честный труд писателя, сумевшего доставить наслаждение читателям, становится залогом выполнения его просьбы. Вторая строфа начинается с указания на ограничение временем "for the little, little, span" («на короткий, короткий миг»). Это делает просьбу очень робкой, хотя заметим, что поэт обладает высокой активностью: "I" выступает субъектом в трех из семи предикативных единиц, в четвертой подлежащим является то же лицо, названное "the dead" («мертвец»). Важно, что стихотворение заканчивается фразой, которая значима вне зависимости от выполнения просьбы: "I leave behind" («я оставил по себе»), она утверждает свершения лирического героя. Кроме того, поэт представлен как деятель и в иных конструкциях - именно от него исходит просьба. В то же время посредством просьбы он вовлекает в предполагаемую активность и читателя.
По-иному выстроен перевод Симонова, в котором грамматическая и композиционная четкость киплинговского стихотворения затемняется. Так, в переводе отсутствует условная конструкция: «Заканчивая путь земной» - это указание только на время или даже причину. Но все же обе строфы, представляющие собой законченные сложные предложения, начинаются с части, в которой «я», лирический герой, является активным субъектом.
Собственно, текст перевода даже не просьба, в нем нет глаголов повелительного наклонения, и именно это парадоксальным
образом делает стихотворение более жестким. Отсутствие форм повелительного наклонения означает отказ от взаимодействия с адресатом; все, что говорит герой, есть не просьба, исполнение которой зависит от собеседников, а констатация объективной закономерности. Герой не умоляет о загробном покое, в отказе от такой мысли, ставшей поэтической метафорой, проявляется жесткий материализм поэта. Во второй строфе Симонов использует сложную конструкцию с придаточным сравнения: «Не лучше ль., чем». В «Русской грамматике» эта конструкция отнесена к вопросительным предложениям, образованным на основе невопросительных [18, с. 387]; указано, что она используется «при вопросе, осложненном значениями совета, предложения, просьбы; в этих случаях частица не... ли выделяет инфинитив, глаголы хотеть, желать, мочь, а также слова лучше, угодно» [Там же]. Этот оборот, предполагающий наличие адресата, несколько ослабляет монологичность симоновского текста, но подлинной коммуникации не происходит: поэт не просит о понимании, не выражает надежду на этичность читателей-сплетников, но оценивает ситуацию. Поэтому если в первой части мы слышим вместо просьбы напоминание («напомню я»), то во второй перед нами скорее совет. Герой Симонова гораздо более авторитарен, чем лирическое «я» Киплинга, хотя оба текста, далеко разошедшихся по смыслу, роднит большая активность субъектов.
Важно, что Симонов трансформирует и временные формы оригинала. В английском источнике это Present Perfect, обычно переводимое на русский язык глаголом прошедшего времени совершенного вида, но Симонов избирает будущее время. В первой строфе это будущее в значении перформа-тива («напомню» = «уже напоминаю»), о таких формах В.В. Виноградов говорит: «В таких случаях форма будущего времени обозначает действие, наступление или исполнение которого совпадает с моментом речи. Ведь будущее иногда наступает так быстро,
что осуществление результата действия может совпасть с самим моментом речи» [19, с. 468]. Во второй строфе будущее время обретает прямое значение и знаменует уверенность, распространяемую и за границы собственной жизни, что делает текст необыкновенно мощным, пронизанным авторской убежденностью.
Мы не знаем, был ли осведомлен Симонов о стремлении Киплинга уничтожить частную переписку, но незадолго до смерти он сжег письма к своему самому известному адресату - Валентине Серовой. Мария Кирилловна Симонова, дочь поэта и актрисы, так вспоминает об этом: «Когда я приехала в следующий раз, я его не узнала. У него как будто постарело лицо, опустились плечи. Он сказал: "Я говорил тебе, что уничтожу письма. Я уничтожу их". И в глазах такое страдание! Я поняла, что он снова переживает прошедшее. "Прости меня, девочка, - сказал он, - но то, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни... и самым большим горем". Его можно понять. » [20, с. 9]. И в более раннюю пору жизни Симонов указывал на творчество как на единственный источник сведений о личной жизни, который он готов предоставить любопытному читателю: «Все сколько-нибудь существенное, связанное с моей личной, в узком смысле этого слова, жизнью в те военные годы сказано в тех из моих стихов этого времени и
первых послевоенных лет, которые впоследствии соединились в цикл "С тобой и без тебя"» [13, т. 9, с. 236].
