CC BY
67УДК 821.161.1:94(510) Чжан Юаньюань
Аспирант кафедры русской литературы,
Пермский государственный национальный исследовательский университет, 6140990, г. Пермь, ул. Букирева, д. 15, тел.: +7(922) 3657966, e-mail: [email protected]
КИТАЙ В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ В. ПЕРЕЛЕШИНА
Русский поэт и переводчик В. Перелешин прожил в Китае более тридцати лет и хорошо овладел китайским языком. В его поэтическом творчестве и переводческой деятельности образы и мотивы, связанные с Китаем, занимали значительное место. В статье предпринимается попытка выяснить истинное отношение В. Перелешина к Китаю и китайской культуре, определить место образа Китая в его творчестве, а также исследовать воздействие китайской культуры на поэтическую деятельность автора. На основе анализа стихотворений мы приходим к выводу, что отношение В. Перелешина к Китаю различалось на разных этапах его творчества и постоянно изменялось. Исследование художественного мира В. Перелешина и места в его творчестве размышлений о «трёх родинах» позволяет понять некоторые черты, характерные для его творчества и некоторые особенности литературы русской «восточной» эмиграции. В. Перелешин был увлечён Китаем и нередко включал в своё творчество мотивы и образы, связанные с китайской культурой; он даже сочинял собственные стихотворения, написанные в стиле древней китайской поэзии. Экзотический колорит загадочной древней страны присутствовал в его работах: оригинальные сюжетные повороты, оригинальные образы делали процесс чтения его произведений захватывающим. Следует особо отметить, что интерес В. Перелешина к китайской культуре выразился и в том, что он стал самостоятельно изучать китайский язык. Это позволило ему активно заняться переводами на русский язык произведений китайской классической литературы и произведений современных китайских писателей таких, как Лу Синь, а также перевести на русский язык ряд биографий китайских знаменитостей. В настоящей статье автор останавливается на проблемах, связанных с местом, которое занял в творчестве писателя Китай - его «Вторая Родина».
Ключевые слова: В. Перелешин, русская восточная эмиграция, образ Китая, китайская культура, литература.
Введение
В 1971 г. российский поэт-эмигрант Валерий Перелешин опубликовал стихотворение под символичным названием «Три Родины». Три Родины поэта - это Россия, где прошло детство будущего писателя, Китай - страна его юности и становления как поэта, и Бразилия,
в которой он находился на протяжении второй половины своей жизни и где умер. В этом стихотворении скитания поэта излагаются концептуально, через воспроизведение процесса развития и искания «настоящего себя».
Исследование художественного мира В. Перелешина и места в его творчестве размышлений о «трёх родинах» позволяет понять некоторые черты, характерные для его творчества и некоторые особенности литературы русской «восточной» эмиграции.
В настоящей статье мы останавливаемся на проблемах, связанных с местом, которое занял в творчестве писателя Китай - его «Вторая Родина». В. Перелешин выделялся среди других молодых русских поэтов-эмигрантов, оказавшихся в Китае, выдающимся поэтическим талантом, который позволил ему стать знаменитым уже в молодости. Его литературное творчество широко обсуждалось в литературных кругах харбинской эмиграции. Более того, нужно отметить, что он был постоянным участником и победителем различных поэтических конкурсов1.
Успехи в поэтическом творчестве позволяли поэту гордиться собой и придавали ему исключительную уверенность в себе. В 1932 г., в возрасте всего 19 лет, В. Перелешин стал редактором литературной газеты «Чураевка», которая быстро стала весьма популярной в Харбине.
Почти каждый новый сборник стихотворений В. Перелешина вызывал после публикации большой резонанс. В поэтических произведениях поэта большое внимание уделялось строгому соблюдению метрики и ритма, что подчеркивало связь его творчества с традициями русской классической литературы. Стихотворения включали размышления на разные темы и изобиловали рациональными философскими рассуждениями.
Основная часть
В. Перелешин был увлечён Китаем и нередко включал в своё творчество мотивы и образы, связанные с китайской культурой; он даже сочинял собственные стихотворения, написанные в стиле древней китайской поэзии. Экзотический колорит загадочной древней страны присутствовал в его работах: оригинальные сюжетные повороты, оригинальные образы делали процесс чтения его произведений захватывающим. Следует особо отметить, что интерес В. Перелешина к китайской культуре выразился и в том, что он стал самостоятельно изучать китайский язык.
Это позволило ему активно заняться переводами на русский язык произведений китайской классической литературы и произведений современных китайских писателей таких, как Лу Синь, а также перевести на русский язык ряд биографий китайских знаменитостей.
Творчество В. Перелешина внесло весомый вклад в традицию создания «китайского текста» русской литературы. «Вычленение в русской литературе из общей "темы Востока" особой "китайской темы" произошлов 1830-е гг. (причиной этого в немалой степени стало
1 В Харбине юный В. Перелешин стал победителем восточноазиатского конкурса российских поэтов и беллетристов. См.: [Жебит, 2013, с. 55-61].
формирование и развитие в сознании общества "китайского контекста")» [Кондаков, Красноярова, 2017, с. 126]. Эта тенденция, сформировавшаяся в XIX в., активно развивалась в дальнейшем (в том числе особенно заметной она стала в культуре русского «восточного зарубежья»).
