CC BY
20
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2019. № 1
А.Ю. Урманчиева
ПЕРЕДАЧА ЧУЖОЙ РЕЧИ В ФОЛЬКЛОРНЫХ ТЕКСТАХ НА СЕВЕРНЫХ ГОВОРАХ СЕЛЬКУПСКОГО ЯЗЫКА1
Институт лингвистических исследований РАН
199004 Санкт-Петербург, Тучков переулок, 9
В статье рассматриваются различные средства передачи «чужой речи» в фольклорных текстах на двух крайнесеверных говорах селькупского языка — среднетазовском и баишенском. Селькупский язык (<самодийские<уральские) представлен совокупностью диалектов; для данного исследования выбраны говоры северных селькупов, так как именно в этих говорах, распространенных в районе рек Таз и Турухан и отделенных от основного массива селькупских диалектов, сохранилась развитая эвиденциальная система, в рамках которой, среди прочего, может маркироваться информация, известная говорящему с чужих слов. Несмотря на то что эвиденциальность, строго говоря, не имеет прямого отношения к маркированию чужой речи, так как показатели этой категории обозначают различные типы доступа говорящего к информации о ситуации, их употребление также будет рассмотрено в данной статье; это оправдано, по крайней мере, тем, что эвиденциальные показатели могут развивать такие употребления, которые имеют прямое отношение к маркированию чужой речи. Помимо этого грамматического средства в двух рассматриваемых говорах представлены системы частиц, которые также могут участвовать в маркировании чужой речи.
Показано, что в селькупском с точки зрения функционирования средств маркирования чужой речи различаются два говорящих, с одной стороны, говорящий, являющийся одним из персонажей текста (то есть, собственно, говорящий в рамках диалога), с другой стороны — говорящий, являющийся рассказчиком текста.
Ключевые слова: самодийские языки; селькупский язык; эвиденциаль-ность; цитатив; квотатив; чужая речь.
1. Введение
В данной статье в соответствии с разрабатываемым в рамках функциональной грамматики подходом «от значения к форме»
Урманчиева Анна Юрьевна — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Институт лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург) (e-mail: [email protected]).
1 Исследование выполнено в рамках проекта РФФИ «Нарративные стратегии в селькупских и хантыйских диалектах» № 17-04-00570-ОГН.
[Бондарко, 2001: 5—6], рассматривается семейство грамматических средств, объединенных в единое функционально-семантическое поле, которое можно условно обозначить как «передача чужой речи»2. Селькупский язык, относящийся к самодийской подгруппе уральской языковой семьи, представлен совокупностью диалектов; в результате длительного компактного проживания селькупов по Оби в ее среднем течении и ее притокам, эти диалекты образуют континуум; однако начиная с середины XVII в. и в течение XVIII в. на реки Таз и Турухан переселяется часть селькупов, в результате чего образуется северный диалект, занимающий географически изолированное положение, такой, что селькупский «анклав» на этих двух северносибирских реках оказывается отделен от традиционного хабитата селькупов на Оби обширными территориями, заселенными ваховскими хантами и (на Елогуе) кетами. В результате такой географической и лингвистической изоляции северные говоры развивались независимо от остального селькупского диалектного континуума, и за сравнительно короткий период, порядка трёхсот лет, были накоплены достаточно значительные различия. В частности, существенные отличия касаются глагольной системы и дискурсивных функций глагольных форм. Для данной статьи существенным является тот факт, что в северных селькупских диалектах важную роль в структуре глагольной системы занимает категория эвиден-циальности (характерная также для северносамодийских языков), не представленная (утраченная) в других селькупских диалектах. А именно, в рамках категории эвиденциальности может быть маркирована информация, известная говорящему с чужих слов3. Кроме того, в северноселькупских говорах представлены системы частиц, которые также могут участвовать в маркировании чужой речи.
Рассмотрим последовательно, какие специализированные средства маркирования «чужой речи» представлены в диалектах селькупского языка4.
2 В статье не рассматриваются тривиальные и универсальные средства передачи чужой речи, такие, как конструкции с глаголами речи, вводящими чужое высказывание.
