CC BY
23<<ШУШетиМ~^©и©Мак>>#6(1!Ш,2©2© / SOCIOLOGICAL sciences
65
УДК 81-1:81'25
Бейшеналиева Б.А.
Кыргызский Национальноый университет им. Жусупа Баласагына
DOI: 10.24411/2520-6990-2020-11469 ПЕРЕВОД И ЛИТЕРАТУРНАЯ ЭПОХА: ДИФФУЗИЯ КОНТЕКСТОВ
Beishenalieva B.A.
Kyrgyz National University named after Jusup Balasagyn
TRANSLATION AND LITERARY ERA: DIFFUSION CONTEXTS
В данной статье ставится вопрос о границах литературной эпохи с позиций перевода кыргызской поэзии на русский язык в ХХ веке. История перевода с киргизского языка на русский в Кыргызстане - рано или поздно, но непременно - должна прийти к выделению доминант литературного движения. Выделяя этапы развития перевода, мы исходим из учета необходимых экстралитературных факторов; при этом (как представляется, впервые) предпринимается попытка систематизировать те творческие силы, с участием которых в целостном взаимодействии эволюционировали творческий потенциал и литературы-рецептора, и воспринимающей литературы, и той синтезирующей литературной структуры, которой стал в этой ситуации перевод.
This article raises the question of the limits of the literary era from the standpoint oftranslating Kyrgyz poetry into Russian in the twentieth century. The history of the translation from Kyrgyz into Russian in Kyrgyzstan -sooner or later, but without fail - must come to the identification of the dominants of the literary movement. Highlighting the stages of translation development, we proceed from taking into account the necessary extra-literary factors; at the same time (as it seems for the first time) an attempt is made to systematize those creative forces, with the participation of which the creative potential of both receptor literature and perceiving literature and the synthesizing literary structure that the translation has become in this situation evolved.
Ключевые слова: киргизская поэзия, литературная эпоха., период, периодизация, перевод, русские переводчики.
Key words: Kyrgyz poetry, literary era., Period, periodization, translation, Russian translators.
В выделении периода истории перевода киргизской поэзии на русский язык в течение 30-50-х годов мы опираемся на результирующую многочисленные теоретические искания работу И.Г.Неупокоевой [5], где в качестве "единицы измерения'', "наиболее близкой к исторической эпохе", вводится понятие "литературной эпохи -периода, за время которого литература (или такая отъединенная, синтетическая ее область, как перевод) проходит внутренне завершенную фазу своего развития - от первых завоеваний качественно нового, по сравнению с предыдущим периодом... до момента, когда внутри данной сложившейся системы взаимоотношения литературных сил не обнаружится определенное "отслоение" новых элементов, подготовляющих наступление новой фазы литературного развития [5].
Излишне говорить, что сама история советской литературы в отрезке 1917-1956 годов достаточно единодушно рассматривается как литературная эпоха. В этом случае - что не вызывает никаких возражений - границы истории поэтического перевода на нашем материале не могут не совпадать с границами истории национальных литератур. Правда, есть одно уточнение: вплоть до 1932 года переводов киргизской поэзии на русский язык (во всяком случае участвовавших в фактологии литературного процесса) не было, тем не менее 20-е годы мы включаем в литературную эпоху как период подготовки почвы для перевода; условно это 1922 (начало записи К.Мифтаховым текста эпоса "Ма-
нас") - 1932 (первые переводы в условиях организационного оформления обеих литератур и межлитературного контекста) годы. Во всяком случае, именно с 20-х годов "новая фаза" истории, культуры и литературы начинается на всем среднеазиатском пространстве.