Российские и китайские исследователи литературы русской восточной эмиграции неоднократно отмечали яркость и убедительность образа Китая и китайской культуры, созданного в произведениях В. Перелешина. Почти все литературоведы придерживаются мнения, что «китайские элементы» в его творчестве свидетельствуют о его глубокой любви к Китаю - его второй Родине, или, как он иначе называл страну, давшую ему и другим русским людям, приют, - своей «мачехой ласковой»1.
Для того чтобы лучше понять истинные чувства поэта, выраженные в его творчестве, мы считаем необходимым осуществить анализ контекста, в рамках которого формировалась творческая индивидуальность В. Перелешина, познакомиться с тем, как возникло и как развивалось его отношение к Китаю.
Мы хотим сосредоточить внимание на двух основных вопросах, ответы на которые, как нам представляется, особенно важны для понимания того, какое место занимал Китай и его образ в творчестве В. Перелешина - насколько глубокой и истинной была его любовь к Китаю и интерес к культуре страны, - то есть в какой мере его можно считать «знатоком» и «почитателем» Китая? В первой половине XX в. в Китае шла жестокая и агрессивная гражданская война: экономика была разрушена, борющиеся за власть маршалы-милитаристы преследовали личные корыстные политические цели, а простой народ жил в страшной бедности и оставался неграмотным. Все 32 года, которые поэт находился на территории Китая, жизнь людей в этой стране - как местного населения, так и русских эмигрантов -была очень тяжелой, наполненной социальными потрясениями, насыщенной страхом и нищетой. В дальнейшем, находясь уже в Бразилии, поэт вспоминал: «От тогдашней шанхайской действительности хотелось бежать, но бежать было некуда. На севере было ещё хуже, ещё голоднее и холоднее, а границы были закрыты»2.
Тема Китая в творчестве В. Перелешина впервые возникла в третьей книге стихотворений «Звезда над морем» (1941) [Перелешин 1941], в которую вошли произведения
3
«Поездка в Дун-лин » (1940) и «Картина» (1941). Наиболее характерными особенностями этих стихотворений было лирическое выражение эмоций, которое осуществлялось при помощи воспроизведения предметов (реалий), соотнесённых с китайской культурой, и описания конкретных сцен из жизни, что в техническом и содержательном плане полностью соответствовало принципам древней китайской поэзии:
1 См. стихотворение В. Перелешина «Ностальгия» (1943): «У мачехи ласковой - в желтой я вырос стране» [Перелешин, 1944].
2 Перелешин В. Два полустанка. Цит. по кн.: [Hinrichs Jan Paul]. Valerij Perelesin's Poetry from His Chinese years
(1920-1952). Amsterdam, 1987. P. 101.
3 Дунлин - «Восточная гробница») - место захоронения правителей Империи Великая Цин (Династии Цин), в том числе последней императрицы Китая Цы Си. Дунлин расположен недалеко от Пекина, в провинции Хэбэй.
ПОЕЗДКА В ДУН-ЛИН К востоку поднимаются курганы, Как две белоголовые горы. Похороненные под ними ханы Во сне сраженья видят и пиры. В твоих глазах - безоблачные дали, Синеет жилка нежная на лбу... Здесь юноши о девушках вздыхали И лютни жаловались на судьбу. Таятся в соснах шорохи столетий, Здесь приютившиеся навсегда. Мы ту же самую - дурные дети -Тревогу томную несём сюда. Рисунками, стихами, именами Испещрена горбатая стена. Мы высекаем острыми камнями И наши варварские имена.
Стихотворение «Поездка в Дун-лин» состоит из четырёх строф (такая структура поэтического произведения в целом была характерна для китайской поэзии эпохи Тан), каждая из которых, в свою очередь, включает четыре стиха (строчки). Анализируя стихотворение, мы можем отметить, что в первой строфе взгляд поэта устремлён вдаль, и в ней представлен китайский пейзаж, увиденный на большом расстоянии («К востоку поднимаются курганы.»). Во второй строфе пространство становится характеристикой переживания («В твоих глазах - безоблачные дали»), сама дистанция сокращается до минимума («Синеет жилка нежная на лбу») и обретает черты характеристики времени («Здесь юноши о девушках вздыхали»). В третьей строфе содержатся размышления поэта об отношениях прошлого и современности в их связи с постоянными тревогами человека. В четвертой строфе мысль поэта вновь обращается к реалиям современности и содержит скрытую оценку деятельности современного человека.
Профессор Ли Мэн в своей монографии «Забытая страница: литература русской эмиграции в Китае» осуществила детальный анализ этого стихотворения, который позволил сделать следующий вывод: «.используя приём постоянного изменения точек зрения <...> поэту удалось расширить пространство короткого стихотворения, что позволило раскрыть свои размышления над историей, чужой культурой и своей болью» [Ли Мэн, 2007, с. 309]1.
В другом стихотворении, получившем знаменательное название «Картина» (1940), воспроизводился традиционный пейзаж, построенный по законам композиции традиционной китайской живописи:
1 Перевод осуществлён автором статьи - Чжан Юаньюань.
