CC BY
81
кретной статичной идее. Фундаменталисты лишь утверждают, что эти идеи, несомненно, имеют место в "несущих конструкциях" бытия как нечто самоочевидное. Поэтому радикальное отношение к фундаментализму также может быть пересмотрено в зависимости от условий использования данного понятия.
Таким образом, проблема истины в постмодерне тесно соотносится с естественной необходимостью изменения границ традиционной академической терминологии. Множество методологических концептов, рассматриваемых в парадигме постмодерна, при кажущейся маргинальности, наиболее органично отражают социальные трансформации. Вполне естественно, что "дух времени" привносит весьма существенные корректировки в используемые наукой дефиниции объектов, служащие для описания универсума и выяснения его коренных закономерностей развития. И, если с аксиологической точки зрения относительность истины как индивидуальный выбор несет значительное количество минусов, то с точки зрения науки релятивность позволяет существенно расширить поле эпистемологических поисков, углубить наше знание в сфере информационного и виртуального пространства, экстраполировать принципы системного моделирования объектов на область гуманитарного знания, и, в результате, открыть новые горизонты в понимании сущности вещей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Грицанов А.А., Можейко М.А. Постмодернизм. Минск: Книжный Дом, 2001. 1040 с.
2. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструкти-визм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. 210 с.
3. Дианова В.М. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб.: Петрополис, 1999. 240 с.
4. Маркова Л.А. Философия из хаоса. М.: Канон, 2004. 384 с.
5. Рубцов А.В. Архитектоника постмодерна // Вопросы философии. 2012. № 4. С. 34-44.
6. Powell J., Owen T. Reconstructing Postmodernism: Critical Debates. N.Y.: Nova Science Publishers, Inc., 2013. 200 с.
7. Silverman M. Facing Postmodernity: Contemporary French Thought (Social Futures Series). London: Routledge, 2012. 210 с.
8. Morawski S., Bauman Z. The troubles with postmodernism. London: Routeledge, 2013. 60 с.
9. Geddes J. Evil after postmodernism: histories, narratives and ethics. London: Routledge, 2013. 200 с.
10. Uduigwomen A. Philosophical Objections to the Knowability of Truth: Answering Postmodernism // Quodlibet Journal: Volume 7 Number 2, April -June 2005. ISSN: 1526-6575. [Электронный ресурс]. URL: http://www.quodlibet.net/articles/uduigwomen-postmodernism.shtml.
11. Zima P. Modern/Postmodern: Society, Philosophy, Literature. N.Y.: Bloomsbury Academic, 2012. 328 p.
12. Дугин А.Г. Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли. М.: Евразийское движение, 2009. 704 с.
13. Вельш В. Наш постмодерний модерн. Киев: Альтерпрес, 2004. 328 c.
28 октября 2013 г.
УДК 316.3
ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ И МОДЕЛИ СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Р.А. Лубский
В повседневных практиках социальное поведение людей далеко не всегда согласуется с осознанными их намерениями и планами социальных действий. Кроме того, люди, попадая в одну
Лубский Роман Анатольевич — кандидат философских наук, доцент, докторант кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России, 350005, г. Краснодар, ул. Ярославская, 128, e-mail: [email protected], т. 8(861)2583516.
и ту же социальную ситуацию, по-разному реагируют на нее, обнаруживая при этом различные модели социального поведения. Изучение этих моделей позволяет лучше понять особенности социально-коммуникативных
Roman Lubsky - PhD in Philosophy, associate professor, doctoral candidate of the Department of Philosophy and Sociology at the Ministry of Internal Affairs Krasnodar University of Russia, 128, Yaroslavskaya Street, Krasnodar, 350005, e-mail: [email protected], tel. +7(861)2583516.
практик в современной российском обществе, сложившиеся в нем в результате регенерации государствоцентричной матрицы развития [1]. В связи с этим активизировался интерес ученых к изучению российской государственности [2]. Однако проблематика, связанная с влиянием государственности на модели социального поведения в современной России, еще не стала предметом научно-исследовательских практик.
Влияние государственности на модели социального поведения обусловлено, с одной стороны, типом общества, к которому относится Россия, с другой - ролью государственности в ее развитии. В современной науке выделяют экономический тип общества, в котором преобладают экономические факторы и рационализм, и политический тип, где доминируют политические факторы и па-тримониализм. Россия по многим параметрам относится к политическому обществу, однако в нем, как отмечают исследователи, длительные периоды политической стимуляции сменялись относительно короткими периодами экономической модернизации [3, с. 5].