3 Очевидно, что данное значение достаточно близко к маркированию чужой речи; так, например, при описании ксенопоказателей (термин Н.Д. Арутюновой, см. [Арутюнова, 1992, 1999]) русского языка, таких, как дескать и мол, некоторые лингвисты (прежде всего те, кто ориентирован на изучение языков с грамматической категорией эвиденциальности, см., например, [Козинцева, 2000; АШюгоаМ, 2004: 10]) трактовали их как единицы с эвиденциальным значением. В [Плунгян, 2008], однако, показано, что употребление этих показателей в современном русском языке скорее говорит в пользу их особой семантической трактовки, заставляющей исключить их из числа эвиденциальных.
4 В качестве материала в статье проаналилизированы следующие тексты: корпус фольклорных текстов на среднетазовском говоре, опубликованный в [ОчСЯ, 1993],
2. Репортатив
Эвиденциальная система тазовского селькупского описана в [Кузнецова, Хелимский, Грушкина, 1980], более подробно и с определенной реинтерпретацией — в [Урманчиева, 2014; 2015]. В селькупском представлена система из трех собственно эвиден-циальных показателей: показатель аудитива — kuna ('говорящий не наблюдает ситуацию зрительно и судит о ней по акустическим данным'), показатель инферентива -mpy ('говорящий предполагает существование ситуации на основании наблюдаемых результатов') и, наконец, показатель -nty с широкой эвиденциальной семантикой, который в данной статье, в соответствии с терминологией, использованной в [Кузнецова, Хелимский, Грушкина, 1980], называется латентивом. Именно этот последний показатель будет интересовать нас в связи с темой данной статьи. Он может передавать следующие эвиденциальные значения (для описания эвиденциальных значений в основном используется терминология, принятая в [Плунгян, 2011: 473]): презумптивное (говорящий предполагает наличие ситуации на основании общих знаний о миропорядке), аудитивное (вытесняя из системы специализированный показатель аудитива) и эндофориче-ское (говорящий сообщает о собственных внутренних ощущениях, например, 'устал', 'замерз'); нас будет интересовать использование этого показателя в репортативном значении ('ситуация известна говорящему с чужих слов'). Ср. примеры (1) с имперфективным глаголом, где данная форма имеет значение презенса репортатива,
и записанные Г.Н. Прокофьевым фольклорные тексты, любезно предоставленные в мое распоряжение О.А. Казакевич. Все эти тексты записаны Г.Н. Прокофьевым в Яновом Стане. В словаре [Казакевич, Будянская, 2010: 14—15] все эти тексты перечислены как представляющие баишенский говор. Однако Г.Н. Прокофьев пометил лишь часть из них как записанные от баишенских селькупов; при том, что Янов Стан относится к среднетазовской диалектной зоне, можно считать, что отсутствие указания на баишенский говор может быть проинтерпретировано как имплицитное указание на среднетазовский говор (как будет видно из дальнейшего изложения, в этих двух группах текстов по-разному употребляются частицы, маркирующие чужую речь). В отношении баищенского говора следует сделать следующую оговорку. Как указывает О.А. Казакевич, «грамматическая (а также отчасти и фонетическая) не-однордность, наблюдаемая в говоре, наводит на мысль, что современный говор с. Фарково является результатом смешения по крайней мере двух различных говоров»; в данной статье под баишенским говором понимаются только указанные материалы Г.Н. Прокофьева, но не баишенские записи Л.А. Варковицкой, послужившие материалом для [Казакевич, Будянская, 2010] (в этом словаре указано, что интересующих нас частиц в этом локальном варианте селькупского не отмечено) и не баишенские записи Л.А. Варковицкой, А.И. Кузьминой и Т. Лехтисало из [Тучкова, Вагнер-Надь, 2015]. При цитировании сохраняется система записи оригинала.
и (2), где эта же форма от перфективного глагола имеет значение претерита репортатива5:
(1) Ара-ту тотра дйТу-пТу-0. отец-1 мол болеть-ЬАТ-зЗ
'Мой отец, говорят, болен' [Кузнецова, Хелимский, Грушкина, 1980: 241]
(2) Тёптыль челы нильчшь эты ту-нты-0 —
следующий день такой весть прийти-ЬАТ-зЗ ёмталь1 щон2 мъщыт момпа коччи царь12 у мол много
пэла-ль тамтыр-ты щуньни-нты-0.
