CC BY
5
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ Russian Statehood
И. В. Алферова, В. Ф. Блохин
Печать, военная тайна и престиж власти: Один день из жизни российской военной цензуры времен Первой мировой войны"
I. V. Alferova, V. F. Blokhin
The Press, Military Secrecy and Prestige of the Power: One Day in the Life of Russian Military Censorship during the First World War
Неудачные действия российских войск в январе-апреле 1915 г. в Карпатской операции и разнообразные трудности в снабжении армии во многом предопределили ситуацию, которая в наиболее жестких оценках представлялась как «обвал власти». Усугублялся кризис нараставшим конфликтом между императорским правительством и Государственной Думой.
Выступивший 19 июля 1915 г. на первом заседании XI сессии Государственного Совета председатель Совета министров (с 30 января 1914 г.), действительный тайный советник Иван Логгинович Горемыкин, вынужден был признать, что война показала недостаточную подготовку страны к успешному ведению вооруженной борьбы с врагом и заявил о необходимости окончательного избрания пути в деятельности правительства «не иначе, как в полном единомыслии с Законодательными Учреждениями». Вместе с тем, говоря о необходимости совместной работы, глава правительства заявил, что «для программных речей по общей политике» времени нет, и призвал: «Да не будет в России на все время военных действий никаких партий, кроме одной — "партии войны до конца", никаких программ, кроме одной: победить».
Однако в самой постановке вопроса о «единомыслии» у председателя правительства наблюдались значительные расхождения с российским представительным учреждением. По определению современника событий, российского военного министра, генерала от инфантерии
Статья написана при поддержке Российского научного фонда «Российская периодическая печать и цензура на театре военных действий как индикаторы общественно-политических настроений и практик (1914-1917 г.)» (проект № 22-28-00900). 6
А. А. Поливанова, в мыслях И. Л. Горемыкина по-прежнему присутствовали «от времени до времени опасения двух, с его точки зрения, внутренних врагов, которые заслоняли ему засевшего в России врага внешнего: внутренними врагами этими были для него печать и Гос. Дума». Подтверждением может служить то обстоятельство, что очередные каникулы у законодателей, несмотря на призывы к дружной работе, досрочно были объявлены уже 3 сентября 1915 г. Спустя десять дней, 13 сентября, в специальном докладе председателя Совета министров императору Николаю II была обоснована необходимость активного наступления на второго врага — периодическую печать.
В документе печать обвинялась в «узкопартийных расчетах» и в неясном понимании «допустимого к обнародованию в годину войны». Главный смысл ограничений сводился к тому, чтобы «оградить Совет министров, в качестве высшего органа правительственной власти, от каких-либо неблагоприятных его авторитету суждений». К числу запретных тем в печати И. Л. Горемыкин относил сообщения о разногласиях членов кабинета в сфере «охранных, инородческих, вероисповедных и иных однородных вопросов», освещение проблемы взаимоотношений правительства и законодательных учреждений (в первую очередь с Государственной Думой). Наконец, запрещались публикации «о возможных перемещениях в составе Совета министров, с суждениями о вероятных кандидатах на якобы освобождающиеся министерские посты».
По мнению И. Л. Горемыкина, наступившая, благодаря усилиям Министерства внутренних дел, относительная стабильность в отношениях с печатью была нарушена летними слухами о досрочном созыве Государственной Думы и Государственного Совета. Главным средством решения обозначенных проблем называлось расширение полномочий Совета министров и Министерства внутренних дел в их воздействии на деятельность военной цензуры, которая должна была более активно контролировать освещение политических вопросов в периодической печати. Николай II, находившийся в Ставке, уже на следующий день, 14 сентября 1915г., наложил на документ короткую резолюцию «Согласен».
Думская сессия была продолжена только после отставки И. Л. Горемыкина, состоявшейся 20 января 1916 г. На смену ему пришел бывший ярославский губернатор (1896-1902 гг.) Борис Владимирович Штюрмер и его назначение «было явным проявлением политики компромисса». Государственная Дума была созвана уже 9 февраля 1916 г., но ее работа сопровождалась нескрываемыми оппозиционными настроениями, а также вотумом недоверия новому премьеру. Однако, несмотря на это, законодательное учреждение продолжало работу вплоть до 20 июня 1916 г., проведя шестьдесят своих заседаний. Французский посол в России Морис Палеолог, являвшийся современником этих событий, в своем дневнике дал объяснение происходившему: в записи от 2 апреля 1916 г. он отмечал, что император
ранее «приказал Штюрмеру избегать столкновений с Думой».
Впрочем, это не означает, что премьер полностью смирился с фактом существования и с формами деятельности законодательного учреждения. На момент открытия Думы он официально объявил о своем желании найти с ней «общий язык», но, по наблюдению печати, «особо серьезных попыток установить общий язык с Государственной Думой, правда, и не обнаруживалось». Б.В.Штюрмер обращался к царю 1 июня 1916 г. с просьбой о роспуске Думы, повторное его предложение поступило 7 июня того же года, со ссылкой на «подозрительные планы» Прогрессивного блока. Одновременно, отказываясь от идеи введения для российской периодической печати предварительной цензуры, он, как и его предшественник, подготовил развернутую программу действий в отношении прессы.
В копии июньского письма Б. В. Штюрмера, адресованного Николаю II, содержалось напоминание о начале обсуждения этой проблемы весной 1916 г.: «В царской ставке 21 минувшего мая перед вашим императорским величеством мною были изложены соображения, касающиеся необходимости таких мероприятий в деле надзора за печатью, которыми действительно устранялась бы на будущее время возможность распространения в обществе сведений, не только нарушающих военную тайну в широком смысле слова, но и направленных к злонамеренному опорочению деятельности правительственных учреждений».
Таким образом, спустя год, при новом главе правительства со всей очевидностью вновь обнаружились два уже известных «внутренних врага», борьба с которыми велась Советом Министров с самого начала Первой мировой войны.
* * *
Отношение к Государственной Думе председателей Совета министров И. Л. Горемыкина и Б. В. Штюрмера, в целом их участие в происходивших событиях получили непредвзятое освещение в работах современных отечественных историков. В начале 2000-х гг. с разницей в один год были защищены кандидатские диссертации, отразившие государственную деятельность И. Л. Горемыкина и Б. В. Штюрмера. Однако, определив в качестве цели исследования изучение одной из составных частей фундаментальной проблемы — отношение власти и общества в дореволюционной России, — авторы работ практически не затронули политику руководителей правительства в отношении современной им периодической печати и военной цензуры, которая эту печать контролировала.
Вопрос об отношении к военной цензуре, введенной в Российской империи с началом Первой мировой войны, и к сфере деятельности созданной системы военно-цензурных органов заключался не только и не столько в необходимости сохранения военной тайны. Главной
проблемой выступал политический, а еще точнее — идеологический компонент, поскольку он был направлен на обеспечение государственного влияния на хождение в стране информации, связанной с авторитетом правительства и репутации армии, с возможностями общественной мобилизации на борьбу с врагом и на помощь воюющей армии, с лояльностью по отношению к военным и гражданским властям.
Среди публикаций, отражающих эту сферу политической жизни, можно назвать только работы И. К. Богомолова, плодотворно исследующего проблемы военной цензуры периода Первой мировой войны, и статью Е. С.Гавроевой, отмечавшей, что законодательная деятельность народного представительства и военная цензура выступали в качестве важнейших вопросов рассматриваемого периода.
Для современного исследователя изучение деятельности военной цензуры является одной из значимых возможностей выявления специфики государственной политики, проводимой в публичной сфере. В связи с этим возрастает значение интерпретации механизмов влияния и особенностей формирования общественных умонастроений в условиях участия страны в мировой войне.