Государственность представляет собой государственно-организованную форму общества, включающую государственно-правовые структуры и институты, национально-государственную идею и социальные практики ее реализации. Государственно-правовые структуры и институты, осуществляющие управление обществом, выполняют интеграционную, мобилизационную и регулятивную функции. Национально-государственная идея, как санкционируемая государством система представлений об идеалах и долговременных целях развития общества, формирует в нем единый символический универсум и нормативно-ценностный порядок, определяющий принципы взаимодействия государства с обществом и человеком.
Государственность задает российскому обществу, с одной стороны, мобилизационный вектор его развития, с другой - перманентно инициирует в нем модернизационные процессы. В результате развитие российского общества носит гибридный - мобилизацион-но-модернизационный - характер. В условиях такого развития общества, в рамках символического универсума и нормативно-ценностного порядка складываются ментальные программы, обусловливающие модели социального поведения.
Социальное поведение - это реакция социального актора ("человека действующего") или социальной группы на социальную ситуацию и на внешние социальные изменения в виде совокупности социальных действий, направленных на поддержание социального существования или адаптацию к социальной среде. В науке существуют два альтернативных подхода к объяснению социального поведения человека: личностный и ситуационный [4]. В научном дискурсе утвердилось также представление о том, что социальное поведение осуществляется на основе как внутренних, так и внешних регулятивов. В связи с этим в изучении социального поведения доминируют диспозиционный и культурный подходы [5].
В настоящее время в изучении социального поведения наметилась тенденция, связанная с преодолением познавательной односторонности личностного и ситуационного, диспозиционного и культурного подходов. В русле этой тенденции социальное поведение человека не рассматривается как следствие давления социальной ситуации или индивидуальных черт его характера, его социальных ценностей, установок или культурной предрасположенности. Социальное поведение человека рассматривается как результат интерпретации актором социальной ситуации, приписывания ей в социальном контексте определенных значений и смыслов.
Интерпретация социальной ситуации и соответствующее социальное поведение осуществляются актором на основе ментальной программы, сформировавшейся в процессе социальной коммуникации. Структура этой программы включает аксиологические и ко-нативные компоненты: осознанные ценности и аттитюды, носящие диверсификационный характер, и неосознанные предпочтения и установки, обусловленные культурными константами. В этой программе в зависимости от социальной ситуации активизируются то осознанные, то неосознанные структуры, что сказывается на интерпретации актором социальной ситуации и его социальном поведении, которое, соответственно, может носить как осознанный, так и неосознанный характер.
Социальное поведение может быть индивидуальным или коллективным. Коллективное поведение принимает форму приспособления друг к другу индивидуальных действий:
каждый индивид, интерпретируя действия других, подстраивает под них свое действие, т.е. вписывается в общую модель коллективного поведения. Социальное поведение проявляется в действиях в различных сферах жизни общества и бывает, соответственно, экономическим, социальным, политическим, правовым, духовным.
В современной науке модели социального поведения иногда рассматриваются как короткие поведенческие сценарии [6], или образцы социальных действий. При этом исследователи подчеркивают, что модели социального поведения - это упрощенные представления реальности, к которым не предъявляются требования отражения реальности во всей полноте [7]. В этом плане модель социального поведения - это когнитивный аналог практик социального поведения индивидуального или коллективного характера, обусловленного ментальной программой. При этом неосознанные структуры ментальной программы определяют нормативную модель коллективного поведения, зависящего от общепринятых культурных ценностей и норм, а осознанные структуры - выбор модальных моделей индивидуального поведения, статистически наиболее распространенных в обществе.
Нормативная модель коллективного поведения в обществе носит неосознанный характер, и поэтому с трудом поддается трансформации. Эта модель является продуктом эволюции российской цивилизации, матрицей которой выступает государственность, и социоцентрист-ского общества, в котором человек поглощен государством, и у него нет иного выбора, кроме как принадлежать государству и выполнять предписанные ему социальные роли [8].
