CC BY
13Т. И. Чепелевская Павел Голиа в России (1914-1918 гг.)
Время великих потрясений начала XX в. по-разному отразилось на судьбах многих словенцев. Одни испытали тяготы военного лихолетья дома, другие волею судьбы оказались оторванными от родных мест и буквально заброшенными за тысячи километров от родной Словении, чтобы, пройдя фронт, военный плен (вынужденный или выбранный сознательно), вернуться на родину с новыми впечатлениями, опытом и стремлением использовать его на благо своего народа. Среди известных словенцев этой эпохи можно назвать критика и переводчика Иоси-па Видмара, писателя Франце Бевка, поэта, драматурга и переводчика Павла Голиа, журналиста Йоже Зупанчича. Сюда же можно отнести и Янко Лаврина, который учился в России, а в период Первой мировой войны работал корреспондентом на Балканах ив 1916 г. выпустил книгу очерков «В стране вечной войны»1. У каждого из этих деятелей культуры была своя судьба, своя история пребывания в России и свой нелегкий путь возвращения на родину.
Павел Голиа (1887-1959) — словенский поэт, драматург, переводчик. В течение длительного периода (1919-1943) он занимал пост директора Люблянской Драмы (Государственного драматического театра Словении), который поднял на европейский уровень и в отношении актерского мастерства, и в отношении репертуара. В 1953 г. Голиа был избран действительным членом Словенской академии наук и искусств. Он был не только признанным поэтом, автором нескольких поэтических сборников, отмеченных влиянием словенской модерны, но и неоспоримым отцом словенской детской драматургии: его пьесы — «Сказка Триглава» («Triglavska Ьа]'ка»), «Принцесса и пастушок» («Ргтсеэка ¡п разИгсек»), «Снегурочка» («5пе§иУс1са») и др. — многие годы с успехом шли на сценах словенских театров.
Павел Голиа родился в городе Требне провинции Нижняя Край-на. После окончания школы и последующей учебы в гимназии он выбрал для себя военную стезю, поступив в кадетскую школу в Карловце. В 1907 г. Голиа поступил на военную службу, оказавшись сначала в Триесте, а позже, в 1913 г., в Любляне в 17-ом пехотном полку, откуда в 1914 г. был послан на русский фронт в Галицию. Здесь, осенью того же года, он впервые попытался перейти на сторону русских, но безуспешно.
Через год, в 1915г., капитан австрийской армии П. Голиа вместе с ротой, которой он командовал, добровольно сдается в плен и до конца 1915 г. ока-
зынается в лагере для военнопленных. В 1916 г. он поступает в штаб Первой сербской добровольческой дивизии и активно занимается агитацией среди пленных словенцев, хорватов и сербов за вступление в ряды русской армии. В 1917 г. Голиа участвует в боях, получает ранение в Добрудже, а после выздоровления в апреле того же года в числе двадцати офицеров, среди которых были словенцы и хорваты, недовольные духом, царившим в дивизии, покидает ее и вступает в ряды 6-го полка русских стрелков.
Известие о победе Октябрьской революции застает молодого офицера в Киеве, городе, ставшем центром Югославянского революционного союза, который насчитывал тогда около двадцати тысяч членов. Голиа, как и многие его земляки, попавшие в Россию в результате войны, с воодушевлением встретил это событие. Свидетельством тому стала его речь, произнесенная (на русском языке) на митинге представителей народов Австро-Венгрии, который проходил 12 декабря 1917 г. в помещении киевского цирка. Митинг собрал около пяти тысяч человек разных национальностей: чехов, словаков, хорватов, словенцев, сербов, поляков, украинцев и румын. Здесь же присутствовали посланники и военные атташе многих стран, аккредитованные в России.
Выдвинутый своими боевыми товарищами как высокопрофессиональный военный и авторитетный командир, Голиа произнес речь от имени всех югославянских народов, главной идеей которой стало провозглашение права любого народа на свободу и самоопределение. В своем выступлении он также озвучил чаяния словенцев по поводу будущих мирных переговоров, призванных, наряду с другими вопросами, определить судьбы Триеста, Го-рицы, Риеки и Истрии, чем вызвал не только бурные аплодисменты своих соратников, но и открытое недовольство присутствовавших на митинге королевского посланника и военного атташе Сербии, демонстративно покинувших зал. Заключительным аккордом пламенной речи Голиа стала поддержка благородных принципов русской революции.