Цель настоящей статьи заключается в том, чтобы продемонстрировать на примере подвергнутых цензурному контролю газетных публикаций одного дня войны специфику работы военно-цензурных органов, оценить практическую направленность их деятельности в формировании информационного пространства.
Для освещения поставленных вопросов был выбран день 3 июня 1916 г., когда несколько периодических изданий сделали попытку опубликовать материалы депутатского запроса относительно практической реализации военной цензуры в стране. Основным источником для проведения исследования стал альбом с вырезками из газет с характерными отметками запрещающего характера, который составляли военные цензоры.
Согласно инструкции военным цензорам Петроградской военно-цензурной комиссии, утвержденной 27 июля 1915 г. старшим военным цензором С. Е. Виссарионовым, служащие перед началом дежурства обязаны были ознакомиться со всеми последними распоряжениями и указаниями начальства, а также просмотреть сообщения Петроградского телеграфного агентства и осведомительного бюро, альбомы исключений (наклеенных гранок с вычеркнутыми цензорами строками или страницами), сделанных в предыдущие дежурства. Выделенные из состава военных цензоров специальные «цензоры-объединители» должны были следить за правильностью осуществляемой деятельности. Для этого они просматривали все вычеркнутые в тексте места, а также читали полностью статьи, вызвавшие сомнения относительно правомерности их публикации. Важным направлением работы являлось соблюдение общих правил подхода к публикуемым материалам, поскольку российская военная цензура по этому поводу подвергалась
регулярной критике. Сохранение в Петроградской военно-цензурной комиссии в специальных альбомах статей с цензурными исключениями должно было решить эту проблему.
Использованный в качестве источника альбом хранится в фонде Петроградской военно-цензурной комиссии в Российском государственном историческом архиве.
* * *
3 июня 1916 г. в изданиях «Финансовая газета» и «Биржевые ведомости» военным цензором были полностью вычеркнуты статьи под названием «Запрос о военной цензуре». В них речь шла о том, что по инициативе Прогрессивного блока в Государственную Думу был внесен депутатский запрос, в котором депутаты обращали внимание на целый ряд административных распоряжений запретительного характера за подписями председателя Петроградской военно-цензурной комиссии (действовала в соответствии с указаниями Главной военно-цензурной комиссии при Главном управлении Генерального штаба) с грифами «секретно» и «циркулярно», в которых совершенно не затрагивались вопросы, связанные с сохранением военной тайны.
Например, в циркуляре от 21 апреля 1916 г за №11131 предлагалось представлять для предварительного рассмотрения в военную цензуру все статьи и заметки по поводу предстоявшего 27 апреля 10-летнего юбилея Государственной Думы. В циркуляре от 27 апреля за № 11284 указывалось на недопущение сведений, «связанных с сообщением о расстройстве транспорта». В циркуляре от 30 мая за № 12161 воспрещалось печатать материалы, направленные против обер-прокурора Святейшего синода. В подготовленном запросе утверждалось, что эти распоряжения находятся в полном несоответствии с требованиями 1, 11 и 12-й статей Временного положения о военной цензуре 20 июля 1914 г. Оценивая вопросы, освещение которых оказалось под цензурным ограничением, петроградская газета «День» не без иронии отмечала, что они не являлись «самыми тяжкими»: «Коллекция, все умножающаяся, указаний свыше, о чем писать не следует, изобилует экземплярами редкостной красоты и диковинного содержания».
Депутаты Прогрессивного блока, вероятно, разделяли мнение этого издания и предложили Государственной Думе предъявить на основании 33-й статьи запрос председателю Совета министров, министрам военному и внутренних дел: «Известны ли им вышеуказанные факты, если известны, то какие меры ими приняты к восстановлению требований Положения 20 июля 1914 г. в предотвращение злоупотреблений военной цензурой. Запрос просим признать спешным». Под документом стояли подписи представителей Прогрессивного блока: Шидловскош, Аджемова, Годнева, Ржевского, Савенко, Шульгина, Маклакова, графа Капниста и других. Из всего состава блока подписать запрос отказались только один из лидеров Всероссийского национального союза
П. Н. Крупенский и депутат от Черниговской губернии, член фракции октябристов Г. В. Скоропадский.
* * *
Временное положение о военной цензуре разрабатывалось в Главном управлении Генерального штаба с 1909 г. и было утверждено в условиях объявления мобилизации армии 20 июля 1914 г. Начавшаяся война потребовала скорейшего решения проблемы контроля за циркулировавшей в стране информацией, и Положение было принято на основании статьи 87 Основных государственных законов, то есть в обход представительного законодательного органа. Закон позволял во время прекращения работы Государственной Думы, в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств, прибегать к такого рода исключениям.
Совет Министров представлял требовавший срочного рассмотрения вопрос непосредственно императору, который и санкционировал его решение. Однако исполнение такой меры должно было прекращаться при условии, если «подлежащим министром» не вносился «в течение первых двух месяцев после возобновления занятий Думы соответствующий принятой мере законопроект, или его не примут Государственная Дума или Государственный Совет».
Таким образом, двухмесячный срок, необходимый для соблюдения закона, истекал 27 марта, а обсуждение необходимых поправок в Думе началось только в конце июля 1915 г. К этому времени уже в достаточной мере проявилась главная проблема, связанная с функционированием военной цензуры: необходимость сохранения военной тайны, по мере расширения масштабов войны, все более дополнялась регламентацией информации политического характера.
Процесс политизации военной цензуры проявлялся в многочисленных запретах, выходивших за пределы ее главной задачи — недопущения оглашения секретных сведений в переписке военнослужащих и в публикациях периодических изданий. При этом редакции газет и журналов не успевали следить за не подлежащими обсуждению темами, в том числе политического характера, расплачиваясь внушительным числом «белых пятен» на своих страницах.
За время существования в 1914-1917 гг. Петроградская военно-цензурная комиссия, состоящая при Петроградском комитете по делам печати (подчинялся Главному управлению по делам печати Министерства внутренних дел) продемонстрировала расхождение с гражданским населением в восприятии ряда ключевых вопросов, связанных с переживаемым историческим моментом. Значительная, если не основная, часть такого рода положений генерировалась не в штабных кабинетах, а в кулуарах светской власти, при этом ведущая роль в формировании публичной внутриполитической повестки принадлежала Министерству внутренних дел, долгие годы курировавше-
му цензуру периодической печати. Военное же ведомство оказалось в невыгодном для себя положении, выполняя роль ретранслятора чужих установок и правил.
Деятельность военной цензуры по ограничению освещения общеполитических вопросов неоднократно становилась предметом критики участников событий Первой мировой войны. Более того, эта тема активно обсуждалась не только в России, но и в других странах, имевших отношение к военному конфликту. Например, в ходе парламентских дебатов или в атмосфере политических интриг, а ее оценки менялись в зависимости от складывавшейся ситуации.
Обсуждение проекта закона о военной цензуре в специально созданной комиссии Государственной Думы и на общих заседаниях в очередной раз выявило сложную проблему взаимодействия военной и политической цензур. Последняя была представлена Министерством внутренних дел.
Лидер кадетской партии П. Н. Милюков на думском заседании 25 августа 1915 г. кратко, но вполне исчерпывающе передал смысл разгоревшейся дискуссии: «В последние недели мы присутствуем при попытке ввести цензуру в рамки строго военных потребностей». На следующий день крупнейшая петроградская газета «Новое время» в своей статье «Печать и цензура» передала свои соображения относительно услышанного в стенах Государственной Думы: «Правда, что после ухода г. Маклакова [Н. А. Маклаков занимал пост министра внутренних дел с декабря 1912 г. по июнь 1915 г. —И.А., В.Б.] печать могла уже дышать свободней. Но гнет нашей диазьвоенной цензуры, под понятие которой неудачно-наскоро составленный закон подводил и собственно политическую цензуру, еще чувствовался и до сих пор». Обе приведенные оценки отражали одну и ту же проблему.