КАРТИНА
Марии Павловне Коростовец Есть у меня картина: между скал Простерто небо, всех небес лучистей. Китайский мастер их нарисовал Легчайшею и совершенной кистью. Внизу, в долине, зелень, как ковёр, Стада приходят на призыв свирели. Так безобидный высказан укор Всем возлюбившим маленькие цели. А выше есть тропинка по хребту, И будет награжден по ней идущий Вишневыми деревьями в цвету, Прохладою уединенных кущей. Здесь мудрецы, сдав сыновьям дела И замуж внучку младшую пристроив, Вздохнут о том, как молодость цвела Надменней роз и радостней левкоев. А скалы те, что в небо уперлись, Обнажены, как варварские пики, -Немногие полюбят эту высь, Где только ястребы да камень дикий. Но там над пропастью взвилась сосна, Торжественно, спокойно, равнодушно, И там царит такая тишина, Что сердце ей доверится послушно. Лишь только смерть, легка и хороша, Меня нагонит поступью нескорой, Я знаю, наяву моя душа Придёт бродить на вычурные горы.
В стихотворении «Картина» созерцание пространства тесно переплетается с авторскими размышлениями о закономерностях течения времени. Изображение национального китайского пейзажа чередуется здесь с описанием впечатлений автора и его размышлений. Кроме того, воссоздаётся предполагаемая точка зрения зрителя этой картины, содержатся рассуждения о соотношении в жизни человека «маленьких целей», бытовых, житейских проблем, связанных с повседневностью, и человека «целей больших», то есть высоких, «духовных», выражающихся в ощущении бытия природы и доступных лишь отрешившимся от будничных дел мудрецам.
Стихотворение демонстрирует понимание русским поэтом принципов китайской живописи, а также воссоздаёт некоторые значимые ценности китайской культуры
(устремлённость к «тишине» и «покою», передача своего «дела» сыновьям, размышления о бытии души после смерти). Композиция произведения основана на постоянном передвижении взгляда поэта, обозревающего картину, и плавном переключении внимания читателя/зрителя между реальностью и воображением, достигаемого при помощи «проходящих через всё стихотворение параллелей» и чередования времени глаголов [Ли Мэн, 2007, с. 309]1.
В связи с этим профессор Ли Мэн отмечает: «В первой строфе дано краткое описание содержания картины, выполненное с использованием глаголов в прошедшем времени; во второй строфе добавляются отдельные детали представленной картины - уже при помощи глаголов в настоящем времени; в третьей строфе - по мере того, как взгляд поэта скользит вдоль хребта гор - вслед воображаемому путнику, идущему по тропинке, предмет описания становится не столько реальностью, сколько частью воображения поэта, и для такого описания используются формы глагола в будущем времени. В последующих двух строфах воображаемые поэтом картины жизни продолжают развиваться. В шестой строфе союз но вновь обращает поэта к реальности, и он, используя глаголы в настоящем времени, воспроизводит ощущение покоя. В заключительной строфе поэт раскрывает представления об отношениях, возникающих между человеком и природой: сначала картина природы воспроизводится как нечто стороннее, находящееся на большой дистанции от наблюдателя, а потом она постепенно приближается к наблюдателю, который как бы «входит» в неё, и уже в самом конце стихотворения лирический герой выступает только как выразитель собственного "я", однако при этом его взгляд проходит через всё стихотворение, что очень типично для китайской поэзии». Чередование различных временных форм глагола способствовало тому, что воспроизведённая в стихотворении «картина» переносилась из плана «реального» бытия в некое вневременное «духовное» пространство, в котором среди тишины вечно живут мудрецы и странствуют души людей.
Тема Китая стала ещё более яркой в четвертой книге стихотворений В. Перелешина «Жертва», которая была опубликована в 1944 г. и сразу привлекла внимание харбинских критиков [Ли Мэн, 2007, с. 313].
Программным в этом сборнике было стихотворение «Китай» (1942), которое, как отметила Ли Мэн, стало «первой декларацией о принятии поэтом Китая и китайской культуры» [Там же]. В самом начале стихотворения поэт выражает свой общий взгляд на страну: «Это небо как синий киворий / Осенявший утерянный рай / Это милое жёлтое море - / Золотой и голодный Китай» [Перелешин, 1944, с. 14]. Слово «киворий», используемое в этом стихотворении для характеристики неба, покрывающего/осеняющего страну, использовалось для обозначения навесов, балдахинов, расположенных над особо почитаемыми объектами в храмах - мощами святых, иконами, источниками, тронами и молельными местами особо почитаемых людей, -сопоставление страны с утерянным человечеством «раем», «небесным Иерусалимом», -указывало на идеализацию поэтом Китая.
1 Перевод осуществлён автором статьи.
Далее в произведении перечисляются знаковые детали, связанные в сознании российских читателей с этой страной, которые, как святыня, хранятся в душе поэта его «сердцем мудрым»: «пестрые стены», «дворики», «сосны», цветы, «кроткие лица» китайских девушек и «мирная речь» китайских юношей. Лирический герой характеризует страну как «странный и шумный рай», который «узнаётся» им «после нескольких перерождений» (в этих словах содержится указание на принятие поэтом концепции «переселения душ»).
