CC BY
54
[The State and national identity: Globalization or internationalization?] Moscow, Librokom, 2013, 200 p.
3. Bek U. Chto takoe globalizatsiya? [What is globalization?]. Moscow, Progress-Traditsiya, 2001, 304 p.
4. Chumakov A.N. Metafizika globalizatsii. Kul'turno-tsivilizatsionnyy aspekt [Metaphysics of globalization. The cultural-civilizational aspect]. Moscow, Kanon, 2006, 516 p.
5. Ionin L.G. Sotsiologiya kul'tury [Sociology of culture]. Moscow, Logos, 1996, 278 p.
6. Drach G.V. Kul'tura [Culture]. In: Globalistika. Mezhdunarodnyy entsiklopedicheskiy slovar' [Globalistics. International encyclopedic dictionary]. Moscow, St.-Petersburg, New York, Elima, Piter, 2006, 1160 p., pp. 468-471.
7. Globalistika. Mezhdunarodnyy entsiklopedicheskiy slovar' [Globalistics. International encyclopedic
dictionary]. Moscow, St.-Petersburg, New York, Elima, Piter, 2006, 1160 p.
8. Materialy I Mezhdunarodnogo kongressa "Prostranstvo etnosa v sovremennom mire" [Proc. 1st Int. Cong. "The ethnic Space in the modern world"]. Grozny, Chechen State Univ. Press, 2014, 448 p., p. 48.
9. Jameson Fredric. New left rev, 1984, no. 146, pp. 62-87.
10. Malishevskaya N.A., Drach G.V. Naucnaâ mysl' Kavkaza, 2015, no. 3, pp. 7-15.
11. Heidegger M. Raboty i razmyshleniya raznykh let [Works and reflections of different years]. Moscow, Gnosis, 1993, 464 p.
12. Drach G.V. Kul'tura, tsivilizatsiya, istoriya [Culture, civilization, history]. In: Istoriya mirovykh tsivilizatsiy [History of world civilizations]. Moscow, Infra-M, 2016, pp. 6-20.
17 ноября 2016 г.
УДК 304.2
ПАТРИОТИЗМ КАК БАЗОВАЯ СТРУКТУРА МЕНТАЛЬНОЙ МАТРИЦЫ СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
А.В. Лубский, А.В. Сериков
Б01 10.18522/2072-0181-2016-88-4-35-15
В условиях глобализации, которая сопровождается гуманитарной интервенцией и ментальной экспансией Запада, особое внимание стали уделять ментальному измерению России как цивилизации [1]. Одним из таких измерений является ментальная матрица как когнитивная модель организации статичных элементов общественного сознания, основу которой составляют представления догматического характера. В связи с этим исследователи отмечают, что "догмат как первичная система априорного знания об основах мироздания и смысле человеческого существования устанавливает базовую структуру ментальной матрицы, определяет ее содержание" [2, с. 52].
Лубский Анатолий Владимирович - доктор философских наук, профессор кафедры теоретической социологии и методологии региональных исследований Института социологии и регионоведения Южного федерального университета, 344010, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: [email protected], т. 8(863)2641755;
Сериков Антон Владимирович - кандидат социологических наук, доцент кафедры теоретической социологии и методологии региональных исследований Института социологии и регионоведения Южного федерального университета, 344010, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: [email protected], т. 8(863)2641755.
Определяющим свойством ментальной матрицы является ее устойчивость и инвариантность, как к внешним, так и внутренним воздействиям. В силу этого ментальная матрица является когнитивной программой социального поведения в обществе. Благодаря ментальной матрице, индивиды или социальные группы, оказываясь в конкретной социальной ситуации, реагируют на нее соответствующим образом, придерживаясь при этом определенной модели социального поведения. Изучение этих моделей в рамках междисциплинарных научных исследований позволяет лучше понять особенности социально-коммуникативных практик в современной российском обществе [3].
Anatoliy Lubskiy - Southern Federal University, 160 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, tel. +7(863)2641755, e-mail: [email protected];
Anton Serikov - Southern Federal University, 160 Pushkinskaya Strууе, Rostov-on-Don, 344006, tel. +7(863) 2641755, e-mail: [email protected].