В основе нормативной модели коллективного поведения лежат такие структуры ментальной программы, как политические предпочтения и предрасположенность перемещать решение всех жизненных проблем, в том числе и приватных, в государственно-политическую сферу [9]. В такой ментальной программе доминирует установка "быть как все", сопровождаемая усвоением принятых в обществе образцов коллективного поведения, которые рассматриваются как единственно возможные. Установка "быть как все", с одной стороны, избавляет индивидов, входящих в коллективное сообщество, от ответственности за свои действия, с другой - порождает стремление обратиться
за помощью к "старшему", прежде всего к государству. Отсюда в ментальной программе коллективного поведения появляется такая предрасположенность, как "жить в сильном государстве", берущим на себя функции защиты интересов человека и его социальной мобилизации [10, с. 82].
Стремление "быть как все" проявляется также в том, что ответственность как внутренняя парадигма коллективного поведения и форма его контроля заменяется строгим следованием внешним предписаниям - стандартам социального действия. Ориентация коллективного поведения на социальные стандарты заменяет у входящих в коллективное сообщество индивидов внутренние формы контроля внешними, поэтому характерной чертой нормативной модели коллективного поведения является постоянное стремление перекладывать индивидами ответственность за свою судьбу и свои действия на государство или социум, к которому они принадлежат.
Коллективное сообщество чувствует себя комфортно лишь в ситуации социальной определенности, где существуют конкретные предписания, что и как делать. Поэтому в его ментальной программе доминируют такая установка, как "страсть к порядку", который ассоциируется с наличием определенных социальных предписаний и необходимостью их строгого выполнения. Эти предписания наделяются, как правило, административным смыслом: тот или иной способ действий должен быть разрешен "сверху" инструкциями и законами. "Страсть к порядку" в ментальной программе сопряжена с этатизмом и порождает в ней, с одной стороны, антиличностную установку, нетерпимость ко всякой индивидуальности, а с другой - готовность всегда поддерживать государственную власть в деле "наведения порядка".
В основе ценностей и установок ментальной программы нормативной модели коллективного поведения лежат этатистско-патер-налистские представления о том, что государство является "творцом" всех общественных отношений и должно опекать общество и человека [11]. Эти представления складывались на основе воспроизводства патриархальной идеи отношения человека и власти как отношения детей и родителей, подразумевающей хорошее, отеческое и справедливое правление доброго "хозяина-отца". Отсюда в менталь-
ной программе сложилось понимание общенародного единства как духовного родства и возникло стремление заменить бездушные правовые нормы нравственными ценностями. В результате атрибутом нормативной модели коллективного поведения в российском обществе стал правовой нигилизм.
В ментальной программе нормативной модели коллективного высшей ценностью является государство, поэтому коллективное сообщество испытывает перед государством священный пиетет, если его деятельность соответствует социальным ожиданиям и ментальным предпочтениям, если нет, то коллективное сообщество впадает в фрустрацию или охлократизм, становясь "безмолвствующим большинством" или "бунтарем".
В ментальной программе нормативной модели поведения существует установка на сотрудничество и взаимопомощь, что позволяет говорить о коллективизме как атрибуте этой модели. Однако коллективизм основывается не только на сотрудничестве и взаимопомощи, но и на признании ценности как коллектива, так и личности, осознающей себя частью этого коллектива и связывающей результаты коллективных действий с собственными действиями. Однако в российском социуме люди, втягиваясь в совместные действия, никогда не могут претендовать на то, чтобы их личное мнение и участие практически что-то значило. Поэтому на самом деле мы сталкиваемся с такой моделью коллективного поведения, которое обставляется всяческими коллективными ритуалами, но на практике является имитацией коллективизма, маскирующего иной тип социальных связей, основанных на властно-принудительной социальной организации общества.
В ментальной программе нормативной модели коллективного поведения особое место занимает установка на справедливость как социальное равенство и "безмятежное блаженство", основанное на любви, единении и согласии. При этом причина всякой несправедливости усматривается прежде всего в социальном неравенстве между "богатыми" и "бедными". Отсюда возникает предрасположенность к искоренению всякого социального неравенства и социального угнетения в обществе как необходимого условия утверждения социальной справедливости.
Утверждение в обществе социальной справедливости коллективное сообщество
в России, с одной стороны, возлагает на "государя", долг которого заботиться о своих подданных. С другой стороны, в качестве способа утверждения социальной справедливости рассматривается свобода, которая в ментальной программе нормативной модели коллективного поведения является не целью жизни, а лишь средством достижения социальной справедливости. При этом в ментальной программе нормативной модели коллективного поведения понятие свободы как возможности ответственного индивидуального выбора заменяется понятием воли как свободы лишь для себя или свободы для всех как общей коллективной воли или всеобщей "вольницы".
