УДК 253
К. В. Алексин **
ПАСТЫРСКОЕ ПОПЕЧЕНИЕ КАК ДИСЦИПЛИНА И НАПРАВЛЕНИЕ ПОДГОТОВКИ **
С раннего Средневековья в Западной Европе существует такая практическая область, как cura pastoralis (с лат. пастырская забота). Первоначально эта область была частью функционала священника. В статье автор прослеживает генезис современного понимания пастырского попечения и дает свой ответ на вопрос о том, какие акценты должны ставиться в этой сфере в современном российском контексте. Работа строиться на авторской исследовательской интуиции, в рамках которой автор старается ответить на ряд насущных вопросов современной церковной действительности: Нужна ли пастырская забота как отдельный предмет / дисциплина это современной России? Кто сегодня выполняет в нашем Отечестве те функции, которые связаны с пастырским попечением? И наконец, что же на самом деле представляет из себя это направление подготовки священников?
Ключевые слова: пастырское попечение, пастырское образование, священники, ритуалы жизненного цикла, душепопечение, пастырство, психотерапия, тьюторство.
K. V. Aleksin
PASTORAL CARE AS AN ACADEMIC DISCIPLINE AND AREA OF TRAINING
Since the early Middle Ages in Western Europe there is an area of activity known as cura pastoralis (from lat. "pastoral care"). Originally this area was priests' duty. In this article the author traces the genesis of modern understanding of pastoral care and provides the answer to the question what emphasis should be placed in this area in the modern Russian context. The author's opinions are based on author's research intuition, within which the author tries to answer a number of important questions of contemporary Russian Orthodox Church
Алексин Кирилл Владимирович, магистр теологии, преподаватель, Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет; аспирант католического богословского факультета, Венский университет; [email protected]
* Статья подготовлена в рамках проекта «Современнная западная психология религии: адаптация в российском контексте» (грант РНФ № 14-18-0377, организация финансирования — ПСТГУ).
240
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2018. Том 19. Выпуск 3
reality: Is pastoral care necessary as a separate subject / discipline of modern Russia? Who today performs in Russia those functions that are connected with pastoral care? Finally, what does this line of training priests really consist of?
Keywords: pastoral care, pastoral training, clergy, life rites of passage, pastoral, psychotherapy, tutorship.
В современном российском образовании отсутствует дисциплина, которая называлась бы «пастырским попечением» (наряду с этим словосочетанием мы будем использовать в качестве технического термина для обозначения как религиозного, так и секулярного понимания душепопечения его английский аналог — pastoral care). Одновременно с этим в мировом образовательном пространстве существует не только дисциплина, но и масса образовательных программ, ориентированных на специализацию именно в этой области. Нужно ли это современной России? Кто сегодня выполняет у нас в стране те функции, которые связаны с пастырским попечением? И наконец, что же на самом деле представляет собой это направление подготовки? Эти вопросы встают сегодня перед деятелями отечественного образования, религиозными и некоммерческими организациями, государственными структурами. В настоящей статье мы постараемся проследить, как сформировалось современное понимание pastoral care, и ответить на вопрос о том, в каких формах оно востребована в современном российском образовании.
Само понятие пастырского попечения имеет, безусловно, христианские корни. В евангельской притче о Добром Пастыре Иисус сравнивает себя с хорошим пастухом, который заботится об овцах.
По свидетельству Маклина Глимура [15, p. 393], с самого раннего периода истории христианства то, что сегодня называется pastoral care, было заботой церковных лидеров Ранней Церкви, которых новозаветные писания именует апостолами, пророками, старцами или старейшинами и епископами. Если в апостольский период «попечение о душах» собратьев вменялось в обязанность рядовым членам общин, то в послеапостольский век оно все более переходит в сферу компетенции руководителей этих общин. Сравним два фрагмента из Нового Завета:
Посему увещавайте друг друга и назидайте один другого, как вы и делаете. Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас, и предстоятелей ваших в Господе, и вразумляющих вас, и почитать их преимущественно с любовью за дело их; будьте в мире между собою. Умоляем также вас, братия, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем (1 Фес 5: 11-14).
Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить: «ныне», чтобы кто из вас не ожесточился, обольстившись грехом (Евр 3: 13).
И фрагмент из послания Игнатия Богоносца:
Все последуйте епископу, как Иисус Христос — Отцу, а пресвитер ству, как апостолам. Дьяконов же почитайте как заповедь Божью. Без епископа никто не делай ничего, относящегося до Церкви. (Игнатий Антиохийский. Послание к Смирнянам, 8) [7, c. 367].
Последний фрагмент уже может считаться свидетельством перехода обязанностей душепопечения (вместе с концентрацией разного рода иной власти и ответственности) в руки епископа и пресвитерия (без сомнения, здесь стоит избегать излишних обобщений).
Другие раннехристианские памятники [7, с. 191] говорят нам об обязанностях «утешения скорбящих и ободрения малодушных» в числе прочих обязанностей христианина по отношению к ближнему. Не исключено, впрочем, что это было первоочередной обязанностью конкретных членов общины, которые делали это под надзором епископа [14, р. 190]. Власть «вязать и решить», непосредственно связанная с душепопечением, принадлежала какое-то время «исповедникам», которые имели право разрешать грех вероотступничества [3, V2.5-7].
Уже во II в. зарождается покаянная дисциплина, находящаяся, конечно же, в ведении главы общины. О покаянии в собрании верных (не вполне понятно? тайном или прилюдном) говорит Дидахе [2], о публичном покаянии в собрании верных перед епископом — Ириней Лионский [5] и сирийская «Дидаскалия Апостолов» [12, ch. VII]. В дальнейшем раннехристианские памятники, затрагивая вопрос о покаянии и роли пастыря в этом процессе, все больше обращаются к теме прощаемых и непрощаемых грехов (т. н. споры о падших). Впрочем, эти споры больше затронули Запад (в особенности Карфаген), в то время как Ориген, к примеру, в своей проповеди на книгу Левит пишет о том, что прежде публичного покаяния грешник должен открыть свою совесть перед священником, который умеет сострадать и является «искусным и милостивым врачом» [21, р. 113].
Григорий Богослов в своем «Слове оправдательном» [1, с. 27-60] (361 г.), посвященном жизни и служению священника, также многократно использует образ священника как занимающегося Gspünsia т^с уихпс — попечением о душах или их врачеванием. Златоуст в своих «Шести словах о священстве» (376 г.) также многократно обращется к образу врачевания.
Двумя столетиями позже папа Григорий Великий в своей книге «Liber regulae pastoralis» («Правило пастырское») (591 г.), ставшей на многие столетия одним из классических трудов для подготовки священников, использует латинский эквивалент cura [animarum]. Вся третья часть упомянутой книги посвящена особенностям попечения о пасомых, имеющих разный характер, склонности и социальное положение.
Так или иначе, действие священника во всех вышеперечисленных патри-стических трудах описывается не в последнюю очередь как «врачевание душ», которое совершается как посредством личных бесед и советов, предлагаемых пастырем для верных, так и посредством проповеди и благодатной помощи в таинствах, возглавляемых также пресвитером или епископом.
Современное понимание pastoral care лежит на грани пастырства и психотерапии. Но прежде, чем задаться вопросом о том, как стало возможно такое совмещение, давайте зададимся вопросом о предпосылках возникновения психотерапии как прикладной дисциплины. Ведь очевидно, что традиционные способы копинга и Gspünsia т^с ^иХПС значительно старше любых технологий научной психологии и психиатрии, возникших в конце XIX — начале XX в. [18, р. 1].
Безусловно, в любой традиционной культуре существуют «ритуализован-ные способы решения проблем групповой и межличностной напряженности, чувства гнева и потери, вопросов цели и смысла жизни» [18, p. 3]. С этой точки зрения психотерапия может считаться соответствующим культурально легитимированным способом решения тех же самых проблем (относящихся к «душевной сфере»), но легитимированным с точки зрения другого, уже позитивистского, сциентистского общества.