Постатейное обсуждение подготовленного законопроекта было намечено на 3 сентября 1915 г., но именно в этот день работа Думы была приостановлена, и к запланированным занятиям удалось вернуться лишь на заседаниях 15 и 22 февраля 1916г. Однако и в ходе думских слушаний, и после приостановки деятельности представительного учреждения не затихала борьба вокруг военно-цензурных проблем.
Первоначально наблюдалось определенное единство в действиях военных учреждений и Совета министров, принявшего своим особым журналом, высочайше утвержденный 9 ноября 1914 г. «Перечень воспрещенных к оглашению в печати сведений, касающихся внешней безопасности России, ее военно-морской и сухопутной обороны». В документе содержался особый пункт, запрещавший разглашать «Сведения о предположениях, постановлениях и мероприятиях по Совету министров как связанных с чрезвычайными расходами на потребности военного времени, так равно вызываемых военными обстоятельствами».
Таким образом, правительство попыталось оградить себя и свои действия от возможной критики в печати. Однако активно формиро-
вавшееся в условиях войны общественное единство имело побочное свойство, связанное с критичным настроем по отношению как к отдельным государственным и политическим деятелям, так и к системе управления в целом. Причем активизация такого рода настроений являлась признаком участия значительной части населения в решении неминуемо возникавших проблем, то есть имела положительную коннотацию. Попытка отвести от Совета министров, а заодно и от всей правительственной деятельности, возможную общественную критику представлялась в этих условиях задачей практически неразрешимой. Однако часть публично продемонстрированного недовольства все-таки канализировалась в сторону военно-цензурных ограничений, творцом которых выступало военное ведомство.
Штаб Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, верно расценивая влияние периодической печати на формирование общественного мнения, предпринял попытку предотвратить возможное падение авторитета и престижа военного командования. В качестве определенной защитной меры можно рассматривать секретную телеграмму начальника штаба Верховного главнокомандующего, генерала от инфантерии Н. Н. Янушкевича от 31 июля 1915 г. за № 2883, в которой в виде руководящих по военной цензуре указаний выдвигалось требование исходить в надзоре за печатью главным образом из «Перечня сведений и изображений, оглашение коих воспрещено законом», и избегать пользоваться «теми полномочиями, которые допускают постановку такого надзора на более широких основаниях».
Ситуация изменилась 5 сентября 1915г., когда Николай II сместил великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего и сам возглавил командование российской армией и флотом. С этого времени сама по себе отпала проблема отстаивания ведомственного престижа армии, чем не преминул воспользоваться председатель Совета министров И. Л. Горемыкин.
В результате Николай II, пытаясь сохранять нейтралитет в отношениях между военными и гражданскими ведомствами, в вопросах цензурных оказался под влиянием Министерства внутренних дел, которое через Совет министров доказывало необходимость проведения жестких мер в отношении периодической печати, якобы продолжавшей действовать в «противоправительственных целях», внося тревогу в общественное сознание и «разжигая политические страсти».
Следующим шагом расширения общеполитической цензуры стала новая резолюция Николая II на докладе, подготовленном председателем Совета министров И. Л. Горемыкиным. Император 6 декабря 1915 г. собственноручно начертал: «Поручаю председателю Совета министров условиться о нужных мерах с начальником моего штаба [Начальником штаба Верховного главнокомандующего в августе 1915 г. был назначен генерал от инфантерии М. В. Алексеев. —И.А., В.Б.] и доложить мне о последовавших по подлежащим ведомствам
распоряжениях. Придаю значение также и более активному участию Министерства внутренних дел в работе военной цензуры».
Начальник штаба Верховного главнокомандующего, генерал от инфантерии М. В. Алексеев в январе 1916 г. сообщил об этом главнокомандующему армиями Северного фронта, в подчинении у которого находилась Петроградская военно-цензурная комиссия, предписав запрещать публикацию статей в печати «... по тем вопросам внутренней политики, которые будут признаны Министерством внутренних дел вредными для общих государственных интересов, которые будут содержать в себе суждения, умаляющие деятельность правительственной власти».
С 9 февраля 1916 г. была продолжена работа IV сессии Государственной Думы, а 15 и 22 числа этого месяца проходило постатейное рассмотрение цензурного законодательства. Первое посещение Таврического дворца с момента создания нижней палаты представительного учреждения Николаем II, то есть спустя 10 лет, было воспринято определенными кругами как желание вступить на путь примирения и либерализации государственного курса.
До сих пор существует значительное количество предположений о причинах посещения царем Государственной Думы, трудно однозначно судить о политических целях этого визита. Однако обсуждение проблем военной цензуры сначала в Думе, а в марте 1916 г. в Государственном совете принесло определенные законодательные изменения в условия отношений государственного аппарата с российской периодической печатью.
Материалы газетных публикаций 3 июня 1916 г. как раз предоставляют возможность оценить специфику отношений печати и цензуры, убедиться в том, что они были гораздо сложнее, по сравнению
с существующими на этот счет представлениями.
* * *
Итак, 3 июня 1916 г. из утреннего выпуска газеты «Биржевые ведомости» цензор вычеркнул телефонограмму собственного корреспондента, в которой сообщалось о рассмотрении двух проектов линий из Донецкого бассейна на Москву — один Министерства путей сообщения, другой — Общества Юго-Восточных железных дорог. Заявление местной группы промышленников в Московскую городскую управу о необходимости проведения второй линии доставки в Москву «минерального топлива» являлось ответом на значительное увеличение поставок угля из Донецкого бассейна в годы войны. Группа промышленников предлагала обсудить оба проекта, в чем была заинтересована и Московская городская управа.
Еще в одной заметке той же газеты рассказывалось о судебном деле пострадавших от майских погромов в Москве и упоминался некий Турчанинов, который принимал участие в этих событиях. Цен-
зором в данном случае была вычеркнута строка о том, что он также стоял во главе майских погромов «в некоторых других местах».
Полностью была перечеркнута цензором намеченная публикация о прекращении работ сиделками городской больницы. Женщины в количестве 360 человек отказались разносить обед больным. Этот труд вынуждены были взять на себя сестры милосердия, а также выздоравливавшие больные. Прибывший полицмейстер собрал всех прекративших работу сиделок в одном из помещений для допроса, на котором они заявили, что их отказ вызван исключительно экономическими условиями. Женщины потребовали уничтожить практику вычетов из их небольшой зарплаты за пропажу белья и других предметов. Все прекратившие работу были переписаны, после чего они разошлись по квартирам, находившимся при городской больнице. О прекращении работы сиделками было сообщено петроградскому градоначальнику.
В материале под названием «К призыву студентов» речь шла об обучавшихся в Петроградском университете, часть из которых, родившихся в 1896 г., подлежала призыву в армию. Военный цензор вычеркнул строку о том, что студенты были разбиты на две категории: первого курса — 486 человек и второго курса— 173 человека. Также была удалена строка с сообщением о том, что от добровольцев с других курсов заявлений не поступало. Заметка такого же содержания была не допущена в печать в «Газете-копейка» и в издании «День», что является свидетельством того, что цензоры Петроградской военно-цензурной комиссии сумели преодолеть разнобой в своих действиях.
Полностью был вычеркнут материал статьи под названием «Беженские сметы». В ней речь шла о последнем заседании кредитной канцелярии Особого совещания по устройству беженцев, на котором встал вопрос о задержках выдачи государственных средств беженским организациям. В результате они были вынуждены брать деньги в долг «на довольно тяжелых, подчас, условиях».
