Научная статья на тему 'Переосмысление символов китайской культуры в художественных образах поэзии Валерия Перелешина'

Переосмысление символов китайской культуры в художественных образах поэзии Валерия Перелешина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
24
9
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
русская эмиграция / поэтическое творчество / Валерий Перелешин / заимствования в поэтическом тексте / Russian emigration / poetic creativity / Valery Pereleshin / borrowings in a poetic text

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Пэй Цзяминь

В современных условиях динамично развивающейся взаиморецепции культурных парадигм и диалога Востока и Запада особенно актуальны изыскания, проливающие свет на возможное формирование и развитие новых моделей сосуществования народов с разным историческим опытом и ментальностью. Одной из таких обобщающих элементов в диалоге китайской и русской культур является китайская символика, заимствованная Валеием Перелешиным, осмысленная в контексте русской поэзии и пропущенная через призму жизненного опыта. В представленной работе мы используем сравнительно-типологический метод с использованием принципов рецептивной эстетики и компаративистики. Система образов в поэзии В. Перелешина отражает специфику ментальности китайской нации, представление о картине мира и месте человека в мироздании.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

REINTERPRETATION OF THE SYMBOLS OF CHINESE CULTURE IN THE ARTISTIC IMAGES OF VALERY PERELESHIN’S POETRY

In modern conditions of dynamically developing mutual perception of cultural paradigms and dialogue between East and West, research is especially relevant, shedding light on the possible formation and development of new models of coexistence of peoples with different historical experience and mentality. Russian Russian and Chinese symbolism borrowed by Valey Pereleshin, comprehended in the context of Russian poetry and passed through the prism of life experience, is one of such generalizing elements in the dialogue of Chinese and Russian cultures. In the presented work, we use a comparative typological method using the principles of receptive aesthetics and comparative studies. The system of images in V. Pereleshin’s poetry reflects the specifics of the mentality of the Chinese nation, the idea of the picture of the world and the place of man in the universe.

Текст научной работы на тему «Переосмысление символов китайской культуры в художественных образах поэзии Валерия Перелешина»

Переосмысление символов китайской культуры в художественных образах поэзии Валерия Перелешина

Пэй Цзяминь,

кандидат филологических наук, кафедра русской и зарубежной литературы, Российский университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы E-mail: [email protected]

В современных условиях динамично развивающейся взаиморецепции культурных парадигм и диалога Востока и Запада особенно актуальны изыскания, проливающие свет на возможное формирование и развитие новых моделей сосуществования народов с разным историческим опытом и ментальностью. Одной из таких обобщающих элементов в диалоге китайской и русской культур является китайская символика, заимствованная Валеием Перелешиным, осмысленная в контексте русской поэзии и пропущенная через призму жизненного опыта. В представленной работе мы используем сравнительно-типологический метод с использованием принципов рецептивной эстетики и компаративистики. Система образов в поэзии В. Перелешина отражает специфику ментальности китайской нации, представление о картине мира и месте человека в мироздании.

Ключевые слова: русская эмиграция, поэтическое творчество, Валерий Перелешин, заимствования в поэтическом тексте.

о с

U со

Валерий Перелешин - один из самых талантливых поэтов, чьё творчество проникнуто мотивами китайской культуры. Его произведения занимают важное место как в контексте «китайской» эмиграции, так и в корпусе русского литературного наследия. Поэта отличает целостная художественная система со своими истоками, традициями и логикой развития, сочетание мира многовековой народной культуры и мира природы, гармония внутреннего и внешнего мира.

Следует отметить такую особенность лирики В. Перелешина, как верность себе, проявляющуюся в мировоззренческих константах, осмыслении пройденного жизненного пути с высоты прожитых лет. Для Перелешина творчество - больше, чем просто самовыражение, это своего рода исповедь и одновременно духовная терапия, способная уврачевать старые раны, лекарство от переживаний и комплексов. Его творчество лирично и занимает особое место в корпусе эмигрантской поэзии, невооружённым взглядом в нём заметно стремление сохранить культурный, языковой и религиозный уклад жизни, обращение к дореволюционной литературной традиции [1].

Тоска по родине и любовь к Китаю помогают осознать драматичность оторванности от родной земли и вынужденном пребывании на чужбине, которую поэт смог искренне полюбить, Китай стал второй родиной. Поэтический талант позволил стать знаменитым, и литература «восточной» эмиграции вполне заслуживает того, чтобы стать предметом отдельного исследования: такой анализ позволит обозначить характерные для неё черты и особенности.