В российском обществе доминирует принцип власти-собственности ("власть рождает собственность"), поэтому для него нормой является отсутствие правовых гарантий неприкосновенности частной собственности. Это способствует формированию антисобственнической модели коллективного поведения, порождающего склонность к перманентному перераспределению общественного богатства [12].
В ментальной программе существуют также особые установки, связанные с работой и трудом. Коллективным сообществом в России работа воспринимается как вынужденная форма человеческого существования. Труд рассматривается как этически более значимая и всегда оцениваемая положительно деятельность, требующая напряженных творческих усилий человека. Поэтому в коллективном сообществе различают "работу на других", рассматривая ее как повинность с соответствующей этикой, и "труд на себя", который выступает формой реализации физических и умственных способностей человека и сопровождается иной этической мотивацией.
В ментальной программе нормативной модели коллективного поведения существует предрасположенность к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил и установка работать скоро, лихорадочно, споро [13]. Такие ценности, как кропотливость, сосредоточенность, последовательность, мало характерны для коллективного сообщества в России. "У нас, - писал И.П. Павлов, - рекомендующими чертами являются не сосредоточенность, а натиск, быстрота, налет" [14]. Поэтому устойчивыми установками ментальной программы нормативной модели колек-тивного поведения являются "аврал" и "навалиться всем миром".
В ментальной программе нормативной модели коллективного поведения существует также установка на возвышенную устремленность в будущее, которая сочетается, с одной стороны, с непреодолимой верой в завтрашний день, а с другой - с "идеоманией" как способом снятия напряженности от глубоких социальных потрясений или извечных забот и переживаний. Все это порождает в ментальной программе такие устойчивые духовные доминанты, как консервативный синдром и утопические иллюзии.
Модальные модели социального поведения - это модели осознанного социального поведения индивидов, составляющих определенные социальные группы. В российском обществе в конце XX - начале XXI в. можно выделить две такие группы: представители меньшей из них ориентируются на либеральную модель социального поведения, представители большей группы - на консервативную модель.
Если нормативная модель социального поведения в российском обществе является достаточно устойчивой, поскольку акторы, придерживающиеся этой модели, не рефлексируют по поводу своих действий, обусловленных соответствующими установками, то модальные модели социального поведения достаточно подвижны, их границы взаи-мопроникаемы, что придает этим моделям гибридный характер. Поэтому в реальности социальное поведение, которое мы относим к консервативному типу, может содержать элементы либерального типа социального поведения, и наоборот.
В контексте российских реформ последних двух десятилетий в развитии российского общества обнаружилась тенденция, связанная с трансформацией модальных моделей социального поведения. Эта тенденция была выявлена в ходе социологических исследований, проведенных институтом социологии РАН под руководством М.К. Горшкова. В истории этих реформ М.К. Горшков выделяет два периода: 1) 90-е годы прошлого столетия - это время увлечения россиян западным опытом, сопровождавшегося настойчивыми попытками переноса на российскую почву различных образцов и моделей зарубежного происхождения; 2) рубеж XX и XXI вв. - время возвращения от западнических увлечений к традиционно российским представлениям, ценностям и установкам.
В рамках консервативной волны, которая в значительной мере определила состояние массовых умонастроений россиян на рубеже столетий, объективнее, как пишет М.К. Горшков, стал их взгляд на опыт других стран и собственное прошлое, исчезли сомнения по поводу правомерности российской специфики. Эта волна актуализировала прежде всего ценности и установки российского менталитета, утверждающие превосходство духовных начал над чисто внешним устроением жизни и приобретением разнообразных материальных благ. В условиях консервативного поворота в массовом сознании россиян сложилась новая, по сравнению с 90-ми гг. ХХ в., и система политических ориентаций, связанных, с одной стороны, с возрождением традиционной "русской власти" со своими политическими приоритетами, с другой -с установками на упрочение ряда демократических институтов (выборность, свобода слова, свобода предпринимательства, свобода выезда за рубеж) [15].