половина-Аття род-3 уменьшшъся-ЬАТ-зЗ.
'На следующий день такая весть пришла: у царя людей чуть не вполовину меньше стало'. [Прокофьев рук., фонд 6, опись 1, ед. хр. 18.]
3. Ренарратив
Есть еще одна форма, по происхождению связанная с системой эвиденциальных форм — форма с показателем -mmynty. Формально этот составной показатель состоит из двух суффиксов -тру и -nty, второй из которых является суффиксом латентива. В среднетазов-ском говоре эта форма может служить основной формой повествования при рассказе исторических преданий; объяснить ее употребление в этом случае помогает параллель с ареально и генетически близким нганасанским языком, где в аналогичном случае употребляется эвиденциальная форма репортатива. Таким образом, можно трактовать данное употребление селькупского суффикса -mmynty как особую ренарративную (пересказывательную) форму — маркер того, что рассказчик пересказывает принадлежащую данную социуму и передающуюся в нем историю, которую лично он не наблюдал, но которая — в силу того, что является историческим преданием — известна в социуме со слов очевидцев (в том числе принадлежавших к предшествующим поколениям). Очевидно, что это — типичное основание для использования эвиденциального показателя репортатива, которое служит мостиком для развития ренарративного значения. Ниже приводится отрывок фольклорного текста, повествование в котором выдержано (за редкими исключениями) с использованием ренарративной формы с показателем -mmynty:
5 В данном случае мы имеем дело с типичным для всех северносамодийских языков, а также для селькупского, «расщеплением» временной референции в зависимости от аспектуальной характеристики глагола: в глагольной системе есть ряд форм, в которых перфективные глаголы имеют референцию к прошедшему, а имперфективные — к настоящему.
(3) 1. Nyny konna na tannymmynty. 2. Ukkyr qalyk karran na qalymmynty, qural' qalyk karran na qalymmynty. 3. ômy qalyt konna na tannymmyntôtyt. 4. Ira cul' môtqynty na sërpynty. 5. Qaltytpoqyn èptâqyt àmnaintysà môtyn ylyp n'utysa na tôqqymmyntôtyt, nyny tosa tôqqympaty, nyny tirsa qamnympaty, nyny ajn'utysa na tôqqymmyntyty. 6. Nyny qalytym môtty tityla, kunner apsy qajty Isa muntyk karra na tottymmyntyty. 7. Nyny ira na apstyqolammyntyty, na amyrqolammyntotyt qalyt. 8. Nyny onty môtqyt qalympa, sitty amnamiy n'ennal' okoskanty na utymmyntyty, sitty amnamiypoqyl'pelal' môtaputylty, sitty âmnâmty inna sôqalpôrynty utymmyntyty. 9. Sëpylaq na amyrpyntôtyt, sëpylaq na ômnymmyntôtyt qalyn. 10. Nyny ira amnaïqynty lagkal'mynty: "Ttisa ctiqylyt môtty!
1. Потом на берег он вышел. 2. Один ненец внизу остался, хромой ненец внизу остался. 3. Остальные ненцы на берег вышли. 4. Старик в свою землянку вошел. 5. Пока ненцы на улице были, (он) со своими снохами пол сеном застелил, потом берестой застелил, потом жиром залил, потом опять сеном застелил.
6. Потом, ненцев в дом впустив, сколько еды, что у него было, (= сколько было у него еды), все на огонь (вариться) поставил.
7. Потом старик стал кормить, стали есть ненцы. 8. Потом сам в доме остался, двух снох к переднему окну отправил, двух снох в наружные сени, двух снох вверх к дымовому отверстию чувала отправил. 9. Достаточно покушали, достаточно посидели ненцы. 10. Потом старик своим снохам крикнул: «Огнем бросьте в дом!» [Кузнецова, Казакевич, Иоффе, Хелимский, 1993: 30]
Здесь уместно обсудить, что же именно маркируют репортатив-ный суффикс -nty и ренарративный показатель — mmynty в сфере передачи чужой речи. В отношении эвиденциального показателя репортатива более или менее очевидно, что он маркирует источник информации (известна говорящему с чужих слов), и при этом передается содержание, а не форма исходного сообщения. В случае ренарративного показателя в принципе допустимо аналогичное толкование: рассказчик сообщает о том, что в данном социуме известно со слов очевидцев, когда-то к данному социуму принадлежавших. Но в то же время учитывая, что в традиционном фольклоре существует тенденция достаточно точного воспроизведения текстов, возможно, здесь есть некоторое смещение в сторону того, что маркируется не только передача определенного содержания сообщения, но и определенной формы этого сообщения.