Периодизация перевода всегда проблематична уже в силу самой интегрированности его истории, в силу того, что культура перевода - метакуль-тура, а прототекст его (транслирующая литература) чрезвычайно сложен для определения - особенно, если иметь в виду, что "даже при периодизации литературы в пределах одной нации или страны попытка соотнесения ее с историческими периодами этой страны не отвечала бы реальному процессу развития художественного сознания" [4, с. 290]. Однако оторвать перевод от социально-исторической событийности 30-50-х годов не представляется возможным - в особенности там, где речь идет о переводе литератур народов СССР, объявленном (в позднейших формулировках) средством интернационального воспитания советских людей. При этом идеология давления, тоталитарность перестройки сознания и ревизии искусства, выхолащивание многовалентности духовного мира - все это тоже прямо связано с переводом, ибо было не только нивелирующим, но и порождающим фактором его существования. Следует признать: любая попытка периодизационной классификации художественного перевода внутри конгломерата национальных художественных культур страны в эти драматические десятилетия не может не учитывать
БОСЮШОТСАЬ 8С1Б1ЧСБ8 / <<Ш1Ш(ШШМ~ЛШ®Ма[1>>#6(11Ш,2©2©
66_
первостепенного значения того, что называют общественно-политическими условиями, или, конечно, точнее, государственно-идеологическим диктатом.
Разумеется, выделения трех из семи с лишним десятилетий развития "советской литературы" в отдельную литературную эпоху заставляет нас с осторожностью следовать такому критерию периодизации, как изменения в типе художественного сознания. Понятие типа здесь многоуровневое, оно может выделяться или проявляться на уровне длительных периодов и больших регионов в одном -масштабном выражении (тип сознания человека эпохи Возрождения), в более же короткие, но и более насыщенные, десятилетия нашей современности понятие это может означать иное - к примеру, изменения в типе художественного сознания, делающие молодого поэта "от культуры" профессиональным переводчиком ввиду невозможности независимого существования в качестве поэта (судьбы А.Тарковского, М.Тарловского, А.Штейнберга).
Все, что происходило в 30-е годы (напр., длительная кампания по изучению и "приручению" народного творчества; репрессии в отношении писателей; возвышение одних и уничтожение других) убивали один тип сознания и насильственно выращивали другой. В этом отношении эзотерический уход поэзии в перевод был самой бескровной формой протеста и, одновременно, попыткой спасения остатков этого сознания. Однако только этой эзоте-ризацией процесс истории перевода не объяснить. Здесь важна (парадоксальная диалектика всякой общественной трагедии) и иная сторона - то, что перевод стал по сути спасением не только для литераторов, но и - что, как ни странно это звучит, важнее - для литератур, которые в ряде национальных культур только входили в период становления. Конечно же, и киргизская литература обязана переводу многим - и среди прочего тем, что участвовала в спасительном процессе "размыкания" полууничтоженной русской культуры ("одним из важнейших проявлений незамкнутости национальной литературной системы является участие в ее развитии переводных произведений" [4, с. 255]), одновременно решая для себя через посредство обеих линий перевода, извне и вовне, фундаментальные проблемы своего формирования в целостную литературную систему.
Кроме того, общеизвестное участие в литературном процессе, интегрирующем тот или иной участок синхронии перевода, принимают факты культурного сопровождения, сама духовная атмосфера общества, где перевод испытывает на себе воздействие двух векторов (всегда - различных): характера и направленности как транслирующей, так и принимающей литературы. На примере эпоса "Манас" это видно с такой беспощадной отчетливостью, как редко где в истории литературы: так, эпос объявляется духовной ценностью - эпос ревизуется изнутри (попытки мусульманизации содержания) - ревизуется извне (дискуссия о народности "Манаса") - эпос выпадает из поля зрения идеологически актуальных явлений - эпос забывается на
какое-то время в культурном идиолекте - эпос возрождает интерес к себе, но это уже иная литературная эпоха. Так происходило с "Манасом" - и синусоида его бытия в 30-50-е годы, будучи наложена на неисповедимую кривую общественно- политической истории и политизированной на всех уровнях литературы, обнаруживает пугающее сходство с этой кривой.