После пребывания в Киеве и непродолжительной остановки в Одессе Голиа в начале 1918 г. оказывается в Москве, где он пробыл до конца года, а в начале 1919 г. вернулся домой. В Москве он сближается с представителями революционно настроенной югославской интеллигенции и становится членом югославянской группы РКП(б) и переводчиком при Народном Комиссариате по делам национальностей.
Одним из направлений деятельности вышеназванной группы было издание переводов книг и брошюр (главным образом, революционного содержания) на языки народов Югославии. Кроме того, Голиа принимал самое активное участие в издании печатного органа группы — газеты «Всемирная революция». В 34-ом номере газеты за 1918 г. было впервые
опубликовано его известное стихотворение «Песнь полей», заканчивавшееся символическим приветствием в адрес русской революции, давшей импульс к преобразованиям другим народам («Восток подал сигнал»).
Эта сторона деятельности П. Голиа достаточно хорошо известна; в частности, об этом писал известный словенский литературовед Ф. За-дравец в книге «Октябрьская революция и словенская литература»2. Упоминания о П. Голиа есть и в воспоминаниях Ц. Цирмана в книге «Югославяне в Октябре»3 и других работах словенских и российских исследователей, в частности, М. Л. Бершадской4. В них также выделена другая сторона деятельности словенского поэта в этот период — его работа в качестве журналиста и исследователя театра.
Так, по свидетельству друга Павла Голиа, Цирила Цирмана, с которым они были неразлучны во время их пребывания в Москве, словенский поэт пересмотрел «буквально все спектакли московских театров, славившихся своим художественным мастерством и прогрессивной идейной направленностью». По свидетельству Ф. Задравца: «...в Москве Голиа занимался журналистикой и — с особым интересом — театром»5, «...во МХТ его ввел литовско-русский поэт Юргис Балтрушайтис. Здесь он постоянно присутствовал на всех спектаклях и репетициях»6.
Об этой стороне, несомненно, творческих интересов и связей Голиа известно гораздо меньше. И здесь на помощь могут прийти самые разные источники: материалы прессы, документы из его личного архива в рукописном отделе Национальной университетской библиотеки в Любляне (ЫиК), а также документы, касающиеся Ю. Балтрушайтиса в Центральном архиве литературы и искусства и в Архиве МХАТ в Москве. Все они были обнаружены нами в результате кропотливых поисков в России и Словении.
О своих отношениях с Ю. Балтрушайтисом (1873-1943), поэтом, представителем раннего символизма, П. Голиа признавался в интервью для газеты «Люблянский дневник» («Г^иЬ^апэк! с!пеушк») в 1951 г., отвечая на вопросы журналиста Божидара Борко о влиянии на него русской литературы:
В 1915 г. военный вихрь забросил меня в Россию и здесь я остался вплоть до конца 1918 г. <..> Когда война занесла меня в Россию, я оказался в мире, который уже хорошо знал из книг. Я был вынужден учить язык, и это шло у меня легко, а ударение я, например, отрабатывал, читая вслух стихи Пушкина или Лермонтова. В 1918 г. в Москве мы собирались у поэта, родом из Литвы, Юрия Балтрушайтиса. Туда приходили Бальмонт, Андрей Белый и др. Я посещал многочисленные литературные вечера, слушал Маяковского, декламировавшего свои напористые стихи7.
В этом интервью П. Голиа не касается истории своего знакомства с литовским поэтом, хотя их дружба не прекратилась с отъездом словенского деятеля домой. Об этом свидетельствует сохранившееся письмо Юрги-са Балтрушайтиса к Павлу Голиа от 18 декабря 1923 г. К тому времени прошло уже более года, как Балтрушайтис стал чрезвычайным послом и полномочным министром Литвы в Советской России. В своем послании Балтрушайтис, обращаясь к другу «Дорогой Павел», просит принять и помочь писателю из России г-ну Елпатьевскому8. С присущей ему доброжелательностью Балтрушайтис характеризует его: «Сверстник Чехова и других великих, а главное, чудесный человек и душа, давно и глубоко мною уважаемая и чтимая. Прими его, как принял бы меня самого. Познакомь его со всеми, кто мог бы интересовать его...». И добавляет:
«О себе напишу как-нибудь на досуге. О тебе слышал только от артистов Художественного театра.