Самостоятельное изучение и блестящее владение китайским позволило В. Перелешину переводить китайскую классическую и современную литературу, а также ряд биографий китайских писателей на русский язык. Период пребывания в Китае существенным образом связан с влиянием на поэта творчества Н. Гумилёва, которое выразилось в поиске загадочных образов и символов у китайских поэтов.

В ранний период пробы пера Китай остаётся для Перелешина потаённым сокровищем: связано это, по большей части, с тем, что поэт до 1936 г., когда его оставили в Харбинском университете для последующего получения звания профессора, он стал учить китайский язык и был глубоко тронут красотой китайской поэзии. В 1938 г. В. Пе-релешин принимает решение начать монашескую жизнь, но спустя 8 лет отказывается от этого духовного подвига.

Восприятие и отражение культуры и жизни Китая в наследии В. Перелешина по своей «философской» оценочности антитетично: мы видим сопоставление таких оппозиций, как свой - чужой, Восток - Запад, умиротворение - тревога, память - забвение, что полностью подтверждает мысль о словах-центрах притяжения областей культуры [2]. Для более полного представления о рецепции поэтом ориентальной культурной традиции необходимо обратиться к «природе» мифологем, наполнявших китайскую культурную традицию.

Образ весны - один из самых ярких и сквозных. Для народа Китая - это самое любимое время года, символ изобилия и разнообразия, тепла и солнца, зелени и цветения, энергии и жизни, воспетый в тысячелетней китайской поэзии. Поэт в стихотворениях «Весна» и «Южный ветер» (сборник стихотворений «Южный дом») воспевает образ весны, употребляя метафоры и олицетворения: весна подобна бурному шквалу, штурмующему теплом остатки снега; приходит навеселе и ложится на земле словно подгулявшая девица. При помощи колоритных уподоблений поэту удаётся создать весёлый, тёплый, полный сил и жизни образ весны. Стоит обратить внимание, что сравнение весны с молодой девушкой созвучно с творчеством современного В. Перелешину писателя Чжу Цзыцина, автора известного эссе «Весна», который изображает время года так: «Весна, как девочка, красивая и нарядная, смеясь, идёт». Обращение к древнему культурному символу пейзажной лирики во многом обусловлено стремлением изобразить надежду на возрождение и обновление светлых начал мироздания и мировосприятия.

В стихотворении «Южный ветер» мы можем наблюдать реминисценцию к стихотворению известного китайского поэта Ду Му (803-852) династии Тан. У В. Перелешина мы читаем: «Где абрикос давно в цвету», а у Ду Му - «В деревне Абрикосов цвет». Цветущий розовым цветом абрикос символизирует не только наступление весны, но и праздник «Цинмин», «праздник чистого света», день светлой печали и поминовения усопших (по календарю этот праздник приходится на 4/5 апреля и сопровождается дождём).

Весна представлена источником радости, но эта радость доступна не всем: простому человеку, погружённому в труды и житейские заботы, некогда поднять голову, чтобы насладиться красотой расцветающей природы, и вся прелесть пробуждающейся от зимнего сна природы становится недоступной, что вызывает у поэта чувство жалости и сострадания.

Стихотворение «Об одном сердце» содержит сравнение сердца с бесчувственным куском, которое, хоть и уцелело в горниле жизненных испытаний, однако, всё же, стало дебелым и холодным: «Оттого-то скука в нём и холод, малокровная дремота зим». Весна представлена в качестве вестника радости, желающего пробудить холодное сердце от сна нечувствия, но все попытки не увенчи-

ваются успехом. Приход весны поэт иллюстрирует посредством образов звуков скрипки и тепла ласковых рук, к которым сердце остаётся безответным. В стихотворении «Уговор» весна представлена фоном описываемых событий и символизирует земную радость. Наряду с этим, весна ассоциируется у лирика не только с теплом и обновлением жизни, но и навевает тоску и ностальгию.

Ещё один известный образ-символ китайской культуры - весенний ветерок - встречается в стихотворении «Сигарета». Мифопоэтический символ ветра обретает в творчестве Валерия Пере-лешина новую актуальность. С одной стороны, он олицетворяет разгул стихийной силы, а с другой - передаёт смятение души, неопределённость и перспективу неизвестности. В наследии китайских поэтов ветер олицетворяет враждебную человеку силу. Ветру безразлично кто встречается на его пути: господин или нищий, купец или крестьянин, писатель или правитель.