4. Частица mompa
Судя по данным диалектологического словаря селькупского языка (северное наречие) [Казакевич, Будянская, 2010], эта частица
употребляется в среднетазовском говоре; она же встретилась в том варианте баишенского говора, который записывал Г.Н. Прокофьев. [Прокофьев, рук.].
Эта частица дублирует значение репортатива. ср. ее употребление в примерах (1) и (2) выше.
В то же время она встречается в контекстах, которые формально не могут быть отнесены к эвиденциальным, если понимать под эви-денциальностью маркирование источника информации о ситуации. А именно в следующем примере (баишенский говор) эта частица употребляется одновременно с формой императива: (4) Ноп нильчек кэты-уы-т: «Кысса, ноты момпа бог так сказать-Лог-о3 Hort впредь Rep цэчи-уымтя». Ныны щттымтсль \лла вэщщэ-я-0, оставить-1шуо3 потом опять вниз лететь-Лог-БЗ
нильчк так
кэты-уы-т «Кысса нвты цэч-ат»
сказать-Лог-оЗ Hort впредь оставить-1шро2
'Бог так сказал: «Пусть теперь перестанет.» Он спустился вниз,
сказал: «Теперь перестань".' [Прокофьев рук., фонд 6, опись 1,
ед. хр. 16.]
Существование особого «пересказывательного императива» отмечает для нганасанского языка В.Ю. Гусев [2007: 436]. В нганасанском эта форма содержит суффикс репортатива; в селькупском частица mompa также употребляется, как было сказано, в репор-тативных контекстах. Тем не менее, значение, представленное в селькупском (4) и в нганасанском (5), строго говоря, не относится к сфере эвиденциальности. В нганасанском репортативный показатель употребляется для того, чтобы обозначить, что повеление принадлежит не говорящему, а некоторому третьему лицу; в селькупском репортативный показатель в данном случае употребляет в императивном контексте сам автор императивного высказывания для того, чтобы обозначить, что его императивное высказывание должны быть передано слушающим третьему лицу:
«(5) [Исследователь просит информанта говорить не по-нганасански, а по-русски. Присутствующая при этом женщина повторяет его слова по-нганасански]:
L'ueSiSa d'ebtaSa-ta-baqhu-ra! Sitabi-ra
по.русски рассказывать-FUт-RENARR-2sGO сказка-2зо d'ebtaSa-ta-baqhu-q.
Pасска3ывать-Fuт-RENARR-2SG
'По-русски, [он просит], её рассказывай! [Он говорит], историю свою расскажи'». [Гусев, 2007: 437]
Тем не менее в нганасанском возможно маркирование «пересказа иллокутивной силы» не только передающим высказывание, как в нганасанском (5), но и самим говорящим, формулирующим высказывание для передачи третьему лицу, как в селькупском (4). В нганасанском существует особая форма вопросительного ренарра-тива: «Особая ренарративная форма с суффиксом — ha употребляется только в вопросах в двух типах случаев: если говорящий задает вопрос не от себя, но по поручению другого человека (т.е. "пересказывается" иллокутивная сила высказывания, ср. аналогично устроенный ренарративный императив) или если говорящий предполагает, что собеседник сам знает ответ с чужих слов» [Гусев, 2007: 438]. И далее: «В следующем примере вопросительную форму ренарратива употребляет не тот, кто спрашивает, а тот, кто посылает другого спросить (в данном случае мать посылает сына):
(62) Koni-7 nenamaöu-7 d'a, tsl'ibti-nsg, gsmsu-ôug
пойти-iMP сосед-GENPL к спросить-шр^о.ор мясо-3рь tdj-hua?
иметься-RENARRlNTERR
'Иди к соседям, спроси, есть ли у них мясо?'