Надеюсь, ты много написал за минувшие годы и твоя песня крепко знакома всей Югославии.
С братским приветом твой Ю. Балтрушайтис»9.
К сожалению, пока не удалось выявить документального подтверждения тому, как, где и благодаря кому познакомились эти два выдающихся человека, два поэта. Произошло ли это уже в Москве в 1918 г. или ранее, в период, когда П. Голиа переезжал из Киева в Одессу, а затем в Москву. Большая часть личного архива Ю. Балтрушайтиса находится в Париже и пока практически недоступна для исследователей. Однако можно сделать некоторые предположения.
С одной стороны, связующим звеном мог оказаться Янко Лаврин, словенец, долгое время живший и работавший в России в качестве корреспондента российских газет и лично знакомый с известным литовским поэтом10.
Знакомство П. Голиа и Ю. Балтрушайтиса могло состояться также благодаря хорватскому писателю и драматургу Иосипу Косору (1879— 1961), который также в 1916—1917 гг. в течение девяти месяцев, вплоть до своего возвращения в Югославию, жил в России. В этот период И. Косор побывал в Одессе и Киеве, в Петрограде встречался с М. Горьким, в Москве — с К. С. Станиславским. Встреча со Станиславским и предшествующие ей события достаточно хорошо отражены документально и свидетельствуют о тесном знакомстве И. Косора с Ю. Балтрушайтисом. Возможно, их первое знакомство произошло еще в Одессе в 1915 г.
Военное лихолетье затронуло многие уголки света. Волна военных беженцев принесла в Россию немало литовцев, потерявших кров, детей,
разделенных с семьями. В Москве был организован Комитет литовских переселенцев, в котором работал и Ю. Балтрушайтис. Он участвовал в благотворительных вечерах, собиравших средства для помощи землякам", по делам беженцев часто выезжал в другие города. Так, в августе 1915 г. он побывал в Одессе, где газета «Одесский листок» опубликовала в этот период одно из его стихотворений. Кроме того, по свидетельству исследователя его творчества В. Дауётите поэт обещал написать статью о малоизвестном хорватском драматурге Иосипе Косоре и даже перевел его драму «Пожар» (в оригинале — «Пожар страсти»)12. А спустя девять месяцев, в письме из Одессы от 29 мая 1916 г., адресованном К. С. Станиславскому в Москву, Балтрушайтис представляет И. Косора как своего хорошего знакомого и многообещающего молодого автора:
«Дача Брусиловского. Андреевский Лиман.
Одесса —29.05.1916 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Константин Сергеевич.
Мой друг; югославский драматург- Иосип Косар13 послал недавно в Художественный театр свою драму «Непобедимый корабль». Он неуверен, что Вы получили её и просит меня справиться об участи произведения и, если возможно, о Ваших личных взглядах на неё. Он просит еще предупредить Вас, что перевод пьесы сделан не <.. > пером и многие погрешности его будут легко устранены. Зная Ваше исключительное чутьё в вопросах драматического творчества и Ваше горячее ожидание, что оскудение творческого духа во всём современном театре, как в России, так и всюду, должно скоро уступить место новым словам и, в особенности, новому внутреннему напряжению и действию, я позволяю себе особенно рекомендовать Вам Косара, как поэта исключительной славянской силы, по красоте и глубине своих драматических образов упраздняющей все, что в этой области считалось до сих пор большим, возвышенным, очевидным. Мстерлинк, Ибсен, Гамсун, Уальд и т. д., всё это — ещё литература, изумительная, прекрасная, но литература. Иосип Косар — это уже подлинное творчество, и [только] творчество, как свобода и чудо искусства. И какое счастье, что такие произведения пишутся на сербском, славянском языке.