Осень для китайской нации была прежде всего связана с печалью, грустью, пессимистическим взглядом в будущее, тоской по дому, монотонностью и бренностью земного существования. Будучи в Бразилии, автор тоскует по своей второй родине, говоря об этом посредством антитез летний лотос - октябрьский снег.

Образ дерева - один из ключевых растительных образов китайской культуры, заимствованный русским поэтом. Символика природы и растительная символика, в частности, передают мысли, настроение, эмоции. Китайская литературная традиция на протяжении многих веков сформировался культурный код, непосредственно апеллирующий к флоре. Образ дерева самодостаточен, богат по содержанию и глубоко символи-чен, а также служит колоритным художественным средством репрезентации внутреннего мира героев и авторов произведений. Так, кипарис и сосна символизируют независимую сильную личность, постоянство, долголетие, неизменность устремлений и духовную стойкость, ива - утончённость, любовь, красоту и скромность, возвещает всему миру о приходе весны, призывает не расставаться и дарит надежду на встречу в дальнейшей жизни. По народной традиции, на прощание перед дальней дорогой тонкие ветви ивы надламывали на память. Такое излюбленное образное сравнение, как сливовое дерево, служит для изображения красоты, как правило, юной девушки. Сама дикая слива уникальна тем, что на цветы распускаются прежде появления листьев.

Лотос в контексте китайской языковой картины мира имеет не только широкое художественное употребление, но и глубоко философское значение. Он символизирует собой ту высоту жизни, на которую призван подняться каждый человек, даже если он живёт в грехе и пороке, вопреки беззаконию насаждая мир и согласие [9]. Также цветок является образом молодости, невинности, красоты, гармонии, духовного совершенства, а опадающие лепестки напоминают о скоротечности

сз о со "О

1=1 А

—I

О

сз т; о т

О от

З

и о со

молодости и жизни. Цветочный символ одновременно реализован и в литературе, и в живописи: часто лотос изображён парящим над тёмной водой, изображая нравственную чистоту, ум и душу человека.

Отношение к этому символу Валерия Перелешина двояко: с одной стороны, он хранит и воспевает свою любовь к прекрасному цветку, стремясь к чистоте и благородству, а с другой - перед ударами судьбы чувствует себя бессильным, беззащитным и печальным. Поэт вкладывает в образ цветка несколько смыслов, сравнивая его со знаменем, с Атлантом, держащим небосвод, с последним «бойцом», способным противостоять холодам природы, в то время как все остальные части стали «мёртвыми стеблями»: «Торжественная тишь/ Над мёртвыми стеблями./ Последний лотос лишь/ Один воздет, как знамя./ Стой. И не бойся ран./ Стой, гордый и отвесный,/ Как древний великан,/ Держащий круг небесный! [3]. Здесь можно видеть и такую же, как у китайских поэтов, любовь к цветку, стремление к душевному покою, поиск гармонии с природой и некоей внутренней тишины, размышление о цели и сути земного пути.

Другим существенным и даже в какой-то мере священным образом является луна, она занимает особое место в мировосприятии китайским менталитетом. До сих пор в Китае по лунному календарю совершаются важнейшие национальные праздники - праздник Весны и праздник Луны. В культуре Китая луна ассоциируется с таинственной красотой, мягким и тёплым светом, служит прообразом размеренной и спокойной жизни в тихой атмосфере в соответствии с традиционными правилами национального уклада жизни. Кроме того, луна вызывает чувство одиночества, грусти и тоски по родине, по родным и дорогим людям. Многие размышления китайских поэтов о бытии адресованы луне - верному другу и слушателю. Великий поэт Ли Бо за свою жизнь посвятил луне более трёхсот стихотворений, а во всём корпусе китайской литературы их великое множество.

«Китайский» период поэзии В. Перелешина также отмечен образом луны: романтическое воображение автора реализовалось в стихотворении «В полнолуние», где герой мечтает о крыльях, чтобы устремить свой полёт к луне, оказаться как можно выше и ближе к небу. В лице луны автор находит лучшего друга, способного выслушать и понять, открывает ему радостные и счастливые переживания, изливает печаль и тоску.