Заметим, что перед нами не прямая речь6: слово "мясо" оформлено посессивным показателем 3л.» [Гусев, 2007: 438—439].
Таким образом, селькупская частица mompa может употребляться в репортативном значении, а также в цитативом — точнее, для маркирования реплики, предназначенной для пересказа третьему лицу.
4. Частица myta
Эта частица представлена в баишенских текстах, записанных Г.Н. Прокофьевым, а также в одном из текстов [Кузнецова, Казакевич, Иоффе, Хелимский 1993, текст 2]. Эта частица является маркером квотатива1 в трактовке [Güldemann, 2008]: под показателем квотатива понимается «являющаяся отдельным сегментом лингвистическая единица, которая используется говорящим для того, чтобы сигнализировать аудитории, что следующей в его речи будет представлена пересказанная речь»8. При этом квотативные показатели Т. Гюльдеман выделяет прежде всего для языков, где для передачи чужой речи используются не конструкции косвенной речи, а конструкции прямой речи, то есть такие конструкции, где
6 Как и в селькупском примере (4).
1 Термин квотатив часто используется как синоним употребленного выше термина цитатив; тем не менее в данной статье они соотносятся с разными функциями в сфере передачи чужой речи.
8 a segmentally discrete linguistic expression which is used by the reporter for the orientation of the audience to signal in his/her discourse the occurrence of an adjacent representation of reported discourse.
вмешательство говорящего в структуру пересказываемого дискурса минимально. Именно в такой конструкции используется и квота-тивный показатель myta в селькупском.
Он может, в частности, употребляться в каждой предикации в рамках прямой речи:
(6) Има-ты уты-ль путылька-ля-са ми-цы-ты жена-3 вода-ЛИг бутылка^1т-1п81г дать-Лог-о3 «Мыта цэны-мма-нты, мыта тащтты ам-цонтоцо QUOT пойти-Cond-s2 QUOT ты.Асс съесть-Imv3Sg пактыр^1лала-нты вскочить-Fut-s3
на тас-са мыта уты-ль путылканты-са чари и ты-1ш1г QUOT вода-Лйг бутылка-2-1ш1г в.лицо цамтэйэ-ла-л вылить-Ор1-о2
'Жена его бутылку с водой дала: «Когда пойдешь, чтобы тебя съесть чтобы он вскочит, вот ты этой твоей бутылкой с водой морду ему облей».'
Как можно видеть из приведенного примера, никаких ограничений на сочетаемость этой частицы с глагольными формами, употребляемыми в оформляемом высказывании, нет: в примере (6) три предикации, в первой употреблена кондициональная форма, во второй — будущее индикатива, в третьей — оптатив.
Таким образом, мы видим, что представленные в селькупском специализированные средства передачи «чужой речи» охватывают очень широкий класс разнородных случаев, причем средства эти оказываются по-разному ориентированы относительно содержания высказывания и формы высказывания и относительно двух разных фигур, представляющих потенциальных авторов высказываний — относительно говорящего и относительно "рассказчика" в фольклорном нарративе. Обобщить рассмотренный выше материал можно следующим образом. Прежде всего можно разделить формы, употребление которых ориентировано на рассказчика (это ренарра-тив с показателем — mmynty и квотатив myta) и формы, употребление которых ориентировано на говорящего, который в фольклорном нарративе представлен тем или иным героем повествования (это репортатив, выражающийся показателем -nty либо частицей тотра и развивающийся на базе репортатива цитатив, та же частица тотра). Далее формы могут быть ранжированы в зависимости от того, ориентированы ли они на передачу содержания чужого высказывания либо на передачу его формы.