Часть членов комиссии утверждала, что они собираются слишком редко, другие были убеждены в обратном, но заседания задерживались из-за бесконечных прений и обязательных протестов представителей Министерства финансов. В результате было решено возложить на Отдел по устройству беженцев при Министерстве внутренних дел предварительное рассмотрение финансовых смет при обязательном участии уполномоченных от заинтересованных организаций и чинов Министерства финансов.
Полному уничтожению подлежало сообщение о том, что Министерство внутренних дел возбудило перед правительством вопрос о необходимости издания главным начальником Петроградского военного округа обязательного постановления, воспрещавшего посторонним лицам без специального разрешения администрации посещение территории Путиловского завода. Из «Газеты-копейки» также было
удалено это сообщение, имевшее некоторые отличия от предполагаемой публикации в «Биржевых ведомостях». Здесь содержалось разъяснение по поводу ограничений на посещение предприятия. Связаны они были с необходимостью «устранения агитации», а также «с хищением ценных предметов», а проникновение на территорию завода чаще всего происходило под предлогом устройства на работу. Цензор удалил такое же сообщение и из газеты «День», в которой дополнительно отмечалось, что за нарушение этого правила должно было последовать наказание в виде заключения в крепость. Не пропущена была публикация на эту тему и в «Маленькой газете».
В объемной статье «Биржевых ведомостей» под названием «Молочный и масляный кризис в Петрограде» говорилось о нехватке на рынке молока для удовлетворения нужд населения столицы, о покупателях, вынужденных простаивать в длинных очередях. Главной причиной недостатка молока была названа неорганизованность железнодорожного сообщения. Последняя строка была удалена, но, несмотря на пропуск в газете, читателям не требовалось обладание особыми навыками чтения между строк, чтобы понять, о чем идет речь. Далее говорилось о плохом подвозе продукта и о том, что доставляется молоко в вагонах-ледниках по Финляндской и Прибалтийской железным дорогам. В теплое время года из-за транспортных задержек и малого количества льда в вагонах молоко прибывало закисшим.
Следующее предложение было вычеркнуто военным цензором: «... большую роль играет опаздывание поездов, которые прибывают в одинаковое время в Петроград». Для торговцев же было важным, чтобы молоко доставлялось поздно вечером или ночью, для того, чтобы иметь возможность разлить его в бутылки или выставить на холодильники. Далее цензор вновь воспользовался своим красным карандашом, вычеркнув «но так как поезда с вагонами-холодильниками прибывают неаккуратно, часто случается, что они остаются на Балтийском и Финляндском вокзалах стоять до утра». На следующей странице цензор также удалил текст, связанный с оценкой работы железнодорожного транспорта: «благодаря дезорганизации железнодорожных сообщений, много молока портится».
В статье рассказывалось и о продуктах, которые доставлялись в Петроград из ближайших пригородов. Объемы таких поставок строго не учитывались, что давало возможность ввозить фальсифицированное или разбавленное молоко. Яичная и масляная биржи проектировали установить летучий контроль в пунктах подвоза молока, похожий на тот, который уже осуществлялся на Балтийской дороге.
Примечательно, что цензор не посчитал нужным вмешиваться в предсказания автора статьи о возможном молочном кризисе грядущей осенью, способном принять «огромные размеры». Не смутило его также указание на дороговизну масла и сыра, на производство которого крестьяне ради выгоды предпочитали использовать молоко.
В сообщении о прибытии из Крыма тела бывшего городского
главы графа И. И. Толстого отмечалось, что на перроне покойного встретили члены Петроградского городского комитета, Союза городов, городские служащие и депутаты от городских лазаретов. Цензор в данном случае вычеркнул только слова «городских лазаретов».
Следующая статья под необычным названием «Сто» была посвящена 100-летию крестьянского освобождения, начатому в 1816г. в Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. В Государственной Думе внимательно отнеслись к речи рижского депутата, посвященной современному положению крестьян-эстов. Автор статьи настаивал на том, что освобождение произошло главным образом на бумаге и крепостничество в этом регионе «все еще существует и действует». Судя по всему, у военного цензора не было сомнений относительно этого материала, и он его полностью перечеркнул красным карандашом.
В статье «Биржевых ведомостей» под названием «Программа воздержания» говорилось об утверждении Государственной Думой четырехдневного мясопуста. Автор отмечал, что для населения подобный способ разрешения мясного кризиса не мог принести радостных эмоций и рекомендовал министру земледелия [Министерство земледелия было образовано в ноябре 1915 г., первый министр земледелия — А. Н. Наумов. —И.А., В.Б.] убедить жителей городов в том, что стеснительные меры, принимаемые Особым совещанием, вызваны крайней необходимостью.
Газета также критиковала депутата от правых Снежкова, который предлагал широко использовать печать для освещения продовольственных мер правительства, распространять в фабричных районах и среди сельского населения специальные плакаты и брошюры с указаниями о необходимости бережливого отношения к продовольственным запасам, лучшего их использования, увеличения производительности скотоводства, птицеводства и т. д.
По мнению автора газетной статьи в «Биржевых ведомостях», население следовало убеждать в том, что оно должно подчиниться этому ограничению и готовиться к дальнейшим, а не осуществлять популяризацию аскетизма в вопросах питания. «Скажите правому депутату, что надобно пропагандировать не ограничения в питании в населении, а в ведомствах [Только последнее слово было удалено цензором. —И.А., В.Б.] — энергию распорядительности, которая обеспечила бы население от крайней необходимости, и что это вполне возможно в России». Зачеркнутое слово не поменяло смысла статьи, поскольку проблема «распорядительности» относилась в первую очередь к государственным учреждениям.
Следующий отрывок текста, не пропущенный в печать цензором, имел ярко выраженное политическое звучание: «...тенденция правого изобретательства скажется тотчас. Он скажет, что у нас все запасы, имеющиеся у ведомств, съели еврей, банк, купец-спекулянт и общественные организации. Не будь этих циклопов-пожирателей продовольствия, губернатор Кошура-Масальский [Павел Николаевич
Кошура-Масальский — губернатор Акмолинской области. — И.А., В.Б.] кормил бы Русь до отвалу... Остается, стало быть, населению недоедать со спокойной душой по "крайней необходимости"».
Следует отметить, что еще 22 января 1916 г. председатель Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу обращался к начальнику Петроградского военного округа инженеру-генералу Н. Е. Туманову с вопросом о необходимости разрешения в печати освещения проблемы сокращения потребления мяса. При обосновании желательности этих мер было позволено ссылаться на уменьшение ежедневной солдатской мясной порции на 7 фунта и на введение в армии в течение недели двух обязательных мясопустных дней в среду и пятницу.
В статье «Путь на Ковель. Действующая армия. 1 июня», подлежащей к публикации все в тех же «Биржевых ведомостях», цензора интересовали исключительно обозначенные в гранках передвижения российских войск. Поэтому он вычеркнул фразу «...имея направление от Чарторийска к Ковелю»]. Упоминания Ковеля удалялись и в следующих предложениях, что, на наш взгляд, совершенно не меняло смыла изложения: «Этот путь [на Ковель] с крайнего северного фланга наших наступательных армий сопровождался разгромом оторванной группы австро-германских войск, действующих в Полесье под командой Леопольда Баварского». К тому же в самом названии статьи сохранялось наименование этого населенного пункта.
Из этой же статьи был удален еще один отрывок: «Сейчас наши победоносные войска, успешно отражая многочисленные контратаки австро-германцев, продолжают продвигаться к Ковелю с юга от Луцка и с востока от Чарторийска. Происходящие столкновения на реке Стоход носят характер упорных контратак австро-германцев на предпринятое нашими войсками форсирование реки. С занятием нами линии реки Стоход, десятки сел и деревень Пинского уезда вновь перешли в наши руки».