Однако и однозначно перечеркивать значение многих сторон этой политизированной действительности (ибо литература есть действительность перевода), выстраивая периодизационную систему, нельзя. Значение многих партийных документов должно прочитываться здесь прежде всего, как значение документов правительственных, поскольку ВКП(б)/КПСС была правящей партией, и ее декреты фактически (как бы это было в демократической государственности) имели статус декретов правительства. Подчас это были нужные и важные документы, в особенности там, где речь шла о культурном строительстве в условиях зарождающейся литературной культуры, напр., в 20-е годы. Именно декретированию литературного процесса обязан перевод литературы народов СССР своим мощным развитием в эту литературную эпоху, и одно — это уже говорит о значении для периодизации общественно-исторических критериев.
Так, одной из важнейших точек в периодизации перевода киргизской поэзии на русский язык -точнее, начальной точкой - были 20-е годы. В сфере общественно-культурной жизни это была реализация, прежде всего борьбы с неграмотностью, многочисленные экспедиции лингвистического этно-культуроведческого характера (в которых, кстати, активнейшее участие принимал Е.Д.Поливанов, один из основателей филологической культуры перевода в Кыргызстане). В этот период была проведена большая работа по установлению киргизского алфавита (деятельность "Каракиргизской научной комиссии", первый съезд казахских и киргизских ученых в 1924 году, через год примерно - первый съезд учителей Киргизской Автономной Области, принявший "Постановление о буквах" и "Постановление о знаках", и задумывавшийся, и трактовавшийся впоследствии как важное волеизъявление киргизской интеллигенции). Сущность этих мероприятий, конечно же, выходила далеко за рамки построения алфавита как лингвокультурной задачи: это было нечто большее - это было формирование принципов интеллектуальной и духовной среды, в которой оформляет свое появление и литературная культура. В этот период начинается и всячески поддерживается большой труд по записи текстов эпоса "Манас" от великих сказителей Сагымбая Орозбак-уулу и, несколько позже, Саякбая Каралаева. В этот период, в 1924 году, в Москве, при Центральном издательстве народов СССР была образована киргизская секция, создано бюро переводчиков (куда входили сотрудники постпредства и студенты-киргизы), задачи которого лишь вначале мыслились как локально-прагматические, в будущем же этого бюро прогнозировался также перевод литературы.
<<ШУШетиМ~^©и©Мак>>#6(1!Ш,2©2© / SOCIOLOGICAL SCIENCES
В 1926 году было образовано и приступило к выпуску книг Киргизское государственное издательство, а год спустя создается кружок "Красная искра" (первая попытка организационного объединения писателей республики), который в 1928 году становится "Киргизской ассоциацией пролетарских писателей" [1, с. 34; 4, с. 16-27].
К 1932 году завершается организационное оформление литературы и появляется почва для ее перевода. Собственно, первые переводы и появляются в 1932 году.
Вероятно, было бы обоснованным считать этот период, в течение которого складывались принципы киргизской профессиональной литературы (но за который и русская литература прошла путь мучительных трансформаций, предшествовавших также складыванию своих новых основ - на этот раз как литературы советской) периодом "предпере-вода", периодом становления рецептивного контекста, когда перевод начинает осознаваться и становиться необходимым условием многомерного развития.
История перевода с киргизского языка на русский проходит ряд социокульурных процессов, и тем самым выделяет ряд доминант литературного движения. Очевидно следующее: начавшись в 30-е годы, эта область перевода не могла не пройти ряд трансформаций, связанных со спецификой национального литературного процесса. Становление традиций перевода в эти годы связано с содержанием литературной эпохи, вне которой, как известно, "замкнутое" изучение литературной структуры существенно ограничивает понимание как самой этой структуры, так и тех более общих историко-литературных процессов, в которых данная литературная структура функционирует. Перевод киргизской поэзии на русский язык - одна из тех литературных структур, истоки традиций которой связаны с истоками киргизской литературы теснейшим образом; в свою очередь традиции перевода связаны и с историко-литературной ситуацией 30-х годов, пронизанной двусмысленной горь-ковской идеей нового бытия многонациональной художественной культуры.