Таким образом, в условиях кризиса начала 90-х гг. прошлого века российское государство инициировало сверху догоняющую модернизацию, переведя российское общество в режим модернизационно-моби-лизационного развития. В результате стала расти численность тех, кто стал придерживаться либеральной модели социального поведения. В середине 90-х гг. численность россиян, ориентированных на личные достижения и благосостояние, индивидуальную независимость возросла, по разным оценкам, до 50-60 % [16]. Однако вскоре, как отмечает М.К. Горшков, сторонники либеральных реформ оказались в меньшинстве. На рубеже веков их было уже около 28 %, а в конце двадцатилетия реформ - чуть более трети (34 %) [15, с. 131].
Социологические опросы населения, проведенные "Левада-центром"в 2013 г., позволяют сделать вывод о том, что в ментальной программе либеральной модели социального поведения базовыми ценностями являются частная собственность, закон и свобода как возможность индивидуального выбора. При этом 34 % россиян предпочитают иметь "собственное дело", но только 9 % выступают за развитие рыночной экономики, укрепление частной собственности, в том числе и на землю (24 %), а 3 % считают, что все крупные предприятия должны находиться в частных
руках [17]; 17 % считают, что не нужно поднимать вопрос о возращении государству приватизированной в 90-х гг. собственности; 45 % полагают, что деятельность российских бизнесменов и предпринимателей идет на пользу России [18].
В социальной сфере представители либеральной модели поведения отдают приоритет человеку. При этом 9 % россиян полагают, что люди должны проявлять инициативу и сами заботиться о себе; 19 - считают, что большинство россиян сможет прожить без опеки государства, а государство должно обеспечивать помощь только тем, кто не в состоянии позаботиться о себе сам; 6 % заявляют, что сильное неравенство доходов полезно, поскольку люди видят, куда стремиться, и лучше работают [19].
За легализацию нелегальных иммигрантов из стран "ближнего зарубежья" и оказание им помощи в получении работы и ассимиляцию в России выступают 15 % россиян. Против введения строгого визового режима со странами Средней Азии и Закавказья выступают 9 %; 14 % считают, что правительство России должно не ставить на пути притока приезжих административные барьеры, а пытаться использовать его на благо России. При этом 39 % не испытывают никаких чувств по отношению к выходцам из южных республик, проживающим в их городе, районе; 6 % испытывают к ним уважение и симпатию [20].
Представители либеральной модели социального поведения в политической сфере являются сторонниками правового государства: 56 % россиян полагают, что благополучие народа могут обеспечить надежные, реально действующие законы; 45 - не готовы отказаться от свободы слова и права свободно ездить за границу, если государство будет гарантировать им нормальную зарплату и приличную пенсию; 29 % считают, что России нужна демократия такая, как в развитых странах Европы, Америки. Участвуют в деятельности политической партии или активно поддерживают ее 2 % россиян; 29 - с интересом следят за политическими событиями в России, но не принимают участия в деятельности политических партий [21]; 30 - уверены, что могут подвигнуть власть на принятие тех или иных решений; 17 - полагают, что оказывали какое-либо влияние на политическую и экономическую жизнь России [22]; 22 %
россиян считают, что в России возможны выступления протеста (демонстрации, митинги, забастовки) с политическими требованиями, но только 10 % собираются принимать в них участие [23].
У представителей либеральной модели социального поведения - правовое правосознание, носители которого считают, что право - это безусловная ценность, и поэтому деятельность людей, организаций и государства должна осуществляться только в правовом поле. При этом 38 % россиян полагают, что сейчас в России важнее соблюдение прав человека, а не порядок в государстве, а порядок в стране надо наводить "по закону"; 37 - ни при каких обстоятельствах не готовы отказаться от политических свобод; 11 % россиян читали конституцию и довольно хорошо помнят, о чем в ней говорится.
В духовной сфере представители либеральной модели социального поведения считают, что люди в России имеют слишком мало свободы (15 %) [19]. Они полагают, что любая цензура недопустима, человек должен сам решать, что ему читать и смотреть -18 % [24]. 20 - не гордятся достижениями России в области литературы и искусства; 17 - не гордятся российской историей; 25 % не согласны с высказыванием: "Для меня лучше быть гражданином России, чем любой другой страны мира" [22].