Однако при чтении этого стихотворения у китайского читателя должно было обязательно возникнуть ощущение того, что изображенный в стихотворении мир на самом деле не имел прямого отношения к реальному Китаю - в том состоянии, в котором он находился в 1930-е гг. Мало что меняло в таком восприятии слово «голодный» (тем более в сочетании со словом «золотой»), поскольку представление о «голоде» и связанном с ним «посте» оставалось частью представлений о «праведной жизни». В стихотворении В. Перелешина не был представлен трезвый взгляд на текущее социальное положение страны, не было сформулировано отношение к страданиям китайского народа, не были высказаны размышления о грядущей судьбе государства. Мотивы, выраженные в этом стихотворении, воссоздавали отдельные «экзотические» (для русского человека) детали и могли быть связаны, например, с «радостными» путешествиями по стране, а также свидетельствовать не столько о глубокой любви поэта к Китаю, сколько о «любовании» окружающим миром, не предполагающем глубокого осмысления и проникновенного сострадания.
Истинная (не «показная»!) любовь никогда не останавливается на одностороннем «требовании» красоты; такая любовь - в соответствии с традициями как русской, так и китайской культуры - всегда предполагает любовь-сострадание. Любовь, если она действительно сильная, должна потрясать человеческие сердца, минуя «страстные воззвания», которые в таком случае становятся излишними.
Поэт не обратил внимания на опустошения, произведённые иностранными агрессорами на территории «божественной земли» с долгой историей; ему оказался не интересен процесс пробуждения китайского народа к великой борьбе, когда, как говорят в таких случаях в Китае, «заря рассекала небо и вырывалась из бесконечной тьмы». Он лишь спокойно обращается к описанию «древней и страдающей» страны, в которой он стремится найти «духовное убежище», чтобы успокоить свою личную тоску, вызванную дискриминацией со стороны своих соотечественников и внутренней борьбой, обусловленной его нетрадиционной сексуальной ориентацией: «К ним я, данник беды и позора, / Приходил тишины зачерпнуть.» [Перелешин, 1944].
Следует подчеркнуть, что В. Перелешин избегал излишнего общения с окружающим миром - и как всякий застенчивый человек, и как иностранец, оказавшийся в чужой стране. Между тем, он всю свою жизнь страдал от ощущений, вызванных его отклонениями от общепринятой сексуальной ориентации. Оба упомянутых выше аспекта мешали молодому поэту в полной мере раскрывать свою душу и в полной мере полюбить Китай - бедный, тёмный и глубоко страдающий. Поэтому вывод о глубокой любви поэта к Китаю, к которому
пришли многие китайские и зарубежные исследователи, с нашей точки зрения, представляется достаточно спорным.
Однако по сравнению с большинством поэтов и писателей русского зарубежья, оказавшимся в 1920-1930-е гг. в Китае, которые обычно «выдерживали дистанцию» по отношению к окружающему их миру и «не смешивались с коренным населением» [Крейд, 2001, с. 5], интерес В. Перелешина к традиционной китайской культуре и его размышления над китайской литературой и философией были весьма глубокими.
Наглядным свидетельством этого является стихотворение «На середине моста» (1943). Используя образ китайского «горбатого» моста, поэт раскрыл жизненный путь человека: первая половина его жизни подобна подъёму вверх, который тянется долго и требует напряженных усилий; достижение вершины символизирует пик жизни и одновременно оказывается началом движения вниз; вторая половина жизни подобна спуску, во время которого годы пролетают быстро, незаметно, и в конце концов этот путь приводит к возвращению человека на уровень горизонта, с которого начиналось восхождение. Поэт призывает ценить время, подчеркивая, что человек должен быть всегда благодарен Богу и что человеку всегда необходимо упорно учиться, непрерывно совершенствуясь - даже в последние годы своей жизни.
Представления о необходимости непрерывного учения - одна из важнейших составных частей китайской культуры. Великий китайский поэт и философ Хань Юй, живший в период династии Тан, написал строки, которые в настоящее время известны любому китайцу:
^Ш^Ш^^^о Подобная мысль утверждается и в китайской пословице: ^ ^ЙШМ2о Множество аналогичных высказываний можно встретить и в других классических китайских текстах.
В. Перелешин был увлечён не только китайской литературой, живописью и архитектурой, но и китайской философией, которая побуждала его к размышлениям о смысле жизни человека. Для китайской культуры характерно представление о том, что всё в мире возникает из ничего и в конечном итоге возвращается в ничто. Всё в мире происходит циклично: всякий объект берёт своё начало в природе и в конце концов возвращается в природу; любое явление, каким бы цветущим оно ни было, возвращается в состояние тишины и покоя. Если человек в своём духовном развитии хочет достигнуть более высокого уровня, то ему для достижения этой цели нужно приложить огромные усилия, которые замедлят течение времени. Однако в результате такого подъёма человек достигает «пика» своей жизни, и с этого момента он, с одной стороны, освобождается от тяжестей борьбы с обстоятельствами, однако с другой стороны, в этот момент в его жизни начинается спад, а вслед за этим время начинает лететь ещё быстрей.
1 Трудолюбие - это петлистая тропинка, ведущая в горы книг; упорное учение - небольшая лодка, плавающая по бесконечному океану знаний. Перевод автора статьи.