Разница здесь не только в развитии или понимании науки, но больше в понимании самой человеческой личности. Поскольку адресатом pastoral care является все-таки личность, сам человек, то и методы пастырского попечения, и даже само понимание его меняются в процессе изменения понимания человеческой личности.
Если человек «при Старом порядке» никогда не оставался один, то и себя он воспринимал в первую очередь по отношению к «обществу»: к общине, к классу, к роду, городу, кварталу, гильдии и проч. В этой ситуации душепопе-чение понималось как научение человека быть достойным / честным / добродетельным по отношению к обществу. Поэтому руководства по душепопечению (от Правила Пастырского Григория Великого до Тридентского собора) дают дифференцированные рекомендации по разным родам людей, подчеркивая, как правильно выбрать «подходящее врачевство» к «подходящей ране». Средневековое душепопечение очень мало индивидуализировано. Сейчас оно может показаться не столько душепопечением, сколько практическим приложением догматического или морального богословия (так оно и было на самом деле), в котором важную роль играет правильный подбор епитимии, считавшейся врачевством от греха.
Западный и восточный подходы в отношении епитимии здесь несколько различались. Западный базировался в большей мере на идее «сатисфакции» (хорошая епитимия — соразмерная епитимия), восточный — на идее «исцеления» (хорошая епитимия — работающая епитимия). Этот «восточный подход» демонстрирует (несмотря на свой западный бэкграунд и западнорусское происхождение) популярное православное руководство 1776 г. «О должностях пресвитеров приходских»: «...понеже епитимия несть удовлетворением Богу» [6, пар. 108].
При этом важно не забывать, что назначение аскетического упражнения (епитимии) — последний перед отпущением грехов этап Исповеди, ему предшествуют вопрошание и выслушивание, т. е. ритуальный момент здесь предварен коммуникативным.
С приближением эпохи Модерна исповедь постепенно становится на путь все большей индивидуализации. На Западе показателем этого стало появление конфессионалов (исповедален), где для кающегося создавалось отделенное пространство [9] (Миланский региональный собор 1565 г.).
До Тридентского собора в Католической Церкви не было отдельной дисциплины, посвященной пастырскому попечению. Необходимые знания будущие священники получали благодаря таким разделам, как моральная теология (нравственное богословие), которая также называлась «практической» [14, p. 233-252], т. е. относящейся не к созерцанию (theologia speculativa), а к практи-
ке веры (practica, agenda). О необходимости существования в каждой епархии компетентного богослова, который бы обучал клир навыкам душепопечения (cura animarum), гласит уже 11-е правило IV Латеранского собора (1215) [16, 11].
Современное понимание pastoral care формулируется как «аспект служения Церкви, связанный с благополучием индивидов и сообществ» [10, p. 188] или «бережная забота религиозного сообщества о скорбящих и бедствующих» [19, p. 836]. К обоим определениям авторы предлагают уточнение своих старших коллег Clebsch and Jaecle, утверждавших, что существенными чертами pastoral care являются healing, sustaining, guiding and reconciling (исцеление, поддержка, руководство и примирение) [11, p. 32], причем сама забота должна быть как-то связана с ultimate concern, с предельной заботой, с вечными, религиозными ценностями.
Такое понимание формировалось в первую очередь в протестантских кругах. К нему же со временем стало склоняться и католическое пастырское богословие, хотя и не во всей полноте. Для Римской Церкви пастырское попечение мирян первоначально включало в себя попечение о бедных и обездоленных и лишь постепенно и в первую очередь благодаря новому богословию II Ватиканского собора перешло на все сферы церковной жизни за исключением самого главного — проведения, возглавления Таинств. Все же остальные сферы стали доступны для мирян, которых собор призвал к апостольству и пастырству [8, c. 26-40]. В некоторых католических странах это привело к появления целого класса пастырей-мирян, т. н. пастырских ассистентов или референтов, получающих образование на католических богословских факультетах.