В статье «Бой у Крево» цензор удалил указания на конкретные населенные пункты, в районе которых немецкие войска крупными силами осуществляли наступательные действия. Остальные подробности боев были сохранены.
Статья «Лишение права работать на оборону» содержала сведения об отказе со стороны Феодосийского военно-промышленного комитета в праве производить работы, связанные с нуждами обороны. Владелец чугунолитейного и механического завода А. Н. Виолин получил заказ на изготовление 150 санитарных двуколок, 200 хозяйственных двуколок и 1 млн. шипов. Предприниматель обязался перед Советом складов Красного Креста закончить работы по изготовлению этой продукции к 25 мая, но представил к этому времени лишь 19 санитарных и 20 хозяйственных двуколок. Описанные в газете результаты деятельности А. Н. Виолина были почему-то удалены цензором. Сохраненным оказался только материал о желании подрядчика получить
аванс в 25 тыс. руб. и использование им военнообязанных рабочих, среди которых были и те, в ком не было нужды из-за отсутствия у них необходимой квалификации. Под таким же названием статья была представлена газетой «Новое время», подвергнутая таким же цензорским исключениям из текста.
В ироничной статье, названной «Избыток меди», в качестве главного признака того, что меди в России было на тот период «хоть отбавляй», называлась жалоба петроградских хозяек на то, что татары-халатники (старьевщики) отказывались покупать медный хлам. На самом деле потребности в этом металле были велики у всех воюющих государств, поскольку на его основе изготавливались гильзы для патронов и снарядов, медные детали присутствовали в других необходимых частях военного оборудования. Отступавшая армия снимала в церквях колокола, вывозила другую медную церковную утварь с тем, чтобы все это не досталось противнику.
Далее в статье со ссылкой на газету «Зауральский край» рассказывалось о предприятии, «ежедневно выплавлявшем не менее 300 пудов меди». «С начала марта, несмотря на то, что заводоуправлением были получены наряды на отправку меди по железной дороге вне всякой очереди, ее не было отправлено никуда ни фунта; в заводе же никаких изделий из меди не вырабатывается, и вся выплавленная медь лежит в складах завода, где ее теперь уже накопилось, как полагают, не менее 25-30 тысяч пудов. Газета пытается объяснить это явление спекуляцией. Но не правильнее ли объяснение, что завод вырабатывает никому не нужный хлам?» Весь приведенный отрывок был удален военным цензором, поскольку газета пыталась практически не упоминая проблему, связанную с плохой работой железнодорожного транспорта, обойти запрет такого рода критики. Однако военный цензор проявил бдительность.
Статья «Отступление австрийцев продолжается» в «Газете-копейке» понесла существенные потери из-за воздействия на ее содержание военной цензуры. Из представленного на просмотр текста была удалена его значительная часть: «В то же время в Ковельском районе образовалась сильная германская группа войск, старающаяся наступлением во фланг задержать наше наступление ко Львову. Однако наши войска, устремившись на свежие германские силы, наступающие со стороны Ковеля, уже отбросили их к северу, а со стороны Барановичей атаковали и тыл этой импровизированной группы войск. При таких условиях накапливание германцев в Ковельском районе не может не замедлиться, благодаря чему нашим войскам явится полная возможность продолжать свою задачу атаки, и затем дальнейшего добивания разбитых австро-германских войск».
В объемной статье «Итоги нашего наступления и дальнейшие виды (из бесед)» цензором была удалена лишь часть одной строки: «... где мы как бы расчищаем этот широкий коридор между двумя реками». Сложно сказать, в какой степени эта фраза могла оказать
помощь командованию противника, но военная цензура, вероятно, имела на этот счет свое видение проблемы.
Полностью была удалена небольшая заметка под названием «Происшествие», в которой говорилось о том, что 31 мая в десятом часу вечера с 300-саженной высоты упал «запущенный на пробу аэроплан», летчик при падении получил тяжелые ушибы всего тела, аэроплан разбился.
«Газетой-копейкой» также была представлена на цензурный просмотр интересная статья под названием «Над Вислой». В ней содержался рассказ сестер милосердия Красного Креста, остававшихся в захваченной немцами Варшаве в госпитале с 400 ранеными (цензор вычеркнул это число) и вернувшимися в Россию десять месяцев спустя, после излечения находившихся под их попечением больных. Согласно их рассказу, назначенный в Варшаву немецкий комендант посетил госпиталь и распорядился об освобождении лучших палат для раненых немецких офицеров. На эти цели немцами было выделено 13 тыс. руб. (сумма была удалена цензором). Отдел Красного Креста со своей стороны перед эвакуацией из Варшавы направил на содержание госпиталя 50 тыс. руб. Этих средств в общей сложности хватило на 10 месяцев, после чего лечебное заведение вынуждено было закрыться.
В Варшаве, согласно рассказа одной из сестер милосердия, немцы усердно занимались благоустройством, были открыты многие театры, в которых нередко ставились русские пьесы. В газетном тексте цензор удалил фразу в отношении театрального репертуара «не только запрещенные у нас, но и...». В итоге для читателя газеты была сохранена фраза: «.. .были открыты многие театры, в которых нередко ставились русские пьесы Островского и Гоголя».
Из газетного материала также следовало, что всего в Варшаве оставалось около 6 тыс. русского населения, на улицах разговаривали беспрепятственно по-русски. Однако, по оценке сестры милосердия, дороговизна сделала жизнь в городе тяжелой особенно для этой части населения, поскольку для оказания им помощи не было никаких учреждений.
Продукты, отпускаемые по карточкам, составляли: хлеба — У4 фунта и картофеля— 1 фунт в день; мяса — 2 фунта в неделю и сахара— 3 фунта в месяц. Было также рассказано о том, что «в большом ходу» собачье мясо и очень дорого стоило мыло для стирки белья.
Часть статьи была отведена описанию положения российских военнопленных в Варшаве. «Нередко суп для них варят просто из травы и каштанов, каштаны добавляют и в хлеб для пленных». За тяжелую работу в день они получали по 15 пфеннигов, что составляло 8 коп. российских денег. Заявлено было и о тяжелом положении самих немцев. «Отпор, который они встречают под Верденом, поселил панику среди их войск». Свидетельница якобы видела, что через Варшаву проводили в кандалах 5 тыс. немецких солдат, отказавшихся идти под
Верден. Согласно ее рассказу, были среди немецких солдат в Варшаве и «прямые бунты».
Общий вывод статьи: «Та жизнь, которую приходится населению когда-то веселой столице вести под немецким черным орлом, есть не жизнь, — и даже не прозябание, а умирание от истощения, — и при том — довольно быстрое». Таким образом, военный цензор не стал препятствовать помещению в статье ряда подробностей, которые относительно позитивно оценивали жизнь в Варшаве во время ее оккупации кайзеровской армией, обратив основное внимание лишь на некоторые детали, которые счел недопустимыми для печати. Несомненно, во многом это было связано с общим выводом статьи, несмотря на то, что он не очень вязался с ее основным содержанием.
В той же «Газете-копейке» был полностью вычеркнут рассказ под названием «Кмыр» (имя бульдога). Автор, подписавшийся И. Норин, представил читателям довольно странное, не отличавшееся художественными достоинствами произведение. В подтверждение достаточно привести несколько фраз: «Дивные образы поднимались в душе, беззвучно-громко шептали ему чьи-то уста золотые сказки. Вынимали из тела бессмертное "я" и уносили его в необъятные сиреневые дали к солнцу». Или: «В тихую жизнь его проник бурный восторг; вселил новые надежды, и засмеялся в душе великим смехом разгула широкого, как океан, беспредельного, как вечность» и так далее. В данном случае военный цензор взял на себя заботу о художественном и нравственном воспитании читателей.