"В истории перевода, - отмечает П.Х.Тороп, -наблюдается два явления: отсутствие данных об авторе и подлиннике (перевод как факт оригинального творчества) и отсутствие данных о переводчике". Первое и, в известной степени, второе явления характерны для молодых воспринимающих культур. Этого нет в 30-50-е годы, когда зрелая русская художественная система взаимодействует с молодой киргизской литературой, однако сами особенности "несовпадения культурного времени оригинала и перевода" [9, с. 122] объясняют бессистемность данных о переводчиках. Это случай, который можно назвать отставанием культурного времени оригинала от культурного времени перевода и переводящей литературы: переводчик подчас безвестен не потому, что были объективные причины культурной амнезии, а по ряду других обстоятельств (отсутствие традиций сохранения источников,
67
традиций обоюдных связей переводчика и литературы-рецептора, малопродуктивность или незначительность для литературы той или иной индивидуальной творческой инициативы). Наиболее яркими примерами такого рода, естественно, изобилует начало 30-х годов.
Далее, с 1932 года возникает новая историко-литературная ситуация. На "общесоюзной" характеристике на ней вряд ли следует останавливаться подробно - она изучена историками советской литературы как период становления принципов социалистического реализма, сформулированных на 1-ом съезде советских писателей, и как период провозглашения многонационального единства литературы. Здесь перевод, разворачивающийся в своей новой реальности, хотя и полностью связан с консолидирующими процессами, тем не менее не может быть "исчерпан только его принадлежностью к определенным, заранее установленным литературными стилям", поскольку "литературно-историческая характеристика перевода означает не только обнаружение модели определенных литературных направлений в стилистической реализации перевода, но и раскрытие специфических черт, которыми перевод нарушает данные модели" [6, с. 37].
В республике в начале 30-х годов появились краткие инструктивные указания по переводу учебников на родной язык национальности, где, в частности, говорилось о необходимости в переводах сохранять эмоциональность речи, ее принадлежность определенному лицу, характеру, сохранять интона-ционность и логичность речи. В 1933 году Кироб-ком ВКП(б) и Совнарком Киргизской АССР объявили конкурс на лучшее художественное произведение, и по инициативе оргкомитета Союза писателей республики "начался интенсивный перевод лучших произведений русских и советских писателей", в процессе которого, по мнению историка, "киргизские писатели проходили хорошую школу идейного воспитания и художественного мастерства" [2, с. 235]. Насколько в действительности эта "школа" была в те годы "хорошей", судить непросто, но ясно, что перевод на киргизский язык, когда молодая литература в качестве принимающей начала осваивать близкое (по Ю.И.Суровцеву, где применительно к данной ситуации он совершенно прав) в русской литературе, начался как осознанно массовое воспитательно-творческое действо.
Перевод же на русский язык в этом контексте впервые декретируется в постановлении Средаз-бюро ВКП(б), о чем сообщается в начале 1932 года. После 1-го съезда писателей страны Гослитиздат принимает решение о закрытом конкурсе, работа которого подытоживается к 1936 году и в котором побеждают молодые поэты Л. Пеньковский, М. Тарловский и С. Липкин. До этого уже появляются разрозненные материалы, указывающие на внимание к перспективам перевода: это нечастые филологические публикации Е.Д.Поливанова (и долгое время впоследствии пролежавшие неопубликованными его статьи, выросшие из докладов), сопроводительные заметки (в частности, Ф.Ощакевича) к публикациям первых опытов перевода из "Манаса".
68
БОСЮШОТСАЬ 8С1Б1ЧСБ8 / <<Ш1Ш(ШШМ~ЛШ®Ма[1>>#6(11Ш,2©2©
Достаточно важным практическим шагом стало совещание в КирФАНе, где, по сообщенным одному из авторов этих строк покойным З.Бектеновым сведениям, подтвержденным позже, также в личной беседе С.И.Липкиным, переводчики вместе с Е.Д.Поливановым вырабатывали общие подходы к переводу. В 1939 году первая Декада киргизского искусства и литературы констатирует разворачивающийся процесс перевода киргизской поэзии на русский язык.