Социальное поведение, как подчеркивают исследователи, - это реакция социального актора ("человека действующего") или социальной группы на социальную ситуацию и на внешние социальные изменения в виде совокупности социальных действий, направленных на поддержание социального существования или адаптацию к социальной среде [4]. В науке существуют два альтернативных подхода к объяснению социального поведения человека: личностный и ситуационный. В научном дискурсе утвердилось также представление о том, что социальное поведение осуществляется на основе внутренних и внешних регулятивов. В связи с этим в изучении социального поведения доминируют диспозиционный и культурный подходы.
В настоящее время в изучении социального поведения наметилась тенденция, связанная с преодолением познавательной односторонности личностного и ситуационного, диспозиционного и культурного подходов. В русле этой тенденции социальное поведение человека не рассматривается как следствие давления социальной ситуации или индивидуальных черт его характера, его социальных ценностей, установок или культурной предрасположенности. Социальное поведение человека рассматривается как результат интерпретации актором социальной ситуации, приписывания ей в социальном контексте определенных значений и смыслов.
Интерпретация социальной ситуации и соответствующее социальное поведение осуществляются актором на основе ментальной программы, сформировавшейся в процессе социальной коммуникации. Структура этой программы включает аксиологические и ко-нативные компоненты: осознанные ценности и аттитюды, носящие диверсификационный характер, и неосознанные предпочтения и установки, обусловленные культурными константами. В этой программе в зависимости от социальной ситуации активизируются то рефлексивные, то нерефлексивные структуры, что сказывается на интерпретации актором социальной ситуации и его социальном поведении, которое, соответственно, может носить и осознанный и неосознанный характер.
Социальное поведение может быть индивидуальным или коллективным. Коллективное поведение принимает форму приспособления друг к другу индивидуальных действий:
каждый индивид, интерпретируя действия других, подстраивает под них свое действие, т.е. вписывается в общую модель коллективного поведения. Социальное поведение проявляется в действиях в различных сферах жизни общества и бывает, соответственно, экономическим, социальным, политическим, правовым, духовным.
В современной науке модели социального поведения иногда рассматриваются как короткие поведенческие сценарии, или образцы социальных действий. При этом исследователи подчеркивают, что модели социального поведения - это упрощенные представления реальности, к которым не предъявляются требования отражения реальности во всей полноте. В этом плане модель социального поведения - это когнитивный аналог практик социального поведения индивидуального или коллективного характера, обусловленного ментальной программой. При этом неосознанные структуры ментальной программы определяют нормативную модель коллективного поведения, зависящего от общепринятых культурных ценностей и норм, а осознанные структуры - выбор модальных моделей индивидуального поведения, статистически наиболее распространенных в обществе.
Повышенный интерес к гражданственности и патриотизму как базовым структурам ментальной матрицы социального поведения в российском обществе был обусловлен, с одной стороны, модернизационными практиками, развернувшимися на рубеже веков, с другой - поиском пути национального развития в условиях глобализации, актуализировавшим проблематику, связанную с цивилизационной спецификой России [5]. Эта специфика состоит в том, что доминантной формой интеграции в ней выступает государственность как государственно-организованная форма российского общества [6], задающая в его гетерогенном социокультурном пространстве единый нормативно-ценностный порядок, или символический универсум [7].
Доминирование в этом пространстве го-сударствоцентристских ценностей способствовало формированию в российском обществе национально-государственной идентичности и такой ментальной матрицы социального поведения, в структуре которой, наряду с этатизмом, патернализмом и державностью, особое значение стал приобретать патриотизм, который в дискурсивных практиках напол-
няется определенной смысловой нагрузкой, обусловленной национальной культурно-исторической спецификой.
В целом "патриотизм" сегодня представляет собой концепт, который "как акт памяти ориентирован в прошлое, как акт воображения - в будущее, как акт суждения - в настоящее" [8, с. 49]. Поскольку "патриотизм" является концептом, то некоторые специалисты предлагают сделать его предельно конвенциональным и называть патриотами любую группу, претендующую на такое название, даже если она не является реальной или устойчивым образованием [9].
Существует множество разновидностей теорий патриотизма, и даже сама классификация этих концепций весьма затруднительна, и поэтому является предметом специальных исследований [10]. В понимании специалиста в области нации и межнациональных отношений К. Вердери, потребность в развитии патриотизма стала результатом развития общественной потребности в символизации нации в процессе обсуждений "множества значений, выдвигаемых в качестве альтернатив и оспариваемых различными группами, которые маневрируют, пытаясь застолбить свое право на определение символа и его легитимирующие воздействия" [11, с. 40]. Патриотизму придается символическое значение, т.е. его нельзя представлять в сумме текущих запросов общественной жизни. Он конструировался и пропагандировался с помощью таких институтов как воинская повинность, пограничная демаркация, государственная религия, газеты, радио и телевидение, общий рынок и пр.