Собственно протестантское душепопечение весь XX в. наращивало свою психологическую составляющую и снижало богословскую. Пасторы и деятели богословского образования быстро усмотрели пастырскую значимость психологии и психотерапии. В 1925 г. Ричард Кабо и Антон Боизен инициировали первые практики «клинического пастырского образования» (CPE). (Боизен сам по себе был крайне интересным и неоднозначным человеком. Его идеи о связи умственного здоровья и религии заслуживают отдельного рассмотрения. Стоит хотя бы сказать, что студенты Боизена практиковались именно в психиатрических лечебницах.) Уже через 20 лет почти во всех крупных американских семинариях были такие направления подготовки [19, p. 843]. Сейчас это направление развито во всех англосаксонских странах [13, p. 15].
Если верить Томасу Одену, то с этого момента пастырское попечение начинает терять свою пастырскую идентичность. «Классическая пастырская мудрость была забыта на сорок лет» [20]. Проявлялась эта потеря в первую очередь в полном оставлении преемниками Боизена классических и вообще богословских трудов по душепопечению и в обращении исключительно к психотерапии как источнику для своего развития.
Постепенно цель пастырского попечения сместилась с богословского понятия спасения на внерелигиозный идеал самореализации. И даже более, «отцы» CPE (клинического пастырского образования) — Антон Боизен, Севард Хилтнер, Кэрол Вайз, Ховард Клайнебелл — боролись с «проблемой теологического понимания» своей профессиональной сферы.
После 70-х гг. XX в. начался частичный возврат к религиозному пониманию, в последнее время принципиально интерконфессиональный и даже
интеррелигиозный. В основном курсы по пастырскому попечению сегодня предлагают научиться сопровождению кризисных ситуаций (болезнь, смерть, разводы, аборты, депрессии, старение).
В настоящее время как в католических, так и в протестантских учебных заведениях развиваются различные психотерапевтические программы по pastoral care. Однако они не дают права на замещение пастырских должностей в приходах, в отличие от теологических дипломов университетов или высших профессиональных школ. Кроме того, для осуществления пастырского попечения в приходах (так же, как и для преподавания католической религии в школах) необходимо получить официальное разрешение от епископа (missio canonica).
Клиническое пастырское образование (CPE), характерное для англоязычных стран, готовит в основном не приходских душепопечителей, а больничных капелланов. Программы CPE включают в себя значительное количество часов клинической практики и кейс-стади, над студентами обязательно осуществляется супервайзинг.
В православных Церквах интерес к пастырскому попечению в современном его смысле не слишком велик. В духовных семинариях под душепопечением традиционно понимается умение принимать исповедь и утешать страждущих. При этом нельзя сказать, что подготовка к этим видам деятельности проходит систематически в рамках определенных учебных дисциплин или практик. В большинстве случаев личный опыт или духовная преемственность играют куда большую роль, чем образовательный процесс.
Одновременно с этим начинают развиваться и специализированные программы со значительной психотерапевтической составляющей. В качестве едва ли не единственного примера можно привести программу The Master of Arts in Pastoral Counseling (MAPC) в Америанской православной архиепископии Северной Америки. Данная программа готовит после завершения обучения к сертификации в Американской ассоциации пастырских консультантов (AAPC).
В России сходное направление представлено Институтом христианской психологии (ректор — прот. А. В. Лоргус). В данном случае учебное заведение позиционирует себя не как готовящее пастырей (в каком бы то ни было смысле этого слова), но как дающее действующим пастырям-священникам некий набор психологических знаний, согласованных с восточно-христианской традицией.
Особняком стоит такое понятие, как pastoral care in education [22, p. 197198]. Известное под таким названием не ранее 1954 г., оно дальше всего отошло от первоначального смысла. По сути это тьюторство, индивидуальное наставничество в школах или вузах, когда специально назначенный или выбранный из некоторой команды человек осуществляет опеку над учащимся. Выросшее из школьного капелланства, это явление сейчас, как правило, никак не связано с предельной заботой и христианскими смыслами. Наглядным примером такой pastoral care являются соответствующие службы Колледжа Королевы Марии Университета Лондона (QMUL). На их сайте можно даже посмотреть тренировочные фильмы для секулярных студенческих душепопечителей. При этом в том же университете присутствует капелланство (собственно религиозное). Такие формы школьного наставничества распространены не только в Великобритании, но и в США, а особенно сильно — в Австралии и Новой Зеландии.