Ещё один сквозной образ, заслуживающий внимания - это образ Пекина. Описывая полюбившийся и ставший родным город, поэт употребляет слова, непереводимые на другие языки: «Чжи жу фа», «чи», улицы «Наньчицза». Поэт до самой смерти трепетно хранит воспоминания о Пекине ° и проведённом там лучшем времени жизни - мо" лодости. К концу 1930-х владение китайским у по-g эта достигло серьёзного уровня, и во многих сти-^ хотворениях прочитывается любовь ко многим го-Ü родам Китая, в которых ему удалось побывать [6].

Обращаясь к стихотворениям «Пекин», «Последний лотос», «В Шаньхайгуане», мы видим, каким сильным вдохновением служили для Валерия Пе-релешина города, хоть сколько-нибудь связанные с его деятельностью.

Другим источником для построения сюжета у поэта являются китайские исторические предания, их герои и сюжеты, которые стали основой китайских идиом. Использование автором китайских фразеологизмов свидетельствует о его увлечении историей и древней китайской культурой. Китайские фразеологизмы, чаще всего состоящие из четырёх иероглифов, представляют огромное дидактическое и культурно-историческое значение, многие из их - цитаты классической китайской литературы на древнем китайском языке (ве-ньян), отсылающие к первоисточникам, связанным с важными историческими событиями или фольклорными образами.

В стихотворении «Галлиполийцы», посвящён-ном размышлениям о первой родинеи эмиграции, используется также мотив крыльев, но уже не птиц, а мельницы. Вынужденный отъезд на чужбину служит причиной тоски по родине, люди хотят вернуться назад подобно мельничным крыльям. Несмотря на то, что речь идёт о постройке, в основе метафоры лежит орнитологический признак, и в данном контексте крылья отсылают воображение читателя к ностальгии. В стихотворении «Ностальгия» автор описывает перелётных птиц, медленно летящих журавлей. Они несут привет с покинутой родины, с которой нет возможности связаться, и навевают сердцу тихую грусть. Крылья служат олицетворением любви. В стихотворении «Перед любовью» поломанные крылья символизируют несбывшиеся мечты и разбитые сердца, а «несмелые крылья» - руки любимого человека.

Тема крыльев находит отражение и в стихах, посвящённых религиозной теме - конфликту духовного и телесного, веры и земной жизни и невозможности сосуществования любви земной и любви небесной. Крылья изображены как символ духовности в стихотворении «Молитва», где «бескрылый» означает «не имеющий творческой силы». Такое колоритное сравнение употреблено неслучайно: способность к творчеству занимала главное место в жизни поэта. Валерий Переле-шин, вступив на путь духовного подвига, испытывал продолжительную внутреннюю борьбу между монахом и поэтом - между служением Богу и служением музе. Устами своего лирического героя поэт признаётся, что не может бросить писать стихи.

Мифологический пласт литературной традиции Дальнего Востока становится образом мышления русского поэта, способом посмотреть на действительность с определенной степенью поэтичности. В стихотворении «Хусиньтинь» автор акцентирует внимание на герое, находящемся в буддийском храме и наслаждающимся атмосферой умиротворения. Лаконизм китайской поэзии нашёл отражение в поэтическом воплощении и художественном переосмыслении в лирике представителей даль-

невосточной русской эмиграции. Мотив совершенства занимает важное место в доктрине даосизма, призывающей человека развиваться естественным образом и не совершать активного вмешательства в ход жизненных событий.

Особенно глубоко поэту-синологу удалось изобразить тему изгнания и странничества. Из трёх стран, в которых ему довелось жить, Китай стал наиболее близким и знакомым [5]. Это чувствуется в стихотворении «Возвращение». Здесь герой воспринимает природу как духовного наставника, способного поддержать, наполнить силой, исцелить душевные раны, утешить придать уверенность в дальнейшей жизни. Древний Китай воспринимается Перелешиным как источник тишины не только внешней, но и внутренней, сердечной, духовной [8]. Образ тишины мы можем наблюдать у поэта во многих пассажах его произведений: и на картине китайского мастера, любимых путинских озер, под белыми стволами сосен, на пейзажах Сянтаньчена.