У. Мак-Нейл утверждает, что патриотизм - это феномен, характерный для определенного периода истории, эпохи модерна на Западе. Этот феномен не был известен эпохам, предшествующим современности [12]. Точку зрения на патриотизм как на "внутреннюю колонизацию" и характеристику наций проясняет У. Альтерматт, который подчеркивает, что в Х1Х-ХХ вв. патриотизм, наряду с национализмом, занял место религии. Патриотическое чувство в качестве функционального элемента националистического взяло на себя интегративную функцию, которую в средневековом социуме выполняла религия. Таким образом, патриотизм заменил собой религию в качестве интегрирующей силы современного общества, формирующей наци-
ональную общность. У. Альтерматт указывает, что патриотизм содержит множество квазирелигиозных элементов, которые проявляются как сакрально-литургические формы, например, национальный флаг и гимн страны [13].
Придерживаясь концепции гражданской нации, индифферентной к этническому, языковому, культурному наполнению, Ю. Хабермас считает, что патриотизм отнюдь не должен "основываться на фундаменте общих для всех граждан этнических, языковых и культурных истоков". Можно сказать, что патриотизм не имеет национальности, это специфически политическая универсальная система, в рамках которой могут объединяться люди любой этнокультурной и лингвистической принадлежности, от которых требуется только политическая социализация и идентичность. В этом смысле патриотизм возможен в рамках своего рода денационализированных национальных государств. Ю. Хабермас назвал это "конституциональным патриотизмом", указывая на то, что политическая лояльность -это скорее набор институциональных структур, чем дополитическая культура или надполити-ческая солидарность [14, с. 59]. Патриотизм в таком значении связывает политическую идентичность и обязательства по отношению к государству с существованием коллективной национальной единицы, которая достигает политической субъективности с помощью государства. В свою очередь легитимность государства обеспечивается постоянной ссылкой на интересы нации. Предлагая обществу "целерациональное действие" в терминологии К. Манхейма [15], традиционный патриотизм признает благо государства как высшую ценность и смысл повседневного существования людей.
В рамках теории рационального выбора патриотизм рассматривается как результат действий эгоистичных акторов, которые стремятся максимизировать собственные преимущества в отношениях с другими нациями (к примеру, вождь итальянского фашизма Б. Муссолини ожидал от внесения патриотических чувств в фашистское движение приумножения его "коллективной мощи"). Р. По-зен утверждает, что патриотизм возникает как инструментальная потребность лидеров государств: "создается государствами с ясной целью улучшения своих военных возможностей". Как идеология народного суверенитета, патриотизм помог оправдать требования моби-
лизованных масс на политическое равенство и восходящую социальную мобильность [16].
При изучении патриотизма важным является не только вопрос о том, что такое патриотизм, но и как он "проявляет себя в качестве практической категории... в качестве когнитивной структуры? Что создает более или менее эффективное или резонирующее использование подобной категории государствами или против государств? Что делает попытки политических предпринимателей пробудить или способствовать возникновению нации в наибольшей вероятности успешными?" [17, с. 63].
В рамках неоинституционального подхода патриотизм рассматривается как совокупность правил поведения, фиксирующих социальные отношения между индивидом, территорией (родиной) и государством. Современные российские неоинституционалисты указывают, что патриотизм выполняет функции регулирования количества ограниченных социальных ресурсов, необходимых для нормального функционирования социума. Патриотизм означает своеобразное "закрепощение" человека с территорией в идентификационном и институциональном отношениях. Поэтому основными угрозами для патриотизма являются любые формы социальной идентификации, которые носят кросс-территориальный характер или в которых вообще отсутствует "связь с родной почвой". В этом смысле институционально предсказуемым является ослабевание патриотических настроений по мере развития общества и неизбежность возникновения идеологии "граждан мира" [18].
В России слова "патриот" и "патриотизм" были заимствованы в эпоху Петра I из французского языка, в котором "patriote" означало "соотечественник". На протяжении российской истории слово патриотизм имело, как правило, положительную смысловую нагрузку, поскольку в основе его определения лежала концепция "любви к своей стране". На протяжении российской истории слово патриотизм имело, как правило, положительную смысловую нагрузку, основанную на "любви к Родине". Патриотизм, во многом основанный на чувстве органической принадлежности к родине и народу, предполагает также гордость за свою страну. Одна из важнейших характеристик патриотизма - это "готовность и способность гражданина к активным действиям во имя блага отечества".