Таким образом, в настоящее время только 9 % россиян придерживается либеральной модели социального поведения в чистом виде. На практике эта модель носит гибридный -"либерально-государственнический" - характер, поскольку включает элементы консервативной модели поведения. Так, только 3 % россиян считают, что все крупные предприятия должны находиться в частных руках
Представители "либерально-государ-ственнической" модели социального поведения пути развития России связывают с укреплением государственной власти в качестве основного рычага экономической либерализации и интеграции общества сверху на стабильной основе, а ее будущее - с сильной правовой государственностью, обеспечивающей принципы личной свободы.
Некоторые исследователи считают, что "либерально-государственническая идея" в современной России - это творческая задача, решать которую "либералы-государственники" предлагают, исходя из трех общих
предпосылок. Во-первых, сильное государство нужно не вместо либеральных реформ, а для реформ. Во-вторых, без сильного государства либеральные реформы в России невозможны. В-третьих, сильным российское государство может стать только на пути последовательного, действенного республиканизма, создающего современные национальные политические формы, адекватные сложному, многообразному обществу.
Представителей этой модели социального поведения в экономической сфере примерно 20-25 %; социальной - 10-20; политической - 25-30; правовой - 30-35; духовной сфере - 15-20 % [25].
Социологические опросы населения, проведенные "Левада-центром" в 2013 г., позволяют сделать вывод о том, что в ментальной программе консервативной модели социального поведения базовой ценностью является государство.
Индивиды, придерживающиеся консервативной модели поведения в экономической сфере, отдают предпочтение государственной собственности и различным формам государственного контроля. При этом 16 % россиян считают, что в России должна быть только государственная собственность, в том числе и на землю; 45 - полагают, что все крупные предприятия должны принадлежать государству; 42 - заявляют, что всю приватизированную в 90-х гг. собственность необходимо вернуть государству; 33 - считают, что надо вернуть государству собственность, которая была приватизирована незаконно; 57 - допускают частную собственность на землю, но под контролем государства [17]; 35 % оценивают деятельность российских бизнесменов и предпринимателей негативно, поскольку она приносит вред России [18].
Представители консервативной модели социального поведения предпочитают быть наемными работниками и получать стабильную зарплату (54 %) [26]; 25 - получать зарплату и не ходить на работу; 66 % россиян полагают, что работа - это не только деньги, но и способ самореализации, общение с людьми [27].
В социальной сфере представители консервативной модели поведения также отдают приоритет государству, полагая, что государство в России должно больше заботиться о людях (83 %) и обеспечивать нормальный уровень благосостояния всем гражданам,
помощь всем, кто попал в трудное положение (76 %), поскольку большинство россиян не сможет прожить без опеки государства (75 %). За государственное распределение социальных благ выступают 16 % россиян; 28 - считают, что всякое неравенство доходов вредно, нужно стремиться, чтобы его вообще не было; 69 - не гордятся социальной справедливостью и равноправием всех групп населения в России; 34 % заявляют, что государство должно обеспечить полное равенство всех граждан - имущественное, правовое, политическое [26].
Враждебности к людям других национальностей не проявляют 76 % россиян, но 61 % испытывает раздражение, неприязнь и страх по отношению к выходцам из южных республик, проживающим в их городе или районе; 84 % выступают за введения строгого визового режима со странами Средней Азии и Закавказья; 78 - полагают, что правительство России должно ограничить приток приезжих; 70 % считают, что необходимо выдворять нелегальных иммигрантов из стран "ближнего зарубежья" за пределы России [20].
Представители консервативной модели социального поведения в политической сфере положительно относятся к "вертикали власти" - 38 % россиян; 17 - обнаруживают стремление к "твердой руке"; 51 - считает, что России нужна демократия, но особая, соответствующая национальным традициям и специфике (34 %) или такая, как была в Советском Союзе (17 %); 22 % полагают, что демократическая форма правления не для России [19]; 16 - придерживаются коммунистических взглядов, выступая за государственную собственность на средства производства и государственную систему распределения социальных благ; 34 - придерживаются социалистических и социал-демократических взглядов, считая, что государство должно обеспечивать социальную защиту населения в условиях рыночной экономики и частной собственности на средства производства; 17 - разделяют авторитарные взгляды, полагая, что вся власть в стране должна находиться в руках сильного политического лидера; 9 % россиян придерживаются национально-патриотических взглядов, заявляя, что прежде всего необходимо соблюдать интересы русского народа [19].