В газете «Гроза» в статье «Война» цензором был удален текст: «Австрийцы и германцы преследовались нами по пятам, и только когда правый наш бок удлинился под возможный удар со стороны германцев, им удалось выйти из-под нашего непосредственного касания, отчего получили они возможность оправиться. Так как глубина прорыва до 60 верст, то австрийцам приходится спешно возводить новые укрепления, но на Львов войска наши двигаются неустанно с севера, востока и юга вдоль железных дорог»
В газете «День» за подписью И. Бикерман была опубликована статья под названием «Два блока». «Теперь Европа переживает времена необычайные, грозные, и каждая из борющихся стран стремится объединить все свои силы, объединить не на словах..., а в действии, следовательно, в правительстве, которое есть важнейший орган национального действия. В Англии, во Франции партийные министерства уже давно уступили место национальным министерствам. Того же добились партии в итальянском парламенте». Далее следовал удаленный фрагмент: «Правительство Саландры [Антонио Саландра возглавлял в это время Кабинет министров Италии. —И.А., В.Б.] не спешило навстречу этому желанию, и оно пало. Это — дело итальянского блока. Своего Маклакова там не нашлось». А следующая фраза была сохранена: «Как же похоже тамошнее единение на наше единение и тамошний блок на наш блок!»
Из фраз, содержащихся в довольно объемной статье под названием «На Восточном фронте», были вычеркнуты некоторые уточнения расположения войск: «Мы продвинулись на запад от Луцка к Владимиру-Волынскому, (вычеркнуто: "угрожаем с фланга ковель-ской группе противника"), заняли пространство в 25 верст к западу от Дубно, овладели значительной территорией между Днестром и Прутом и (вычеркнуто: "вышли в направлении, охватывающем правый фланг противника")».
Военным цензором было зачеркнуто красным карандашом более половины статьи, описывавшей Псков — один из городов, «перелицованных войной», служивших тылом для действующей армии и являвшихся примером подчинения мирного уклада военному. В представленном газетой материале не содержалось описание военных складов, не указывалась численность запасных батальонов и не затрагивались вопросы, связанные с деятельностью тыловых учреждений. Корреспонденция содержала впечатления человека, оказавшегося в городе, переживавшем изменения военного времени.
Особого внимания цензора заслужил полностью уничтоженный фрагмент: «По улицам — движение, напоминающее Петроград. Повозки, повозки, повозки — бесконечное количество повозок — с мешками, с сеном, с овсом, с сотней других вещей, которые требует ее величество война. Для иностранца могло бы показаться, что передовой фронт раскинулся всего верстах в 50 от Пскова. Город переполнен военными. В гостиницах нет свободных номеров. На улицах на каждом шагу защитный цвет».
Помимо названных изданий, 3 июня 1916 г. в Петроградской военно-цензурной комиссии были отцензурированы статьи в «Новом времени», в «Маленькой газете», в «Петроградском листке», в «Петроградской газете», в «Русском знамени», в «Русском рабочем», в «Русском чтении» — печатных органах разных политических взглядов и направлений. В этот день произошло еще одно событие, связанное с отношением власти к прессе. В газете «День» 28 мая 1916 г. была опубликована статья «Епископ и погромщики», в которой были усмотрены нарушения «Временного положения о военной цензуре», а 3 июня начальником Петроградского военного округа инженером-
генералом Н. Е. Тумановым был утвержден арест номера газеты.
* * *
Подводя итоги проведенному анализу, можно отметить некоторые тенденции, характерные для деятельности военной цензуры и периодической печати в рассмотренный период. Газеты этого времени, несмотря на резкую критику со стороны императорского правительства, со всей очевидностью проявляли осторожность при освещении военных событий и избегали нарушать прямые запреты, связанные с обозначением воинских частей, их расположением, командным со-
ставом. Главным образом военные цензоры предъявляли претензии к обозначению любых количественных показателей, даже вне зависимости от возможностей их использования противником.
Сложнее обстояло дело с обозначением населенных мест, игравших определенную роль в военных событиях. В рассматриваемый период редакции газет получали сведения из официальных источников, например, во время специальных пресс-конференций в Главном управлении Генерального штаба. Так, в петроградской газете «День» 15 апреля 1916 г. была опубликована статья, озаглавленная «На Восточном фронте (по полученным данным)», в которой рассматривалось значение и цель занятия российскими войсками деревни Хромяково, находившейся в полосе железной дороги Ровно-Ковель. Заметка была перепечатана газетой «Киевская мысль», после чего, по приказанию командующего Юго-Западным фронтом генерала от кавалерии А. А. Брусилова, была признана нежелательной, поскольку в ней говорилось о том, что этот участок мог послужить плацдармом для сбора войск и дальнейших действий в этом районе. Проведенное служебное расследование показало, что материал был пропущен военным цензором Петроградской военно-цензурной комиссии, полковником графом Лорис-Меликовым, который к своим объяснениям приложил стенограмму заседания, проходившего с издателями газет 14 апреля в Генеральном штабе.
Представитель газеты «Сельский вестник» задал председателю собрания вопрос о значении занятия деревни Хромяково, на что получил развернутый ответ: «Это тоже наша частичная попытка перейти в наступление с целью завладеть важным в тактическом отношении участком, который может служить плацдармом для сбора войск и дальнейших действий. Неприятель придавал этому, очевидно большое значение, так как пытался отнять занятую нами позицию, но наши войска укрепились и отбили противника. Этот факт доказывает, что активность проявляется с нашей стороны больше, чем со стороны противника. Это имеет еще и то значение, что не позволяет противнику свободно производить перегруппировки, дать войскам продолжительный отдых и заставляет его держать войска все время в напряженном состоянии, приковывает, так сказать, к месту расположения» . Несмотря на представленную стенограмму, цензор признал свою ошибку, поскольку не удалил фразу: «...с целью овладения участком, который может служить для сбора войск и дальнейших действий в этом районе».
Приведенный эпизод разъясняет причину изъятий военной цензурой упоминания проблем, связанных с железными дорогами, поскольку существовал циркуляр от 27 апреля 1916 г., запрещавший использовать сведения, связанные с сообщениями о плохой работе транспорта. Доходило до того, что при перечислении отрицательных причин, влиявших на ход тех или иных процессов, связанных с войной, цензор из названных газетой причин — взяточничество,
плохое административное руководство и перебои в работе железной дороги — удалял только последний фактор, то есть выбирал для себя наименьшее зло.
Наконец, в общем числе цензурных изъятий по-прежнему преобладала политическая тематика, а по мере расширения связей с союзниками и с нейтральными странами — еще и международная.
Примечания Notes
1 Тхоржееский И. И. Последний Петербург: Воспоминания камергера. Санкт-Петербург, 2020. С. 93.
2 Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество, 1914-1918. В 4 т. Москва, 2014. Т. 1. С. 170.
3 Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество, 1914-1918. В 4 т. Москва, 2014. Т. 1. С. 170.
4 Поливанов А. А. Девять месяцев во главе Военного министерства (13 июня 1915 г. — 13 марта 1916 г.) // Вопросы истории. 1994. № 7. С. 146.
5 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 16.
6 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 16-16об.
7 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 16об.
8 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 17.
9 Гайда Ф. А. Б. В. Штюрмер и Государственная Дума: правительственная линия в отношении парламента // Таврические чтения, 2017: Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность: Сборник научных статей. Ч. 1. Санкт-Петербург, 2018. С. 93.
10 ПалеологМ. Царская Россия накануне революции. Москва, 1991. С. 96.