Патриотизм в России - это любовь к Родине, ее прошлому и настоящему, это -вера в ее будущее. Как отмечал И. А. Ильин, любовь к прошлому, своим предкам, истории своего народа порождает в человеке здоровую гражданственность, чувство Родины. И лишь духовно и национально самоутвердившемуся человеку доступна та высота, с которой перед ним открывается всечеловечность. Вместе с тем патриотизм, как писал в свое время еще Н.М. Карамзин, не должен ослеплять нас; любовь к отечеству есть действие ясного рассудка, а не слепая страсть. Поэтому патриотизм в России - это не только чувство, любовь и страсть, но и разум, и ответственность. И в этом смысле патриотизм в России - это патриотизм просвещенный (разумный) и гражданственный (ответственный). Патриотизм в России - это также патриотизм толерантный, но не просто терпимо равнодушный к чужим различиям, а готовый усваивать лучшее в этих различиях и использовать его в своей жизнедеятельности. В этом плане патриотизм в России не может уживаться с неприязнью к отдельным народностям и другим нациям [19].
Вместе с тем многие интеллектуалы и на Западе и в России испытывают негативное к нему отношение, обусловленное тем, что часто патриотизм смешивают с национализмом. На это обратил внимание еще В.С. Соловьев, показавший "внутреннее противоречие между истинным патриотизмом, желающим, чтобы Россия была как можно лучше, и фальшивыми притязаниями национализма, утверждающего, что она и так всех лучше" [20]. Л.Н. Толстой, с одной стороны, в "Севастопольских рассказах" явственно различает "войну дворянскую" и "войну народную" со свойственными каждой из них ценностями, в том числе - и с разным толкованием патриотизма: циничного патриотизма верхов и естественного патриотизма низов. С другой - в книге "Христианство и патриотизм" он пишет: "Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых - отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти ... Патриотизм есть рабство" [21].
Написать так у Л.Н. Толстова были веские культурологические основания, обуслов-
ленные тем, что в основе нормативной модели коллективного поведения в российском обществе лежат такие структуры ментальной матрицы, как политические предпочтения и предрасположенность перемещать решение всех жизненных проблем, в том числе и приватных, в государственно-политическую сферу [22]. В такой ментальной матрице доминирует установка "быть как все", сопровождаемая усвоением принятых в обществе образцов коллективного поведения, которые рассматриваются как единственно возможные. Установка "быть как все", с одной стороны, избавляет индивидов, входящих в коллективное сообщество, от ответственности за свои действия, с другой - порождает стремление обратиться за помощью к "старшему", прежде всего, к государству. Отсюда в ментальной программе коллективного поведения появляется такая предрасположенность, как "жить в сильном государстве", берущим на себя функции защиты интересов человека и его социальной мобилизации [23, с. 82].
Стремление "быть как все" проявляется также в том, что ответственность как внутренняя парадигма коллективного поведения и форма его контроля заменяется строгим следованием внешним предписаниям - стандартам социального действия. Ориентация коллективного поведения на социальные стандарты заменяет у входящих в коллективное сообщество индивидов внутренние формы контроля внешними, поэтому характерной чертой нормативной модели коллективного поведения является постоянное стремление индивидов перекладывать ответственность за свою судьбу и свои действия на государство или социум, к которому они принадлежат.
Коллективное сообщество чувствует себя комфортно лишь в ситуации социальной определенности, где существуют конкретные предписания, что и как делать. Поэтому в его ментальной программе доминируют такая установка, как "страсть к порядку", который ассоциируется с наличием определенных социальных предписаний и необходимостью их строгого выполнения. Эти предписания наделяются, как правило, административным смыслом: тот или иной способ действий должен быть разрешен "сверху" инструкциями и законами. "Страсть к порядку" в ментальной программе сопряжена с этатизмом и порождает в ней, с одной стороны, антиличностную установку, нетерпимость ко всякой индивидуальности, а с другой - готовность всегда поддерживать государственную власть
в деле "наведения порядка". В основе ценностей и установок ментальной программы нормативной модели коллективного поведения лежат этатистско-патерналистские представления о том, что государство является "творцом" всех общественных отношений и должно опекать общество и человека [24].