В семинариях Русской Православной Церкви в настоящее время душепопе-чение существует одновременно в традиционной и современной формах. Традиционное душепопечение представлено духовником семинарии — опытным священником, который принимает исповеди учащихся, а современное — индивидуальными наставниками (тьюторами). Обязанности последних аналогичны пастырским попечителям из QMUL, присутствует также акцент на привитии семинаристам навыков тайм-менеджмента.
Сегодня пастырское попечение во всем мире десакрализуется и декле-рикализуется. Процесс этот может идти разными путями. Англосаксонский (протестантский) вариант предполагает акцент на психологическом и зачастую даже внерелигиозном аспекте пастырского попечения. Профессиональная подготовка по соответствующим специальностям включает в себя значительное количество клинической практики и масштабную теоретическую подготовку в области психологии и психотерапии.
Немецкий (католический) вариант отличается акцентом на деклерикали-зации. Отчасти это вызвано недостатком священников и целенаправленной политикой Католической Церкви в Германии по адаптации церковной жизни к этой ситуации. Здесь пастырское попечение в значительной мере перешло в сферу т. н. апостолата мирян и мыслится как одно из служений, доступных каждому специально подготовленному католику, как клирику, так и мирянину. Миряне организовывают приходскую жизнь, проводят ритуалы, консультируют прихожан (но не исповедуют). Следует учесть, что допуск пастырских сотрудников к профессиональной деятельности осуществляется здесь епископом, что отличается от ситуации, например, в Северной Америке, где профессиональную сертификацию осуществляют ассоциации пастырской опеки и пастырского консультирования.
Закономерно возникает вопрос о том, какой вариант и какое пастырское попечение актуально для современной России.
Прежде всего отметим, что едва ли не единственным актором, осознанно осущестляющим пастырское попечение в России, сегодня является священник и конкретно — православный священник. Ничуть не умаляя достоинств служителей других конфессий, констатируем, что их влияние на российскую жизнь меньше, чем значительно более многочисленных клириков РПЦ.
Форсированная секуляризация привела к такому положению дел, при котором священник понимается прихожанами в основном как жрец, совершитель треб, включающих в себя обряды жизненного цикла и ритуалы освящения. Позиция же простых мирян зачастую оказывается пассивной, даже не подразумевающей какой-то ответственности за происходящее в территориальных границах прихода, а иногда и внутри стен приходского храма. Мы, однако, предполагаем, что внутренние установки того или иного служителя могут менять восприятие его обществом и собственный образ действия.
По принципу различия внутренних установок проведем различение двух типов пастырского действия.
Назовем условно первый тип действия «жреческим». Такой священник в его идеально-типической форме умеет красиво служить, ритуал — это непосредственная сфера его профессиональной деятельности, акцент в ней он ставит
на богослужении и требах. В отношении нецерковных людей он придерживается точки зрения, что 80% населения России считают себя православными, а значит, в своей деятельности именно на запросы этих 80 % следует ориентироватся. Такой подход приводит к «потребительской» системе взаимоотношений, когда священник выступает в качестве индивида, оказывающего услуги особого, «духовного» характера и получающего за это определенную плату. При таком подходе между осущесвляющим пастырскую опеку и принимающими ее людьми не завязываются личные отношения. Тем более не возникает их между прихожанами одного храма, поскольку все взаимодействие оказывается ориентированным на одного или нескольких священников.
Второй тип назовем «коммуницирующим». В этом случае священник будет ориентирован как раз на пастырское попечение о прихожанах в большей степени, чем на ритуал. Такой подход приводит постепенно к образованию общин. В общине человек возвращается (в предельном случае) к премодерному холистическому мировосприятию, ощущает себя как часть сообщества. Это определенным образом влияет на понимание места человека в мироздании, семейные практики, повседневную жизнь.
Как показывают социологические исследования, в общинах отмечается высокий социальный капитал, более редки социальные болезни, а индивиды, включенные в «ядро» общины, в большей степени руководствуются ценностями служения людям [4, с. 40-66].