Политикой не интересуются 67 % россиян; 78 - никогда не оказывали какого-либо
влияния на политическую и экономическую жизнь России; 32 - ни в какой политической или общественной активности замечены не были; 27 - уверены, что их участие все равно ничего не изменит [21, 22]. 72 -считают, что в современной России маловероятны выступления протеста (демонстрации, митинги, забастовки) с политическими требованиями; 88 % россиян заявляют, что не примут участие в выступлениях протеста политического характера [23].
У представителей консервативной модели социального поведения - этатистское правосознание, носители которого считают, что государство выше закона и вправе принимать законы неправового характера. Поэтому 63 % россиян не читали Конституцию РФ или читали, но ничего не помнят, о чем в ней говорится; 55 - полагают, что сейчас важнее для России порядок в государстве, а не соблюдение прав человека; 43 % готовы отказаться от свободы слова и права свободно ездить за границу, если государство гарантирует нормальную зарплату и приличную пенсию [19].
В духовной сфере представители консервативной модели социального поведения считают, что люди в России имеют достаточно свободы - того, без чего жизнь человека теряет смысл - 75 % [19], но 56 % сторонников свободы не являются социально активными гражданами [28]. При этом 53 % россиян считают, что государство должно запрещать книги и фильмы, которые оскорбляют нравственность [24]; 73 - гордятся достижениями России в области литературы и искусства; 80 - гордятся российской историей; 70 % предпочитают быть гражданами России, а не других стран мира [22].
Таким образом, в настоящее время большинство россиян придерживается консервативной модели социального поведения. Таковых в экономической сфере, по нашим подсчетам, примерно 60-65 %; социальной - 65-70; политической - 60-65; правовой - 50-55; духовной сфере - 70-75 %. Консервативная модель социального поведения в российском обществе в определенной степени носит гибридный характер. Особенно это наглядно проявляется в политической сфере, где чуть больше половины россиян считают, что России нужна демократия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ворожейкина Т.Е. Государство и общество в России: исчерпание государствоцентричной матрицы развития // Политические исследования. 2002. № 4. С. 60.
2. Лубский Р.А. Государственность в России: проблемы изучения в контексте методологии системного исследования // Философия права. 2011. № 4 (47). С. 23-28.
3. Крыштановская О.В. Современные концепции политической элиты и российская практика // Мир России. 2004. Т. XIII. № 4. С. 3-39.
4. Хекхаузен Х Личностные и ситуационные подходы к объяснению поведения // Психология социальных ситуаций. СПб.: Питер, 2001. С. 59-91; Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация. Перспективы социальной психологии. М.: Аспект Пресс, 1999. 240 с.
5. См.: Ядов В.А. О социологической составляющей диспозиций // Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности: Диспозици-онная концепция. Изд. 2-е. М.: Центр социального прогнозирования и маркетинга, 2013. С. 357-359; Триандис Гарри К. Культура и социальное поведение. М.: Форум, 2007. 384 с.
6. Павленко О.Б. Взаимосвязь ценностей культуры и моделей социального поведения // Альманах современной науки и образования. Тамбов: Грамота, 2010. № 10 (41). C. 116.
7. Шилкина Н.Е. Теоретические и методные аспекты социологического моделирования социального поведения индивида и группы // Современные исследования социальных проблем. 2012. № 9. С. 48.
8. Лубский А.В., Лубский Р.А. Человек в России и на Западе: концепты дискурсивного мышления // Научная мысль Кавказа. 2012. № 4. С. 37-37.
9. Ильин В.В., Панарин А.С. Бадовский Д.В. Политическая антропология. М.: Изд-во МГУ, 1995. 254 с. С. 108-109
10. Молодцов А. К вопросу о социологических прогнозах в политике // Информационный бюллетень "Персонал". М., 1991. № 5. С. 79-86.
11. Лубский А.В., Лубский Р.А. Этатизм и патернализм как культурные маркеры цивилизационной идентичности в России // Гуманитарий Юга России. 2013. № 3. С. 90-103.
12. Лубский А.В. Как интерпретируются в русском культурном архетипе такие понятия, как государство, власть, порядок, авторитет, труд? // Культурология в вопросах и ответах. М.: Гардарики, 1999. С. 129-133.
13. Ключевский В.О. Сочинения. В 8 т. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1956. 428 с. С. 314.