Такие структуры ментальной матрицы социального поведения в российском обществе делают ее достаточно восприимчивой для идей квасного (казенного) патриотизма. Поэтому некоторые современные исследователи, критикуя космополитический нигилизм и самодовольство квасного патриотизма, акцентируют внимание на ценностях и традиция российского "сознательного патриотизма", сочетающего, по их мнению, любовь к Отчизне с мужеством признания исторической правды. При этом они стремятся показать, что любовь к Родине, не отменяет права отличать добро и зло в российской истории [25].
Искаженная интерпретация патриотизма может привести к негативным для общества последствиям. Потенциально это может произойти, если идея патриотизма монополизируется какой-либо группой для достижения собственных целей, что нередко приводит к ограничению свободы критической мысли. Активизация патриотических настроений при определенных условиях может привести к тому, что патриотизм начинает обретать негативные черты национализма, проявляющиеся, в частности, в ксенофобии и нетерпимости по отношению к "чужакам". Поэтому надо различать риторику "официального патриотизма" властей и патриотизм как феномен общественного сознания в России [26].
Как же сами понимают патриотизм современные россияне? В октябре 2013 г. "Левада-центром" был проведен опрос общественного мнения на тему "Патриотизм в представлениях россиян", который показал, что 69 % россиян считают себя патриотами. При этом "быть патриотом" для них означало: любить свою страну - 59 %; защищать свою страну от любых нападок и обвинений - 21; стремиться к изменению положения дел в стране для того, чтобы обеспечить ей достойное будущее - 21; считать, что твоя страна лучше, чем другие страны - 21; работать (действовать во благо) для процветания страны - 21; говорить о своей стране правду, какой бы горькой она ни была - 11; считать, что у твоей страны нет недостатков - 6 % [27].
В апреле 2015 г. на обсуждение был вынесен новый проект программы "Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2016-2020 годы", нацеленный на повышение эффективности патриотического воспитания в стране и "формирование высокого патриотического сознания". В связи с этим социологи "Левада-центра" провели опрос общественного мнения, в который были включены вопросы, нацеленные на выяснение того, являются ли россияне патриотами и кто должен определять, что такое патриотизм. В условиях роста патриотических умонастроений, усилившихся после воссоединения Крыма с Россией, 78 % респондентов ответили, что считают себя патриотами. При этом 80 % россиян считают, что каждый должен сам для себя определять, что значит быть патриотом. Лишь 13 % населения согласны с тем, что государство должно выполнять функцию определения патриотизма.
Исследования, проведенные Институтом социологии РАН, свидетельствуют о том, что одной из фундаментальных основ патриотизма выступает комплекс позитивных чувств, связанных с восприятием современной России. Независимо от национальности большинство россиян, как пишет М.К. Горшков, "воспринимают свою страну с любовью, гордостью и уважением (эти чувства испытывают 67 % русских и 65 % нерусских россиян) [28]. Вместе с тем он отмечает, что "патриотизм у нас не слишком-то критичный и самокритичный. Да, 92-97 % соглашаются, что патриот должен "любить свою страну", гордиться ею и стараться "улучшить в ней жизнь". Однако каждый третий уверен, что не надо говорить о недостатках своей страны, каждый пятый не считает проявлением патриотизма высказывание "о стране правды, какой бы она ни была" [28, с. 417].
В целом социологические опросы обнаруживает не только представления россиян о патриотизме, но то, что их патриотизму сегодня явно недостает гражданственности, и поэтому в обществе ощущается дефицит низовой субъектности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Лубский А.В. Государство -цивилизация и наци-онально-цивилизационная идентичность в России // Гуманитарий Юга России. 2015. № 2. С. 30-45.
2. Бухарин С.Н., Ракитянский Н.М. Ментальная матрица политической элиты в контексте теории информационного поля // Информационные войны. 2011. № 1 (17). С. 52-58
3. Лубский А.В. Междисциплинарные научные исследования: когнитивная "мода" или социальный "вызов" // Социологические исследования. 2015. № 10. С. 3-11
4. Лубский Р.А. Государственность и модели социального поведения в современной России // Научная мысль Кавказа. 2014. № 1. С. 32-40; Колесникова Е.Ю. Социальное поведение в ракурсе классических и современных подходов в гуманитарном знании // Философия права. 2016. № 4. С. 59-64; Колесникова Е.Ю., Беспалова А.А. Социальное поведение как предмет научно-исследовательских практик // Социально-гуманитарное знание. 2016. № 7. С. 59-67.