Из вышесказанного можно сделать вывод, что для современной России особенно важно при подготовке священников (в каких бы институциях она не происходила) ориентироваться в большей степени на коммуникативные практики, обучение которым почти отсутствует в духовных школах на современном этапе. Только в этом случае можно ориентировать молодых священников на пастырскую опеку своих прихожан, что будет приводить к положительным социальным эффектам в нашем обществе, где по-прежнему остро стоит проблема отчужденности, отсутствия прочных социальных связей и институтов гражданского общества.
ЛИТЕРАТУРА
1. Григорий Богослов. Творения. — М.: Сибирская благозвонница, 2007. — Т. 1.
2. Дидахи, 14.1. — URL: http://azbyka.ru/otechnik/pravila/didahe_rus/ (дата обращения: 30.08.2018).
3. Евсевий Кесарийский. Церковная история. V.2.5-7. — URL: http://azbyka.ru/ otechnik/Evsevij_Kesarijskij/tserkovnaja-istorija/5_2 (дата обращения: 30.08.2018).
4. Забаев И., Орешина Д., Пруцкова Е. Социальный капитал русского православия в начале XXI в.: исследование с помощью методов социально-сетевого анализа // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. — 2014. — № 1. — C. 40-66.
5. Ириней Лионский, свт. Против Ересей. 1.13. — URL: http://azbyka.ru/otechnik/ Irinej_Lionskij/protiv-eresej/1_13 (дата обращения: 30.08.2018).
6. Книга о должностях пресвитеров приходских. 1787. // Библиотека СТСЛ. — Ф. IV. — Л. 1-148.
7. Писания мужей апостольских. Творения святых отцов и учителей Церкви. — М.: Изд. Совет Русской Православной Церкви, 2008.
8. Черный А. Богословие церковного служения и штатные должности для мирян в Католической Церкви Германии после Второго Ватиканского собора // Вестник ПСТГУ Сер. 1: Богословие. Философия. — 2013, вып. 5(49). — C. 26-40.
9. Bulman R., Parella F. From Trent to Vatican II: Historical and Theological Investigations. — New York: Oxford University Press, 2006.
10. Campbell A. Pastoral Care, Nature of // A Dictionary of Pastoral Care / еd. by A. V. Campbell. — London: SPCK, 1990. — Р. 188.
11. Clebsch W A., Jaekle C. R. Pastoral Care in Historical Perspective. — Jason Aronson, Inc., 1994.
12. Connolly R. H. Didascalia Apostolorum. — Oxford: Clarendon Press, 1929.
13. Dykstra R. C. Images of Pastoral Care: Classic Readings. — St. Louis, Mo: Chalice Press, 2005.
14. Frend W. H. C. Pastoral Care: History-The Early Church // A Dictionary of Pastoral Care / ed. by A. V. Campbell. — London: SPCK, 1990. — Р. 190-192.
15. Gilmour M. S. Pastoral Care in the New Testament Church // New Testament Studies. — 1964. — Vol. 10, is. 3. — Р. 393.
16. IV Lateran Council, 11. — URL: http://legacy.fordham.edu/halsall/basis/lateran4.asp (дата обращения: 30.08.2018).
17. Lechner M. Pastoraltheologie als Wissenschaft // Konferenz der Bayerischen Pastoraltheologen (Hg.). Christliches Handeln. Kirche sein in der Welt von heute. Pastoraltheologisches Lehrbuch. — München, 2004. — Р. 233-252.
18. McLeod J. Narrative and Psychotherapy. — London: SAGE Publications Ltd., 2006.
19. Mills L. O. Pastoral Care (History, Traditions, and Definitions) // Dictionary of Pastoral Care and Counceling / еd. by R. Hunter. — Nashville, 1990.
20. Oden T. Care of Souls in the Classic Tradition. 1984. — URL: http://www.religion-online.org/showbook.asp?title=1938 (дата обращения: 30.08.2018).
21. Origen. Homilies on Leviticus, 1-16 / trans. by G. W. Barkley. — Washington: CUA Press, 2010.
22. Ribbins P. Pastoral Care in Schools // A Dictionary of Pastoral Care / еd. by A. V. Campbell. — London. 1991. — Р. 197-198.