14. Павлов И.П. О русском уме // Литературная газета. 1991. № 30.
15. Горшков М.К. Российское общество как оно есть: (опыт социологической диагностики). М.: Новый хронограф, 2011. 672 с. C. 640-644.
16. Trompenaars F. Resolving International Conflict: Culture and Business Strategy // London Business School. 1996. Vol. 7 (3). Р. 51-68; Латова Н. Инди-
видуализм // Энциклопедия Кругосвет. [Электронный ресурс]. URL: http://www.krugosvet.ru/enc/gu-manitarnye_nauki/sociologiya/INDIVIDUALIZM.html.
17. Россияне о государственной собственности и промышленности // Левада-Центр [Электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/30-11-2011/ rossiyane-o-gosudarstvennoi-sobstvennosti-i-pro-myshlennosti
18. Общественное мнение о деятельности российских бизнесменов и предпринимателей // Левада-Центр [Электронный ресурс]. URL: http://www. levada.ru/20-09-2013/obshchestvennoe-mnenie-o-dey-atelnosti-rossiiskikh-biznesmenov-i-predprinimatelei
19. Россияне о свободе, демократии, государстве // Левада-Центр [Электронный ресурс]. URL: http:// www.levada.ru/25-09-2013/rossiyane-o-svobode-demokratii-gosudarstve
20. Россияне о миграции и межнациональной напряженности // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/05-11-2013/ros-siyane-o-migratsii-i-mezhnatsionalnoi-napryazhennosti
21. Интерес к политике // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/16-12-2013/interes-k-politike
22. Россияне о гордости и свободе // Левада-Центр. Режим доступа: http://www.levada.ru/21-11-2013/ rossiyane-o-gordosti-i-svobode
23. Протестные настроения россиян // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http://www. levada.ru/24-09-2013/protestnye-nastroeniya-rossiyan
24. Политические взгляды россиян // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http://www. levada.ru/29-07-2013/politicheskie-vzglyady-rossiyan.
25. Лубский А.В. "Государствоцентричная матрица" развития и "либерально-государственническая идея" в России // Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты: Мат-лы междунар. конф. (г. Ростов-на-Дону, 20-21 апреля 2006 г.). Ростов н/Д: Фолиант, 2006. С. 27-34.
26. На что рассчитывают и на кого надеются россияне // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/25-10-2011/na-chto-rasschityvayut-i-na-kogo-nadeyutsya-rossiyane
27. Россияне так и не привыкли к капитализму // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http:// www.levada.ru/06-12-2011/rossiyane-tak-i-ne-privykli-k-kapitalizmu.
28. Готово ли российское общество к модернизации: Аналитический доклад. М.: ИС РАН, 2011. 180 с. С. 61.
16 января 2014 г.
УДК 323.26; 323.285
РАДИКАЛИЗАЦИЯ И ТЕРРОРИЗМ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: ВЫЗОВЫ БЕЗОПАСНОСТИ И СТРАТЕГИЯ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ
И.В. Пащенко
В последнее десятилетие для нашего государства характерно проникновение в сознание людей, прежде всего молодежи, радикальных идей. Одобрение действий существующих политических или религиозных групп, а тем более членство в них, удовлетворяет чувство протеста против несправедливости в различных сферах жизни общества [1]. Причиной формирования молодежного радикализма стала трансформация российского общества, которая привела к социальной поляризации, имущественному и культурному расслоению.
Пащенко Ирина Владимировна - кандидат философских наук, заведующая лабораторией проблем Северного Кавказа Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН, 344006, г. Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41, e-mail: [email protected], т. 8(863)2509817.
Социальная интеграция молодежи при этом претерпела значительные деформации.
Наиболее остро проблема радикальных выступлений проявляется на Северном Кавказе, где они зачастую приобретает характер террористических акций, влекущих за собой жертвы и нестабильность в обществе. Именно терроризм становится основной угрозой национальной безопасности нашего государства. Задачами нашего исследования выступают выявление основных черт радикализации общества, определение специфики террористических акций, совершенных на Северном Кавка-
Irina Paschenko - PhD in Philosophy, Head of the Laboratory of Problems in the North Caucasus of The Institute of Social-Economic Research and Humanities at the Southern Scientific Center of Russian Academy of Sciences, 41, Chekhov Avenue, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], tel. +7(863)2509817.