Мы с Косаром очень просили [бы] Вас сообщить Ваш ответ по возможности скорее, потому что автора «Непобедимого корабля» [просили] передать рукопись в распоряжение Кружка русских писателей, [обещавших] сделать всё, чтобы вещи Косара стали достоянием русского театра.
Прошу передать мой почтительный привет Марии Петровне.
А Вам низко кланяюсь.
Сердечно преданный Ю. Балтрушайтис»14.
Это письмо Ю. Балтрушайтис посылает буквально вослед посланию самого автора пьесы от 24 мая 1916 г., которое было обращено к Константину Сергеевичу и, помимо текста пьесы, содержало просьбу о рассмотрении возможности ее постановки. В Летописи жизни и творчества К. С. Станиславского, составленной И. Виноградской, отражены и факт получения самого письма И. Косора15, и то, что в августе того же 1916 г. К. С. Станиславский предлагал «подумать для студии о пьесе Йосипа Косара "Непобедимый корабль", которую он, несмотря на ее оперность и мелодраматизм, предпочитает пьесам Мережковского и Андреева». Более того, запись от 19-22 сентября 1916 г. свидетельствует о том, что Константин Сергеевич встречался с приехавшим в Москву молодым драматургом, который также был приглашен посмотреть спектакли в Художественном театре и в студии16.
Что касается II, Голиа, то он, как мы уже отмечали, в сентябре 1915 г. вместе со своей ротой добровольно сдался в плен и вплоть до конца 1915 г. находился в лагере для военнопленных. Здесь он принял решение о вступлении в Первую сербскую добровольческую дивизию в Одессе, в рядах которой оставался до апреля 1917 г.17
Таким образом, в конце 1915 — начале 1916 гг. П. Голиа также оказывается в Одессе, где вполне вероятно мог встретиться с И. Косором и познакомиться с Ю. Балтрушайтисом.
Косвенным свидетельством тому, что П. Голиа и И. Косор были знакомы, вполне может служить и тот факт, что оба они сотрудничали в издании «Славянский юг» («Slavenski jug»), которое выходило в Одессе в этот период18.
Знакомство П. Голиа и Ю. Балтрушайтиса могло произойти и в Москве в результате деловых контактов. Голиа как член югославянской группы и переводчик при Народном комиссариате по делам национальностей, вполне вероятно, мог познакомиться с Ю. Балтрушайтисом как руководителем Репертуарной секции Театрального отдела (ТЕО) при Народном комиссариате просвещения (образованного весной 1918 г. после переезда советского правительства в Москву). Во всяком случае, упоминания словенских ученых об огромном интересе П. Голиа к московским театрам и их репертуару опосредованно, но подтверждают это.
Знакомство с Ю. Балтрушайтисом, несомненно, помогало молодому словенцу не только ощутить атмосферу литературной Москвы (литературных вечеров, встреч, дискуссий о новых направлениях и тенденциях в литературе и искусстве), но и узнать многое о развитии самого театрального дела. А беседы с Ю. Балтрушайтисом, посвященные созданию нового репертуара нового театра новой России не могли не давать пищу для размышлений о будущей работе у себя на родине.
В начале 1919 г. П. Голиа, наконец, получает долгожданное разрешение и возвращается в Любляну через Киев, Одессу, Стамбул и Дубровник.
О стремлении молодого человека вернуться на родину свидетельствует одно из писем (от 7 октября 1918 г.), сохранившихся в личном архиве Г1. Голиа. Оно написано по-немецки и адресовано матери и сестрам. Из этого послания можно узнать многое: и пункты его передвижения по России, и то, что он, любящий сын и брат, старался не описывать картины тяжелого послереволюционного времени, а все внимание близких людей сосредоточил на мысли о своем скором возвращении на родину.
Моя милая, милая мама и дорогие сестры, я жив и здоров и надеюсь, что и с вами все в порядке. Одно лишь доставляет мне боль..» = это страстное желание видеть вас и получить хоть какую-то весточку от вас, что вы живы-здоровы. Я полагаю, что великое испытание подошло к концу и близок час, который принесет мир народам, тебе же, дорогая мама, вернет потерянного сына. Как бы я хотел оказаться подле вас, но вы вряд ли можете себе представить, с какими трудностями это сопряжено. И все-таки я твердо верю, что если не твои именины..., то Рождество мы уже будем праздновать вместе.