2 Учение подобно лодке, плывущей против течения, однако стоит на минуту остановиться, как тебя тут же унесёт назад. Перевод автора статьи.
В стихотворении «Вид на Пекин из Би-юнь-сы»1 (1943) поэт также описал подъём -на этот раз на вершину горы, возвышающейся над Пекином. Такое восхождение, позволяет лирическому герою ощутить в своём сердце всё величие природы: «Так высоко, что умолкает слава / И только ветра слышен вечный зов». Данный эпизод напоминает очень популярный сюжет древней китайской поэзии: поэт поднимается на возвышенность и устремляет свой взор в необозримую даль, любуясь с высоты окружающей природой, что вызывает в его душе возвышенные переживания. В необъятном просторе поэт ощущает свою ничтожность и беспомощность, что позволяет ему сказать:
Да, если бы, как трепетная птица,
Здесь обрести прибежище в грозу,
Так спрятаться, врасти и притаиться,
Чтоб смерть забыла - и прошла внизу!
Эта строфа демонстрирует прекрасное знание русским поэтом мотивов древней китайской поэзии и его стремление удалиться от мирских забот и соблазнов.
В Китае хорошо известно стихотворение С Ц Ш Ш Ш )) («Поднимаюсь на башню Гуаньцюе), созданное Ван Чжи-хуанем - знаменитым поэтом династии Тан:
ЙЯЛШШо
ш^жв,
ШШШШ)) 2
В первых двух строчках стихотворения описывается картина, предстающая перед глазами поэта, - вздымающиеся к небу горы, сияющее над ними солнце и Жёлтая река (Хуанхэ), устремляющаяся к морю. Ван Чжихуань исключительно точно и лаконично, используя всего лишь 10 иероглифов, показал прекрасный пейзаж своей Родины. В двух следующих строчках поэт, вкладывая в стихотворение новые смыслы и эмоции, погружается в раздумья: если человек хочет видеть дальше, хочет лучше понять окружающий мир, то главный способ, позволяющий осуществить это желание, - достигнуть ещё большей высоты. Это можно понять и как подъём на более высокий этаж башни, и как достижение глубокого уровня знания. Описанная в стихотворении китайского поэта картина природы становится образной основой обобщающих размышлений лирического героя о жизни человека в её отношении к времени и пространству. Стихотворение призывает читателя к постоянному духовному совершенствованию, а также к непрерывному познанию, направленному на поиск Истины.
1 Там же. Биюньсы [Ш^^] - храм Лазурных Облаков, расположенный в пригороде Пекина.
2 Башня Гуаньцюе - «Башня Аиста». Солнце блистает над горами; / Желтая река течет в сторону моря. / Чтобы насладиться ещё более грандиозным зрелищем, / нужно подняться ещёвыше. Перевод автора статьи.
Китайским читателям хорошо известно восьмистишие Ду Фу, великого поэта династии Тан, - С Ш й)) («Поднявшись на высоту»), написанное осенью 767 г., в котором есть следующие строки:
яжттш, пшшт^*1
Поэт, находясь на склоне лет, поднявшись на башню, расположенную на высоком берегу реки Янцзы, оглядываясь на свою жизнь, прошедшую в постоянных скитаниях, сравнивает осень, царящую в природе, с «осенью» своей жизни и одновременно мечтает о мире и процветании государства, о жизни народа в благоденствии. Лаконичное и одновременно выразительное описание картины природы сопровождается размышлениями о судьбе человека в эпоху перемен, в период «смутного времени».
В этом же 1943 г. В. Перелешин написал ещё несколько стихотворений,
2 3 4
посвящённых Китаю, - «Чжунхай» , «В Шаньхайгуане» , «Хуцинь» , в которых отразились впечатления поэта от прогулок по Пекину и его окрестностям, а также его душевное состояние. Общим для этих произведений было обращение к теме Китая, использование образов и мотивов, передающих «китайский колорит», заимствование некоторых стилистических приёмов и художественных выразительных средств, идущих от древней китайской поэзии.
В стихотворении «Чжунхай» поэт изобразил свой любимый парк с «зеленеющим» озером, где цветут лотосы, извилистую прибрежную аллею, «сонный павильон», «древнюю ладью императрицы», ветви сосны, «широколистые кувшинки» и т. д. Взгляд поэта оказывается то сосредоточен на деталях, увиденных с близкого расстояния, то направлен вдаль - в пространстве и во времени. Пейзаж, воспринимаемый глазами лирического героя, вызывает у него философские раздумья, что было характерно для китайской поэзии, а размышления о событиях, связанных с прошлым, чередуются с размышлениями, отнесёнными к настоящему и гипотетическому будущему. В последней строфе поэт вновь возвращается к реальности, и его душа наполняется спокойствием (поэтому неслучайно в стихотворении несколько раз используется мотив тишины).
Стихотворение «В Шаньхайгуане» выразило богатое воображение поэта. Созерцание «Первой Заставы Вселенной» погружает его в размышления о закономерностях истории, о прошедших войнах, о древних обрядах, о старинной системе государственных экзаменов, сдача которых была необходима для получения учёной степени и права занять должность чиновника. Как и в стихотворении «Чжунхай», изображение пейзажа актуализирует «память
1 «В далёком краю... Печальная осень... Вечно в скитаниях / На склоне лет, обремененный болезнями ... В одиночестве поднялся на башню». Перевод автора статьи.