11 «Общий» язык // Утро России (Москва). 1916. 24 марта.
12 Семенников В. П. Монархия перед крушением, 1914-1917: Бумаги Николая II и другие документы. Москва; Ленинград, 1927. С. 114-115.
13 Семенников В. П. Монархия перед крушением, 1914-1917: Бумаги Николая II и другие документы. Москва; Ленинград, 1927. С. 126.
14 ГанелинР. Ш., ФлоринскийМ. Ф. От Горемыкина к Б. В. Штюрме-ру: верховная власть и совет министров (сентябрь 1915 — январь 1916 г.) // Россия и Первая мировая война. Санкт-Петербург, 1999. С. 34-48; Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка (1914-1917). Рязань, 2004; Соловьев К. А. Премьер и Дума: Случай И. Л. Горемыкина // Тетради по консерватизму. 2018. № 4. С. 215— 222; Гайда Ф. А. Б. В. Штюрмер и Государственная Дума: правительственная линия в отношении парламента // Таврические чтения, 2017: Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность. Сборник научных
статей. Ч. 1. Санкт-Петербург, 2018. С. 92-100.
15 ГригорьеваЕ. В. Б. В. Штюрмер: российский бюрократ на рубеже двух политических эпох: 1872-1917 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербург, 2004; Соловьева А. Г. Горемыкин И. Л. и Коковцов В. Н. —российские премьеры: Дис. ... канд. ист. наук. Самара, 2005.
16 СалтыкГ. А., Строева А. А. Первая мировая война: К истории военной цензуры // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2011. № 3-1 (19). С. 29-33; Патрушева Н. Г. Первая мировая война и цензурные учреждения России // Век информации. 2015. № 2. С. 155-163.
17 Богомолов И. К. Государственная Дума и цензурная политика в годы Первой мировой войны // Российская история. 2022. № 4. С. 96-117: Бого-моловИ. К. «Обратить печатное слово в мощного союзника...»: Проект премьер-министра И. Л. Горемыкина по преобразованию военной цензуры (1915) // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2023. Т. 23. № 6. С. 5-16.
18 Гавроева Е. С. «Ваш первейший долг немедленно, не теряя минуты, проявить, наконец, всю полноту забот об устранении препятствий...»: М. В. Родзянко и И. Л. Горемыкин в 1914-1916 гг. // Таврические чтения, 2019: Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность. Сборник научных статей Международной научной конференции. Ч. I. Санкт-Петербург, 2020. С. 285-290.
19 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 778. Оп. 1. Д. 5. Л. 250-250об.
20 Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем сенате. 1914. Отдел I. № 192. Ст. 2057.
21 Печать и блок // День (Петроград). 1916. 4 июня.
22 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 21.
23 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 21.
24 Богомолов И. К. Государственная Дума и цензурная политика в годы Первой мировой войны // Российская история. 2022. № 4. С. 96.
25 Свод законов Российской Империи. Полный текст всех 16 томов, согласованный с последними продолжениями, постановлениями, изданными в порядке ст. 87 Зак. Осн., и позднейшими узаконениями. В 5 кн. Кн. 1. Санкт-Петербург, 1912. Т. I. Ч. 1. Гл. 9. С. 6.
26 Свод законов Российской Империи. Полный текст всех 16 томов, согласованный с последними продолжениями, постановлениями, изданными в порядке ст. 87 Зак. Осн., и позднейшими узаконениями. В 5 кн. Кн. 1. Санкт-Петербург, 1912. Т. I. Ч. 1. Гл. 9. С. 6.
27 Семенова Е. Ю. Периодическая печать и цензура в годы Первой мировой войны как фактор формирования менталитета российского общества (по материалам Поволжских губерний) // Известия Самарского научного
центра Российской академии наук. 2008. Т. 10. № 1. С. 71-85; Белоборо-доваА. А. Защита государственной тайны в Российской империи: Деятельность военной цензуры в 1914-1917 гг. // Военно-исторический журнал. 2010. № 7. С. 16-20; Рябая С. А. Письма из действующей армии в Вятскую губернию как источник изучения истории Первой мировой войны // Вестник архивиста. 2012. № 3. С. 65-73; Алферова И. В. Военно-цензурные практики в годы Первой мировой войны (на материалах Великого княжества Финляндского) // Вестник Брянского государственного университета. 2022. №4 (54). С. 7-15.
28 Богомолов И. Государственная Дума и цензурная политика в годы Первой мировой войны // Российская история. 2022. № 4. С. 101 ;DemmE. Censorship and Propaganda in World War I: A Comprehensive History. London, 2019. P. 190.
29 Государственная дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия четвертая. [Заседания 1-16 (19 июля — 3 сент. 1915 г.)]. Петроград, 1915. Стб. 1069-1070.
30 Печать и цензура // Новое время (Петроград). 1915. 26 авг.
31 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 16.
32 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 17.
33 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 13.
34 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 13об.
35 ВитенбергБ.М. 9 февраля 1916 г.: Николай II в Государственной Думе // На пути к революционным потрясениям: Из истории России второй половины XIX — началаXX вв. Кишинев; Санкт-Петербург, 2000. С. 313-318.
36 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 1.
37 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 2.
38 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 2-3.
39 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 4.
40 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 5.
41 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 13.
42 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 15.
43 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 6.
44 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 7.
45 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 8.
46 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 13.
47 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 15.
48 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 16.
49 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 9.
50 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 10.
51 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 10.
52 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 11.
53 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
54 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
55 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
56 РГИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 8. Л. 11.
57 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
58 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
59 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
60 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 16.
61 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
62 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
63 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
64 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
65 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
66 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
67 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 12.
68 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 13-14
69 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 13.
70 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 14.
71 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 14.
72 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 15.
73 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 15.
74 РГИА. Ф. 778. Оп. 2. Д. 448. Л. 15.
75 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д45. Л. 58.
76 На Восточном фронте (по полученным данным) // День (Петроград). 1916. 15 апр.
77 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 45. Л. 76.
78 РГВИА. Ф. 1343. Оп. 6. Д. 45. Л. 74.
Авторы, аннотация, ключевые слова
Алферова Ирина Викторовна — докт. ист. наук, профессор, Брянский государственный университет имени академика И. Г. Петровского (Брянск);
ОЯСГО ГО: 0000-0002-8951-2744
Блохин Валерий Федорович — докт. ист. наук, профессор, Брянский государственный университет имени академика И. Г. Петровского (Брянск)
ОЯСГО ГО: 0000-0003-0254-6093
Статья посвящена дискуссии вокруг проблем военной цензуры, развернувшейся в 1915-1916 гг. в Совете министров России, в стенах Государственной Думы и за ее пределами. Авторы статьи оценивают осо-
27
бенности работы военных цензоров на примере одного дня деятельности Петроградской военно-цензурной комиссии — 3 июня 1916 г. Сохранение в комиссии специальных альбомов, содержащих статьи с цензурными изъятиями фрагментов текста, как и статьи, изъятые целиком, предоставило историкам уникальную возможность проанализировать работу военных цензоров, которые проверяли подготовленные к выпуску номера столичных газет. Анализ запрещенных к печати фрагментов петроградских газетных статей позволят раскрыть специфику контроля за информированием российского общества о событиях в стране и действиях русской армии на фронте. Авторы приходят к заключению, что благодаря руководящим указаниям Министерства внутренних дел и Военного министерства усилия военных цензоров не сводились к сохранению военной тайны. Их главная задача состояла в обеспечении государственного влияния на хождение в стране информации, которая влияла на авторитет правительства и репутацию армии среди населения, на возможности общественной мобилизации на борьбу с внешним врагом и на помощь воюющей армии, на лояльность общественности по отношению к военным и гражданским властям.
