CC BY
77
А. Л. Шемякин (Москва)
«Партия нового типа».
Особенности сербского радикализма (конец XIX - начало XX в.)*
«Из социалистического корня вырос радикализм - самое мощное политическое течение в Сербии, которому будет суждено сыграть главную роль в ее развитии в конце XIX - начале XX в.».
(Сима Чиркович «История сербов»1)
В статье анализируются организация, политическая культура и внутренний этос Сербской радикальной партии - крупнейшей политической структуры независимой Сербии. Автор приходит к выводу о сходстве партии сербских радикалов с «партией нового типа» - российскими большевиками. Ключевые слова: Сербская радикальная партия, Никола Пашич, российские большевики.
25 лет назад (1988) в аспирантском сборнике Исторического факультета МГУ появилась дебютная статья автора «Программа Сербской народной радикальной партии 1881 г.»2. Обращение к истории СНРП не было случайным - оно произошло с глубоко осмысленной подачи незабвенного профессора Виктора Георгиевича Карасева. Ныне, с дистанции в четверть века, особенно сознается вся важность познания сербского радикализма (этой, «без сомнения, самой значительной политической идеологии в Сербии в XIX в.»3), который Й. Цвиич удивительно тонко назвал «явлением настолько же этнопсихологическим, насколько и политическим»4, что органично перекликалось с четким убеждением самих радикалов: «Никто не привносит радикализм в наш народ откуда-то извне»5. Почему их движение и «имело переломный характер, изменив не только политическую сферу, но и всю общественную жизнь в стране...»6.
Статья подготовлена при поддержке Программы фундаментальных исследований секции истории Отделения историко-филологических наук РАН «Нации и государство в мировой истории».
Характер всякой партии определяется совокупностью двух лежащих в основе ее существования субстанций - идеологии и организации. При этом они неотделимы друг от друга: вторая всегда вытекает из первой! «Без идеологии организация была бы лишь скорлупкой, радикализм составлял ее сердцевину», - подчеркивает, в связи с СНРП, эту зависимость Л. Перович7. Целью настоящей работы является анализ организации, политической культуры и восприятия власти Радикальной партией - самой мощной и влиятельной политической организацией в истории независимой Сербии. Идеологии
же радикалов мы подробно касаться не будем - о ней уже писалось
*
не раз .
По оценке американского исследователя Г Стоукса, «сербским радикалам удалось создать первую на Балканах политическую партию, которая характеризовалась организационным единством, тесными связями филиалов с центральным руководством, способностью мобилизовывать электорат и возможностью брать власть»8. Опираясь на эти критерии, профессор университета в Граце К. Казер в своей статье о типологии политических организаций в Юго-Восточной Европе в XIX в. заключил, что сербские радикалы являлись единственной на Балканах «современной политической партией»9. То есть партией в европейском смысле данного понятия10.
С таким определением согласно и большинство сербских исследователей - как прошлых, так и нынешнего поколений, что вполне логично, ибо Сербская радикальная партия, по их мнению, «принадлежала к великой семье европейского радикализма»11. А ее идейные корни восходят к европейской (прежде всего - французской) политической традиции12. Соответственно, сербские радикалы «выше всего ставили демократические свободы и права человека»13; «защищали принципы современного парламентаризма, всеобщего избирательного права и личной свободы»14; «отстаивали демократические идеалы и строго парламентскую процедуру в политической борьбе»15. Причем «в своем парламентаризме они находились исключительно под западным влиянием»16. А как же иначе, ведь «Сербия шла к европейскому типу государства, и процесс этот возглавляла именно Радикальная партия»17, которая «в вопросах внутреннего устройства
* Степень изученности проблемы идеологии СНРП (как и ее идейной природы) проанализирована в статье: Шемякин А. Л. Идеология сербского радикализма (1881-1903): историографические стереотипы и дилеммы // Россия и Сербия глазами историков двух стран. СПб., 2010. С. 143-164.
страны, после юношеского увлечения ее отцов-основателей идеями русского народничества, стала чисто западнической»18, усвоив «идеи французского радикализма и британской парламентской теории»19. «Сербская элита, - подводится итог подобным рассуждениям, - все больше поворачивалась к Западу.»20.
Думается, однако, что далеко не все было столь просто и однолинейно.