Я прилагаю к письму фотографию, и хочу вскоре прислать еще и лучшего качества...19
В заключительных словах письма особенно остро звучит ностальгия по родине, в них, как в капле воды отражены, пожалуй, главные черты словенского национального характера: «...Наше групповое фото я храню вместе со снимками, на которых мама и Адольф, Густав, а также Кири-ла. Они — вместе с шерстяной фуфайкой и ликом мадонны — подарком Кирилы, — все, что осталось у меня дорогого в память о вас и о родине и что я постоянно ношу с собой. Все другое пропало...»20
Вернувшись в Любляну, П. Голиа начинает работать (сначала как руководитель литературной частью Словенского национального театра), пишет стихи, пьесы для детей, переводит пьесы (в том числе, русских писателей: Л. Н. Толстого «Живой труп», М. Горького «На дне» и др.) для постановки на сцене, а затем становится директором этого театра вплоть до вынужденного (под давлением оккупационных властей) выхода на пенсию в 1943 г.21 После окончания войны, в 1945-1946 гг., он вновь становится директором Люблянской Драмы. Как уже отмечалось, его заслуги перед национальной литературой и культурой были высоко оценены.
Пребывание П. Голиа в России (1914-1918), на первый взгляд, представляет собой лишь факт биографии, небольшой отрезок жизни ело-
венского писателя. Однако, на наш взгляд, он явился весьма значительным событием, определившим во многом его последующую творческую жизнь. Нельзя не согласиться с М. Л. Бершадской, что «...пребывание в Москве определило не только идейную ориентацию Голиа, но и его подлинное призвание; именно в Москве Голиа страстно полюбил театр, с
которым впоследствии оказалась связанной вся его жизнь»22.
* * *
В нашем распоряжении находится удивительный документ, датированный ноябрем 1943 г. — письмо И. Видмару23. Это не просто послание другу, а поэтическое прощание с актерами театра и в то же время письмо-предчувствие. В нем — и горечь расставания с друзьями и коллегами, и, несмотря на тяжелое для словенцев время, уверенность патриота и творца в том, что дело его жизни обязательно будет продолжено в будущем.
Письмо отставного директора Драмы актерам и актрисам ...Nocoj sem taval kakorkralj ubezni, po zatomnjenih ulicah krog Drame, ki dihala cetrt stoletja vame je svoj spoj demonicni in nezni. Na nebu seje kot na sivji stepi vzhod odrazal njcn profil nelepi.
V tesnobi tej jesenskega vecera privid sem mi prikaze lep in jasen. Prijazna roka vrata mi otpira
V hram cisto nov, ponosen in prakrasen. In bratje, veste, spet sem bil med vami Direktor Drame v nasi novi Dr ami.
...Сегодня ночью, как король в изгнанье, бродил я
по затемненным улицам вкруг Драмы,
Что четверть века в меня вливала
Смесь нежности и демонизма.
В небе, словно в серой степи,
Восход отражал нелепый профиль зданья.
В тоске этого осеннего вечера
Вдруг ясно я увидел чудную картину:
Нежная рука открыла мне врата
В храм совершенно новый, гордый и прекрасный.
И братья, знайте, вновь я был меж вами —
Директор Драмы в нашей новой Драме.
Примечания
I В 1916 г. Я. Лаврин покидает Россию, отправляется на Сербский фронт, а затем переезжает в Великобританию. См.: Мудрова О. В. Журнал «Славянский мир» (1908-1911) и вопросы культуры югославян // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 1981. № 1. С. 34-43; Чуркина И. В. Ян ко Лаврин в России // На рубеже веков (Проблемы развития славянских и балканских литератур конца XIX — начала XX в.) М., 1989. С. 87-96; Чепелевская Т. И. Опыт национальной и личностной идентификации: на материале книги Я. Лаврина «В стране вечной войны (албанские эскизы)» (Петроград, 1916 г.)// Славянский мир в третьем тысячелетии. Славянская идентичность — новые факторы консолидации. М., 2008. С. 245-255 и др.