Начнем с показателей, ориентированных на говорящего, т.е. на использование в диалогическом регистре. Так, в случае использова-
ния полифункционального эвиденциального показателя -nty в репор-тативном значении — в силу того, что эвиденциальные показатели служат только для маркирования источника информации — очевидно, говорящий передает именно содержание сообщения, полученного из третьих рук. То же значение, и, соответственно, то же положение на шкале «передача содержания высказывания уз. передача его формы» имеет и специализированный репортативный показатель mompa. В то же время зафиксировано употребление этого показателя в контексте, не относящемся к собственно эвиденциальным — а именно в контексте императивной реплики, сформулированной для передачи третьему лицу. Поскольку, как уже говорилось, эвиденци-альные показатели маркируют источник информации о ситуации, их употребление ограничено описанием ситуаций реальных (или, как минимум, гипотетических, ориентированных в будущее); в то же время, они, очевидно, невозможны в высказываниях, которые имеют ирреальный характер, обусловленный их иллокутивной (речь идет о побудительных либо вопросительных высказываниях). В таких высказываниях употребление показателей, маркирующих чужую речь, вероятно, надо трактовать как цитативное — речь идет о пересказе сформулированной реплики третьему лицу (как было показано выше, развитие цитативных употреблений на базе репортативных хорошо представлено в нганасанском языке). Очевидно, такие цитативные употребления стоит ближе к передаче формы высказывания, чем собственно эвиденциальные репортативные употребления.
Перейдем к формам, употребление которых ориентировано на рассказчика, то есть на использование в нарративном регистре. Таких форм две. Первая,ренарративная форма с суффиксом -mmynty, функционирует в рамках особой нарративной стратегии — при пересказе текстов, являющихся достоянием данного социума (то есть таких, в отношении которых естественно предполагать, что в предшествующих поколениях были члены данного социума, которые являлись непосредственными очевидцами данных событий). Как можно видеть, основание для употребления этой формы близко к основанию употребления эвиденциального суффикса репортатива ('информация о ситуации известна с чужих слов'), сам суффикс, напомню, содержит полифункциональный эвиденциальные суффикс -nty, который, среди прочего, может передавать и репортативное значение. Как уже говорилось, в отношении фольклорных текстов существует довольно сильная тенденция к существованию некоторого канонического варианта, поэтому, возможно, рассказчик в рамках данной нарративной стратегии несколько менее свободен в выборе формы высказывания, чем говорящий при использовании эвиденциального показателя репортатива. Наконец, в селькупском (прежде всего, вероятно, в его баишенском варианте, зафиксиро-
ванном Г.Н. Прокофьевым) представлен квотативный показатель, который никак не встроен в семантическую структуру передаваемого высказывания и который рассказчик употребляет, по сути, в качестве вербального аналога кавычек. Очевидно, что функции этого показателя не затрагивают содержание высказывания сводятся к внешнему оформлению высказывания как чужой речи. Таким образом, в селькупском представлено несколько показателей, которые соотносятся, кажется, со всеми логически возможными противопоставлениями в рамках функциональной зоны, которую можно условно обозначить как «передача чужой речи» (табл. 1, 2):
Таблица 1. Показатели «чужой речи» в северных говорах селькупского в диалогическом регистре
передача содержания передача формы репортатив -nty, mompa
цитатив mompa
Таблица 2. Показатели «чужой речи» в северных говорах селькупского в нарративном регистре
передача содержания передача формы ренарратив -mmynty
квотатив -myta
Список условных сокращений
1, 2, 3 — 1-е, 2-е, 3-е лицо ACC — аккузатив AOR — аорист
ATTR — аттрибутивная форма
Cond — условное наклонение
dim — диминутив
fut — будущее время
gen — генитив
IMV — императив
INSTR — инструменталис
intens — интенсивно-перфектная совершаемость
INTERR — интеррогатив
LAT — латентив
о — объектное спряжение
opt — оптатив
PL — множественное число
QUOT — квотатив
rep — репортатив
reNarr — (в нганасанском) форма репортатива s — субъектное спряжение
Список литературы
1. Арутюнова Н.Д. Речеповеденческие акты в зеркале чужой речи // Т.В. Булыгина (ред.), Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис. М., 1992. С. 40—52.
2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.
3. Бондарко А.В. Основы функциональной грамматики. Языковая интерпретация идеи времени. СПб, 1999 (доп. изд.: СПб, 2001).
4. Гусев В.Ю. Эвиденциальность в нганасанском языке / В.С. Хра-ковский (ред.). Эвиденциальность в языках Европы и Азии. Сборник статей памяти Наталии Андреевны Козинцевой. СПб, 2007. С. 415-444.
5. Казакевич О.А. Изменение структуры языка с ограниченной сферой употребления // А.Е. Кибрик (ред.). Малые языки и традиции: существование на грани. Вып. 1. Лингвистические проблемы сохранения и документации малых языков. Посвящается 75-летию академика Вячеслава Всеволодовича Иванова. М., 2005. С. 122-134.