2 Чжунхай [ ФШ ] - озеро и окружающие его парк, расположенные в центре старого Пекина, к западу от Запретного города, которые до падения династии Цин являлись частью комплекса императорских дворцов.
3 Шаньхайгуань [ШШ^] - пограничный пост, известный также под названием Первая Застава Вселенной, от которого начиналась Великая стена.
4 Хуцинь - старинный китайский смычковый инструмент.
прошлого» и рассуждения поэта, направленные на собирание «камней дорогих» и «жемчужин» - то есть личный поиск истины.
Стихотворение «Хуцинь» можно назвать переводом «на язык и систему мотивов» китайской культуры известного стихотворения М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Оно передаёт грустное настроение, посетившее поэта «в ночную синь», когда «неискусная» и «безутешная» мелодия, издаваемая древним инструментом, вызывает у лирического героя печаль и мысли о предстоящей разлуке, а «грусть начальной осени» - как будто кто-то «рукою хрупкою и смуглою, / волнует скрипку - и меня». Сама точность передачи глубокого эмоционального смысла древней китайской мелодии и настроения невидимого исполнителя, удивительна для иностранного поэта, который, слушая национальную китайскую мелодию, может напиться «слез невидимых» и поделиться «чужой печалью».
В 1943 г. В. Перелешин был вынужден покинуть полюбившийся ему Пекин и переехать в Шанхай. После переезда в Шанхай В. Перелешин первоначально долго не мог приспособиться к влажному климату Восточного Китая. Он тосковал по полюбившейся ему пекинской жизни, по пекинским пейзажам и приятелям. Долгие дождливые дни делали его жизнь в Шанхае скучной и унылой.
Вскоре жизнь В. Перелешина в Шанхае стала постепенно налаживаться: он встретил нового возлюбленного, начал читать лекции в училище, стал работать в ТАСС, где ему неплохо платили. Мать поэта, Евгения Сентянина, сумела издать в Харбине новый сборник поэта. Оживлённая светская жизнь, царившая в большом городе, его необычная архитектура, встречи со старыми друзьями, проходившие в кружке «Пятница», способствовали улучшению его настроения. В. Перелешин стал регулярно посылать деньги матери и подарил ей дорогой плащ (каких не было в продаже в провинциальном Харбине), плавал на лодке по озеру Сиху 1 вместе со своим новым любовником, продавцом книг Тяньшэном (1927-1987) . Сложившаяся в Шанхае ситуация позволила В. Перелешину почувствовать себя действительно «интегрированным» в китайскую культуру, и это ощущение выразилось в ряде стихотворений - «Ночь на Сиху», «Сянтаньчэн» и некоторых других.
1 См. стихотворение «Ночь на Сиху» [Перелешин, 1968, с. 26], «К другу»[Перелешин, 1968, с. 29] из «Южного дома». Сиху [ШЩ] - знаменитое Западное озеро, расположенное в г. Ханчжоу. Прекрасные пейзажи озера Сиху были воспеты многими китайскими поэтами.
2 Настоящее полное имя этого человека - Лю Син. Тяньшэн - ласкательное имя. См.: «Поэма без предмета», Песня
6. В книге «Литература русской эмиграции в Китае - забытая страница» Ли Мэн пишет, что в 1946 г. Перелешин познакомился с продавцом книг, который имел «ласкательное имя» Тянь-шэн. Они быстро полюбили друг друга и вместе катались на лодке по озеру Сиху (см. стихотворения «Ночь на Сиху» [Перелешин 1968: 26], «Другу» [Перелешин 1968: 29] из «Южного дома») [Ли Мэн, 2007, с. 263]. В автобиографической «Поэме без предмета», написанной в Бразилии в конце 1970-х г. и опубликованной в США в 1989 г., указывается официальное имя - Лю Син: «В Ханджоу бывал я многократно, / и если бы не Мао Цзэ-дун, / Туда побрел бы я - обратно: / Спуститься в черный Цыноньдун / Пройтись по травяным долинам / с тогдашним ласковым Лю Сином, / взобраться на уступы скал, / где свежий ветер нас ласкал» (Песня 6, LШ).
Поэтическое творчество В. Перелешина в этот период стало более «лёгким» и оптимистичным. Беспрецедентная свобода, которую он впервые ощутил в Шанхае, новая любовь [Ли Мэн, 2007, с. 263] - и обретённая поэтом возможность свободно изучать окружавшую его китайскую культуру, которая постепенно приоткрывала перед ним свои таинственные «завесы», способствовали новому творческому расцвету поэта.
В этот же период В. Перелешин случайно познакомился с молодым человеком по имени Шуан-хун1 и написал посвящённое ему стихотворение «Красные листья под инеем» [Перелешин, 1968]. В китайской культуре образ осенних кленовых листьев всегда был символом грусти, связанного с расставанием унылого настроения, а также глубокой гуманной заботы о народе, ведущем тяжелую, полную страданий жизнь. В. Перелешин, упивавшийся любовью, интерпретировал этот образ по-своему - как указание на «нежные губы» и поцелуи.