В этом промежутке появляются первые практические результаты. Это публикация в 1935 году переводов Ф.Ощакевича и Э.Беккера из "Манаса" -первый опыт перевода эпоса; вслед за ним, спустя несколько месяцев, то же делает Е.Поливанов, чьи переводы потом в достаточно представительном объеме выходят в журнале "Литература и искусство Узбекистана"; там же публикует свои переводы Л.Пеньковский. В 1937 году выходит книга "Алмамбет и Алтынай" - "вольная обработка" эпического эпизода С.Клычковым; в этом же году журнал "Народное творчество" дает большую подборку народной лирики в переводах В.Винникова. Завершающим этапом является выход в русском переводе книги Токтогула в 1940-м году и "Манаса" в 1941 году в Москве.
Весьма оперативной выглядит в эти годы периодика: газеты (и прежде всего "Советская Киргизия") словно бы считают своим долгом фиксировать каждый виток литературного процесса, в том числе и перевода: сказывается идеологизирован-ность общественной жизни с ее тогдашним креном в сферу искусства. Довольно забавно выглядит сугубо филологический комментарий к переводу "Манаса" Е.Поливанова (где автор рассуждает о фономорфологическом характере киргизской рифмы и т.п.) - применительно к общей стилистике, проблематике и аудитории газеты. Однако обстоятельных и сколько-нибудь учитывающих уровень "столичного" переводоведения работ (включая и выступление С.Трегуба в журнале "Советская литература народов Средней Азии") практически нет: они появляются лишь к концу 30-х годов на страницах журнала "Литература и искусство Узбекистана".
В Киргизии в эти годы, уже на собственной издательской базе и при участии переводчиков, связанных преимущественно с киргизской литературой, публикуется небольшой сборник стихотворений А.Токомбаева, приуроченный к "10-летию его творческой деятельности" (1933); спустя год - сборники "Плоды Октября" (в переводе Н.Чекменева и И.Зиборова), "Радость" (в переводе М.Жолондза); в 1936 году книгой публикуется поэма Дж.Боконба-ева "Золотая девушка" (перевод Н.Чекменева); в
1938 году попытку дать ретроспекцию акынского творчества делает составитель и переводчик приуроченной к Декаде книги "Сказание о счастье" В.Винников.
Все это свидетельствует о том, что с 1932 по 1941 годы вместе со всей литературой страны перевод киргизской поэзии на русский язык прошел этап консолидации творческих сил, выбора концепции переводческого строительства, первых переводческих опытов, первых филологических и этно-культуроведческих их обоснований, в русле которых делается прагматический "маркированный" выбор форм и средств воссоздания инонациональной поэтики и формируется в своих основных устремлениях творческий метод.
Литература
1. Баялиев Т. Под руководством Коммунистической партии - к рассвету киргизской советской литературы. - Ф. 1978.
2. Бейшеналиева Б. А., Шаповалов В.И. Кыргызский поэтический эпос «Манас» в русском переводе. Сохранение ценностных ориентиров на циви-лизационном переломе // Евразийское научное объединение. - Москва, Наука и современность. 2020.
3. Данияров С.С. Осуществление ленинской национальной национальной программы культурной революции в Киргизии. - Фрунзе, 1972.
4. Деев В. История в образах: (Отражение в киргизской художественной литературе истории Киргизии периода Великой Отечественной войны).
- Фрунзе, 1981.
5. Неупокоева И. Г. История всемирной литературы: проблемы системного и сравнительного анализа. - М., 1976.
6. Попович А. Проблемы художественного перевода / Пер. со словац.; Предисл. П.Топера. - М.,
1980.
7. Путилов Б.Н. Эпическое сказительство. Типология и этническая специфика. - М.: РАН, 1997.
8. Слободник Д. Семантический простор в переводе поэзии // Литература и перевод: проблемы теории. Международная встреча ученых и писателей. - М., 1992.
9. Тороп П. Х. К основам критики перевода // Единство и изменчивость литературного процесса
- Тарту, 1982.
10. Тороп П.Х. Проблема интекста // Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту,
1981.
11. Темирова Б.Т. Взаимосвязь трилогии «Манас» и кыргызской литературы. - Автореф. дис. д-ра филол. наук. - Бишкек, 2019.