6. Казакевич О.А., Будянская Е.М. Диалектологический словарь селькупского языка (северное наречие). Екатеринбург, 2010.
7. Козинцева Н.А. К вопросу о категории засвидетельствованности в русском языке: косвенный источник информации // А.В. Бондарко, С.А. Шубик (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Категории морфологии и синтаксиса в высказывании. СПб, 2002. С. 226-240.
8. Кузнецова А.И., Казакевич О.А., Иоффе Л.Ю., Хелимский Е.А. Очерки по селькупскому языку. Тазовский диалект. Т. 2. М., 1993.
9. Кузнецова А.И., Хелимский Е.А., Грушкина Е.В. Очерки по селькупскому языку. М., 1980.
10. Плунгян В.А. О показателях чужой речи и недостоверности в русском языке: мол, якобы и другие // B. Wiemer & V.A. Plungjan (Hrsg.). Lexikalische Evidenzialitäts-Marker in slavischen Sprachen // Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 72. München, 2008. S. 285-311.
11. Плунгян В.А. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. М., 2011.
12. Прокофьев Г.Н. Подготавливаемые к печати О.А. Казакевич тексты, записанные Г.Н. Прокофьевым, которые хранятся в Архиве МАЭ РАН (рук.).
13. Тучкова Н.А.., Вагнер-Надь Б. «Семи боров мудростью обладающий Итте...» Тексты с героем Итя в селькупском фольклоре. Томск, 2015
14. Aikhenvald A. Yu. Evidentiality. Oxford, 2004.
15. Güldemann T. Quotative indexes in African languages: A synchronic and diachronic survey. Berlin: Mouton de Gruyter. (Empirical Approaches to Language Typology 34), 2008.
Anna Urmanchieva
REPORTED DISCOURSE IN FOLKLORE TEXTS IN NORTHERN VARIETIES OF SELKUP
Institute for Linguistic Studies, Russian Academy of Sciences 199004 Saint Petersburg, Tuchkov Pereulok, 9
The article discusses various means of reporting somebody's speech in folklore texts on two northernmost varieties of Selkup (<Samoyedic <Uralic) — the Middle Taz idiom and the Baikha idiom. The dialects ofthe northern Selkups were chosen for the present study since they preserved an elaborated evidential system, which possesses also a reportative (hearsay) marker. Strictly speaking, evidentials do not have a direct relation to marking someone else's speech, but their use is analyzed however. This is justified at least by the fact that evidential markers can develop further uses that are directly related to reported discourse phenomena. In addition to this grammatical means, in the two dialects under analysis there are particle systems that also mark someone else's speech. In Selkup there are two sets of markers, intended to mark the introduction of somebody else's speech. The first one is used it the dialogue, the second one — in the narrative. The first set consists of an evidential marker of reportative (the speaker knowledge on the uttered situation is based on some else's words) and of a citative particle (the speaker formulates an utterance to be reported to an absent person). The second set consists of a renarrative marker (it is used to retell a special kind of story — a historical legend, reporing events, which are subsumed to be witnessed directly by some people of previous generations, which were members of the community the narrator belongs to) and of a quotative particle (it is inserted it the text just to mark, that the uttered sentence represents a reported discourse. The quotative, thus, can be regarded as a verbal analogue of quotation marks).
Key words: Samoyedic languages; Selkup language; evidentials; citation; quotative; reported discourse.
About the author: Anna Urmanchieva — Senior Researcher, Institute for Language Studies, Russian Academy of Sciences (St. Petersburg) (e-mail: urmanna@ yandex.ru).
References
1. Arutyunova N.D. Rechepovedencheskie akty v zerkale chuzhoj rechi [Speech acts mirrored by somebody else's discourse]. T.V. Bulygina (ed.), Chelovecheskij faktor v yazyke. Kommunikaciya. Modal'nost'. Dejksis. [Human element in the language. Communication. Modality. Deixis] Moskow: Nauka Publ., 1992, pp. 40-52. (In Russ.)