Приведем другой пример: образ луны в китайской культуре всегда символизировал красоту, высокую и чистую любовь, вечность, воссоединение людей, тоску по родине и т. д. Однако в стихотворении «Сны отлетают в пустоту...», написанном перед прощанием в 1951 г. с Китаем (и с. Таном), описывается «греховная, сумасшедшая» луна, которая сравнивается с «бутылкой отравленного вина» [Ли Мэн, 2007, с. 364]. Образ луны в этом стихотворении сильно отличается от образа луны, который хранится в сердце любого китайца, поскольку не может быть ни одного китайца, который бы считал луну «злой», «греховной», «сумасшедшей». В дальнейшем, уже в бразильский период, В. Перелешин, занимаясь переводом на русский язык поэмы Цюй Юаня «Ли Сао», совершил аналогичную ошибку: он неправильно истолковывал уважение и благоговение, которые испытывал древний китайский поэт к императору Чухуай-вану, как отношения, существующие между влюбленными, что оказало негативное воздействие на качество его работы как переводчика.
Прожив более 30 лет в Китае, В. Перелешин в определённой степени овладел китайским языком; он действительно интересовался китайской культурой и регулярно общался с китайскими друзьями. Однако приведённые примеры доказывают, что его образ мышления и стереотипы его сознания являлись помехой для глубокого понимания китайской культуры. Таким образом, мы можем сделать выводы, что его понимание древней китайской классики было весьма ограниченным, - тем более, что поэма «Ли Сао», насыщенная множеством метафор, и древний китайский философский трактат «Дао Дэ Цзин», над переводом которого также работал В. Перелешин, очень сложны для интерпретации даже китайским исследователям.
Исходя из этого, мы приходим к выводу, что В. Перелешин, являвшийся талантливым поэтом, а также большим любителем китайской культуры и языка, как считает большинство исследователей его творчества, глубоко изучил технику китайского стихосложения, был
1 Шуан [Ш- Shuang] - иней; Хун [¿I- Hong] - красный.
2 Стихотворение не опубликовано; машинописная рукопись хранится в музее-библиотеке Лейденского университета Нидерландов. BPL3261/24. Ли Мэн. Забытая страница // Литература русской эмиграции в Китае / Ли Мэн. Пекин: Изд-во «Пекинский университет». 2007. 337 с.
очень уверен в своём знании Китая и его культуры. Однако, как показывает проведённое нами исследование, это знание было поверхностным.
В 1952 г. В. Перелешин эмигрировал в Бразилию, где практически полностью потерял контакт со своими старыми друзьями и соотечественниками. Покинув «милый Китай», в котором он провёл годы своей юности, писатель, как он сам писал в одном из своих стихотворений, жил в «изгое» [Перелешин, 1987], скучая без «очаровательной природы» и близких ему людей. Долгое время (15 лет) писатель оставался вне поэтического круга, живя только воспоминаниями и тоской по своим «первой» и «второй» Родине.
В «бразильский» период своей жизни писатель целиком посвятил себя изучению китайской классики и продолжил работу над переводами произведений. В результате этой деятельности ему удалось завершить начатые ранее переводы поэмы «Ли Сао» [Цюй Юань, 1975] и трактата «Дао Дэ Цзин» [Дао Дэ Цзин, 1990].
Позволим предположить, что годы, проведённые им в Бразилии, вне «поэтической среды», способствовали тому, что существовавший у него ранее интерес к Китаю превратился в истинную любовь: человек часто осознает любовь только тогда, когда её окончательно потерял. В течение 15 лет, прожитых в Бразилии, его собственное литературное творчество прекратилось, однако занятия переводом продолжались. В. Перелешин хорошо понимал, что навсегда простился с Китаем, а вместе с этим - со своими юношескими увлечениями и оставшимися там друзьями.
В 1989 г. вышла в свет автобиографическая книга В. Перелешина «Поэма без предмета» [Перелешин, 1989], в которой автор впервые откровенно рассказал о своих взглядах на внутреннюю и внешнюю политическую обстановку Китая в первой половине XX в., описал тяжкие преступления, связанные с вторжением Японии в Китай, очевидцем которых он оказался, раскрыл конфликт между партиями, а также осудил предательство Чан Кайши и Ван Цзинвэя1 по отношению к китайской нации.
Дополнительным фактом, аргументирующим высказанное нами предположение, является публикация в 1968 г. (то есть спустя 24 года после выхода предыдущего сборника) пятой книги стихотворений (это был первый поэтического сборник, изданный в «бразильский» период), получившей название «Южный дом» (книга была опубликована в Мюнхене) и полностью посвящённой Китаю. Почти все стихотворения, опубликованные в этом сборнике (кроме стихотворения «Издалека» и перевода одного стихотворения Лу Синя), были написаны В. Перелешиным ещё до отъезда из Китая.
Заключение
В. Перелешин - талантливый поэт, а также большой любитель китайской культуры и языка, как считает большинство исследователей его творчества, - глубоко изучил технику китайского стихосложения и лично был очень уверен в своём прекрасном знании Китая и его культуры.
1 Чан Кайши и Ван Цзинвэй - руководители китайской партии Гоминьдан в 1930-1940-е гг.