Сюжет изгнанничества обусловлен экзестен-циальной и философской проблематикой. Лирический герой размышляет об обособление людей, об одиночестве, рассуждает об уходе из жизни. В стихотворении «под шляпы - от света...» каждый находит под полами шляп укрытие, чтобы не видеть света, люди прячутся под подушку, чтобы их не беспокоил шум, всячески стараются дистанцироваться друг от друга. Человек отрекается от себя, от своего прошлого, а затем сам исчезает, как бы уходя в Лету. И лишь поэзия, по мнению автора, способна победить забвение и стать последним утешением поэта. Между строк мы прочитываем тоску и жажду по встрече с родной землёй, так знакомую сынам эмиграции, младоэ-мигрантам, сохранившим устремление и взгляды русских символистов их желание найти золотую середину в сочетании жизни и творчества.

В отношении композиции для классической китайской поэзии характерно повествование истории или описание природы в начале, а в конце раскрытие смысла стихотворения. Валерий Пере-лешин следует этой модели, как, например, в стихотворении «Хусиньтинь». Тонкое и лиричное стихотворение «Сяньтаньчен» (Сяньтань - вымышленное автором название города) изображает красоту реки и гор, своего рода «дом мечты», куда можно убежать от тяжёлой повседневной жизни [4]. Автор не даёт конкретного описания красоты этого города, используя метафоры и множество олицетворённых образов. Создание чудесного места, к которому воображение читателя захочется возвращаться вновь и вновь, является следствием опосредованного выражения чувств в традиции китайской поэзии.

Поэтика В. Перелешина обнаруживает художественное и эстетическое обращение к ценностям китайской культуры. Его творчество играет большую роль как исследований литературы русской эмиграции, так и для взаиморецепции русской и китайской литератур. У Перелешина сформиро-

вался индивидуальный тип творчества, несущий отпечаток произведений Ли Бо и Ван Вэя и отсылающий читателя к китайской стихотворной традиции [7].

В творчестве В. Перелешина язык природных образов становится одним из значимых элементов художественного языка. Отчасти это обусловлено традицией символизма, который метафорически воссоздаёт картину внутреннего мира поэта. Ноты отчаяния, тоски, страха отчасти обусловлены тем, что ХХ в. в первой трети пошатнул основы мироздания, принёс общественные потрясения, породил на многих континентах хаос и породил из этого хаоса новый мир.

На второй родине Валерий Перелешин провёл почти половину жизни, а многочисленнные переводы позволили не только познать глубину классической китайской поэзии и философии, но и сделали его китаистом-исследователем.

Личность В. Перелешина уникальна тем, что ему удалось гармонично соединить две культуры посредством богатой вариативности образов, мотивов, преломление через призму русского сознания, полюбившего древнюю восточную цивилизацию. В каждом стихе мы попытаем уловить мгновение, искусство поэта воспринять то драгоценное, что многим уловить и почувствовать было не дано.

Поэтическое наследие автора изобилует сквозными образами присущими всем периодам его творчества. Они символизируют китайскую культуру и широко распространены в классической китайской поэзии (весна, осень, ветер, лотос, дерево). Если в «китайский» период описываются сиюминутные переживания счастья, вызванные созерцанием пробуждающейся ото сна природы, то произведения периода 70-х иллюстрируют воспоминание поэтом весны на второй родине и желание вернуться прошлое на крыльях мечты или сна.

Виляние китайской литературной традиции на поэзию В. Перелешина выразлось в применении различных художественных приёмов: метафоры, олицетворения, антитезы, развёрнутых сравнений. Зачастую стихи сопровождает опосредованное выражение чувства, сдержанность, недосказанность. Основной творческой идеей является философское осмысление жизненного пути через призму ценностей, присущих даосизму и христианству. Реалистичный образ Китая помогают создать безэквивалентные слова, то есть лексические единицы одного языка, не имеющие равнозначных соответствий в другом языке. Новое пространство, новый художественный мир создаются посредством топонимов, гидронимов, фитонимов, мифонимов и антропонимов.

Китайский текст является зеркалом самосознания поэтому, автор, оторванный от родной земли, воспринимает социальное, культурное и природное пространство Китая как вторую родину. Мотивы и сквозные образы, использованы в стихах, маркируют духовные изменения, определяющие

сэ о со -а

I=i А

—I

О

сз т; о m

О от

З

ы о со

ментальность русского человека на новом месте жизни. В лице Валерия Перелешина узнаем, что эмигранта не только как последнего хранителя и проповедника русской культуры, но и как как мастера, сумевшего увидеть ценности китайской цивилизации в её богатом литературном наследии. Богатый спектр ассоциаций сопровождается многочисленными наблюдениями, нашедшими отражение в поэзии и тем самым передающими многогранный мир китайской культуры со всеми её красотами и трудностями жизни.