2. Arutyunova N.D. Yazyk i mir cheloveka. [Language and human world]. Moskow: Yazyki russkoj kul'tury, 1999. (In Russ.)
3. Bondarko A.V. Osnovy funktsional'noj grammatiki. Yazykovaya interpre-tatsiya idei vremeni. [Basics of functional grammar. Language interpretation of the concept of time]. SPb, Nauka, 1999 (second edition — SPb, 2001). (In Russ.)
4. Gusev V. Yu. Evidentials in Nganasan. V.S. Xrakovskij (ed.). Evidencial'nost'
v yazykax Evropy i Azii. Sbornik statej pamyati N.A. Kozincevoj [Evidentials in the languages of Europa and Asia. In memoriam of N.A. Kozince-va]. St. Petersburg: Nauka Publ., 2007. Pp. 415-444. (In Russ.)
5. Kazakevich O.A. Izmenenie struktury yazyka s ogranichennoj sferoj up-otrebleniya [The structural changes in a language with a restricted usage] A.E. Kibrik (ed.). Malye yazyki i tradicii: sushchestvovanie na gra-ni. Vol. 1. Lingvisticheskie problemy soxraneniya i dokumentacii malyx yazykov. Posvyashhaetsya 75-letiyu akademika Vyach. Vs. Ivanova. [Minor languages and traditions: an existebce on the verge. Vol. 1. Linguistic problems of preservation and documentation of minority languages]. Moscow: Novoe izdatel'stvo Publ., 2005. C. 122-134. (In Russ.)
6. Kazakevich O.A., Budyanskaya E.M. Dialektologicheskij slovar' sel'kupskogo
yazyka (severnoe narechie) [A dialectological dictionary of Selkup (north-ert variety)]. Ekaterinburg: Basko Publ., 2010. (In Russ.)
7. Kozinceva N.A. K voprosu o kategorii zasvidetel'stvovannosti v russkom yazyke: kosvennyj istochnik informacii [On evidentials in Russian: indirect source of information]// A.V. Bondarko, S.A. Shubik (ed.). Problemy funkcional'noj grammatiki: Kategorii morfologii i sintaksisa v vyska-zyvanii [Problems of functional grammar: Morphological and syntactic categories within the utterance]. St. Petersburg: Nauka Publ., 2002. Pp. 226-240. (In Russ.)
8. Kuzneczova A.I., Kazakevich O.A., Ioffe L. Yu., Xelimskij E.A. Ocherki po
sel'kupskomuyazyku. Tazovskjdialekt [An outline of Selkup. Taz dialect]. Vol. 2. Moscow: MSU publishing house, 1993. (In Russ.)
9. Kuzneczova A.I., Xelimskij E.A., Grushkina E.V. Ocherki po sel'kupskomu yazyku. [An outline of Selkup] Moscow: MSU publishing house, 1980. (In Russ.)
10. Plungian V.A. O pokazatelyax chuzhoj rechi i nedostovernosti v russkom yazyke: mol, yakoby i drugie. [On the markers of reported discourse in Russian: mol, yakoby et. al.] B. Wiemer & V.A. Plungjan (Hrsg.). Lexikalische Evidenzialitäts-Marker in slavischen Sprachen. 285-311. (In Russ.)
11. Plungian V.A. Vvedenie v grammaticheskuyu semantiku: grammaticheskie znacheniya i grammaticheskie sistemy yazykov mira. [Introduction to grammatical semantics: grammatical meanings and grammatical systems of the languages of the world] Moscow: RSUH publishing house, 2011. (In Russ.)
12. Prokofev G.N. Selkup texts from the Archive of MAE RAS (Manuskript) (now being prepared to publication by O.A. Kazakevich). (In Russ.)
13. Tuchkova N.A., Vagner-Nad' B. "Semi bogov mudrost'yu obladayushchj Itte..." Teksty sge-roem Itya v sel'kupskom folklore. ["Itte, having the wisdom of seven gods..." Texts with Itya as protagonist in Selkup folklore] Tomsk: TSPU publishing house, 2015 (In Russ.)
14. Aikhenvald A. Yu. Evidentiality. Oxford: Oxford University Press, 2004.
15. Güldemann T. Quotative indexes in African languages: A synchronic and diachronic survey. Berlin: Mouton de Gruyter. (Empirical Approaches to Language Typology 34), 2008.