Однако, как показывает проведённое нами исследование, это знание было несколько поверхностным. Это можно объяснить тем, что В. Перелешин избегал излишнего общения с окружающим его миром - как всякий застенчивый человек и как иностранец, страдая всю свою жизнь от ощущений, вызванных его отклонениями от общепринятой сексуальной ориентации.
Упомянутые аспекты мешали молодому поэту в полной мере раскрыть свою душу в поэзии и в полной мере полюбить Китай - бедный, тёмный и глубоко страдающий. Вывод о его глубокой любви к Китаю, к которому пришли многие китайские и зарубежные исследователи, с нашей точки зрения, представляется достаточно спорным. Как мы полагаем, до отъезда из Китая, главным в отношении В. Перелешина к Китаю был лишь большой интерес, испытываемый им по отношению к его «второй родине».
Только в бразильский период этот интерес превратился в истинную любовь. Хочется подчеркнуть, что чувства В. Перелешина по отношению к Китаю со временем изменялись. В «китайский» период его жизни изучение национальной культуры и языка, с одной стороны, было увлекательным актом познания, а с другой стороны, это было практичным делом, помогавшим молодому поэту лучше приспособиться к жизни в стране и даже получать от этого приличный доход.
В бразильский период жизни, когда занятия переводом на русский язык китайских классических текстов, стали абсолютно никому не нужным занятием, не приносящим ни славы, ни дохода, обращение к китайской культуре стало полностью делом души
B. Прилешина - свидетельством наступления в его жизни этапа истинной и глубокой любви.
Список литературы
Дао Дэ Цзин. В. В. Перелешин // Проблемы Дальнего Востока. 1990. № 3. С. 144-161.
Крейд В. П. Все звёзды повидав чужие // Русская поэзия Китая. Антология. Москва: 2001.
C. 826.
Жебит А. Он пел «в тоске, на незабытом языке» — Поэт Валерий Перелешин и Россия // Родина. 2013. № 10. С. 55-61.
Кондаков Б. В., Красноярова А. А. Китайский текст и Китайский контекст в русской литератцуре XIX в. (к постановке проблемы) // Евразийский гуманитарный журнал. 2017. № 2. С.123-127.
Кузнецова О. Ф. «Я оказался в этом сером и неинтересном городе...»: Из шанхайских писем Валерия Перелешина матери, 1943-1946 // Литературный факт. 2019. № 4 (14). С. 145-179.
Перелешин В. В. Два полустанка // [Hinrichs Jan Paul]. Valerij Perelesin's Poetry from His Chinese years (1920-1952). Amsterdam, 1987. P. 101.
Перелешин В. В. Жертва: 4-я кн. стихотворений. Харбин: Заря, 1944. 51 с.
Перелешин В. В. Звезда над морем: 3-я кн. стихотворений. Харбин: Заря, 1941. 31 с.
Перелешин В. В. Поэма без предмета / под ред. и с предисл. С. Карлинского. Холиок: Нью Ингланд Паблишинг К, 1989. 411 с.
Перелешин В. В. Три родины: 10-я кн. стихотворений. Париж: Альбатрос, 1987. 165 с.
Перелешин В. В. Южный дом: 5-я кн. стихотворений. Мюнхен: Изд. авт., 1968. 45 с.
Цюй Юань. Ли Сао: поэма [в стихотворном переводе с кит. ориг. В. Перелешина]. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1975. 27 с.
[M] , 1Ш> 2007 = Ли Мэн. Литература русской
эмиграции в Китае — забытая страница / Мэн Ли. Пекин: Изд-во Пекинского университета, 2007. 483 с. (на кит. яз.).
Zhang Yuanyuan
Post-graduate student of Russian Literature Department Perm State University, Perm, Russia
CHINA IN THE LIFE AND WORKS BY V. PERELESHIN
As a poet and translator who lived in China for more than thirty years and knew Chinese language quite well, V. Pereleshin gave an important meaning to the image of China in his works and translation activities. Now we need an objective and positive study of this topic. This article aims to find out the true attitude of the poet to China and its culture, the meaning and value of China and its image in the works by V. Pereleshin, as well as the influence of Chinese culture on his poetic activities, and to conduct an objective review of the level of his Chinese knowledge On the basis of a detailed analysis, we can conclude that Pereleshin's feeling for China develops over time, is in a state of change, and we should consider this topic with a developing position. The study of the artistic world of V. Pereleshin and the place in his work of reflections on the "three motherlands" allows us to understand some of the features characteristic of his work and some features of the literature of the Russian "Eastern" emigration. V. Pereleshin was fascinated by China and often included motives and images associated with Chinese culture in his creativity; he even composed his own poems in the style of ancient Chinese poetry. The exotic flavor of a mysterious ancient country was present in his works: original plot twists, original images made the process of reading his works exciting. It should be especially noted that V. Pereleshin's interest in Chinese culture was expressed in the fact that he began to independently study the Chinese language. This allowed him to actively engage in translations into Russian of works of Chinese classical literature and works of contemporary Chinese writers such as Lu Xin, as well as translate a number of biographies of Chinese celebrities into Russian. In this article, the author dwells on the problems associated with the place that China occupied in the writer's work - his "Second Homeland".
Keywords: V. Pereleshin, nationality, Russian Eastern emigration, the image of China, chinese culture, literature.