Литература

1. Аурилене Е.Е. Судьба русской эмигрантской литературы в Китае (1920-1950 гг.): региональный фактор // Проблемы Дальнего Востока. Хабаровск, 2013. № 3. С. 128-136.

2. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. А.Д. Шмелева под ред. Т.В. Булыгиной. М.: Языки славянской культуры, 2001. 287 с.

3. Перелешин В.Ф. Русский поэт в гостях у Китая: 1920-1952: сб. Стихотворений / ред., вступ. ст., коммент. J.P. Hinrichs. The Hague: Leuxenhoff Publishing, 1989. 214 с.

4. Крейд В.П. Русская поэзия Китая: Антология. М.: Время, 2001. 720 с.

5. Ли Иннань. Образ Китая в русской поэзии Харбина // Русская литература XX века: итоги и перспективы изучения: сб. науч. трудов, по-свящ. 60-летию проф. В.В. Агеносова. М.: Советский спорт, 2002. С. 271-285.

6. Перелешин В.Ф. Русские дальневосточные поэты // Новый журнал. Нью-Йорк, 1972. № 107. С.255-262.

7. Серебряков Е.А. Справочник по истории литературы Китая. М.: АСТ: Восток-Запад, 2005. 334 с.

8. Сорокина Г.А. Идеи буддизма в литературе русского зарубежья. М.: Экон-Информ, 2016. 262 с.

9. Тресиддер Д. Словарь символов, пер. с англ. С. Палько, М.: ГРАНД, 1999. 448 с.

REINTERPRETATION OF THE SYMBOLS OF CHINESE CULTURE IN THE ARTISTIC IMAGES OF VALERY PERELESHIN'S POETRY

Pei Jiamin

Russian Peoples' Friendship University named after Patrice Lumumba

In modern conditions of dynamically developing mutual perception of cultural paradigms and dialogue between East and West, research is especially relevant, shedding light on the possible formation and development of new models of coexistence of peoples with different historical experience and mentality. Russian Russian and Chinese symbolism borrowed by Valey Pereleshin, comprehended in the context of Russian poetry and passed through the prism of life experience, is one of such generalizing elements in the dialogue of Chinese and Russian cultures. In the presented work, we use a comparative typological method using the principles of receptive aesthetics and comparative studies. The system of images in V. Pereleshin's poetry reflects the specifics of the mentality of the Chinese nation, the idea of the picture of the world and the place of man in the universe.

Keywords: Russian emigration, poetic creativity, Valery Pereleshin, borrowings in a poetic text.

References

1. Aurilene, E. E. (2013). The fate of Russian emigrant literature in China (1920-1940): a regional factor. Problems of the Far East (Vol. 3, pp. 128-136). Khabarovsk Publishing House (In Russ.)

2. Vezhbitskaya, A. (2001). Understanding cultures through keywords / Per. from English. A.D. Shmelev, ed. T.V. Bulygi-na. Moscow: Languages of Slavic culture Publishing House. (In Russ.)

3. Pereleshin, V.F. (1989). Russian poet visiting China: 19201952: Sat. Poems. The Hague: Leuxenhoff Publishing House. (In Dutch)

4. Kreid, V. P. (2001). Russian Poetry of China: An Anthology. Moscow: Time Publishing House. (In Russ.)

5. Li Yingnan. (2002). The Image of China in the Russian Poetry of Harbin. Russian Literature of the 20th Century: Results and Perspectives of Study: Sat. scientific works dedicated to 60th anniversary of prof. V.V. Agenosov. Moscow: Soviet sport Publishing House. (In Russ.)

6. Pereleshin, V.F. (1972). Russian Far Eastern Poets. New Magazine. (Vol.107, pp. 255-262.) (In Russ.)

7. Serebryakov, E.A. (2005). Handbook of Chinese Literary History. Moscow: AST: East-West Publishing House. (In Russ.)

8. Sorokina, G.A. (2016). Ideas of Buddhism in the Literature of the Russian Diaspora. Moscow: Ekon-Inform Publishing House. (In Russ.)

9. Tresidder, D. (1999). Dictionary of symbols. trans. from English. S. Palko, Moccow: GRAND Publishing House. (In Russ.)

о с

u

CO

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.