Первая мировая война, русская армия, периодическая печать, военная цензура, цензурная политика, цензор, военная тайна, имидж армии.
Authors, Abstract, Key words
Irina V. Alferova — Doctor of History, Professor, I. G. Petrovsky Bryansk State University (Bryansk, Russia) ORCID ID: 0000-0002-8951-2744 [email protected]
Valeriy F. Blokhin — Doctor of History, Professor, I. G. Petrovsky Bryansk State University (Bryansk, Russia) ORCID ID: 0000-0003-0254-6093 blohin [email protected]
The article is devoted to the discussion around the problems of military censorship that unfolded in 1915-1916 in the Council of Ministers of Russia, within the walls of the State Duma and beyond. The authors of the article assess the peculiarities of the work of military censors using the example of one day activity of the Petrograd Military Censorship Commission, i.e. lune 3, 1916. The preservation by the Commission of special albums containing articles with censorship exemptions of text fragments, as well as completely removed articles provided historians with a unique opportunity to analyze the work of military 28
censors who checked the issues of the capital's newspapers prepared for publication. The analysis of the fragments of Petrograd newspaper articles prohibited for publication reveals the character of monitoring the information for the Russian society about events in the country and the actions of the Russian army at the front. The authors conclude that, due to the guidelines of the Ministry of Internal Affairs and the Ministry of War, the efforts of military censors were not limited to maintaining military secrecy. Their main task was to ensure state influence on the circulation of information in the country, which affected the authority of the government and the reputation of the army among the population, the possibility of public mobilization to fight an external enemy and to help the belligerent army, and public loyalty to military and civilian authorities.
World War I, Russian Army, periodical press, military censorship, censorship policy, censor, military secret, image of army.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Alferova, I. V. Voenno-tsenzurnye praktiki v gody Pervoy mirovoy voyny (na materialakh Velikogo knyazhestva Finlyandskogo) [Military Censorship Practices during the First World War (On the Materials of the Grand Duchy of Finland).]. VestnikBryanskogo gosudarstvennogo universiteta, 2022, no. 4 (54), pp. 7-15. (In Russian).
2. Beloborodova, A. A. Zashchita gosudarstvennoy tayny v Rossiyskoy imperii: Deyatelnost voyennoy tsenzury v 1914-1917 gg. [Protecting State Secrets in the Russian Empire: Military Censorship Activities, 1914 to 1917.] Voyenno-istoricheskiy zhurnal, 2010, no. 7, pp. 16-20. (In Russian).
3. Bogomolov, I. K. Gosudarstvennaya Duma i tsenzurnaya politika v gody Pervoy mirovoy voyny [The State Duma and the Censorship Policy in Imperial Russia during the First World War.]. Rossiyskaya istoriya, 2022, no. 4, pp. 96-117. (In Russian).
4. Bogomolov, I.K. "Obratit pechatnoe slovo v moshchnogo soyuznika...": Proekt premer-ministra I. L. Goremykina po preobrazovaniyu voennoy tsenzury (1915) ["To Turn the Printed Word into a Powerful Ally...": The Project of Prime Minister I. L. Goremykin on the Transformation of Military Censorship (1915).]. Vestnik Severnogo (Arkticheskogo) federalnogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye i sotsialnye nauki, 2023, vol. 23, no. 6, pp. 5-16. (In Russian).
5. Patrusheva, N. G. Pervaya mirovaya voyna i tsenzurnye uchrezhdeniya Rossii [The First World War and Russian Censorship Institutions.]. Vek infor-matsii, 2015, no. 2, pp. 155-163. (In Russian).
6. Ryabaya, S. A. Pisma iz deystvuyushchey armii v Vyatskuyu guberniyu kak istochnik izucheniya istorii Pervoy mirovoy voyny [Letters from the Acting
Army to the Vyatka Province as a Source for Studying the History of the First World War.]. Vestnik arkhivista, 2012, no. 3, pp. 65-73. (In Russian).
7. Saltyk, G.A. and Stroeva, A. A. Pervaya mirovaya voyna: K istorii voen-noy tsenzury [The First World War: On the History of Military Censorship in Imperial Russia.]. Uchenye zapiski. Elektronnyy nauchnyy zhurnal Kurskogo gosudarstvennogo universiteta [Digital lournal], 2011, no. 3-1 (19), pp. 29-33. (In Russian).
8. Semenova, E. Yu. Periodicheskaya pechat i tsenzura v gody Pervoy miro-voy voyny kak faktor formirovaniya mentaliteta rossiyskogo obshchestva (po ma-terialam Povolzhskikh guberniy) [The Periodical Press and Censorship during the First World War as a Formative Factor in the Mentality of Russian Society (Based on Materials from the Volga Provinces).]. Izvestiya Samarskogo nauchnogo tsentra Rossiyskoy akademii nauk, 2008, vol. 10, no. 1, pp. 71-85. (In Russian).
9. Solovev, K.A. Premer i Duma: Sluchayl. L. Goremykina [Prime Minister and Duma: Case of I. L. Goremykin.]. Tetradi po konservatizmu, 2018, no. 4, pp. 215-222. (In Russian).
(Monographs)
10. Demm, E. Censorship and Propaganda in World War I: A Comprehensive History. London: Bloomsbury Academic, 2019, 330 p. (In English).
11. Kulikov, S. V. Byurokraticheskaya elita Rossiyskoy imperii nakanune padeniya starogo poryadka (1914-1917) [The Bureaucratic Elite of the Russian Empire on the Eve of the Fall of the Old Order (1914-1917).]. Ryazan, 2004, 467 p. (In Russian).
DOI: 10.54770/20729286 2024 1 6
ЖИЗНЕННЫЙ МИР И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ Lifeworld and Everyday
Е. В. Бурлуцкая
Отражение повседневной жизни девочки из семьи Дроздовых в родственной переписке на рубеже XIX и XX веков*
Е. V. Burlutskaya
The Daily Life of a Girl from the Drozdov Family as Reflected in Her Relatives' Letters at the Turn of the 19th and 20th Centuries
Предметом науки феномен детства стал только в конце XIX в. К нему, как к явлению социокультурному, стали обращаться представители различных наук — этнографии, социологии, психологии, теории воспитания, культурологии, фольклористики. Подобная полидисциплинарность сделала детство объектом исследований и в рамках истории повседневности, традиционно опирающейся на идею многофакторности влияющих на личность обстоятельств, событий, явлений, которые как раз и можно было выявить с помощью различных наук.
Одной из наиболее остро стоящих проблем в отношении изучения детской повседневности представляется проблема репрезентативной источни-ковой базы, поскольку в отношении детей практически отсутствует столь важный для историка повседневности нарратив. Дети почти не создавали собственных текстов, в которых была бы представлена какая-то рефлексия относительно развивающихся вокруг них жизненных процессов. Особенно редко такие источники личного происхождения используются при изучении истории детства XIX — начала XX вв. и более ранних эпох, поскольку детские письма и дневники, даже если они были написаны, почти не сохранились в горниле исторических событий. Как отмечают в своей статье О. Ю. Никонова и Е. В. Кравченко, «детские письма крайне редко становились объектом изучения историков и чаще всего рассматривались как источники, дополнявшие другие виды документальных свидетельств»1. В то же время, как отмечает в своей статье М. В. Ромашова, «для воссоздания детского мира нужны именно тексты, принадлежащие детям»2.
В этой связи письма, написанные самими детьми, или письма, адре-
* Исследование выполнено в рамках грантового проекта Российского научного фонда «Дети и детство. Повседневная жизнь ребенка в условиях провинциального городского социума (на материалах Оренбурга пореформенной эпохи)» (№ 22-28-00763).