5. Лубский А.В. Цивилизационный дискурс в условиях глокализации // Философия права. 2016. № 2. С. 65-69; Лубский Р.А. Государственность и патернализм в России // Философия права. 2012. № 6 (55). С. 19-21; Он же. Этатизм как принцип взаимодействия человека и государства в России // Историческая и социально-образовательная мысль. 2012. № 6. С. 156-157.
6. Лубский Р.А. Государственность в России: проблемы изучения в контексте методологии системного исследования // Философия права. 2011. № 4. С. 23-26; Он же. Российская государственность как социальная реальность / Отв. ред. Ю.Г. Волков. Ростов н/Д: Фонд науки и образования, 2014. 292 с.
7. История России в вопросах и ответах. Изд. 2-е, исправл. и дополн. Ростов н/Д: Феникс, 1999. С. 49-57; Лубский А.В. Государство -цивилизация и национально-цивилизационная идентичность в России // Гуманитарий Юга России. 2015. № 2. С. 30-45.
8. Веряскина В.П. Концепт "образцового человека" // Человек. 2004. № 4. С. 49-63
9. Hroch M. Social Preconditions of National Revival in Europe: A Comparative Analysis of the Social Composition of Patriotic Groups among the Smaller European Nations. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1985. 220 p.
10. Doob L.W. Patriotism and Nationalism: Their Psychological Foundations. New Haven, CT: Yale University Press, 1964. 298 p.
11. Verdery K. Whither 'Nation' and 'Nationalism'? // Daedalus. Summer 1993. Vol. 122. № 3. P. 37-46.
12. McNeil W. Polyethnicity and National Unity in World History. Toronto: University of Toronto Press, 1986. 86 p.
13. Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М.: РГГУ, 2000. 366 c.
14. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М.: Наука. 1992. 176 c.
15. Манхейм К. Диагноз нашего времени. М: Республика. 1996. 608 c.
16. Posen B.R. Nationalism, the Mass Army, and Military Power // International Security. Fall 1993. Vol. 18. № 2. P. 80-124.
17. Брубейкер Р. Именем нации: размышления о национализме и патриотизме // Ab Imperio. 2006. № 2. С. 59-79.
18. Барбашин М.Ю. Институциональная демократия и социальные дилеммы: опыт постсоветских трансформаций. Saarbrucken, Germany: LAP Lambert Academic Publishing, 2011. С. 123-126.
19. Лубский А.В. Можно ли совместить гражданские ценности с патриотизмом в России? // Партнерство университета и школы в сфере формирования гражданских ценностей и патриотизма. Ростов н/Д: Издательство Фонд науки и образования, 2015. С. 10-19.
20. Соловьев В.С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории // В.С. Соловьев. Соч. в 2 т. Т. 2. М.: Мысль. 1988. С. 635-762; См. также: Флоровский Г. О патриотизме праведном и греховном // Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. В 2 т. Т. 1. М.: Искусство, 1994. 540 с. С. 85-124.
21. Библиотека Гумер. [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/ Culture/Article/Tolst_HrPatr.php (дата обращения 3.11.2016)
22. Ильин В.В., Панарин А.С. Бадовский Д.В. Политическая антропология. М.: Изд-во МГУ, 1995. С. 108-109.
23. Молодцов А. К вопросу о социологических прогнозах в политике // Информационный бюллетень "Персонал". 1991. № 5. С. 79-86.
24. Лубский А.В., Лубский Р.А. Этатизм и патернализм как культурные маркеры цивилизационной идентичности в России // Гуманитарий Юга России. 2013. № 3. С. 90-103.
25. Ципко А.С. Ценности и борьба сознательного патриотизма. М.: ЛКИ, 2009. 288 с.
26. Барбашин М.Ю., Барков Ф.А. Быкадоров Ю.Г., Монастырский Д.В., Садко Д.О., Сериков А.В., Черноус В.В., Чуев С.В. Патриотическое воспитание молодежи Ростовской области: проблемы, перспективы и новые подходы: коллективная монография / Отв. ред. Ю.Г. Волков. Ростов н/Д.: Изд-во "МарТ", 2013. 160 с. С. 45.