2Oktobarska revolucija in slovcnska literatura. Murska Sobota, 1968.
3 Jugoslovani v Oktobru. Zbornik spominov udelczencev Oktobarske revolucije in Drzavljanske vojne v Rusiji (1917-1920). Ljubljana, 1969. S. 602-606.
4 Вершадская M. JI. Словенский театр 1918-1941 гг. и русская литература // Русская литература и зарубежное искусство. Сборник исследований и материалов. Ленинград, 1986. С. 198-215.
5 Slovenski biografski leksikon. Zv. 2. Ljubljana, 1926. S. 228.
6 Там же.
'Narodna in universitetna knjiznica (NUK). Ljubljana. Rokopisni oddelek. Fond P. Golia. lntervjuji. Ms 79. S. 3.
8 Речь идет о Сергее Яковлевиче Елпатьевском (1854-1933), русском писателе, публицисте, авторе книг очерков и воспоминаний о крупнейших русских писателях XIX — начала XX вв.: Горьком, Чехове, Л. Толстом и др.
'NUK. Ljubljana. Rokopisni oddelek. Fond Р. Golia. Korespondenca. Br.
13/73.
10 О знакомстве Я. Лаврина с П. Голиа есть немало свидетельств. Так, в частности, в письме Я. Лаврина Осипу Шесту (из Ноттингема от 22 января 1937 г.), посвященном вопросу оплаты его статьи о югославском театре, есть выразительная приписка в конце: «Прошу передать привет П. Голиа». См.: Lavrin J. Pisma v domovino / Ur. D. Moravec. Ljubljana, 2004. S. 74. — Однако в конце 1916 г. Я. Лаврин уезжал на фронт на Балканы, и данное предположение требует дополнительного исследования.
II Дауётите В. Юргис Балтрушайтис. Вильнюс, 1983. С. 53.
12 Там же.
13 В этом и последующих письмах фамилия Й. Косора ошибочно пишется как «Косар».
14 Архив МХАТ. Москва. Фонд Константина Сергеевича Станиславского. Переписка. № 7162.
15 Это письмо также хранится в Архиве МХАТ, фонде К. С. Станиславского под № 3248. (здесь также его фамилия ошибочно пишется как «Косар», и, кроме того, он называется «сербским поэтом»),
16 Вииоградская И. II. Жизнь и творчество К. С. Станиславского. М., 1971. Т. 2. С. 515,519, 522.
17 См. Бершадская М. Л. Словенский театр 1918—1941 гг. и русская культура... С. 191.
18 См. об этом: Leksikon pisaca Jugoslavije. Novi Sad, 1987. Т. 3. S.277-279.
I9NUK. Ljubljana. Rokopisni oddelek. Fond P. Golia. Korespondenca. Br. 8/88.
20 Там же.
" Одновременно, в 1923 -1925 гг., П. Голиа работает также в драматическом театре в Осиеке и в Национальном театре в Белграде. В начале 1920-х гг. были и другие «встречи» П. Голиа е Россией, что связано и с гастролями в Любляне Качаловской группы артистов Московского художественного театра и е весьма плодотворной деятельностью на сцене Люблянской Драмы актера и режиссера Бориса Николаевича Путяты (1871-1925) и актрисы Марии Николаевны Наблоцкой (1892-1969). — См.: Вагапова Ы. М. Русская театральная эмиграция в Центральной Европе и на Балканах. Очерки. СПб., 2007. С. 70-89.
22 Бершадская М. Л. Словенский театр 1918—1941 гг. и русская литература»... С. 192.
23 Видмар, Иоеип (1895-1992) —выдающийся словенский критик, эссеист, переводчик; в предвоенные годы редактор ряда словенских периодических изданий, с 1934 г. до начала Второй мировой войны работал в Люблянской Драме. В период Второй мировой войны был одним из создателей Освободительного фронта (ОФ) словенского народа. С 1949 г. академик Словенской академии наук и искусств, в 1952-1976 гг. — президент САНИ. Подробнее см.: NUK. Ljubljana. Fond J. Vidmarja. Korespondenca. Br. MS 1413/IV.