Одним из итогов нашей работы может стать гипотеза о том, что личность может проявлять себя не только в оригинальном творчестве, но и в переводах, которые, очевидно, нуждаются в исследовании в этом аспекте. Результатом же данной статьи является выявление своеобразия осмысления столь редко затрагивавшейся Симоновым темы поэта и поэзии. Важно, что, переводя стихотворение Ктплинга, Симонов отказывается от искушения создать собственный «Памятник», для чего первоисточник, наполненный философскими размышлениями о бренности существования и обретении бессмертия в произведениях, давал возможность. Он акцентирует внимание на сложности писательской личности и писательской судьбы, которая имеет два измерения - личностное и творческое. Яркая полемичность, разговорная стилистика, которые бросаются в глаза при сравнении с оригиналом, не должны заслонять еще одной детали. Киплинг не уточняет содержание вопросов, нужно произвести их отбор. Симонов же пишет прямо: «... обо мне Не лучше ль спрашивать у них», указывая, что его личность полностью раскрыта в творчестве и ответы на вопросы о ней можно найти в книгах.
* * *
1. Борщаговский А. Жизнь, стоящая того, чтобы жить // Константин Симонов в воспоминаниях современников. М. : Советский писатель, 1984. С. 221-241.
2. Пичугина В.С., Поплавская И.А. Творчество Д.Р. Киплинга в рецепции русских писателей и критиков первой половины ХХ века // Вестник Томского государственного университета. 2015. № 6. С. 136-146.
3. Блюмквист Ю.С. Модернистская специфика идеостиля позднего Р. Киплинга // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Русская филология. 2015. № 4. С. 87-91.
4. Лазарев Л. «Как будто есть последние дела.» // Константин Симонов в воспоминаниях современников. М. : Советский писатель, 1984. С. 279-307.
5. Воробьев Е. «Дописать раньше, чем умереть.» // Константин Симонов в воспоминаниях современников. М. : Советский писатель, 1984. С. 474-485.
6. Лозинский М.Л. Искусство стихотворного перевода // Перевод - средство взаимного сближения народов. М. : Прогресс, 1987. С. 91-106.
7. Чайковский Р.Р. Реальности поэтического перевода. Магадан : Кордис, 1997. 197 с.
8. Kipling R. The Appeal. URL: http://kiplingsociety.co.uk/poems_appeal.htm (дата обращения: 05.10.2018). Далее стихотворение Киплинга цитируется по указанному источнику.
9. Симонов К.М. Собрание сочинений : в 10 т. М. : Художественная литература, 1979-1985. Далее произведения Симонова цитируются по указанному источнику.
10. Гаспаров М.Л. Очерк истории европейского стиха. М. : Фортуна Лимитед, 2003. 272 с.
11. Козленко Э.С. Метрика и ритмика английского стиха ХХ века // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2016. № 1. С. 42-46.
12. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М. : Фортуна Лимитед, 2000. 352 с.
13. Holberton Ph. "The Appeal" // The Kipling Journal. Vol. 82, № 329. P. 63.
14. McGivering J. "The Appeal": Notes. URL: http://kiplingsociety.co.uk/rg_appeal1.htm (дата обращения: 10.10.2018).
15. Carrington. Ch. Rudyard Kipling: His Life and Work. London : Macmillan & Co. 1955. 549 p.
16. Laski M. From Palm to Pine, Rudyard Kipling at Home and Abroad. London : Sidgwick and Jackson. 1987. 192 p.
17. Lerner F. The tragedy of Rudyard Kipling // The Kipling Journal. Vol. 82, № 328. P. 11-18.
18. Русская грамматика. Т. 2. Синтаксис / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. М. : Наука, 1980. 717 с.
19. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М. : Высшая школа, 1972.
601 с.
20. Кучкина О. Свободная любовь. М. : Время, 2011.