27. Патриотизм в представлениях россиян // "Левада-центр". [Электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/19-11-2013/patriotizm-v-predstavleniyakh-rossiyan (дата обращения 3.11.2016)
28. Горшков М.К. Российское общество как оно есть: (опыт социологической диагностики): В 2 т. Т. 2. Изд. 2-е, перераб. и доп. М.: Новый хронограф, 2016. 672 с.
REFERENCES
1. Lubskiy A.V. Gumanitariy Yuga Rossii, 2015, no. 2, pp. 30-45.
2. Bukharin S.N., Rakityanskiy N.M. Informatsionnye voyny, 2011, no.1 (17), pp. 52-58.
3. Lubskiy A.V. Sotsiologicheskie issledovaniya, 2015, no. 10, pp. 3-11.
4. Lubskiy R.A. Naucnaâ mysl' Kavkaza, Naucnaâ mysl' Kavkaza, 2014, no. 1, pp. 32-40; Kolesnikova E.Yu. Filosofiya prava, 2016, no. 4, pp. 59-64; Kolesnikova E.Yu., Bespalova A.A. Sotsial'no-gumanitarnoe znanie, 2016, no. 7, pp. 59-67.
5. Lubskiy A.V. Filosofiya prava, 2016, no. 2, pp. 6569; Lubskiy R.A. Filosofiya prava, 2012, no. 6 (55), pp. 19-21; Lubskiy R.A. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl', 2012, no. 6, pp. 156-157.
6. Lubskiy R.A. Filosofiya prava, 2011, no. 4, pp. 2326; Lubskiy R.A. Rossiyskaya gosudarstvennost' kak sotsial'naya real'nost' [Russian statehood as social reality]. Ed. by Yu.G. Volkov. Rostov-on-Don, the Foundation of Science and Education, 2014, 292 p.
7. Istoriya Rossii v voprosakh i otvetakh [Russian history in questions and answers]. 2nd ed. Rostov-on-Don, Feniks, 1999, pp. 49-57; Lubskiy A.V. Gumanitariy Yuga Rossii, 2015, no. 2, pp. 30-45.
8. Veryaskina V.P. Chelovek, 2004. no. 4, pp. 49-63
9. Hroch M. Social Preconditions of National Revival in Europe: A Comparative Analysis of the Social Composition of Patriotic Groups among the Smaller European Nations. Cambridge, UK, Cambridge University Press, 1985, 220 p.
10. Doob L.W. Patriotism and Nationalism: Their Psychological Foundations. New Haven, CT, Yale University Press, 1964, 298 p.
11. Verdery K. Daedalus, Summer 1993, vol. 122, no. 3, pp. 37-46.
12. McNeil W. Polyethnicity and National Unity in World History. Toronto, University of Toronto Press, 1986, 86 p.
13. Al'termatt U. Etnonatsionalizm v Evrope [Ethnonationalism in Europe]. Moscow, RGGU, 2000, 366 p.
14. Khabermas Yu. Demokratiya. Razum. Nravstvennost' [Democracy. Mind. Morality]. Moscow, Nauka. 1992, 176 p.
15. Mankheym K. Diagnoz nashego vremeni [The diagnosis of our time] Moscow, Respublika. 1996. - 607 p.
16. Posen B.R. International Security, Fall 1993, vol. 18, no. 2, pp. 80-124.
17. Brubeyker R. Ab Imperio, 2006, no. 2, pp. 59-79.
18. Barbashin M.Yu. Institutsional'naya demokratiya i sotsial'nye dilemmy: opyt postsovetskikh transformatsiy. Saarbrucken, Germany, LAP Lambert Academic Publishing, 2011, pp. 123-126.
19. Lubskiy A.V. Mozhno li sovmestit' grazhdanskie tsennosti s patriotizmom v Rossii? In: Partnerstvo universiteta i shkoly v sfere formirovaniya grazhdanskikh tsennostey i patriotizma [The partnership of University and schools in the field of formation of civil values and patriotism]. Rostov-on-Don, the Foundation of Science and Education, 2015, pp. 10-19.
20. Solov'ev V.S. Tri razgovora o voyne, progresse i kontse vsemirnoy istorii [Three conversations on war, progress and the end of world history]. In: V.S. Solov'ev. Sochineniya [Works]. In 2 vol. Vol. 2. Moscow, Mysl', 1988, pp. 635-762; See also:
Florovskiy G. O patriotizme pravednom i grekhovnom [About patriotism, righteous and sinful]. In: Russkaya ideya. V krugu pisateley i mysliteley russkogo zarubezh 'ya [Russian idea. In the circle of writers and thinkers of the Russian Diaspora]. In 2 vol. Vol. 1. Moscow, Iskusstvo, 1994, 540 p., pp. 85-124.
21. Biblioteka Gumer [The library of Gumer], available at: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/ Culture/Article/Tolst_HrPatr.php (accessed 3 November 2016).
22. Il'in V.V., Panarin A.S. Badovskiy D.V. Politicheskaya antropologiya [Political anthropology] Moscow, Moscow State Univ. Press, 1995, pp. 108-109.
23. Molodtsov A. Informatsionnyy byulleten' "Personal", 1991, no. 5, pp. 79-86.
24. Lubskiy A.V., Lubskiy R.A. Gumanitariy Yuga Rossii, 2013, no. 3, pp. 90-103.
25. Tsipko A.S. Tsennosti i bor'ba soznatel'nogo patriotizma [Values and fight of conscious patriotism] Moscow, LKI, 2009, 288 p.
26. Barbashin M.Yu., Barkov F.A. Bykadorov Yu.G., Monastyrskiy D.V., Sadko D.O., Serikov A.V., Chernous V.V., Chuev S.V. Patrioticheskoe vospitanie molodezhi Rostovskoy oblasti: problemy, perspektivy i novye podkhody: kollektivnaya monografiyan [Patriotic education of youth of the Rostov region: problems, prospects and new approaches: collective monograph]. Ed. by Yu.G. Volkov. Rostov-on-Don, MarT, 2013, 160 p., p. 45.
27. Patriotizm v predstavleniyakh rossiyan [Patriotism in representations of Russians], available at: http://www.levada.ru/19-11-2013/patriotizm-v-predstavleniyakh-rossiyan (accessed 3 November 2016)
28. Gorshkov M.K. Rossiyskoe obshchestvo kak ono est': (opyt sotsiologicheskoy diagnostiki) [The Russian society as it is: experience of sociological diagnostics]. In 2 vol. Vol. 2. 2nd ed. Moscow, Novyy khronograf, 2016, 672 p.
23 ноября 2016 г.
УДК 327.88
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ НЕСТАБИЛЬНОСТИ И ПРОДУЦИРОВАНИЯ ЭКСТРЕМИЗМА И ТЕРРОРИЗМА В ЮЖНОМ МАКРОРЕГИОНЕ
В.А. Авксентьев, М.В. Тарасова
DOI 10.18522/2072-0181-2016-88-4-42-48
Юг России, входящий в более широкий геополитический регион - Азово-Причерно-морье-Прикаспий, - является с одной стороны важнейшим геополитическим центром, а с другой - территорией с исключительно сложной этнической и конфессиональной структурой населения. Из сочетания этих факторов возникает резонансный эффект, вызывающий постоянный повышенный уровень конфликтности. Геополитическая роль южного макрорегиона России в сочетании с высоким уровнем внутренней конфликтности обусловили превращение его в одну из зон нестабильности в России. Основными геополитиче-
Авксентьев Виктор Анатольевич - заведующий отделом политологии и конфликтологии Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук (ИСЭГИ ЮНЦ РАН), 344006, г. Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41, e-mail: [email protected];
Тарасова Марина Васильевна - Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук (ИСЭГИ ЮНЦ РАН), 344006, г. Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41, e-mail: [email protected], т. 8(863)2509816.
скими игроками на Кавказе являются Россия и США, интересы которых нередко приходят в состояние острой конкуренции. Геополитические устремления США направлены на контроль морской акватории и прибрежных зон, а также территорий богатых углеводородами. В первоочередную зону интересов США попадают российское Предкавказье и Южный Кавказ, Средиземное море, Крым, Центральная Азия, Ирак, Иран, Афганистан.
Оказавшись после распада СССР единственным глобальным игроком, США понимали, что такое положение не вечно и рассматривали Китай как потенциального глобального геополитического конкурента. Однако
Viktor Avksentev - The Institute for Socio-Economic Studies and Humanities of the Southern Scientific Center of Russian Academy of Science, 41, Chekhov Avenue, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected];
Marina Tarasova - The Institute for Socio-Economic Studies and Humanities of the Southern Scientific Center of Russian Academy of Science, 41, Chekhov Avenue, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], tel. +7(863)2509816.