По нашему мнению, сербский радикализм выступил в 1881 г. на политическую арену как альтернатива резко ускорившемуся после обретения независимости процессу модернизации, который связывался с деятельностью напредняцкого (прогрессистского) правительства Милана Пирочанца. Стремление прозападнической части местной элиты буквально «насадить в Сербии европейскую культуру»21, причем без всякого учета ее адаптивных способностей, и вызвало протест радикалов. В ответ на мощный вызов они провозгласили главной задачей защиту сербской самобытности, отождествляемую с только что завоеванной свободой. «Мы совсем не бережем всего того, что серба делает сербом, - писал в конце 1880-х гг. вождь радикалов Никола Пашич, - но, идя за модой, стремимся к тому, чем так кичатся иностранцы.»22. И даже в середине девяностых он продолжал взывать к Светозару Марковичу - ученику русских народников, - вскрывая идейные корни Радикальной партии: «Маркович проповедовал необходимость сельской общины на манер русской, чтобы не развивался у нас пролетариат и чтобы нам не идти в этом отношении по следам Европы. И община у нас живет до сих пор. Об этом радикалы особенно хлопотали»23. Соответственно, «нашу Радикальную партию нельзя смешивать с тем, что называется этим именем во французском парламенте (курсив наш. - А. Ш.)»24.
Выстраивая свою идеологию на базе прочно укорененной в народном сознании патриархальности и идентифицируясь, таким образом, с массой, радикалы (как партия) выражали спонтанное и резко негативное отношение крестьянства, составлявшего без малого 90% всего населения, к структурным изменениям общества и государства - их модернизации, - кои могли нарушить самодостаточное равновесие его традиционного бытия в условиях аграрного мира. Закрытое общество противилось всем попыткам хоть немного «приоткрыть» себя.
Либеральная идея и традиция - эта сквозная дихотомия определяла все зигзаги сербской истории двух последних десятилетий XIX в. Соответственно, и типично традиционалистские установки
радикалов - примат коллектива над личностью, обычая над законом, а равенства над свободой - носили выраженно антилиберальный характер. А потому, спрашивается, могла ли организация, исповедующая подобные принципы, являться единственной на Балканах «современной политической партией»? Нам представляется, что вряд ли.
С самого начала Радикальная партия замышлялась ее основателями как партия народная (то есть массовая), поскольку ее цели отождествлялись с целями всего народа. Но наряду с массовостью, другой ее особенностью была жесткая внутренняя структура и со-подчиненность - общинные, уездные и окружные филиалы, густо усеявшие страну, и венчающий всю эту пирамиду Главный комитет действовали как хорошо отлаженный механизм, являясь по существу организацией внутри движения.
Своим устройством эта система напоминала армию - партийные взводы, роты и батальоны подчинялись Верховному штабу и были стянуты единственной волей. И как всякая структура военного типа, основанная на принципе иерархичности подструктур, Радикальная партия была немыслима без фигуры вождя, кем однажды и навсегда стал Н. Пашич. Как выразился французский политолог М. Дюверже, «эра авторитарных партий совпадает с выходом на сцену массовых партий»25. Мало того, по мере выбывания из состава партийного руководства «отцов-основателей» и притока в него представителей новых генераций, для которых борьба первопроходцев в бурные 80-е была уже овеяна легендой, вечный Пашич сам превращался в легенду, становясь персонификацией сербского радикализма - этой, по определению Йована Жуйовича, «новой религии, в которую народ фанатично верил»26. Здесь истоки его харизмы! «Пашич принадлежит нам - мы принадлежим Пашичу», - твердили радикалы после его смерти27. «Радикальная партия - это Никола Пашич, Никола Пашич - это Радикальная партия», - тогда же признавали политические оппоненты28*. (Читаешь, и, словно водяной знак на бумаге, проступают классические строчки Маяковского: «Мы говорим Ленин, подразумеваем - партия; мы говорим партия, подразумеваем - Ленин!»).
И, как следствие такого восприятия, образ вождя радикалов трансформировался в сознании многих в некий миф или спаситель-
* Историческая наука также не осталась «в стороне» от таких дефиниций: «История Радикальной партии - это история Николы Па-шича...» (Чубриловик В. Исторща политичке мисли у Србщи XIX века. Београд, 1958. С. 447).
ный талисман, без которого правильно не решаются никакие дела. Эту явную - и так не свойственную европейскому мышлению - иррациональность в отношении сербов к Пашичу чутко уловил французский историк А. Мале, проведший полтора года при сербском дворе в качестве педагога короля Александра Обреновича. В своем дневнике он записал: «Пашич... создал вокруг себя ореол легенды, став в народе олицетворением какой-то страшной силы. Если что-то не в порядке, то отовсюду слышится: "Ах! Если бы Пашич был здесь. Когда же он будет здесь? К счастью, остается Пашич!". Эту легенду следует развеять, и тогда Радикальная партия развалится»29. Во всем был прав проницательный француз, кроме одного - сам о себе создать легенду человек вряд ли в состоянии. Потому она и не развеялась, но когда Пашич умер (в декабре 1926 г.) Радикальная партия действительно развалилась.
Но вернемся к иерархии. Очевидно, что эффективность ее функционирования обусловлена единством всей вертикали, какое в свою очередь зиждится на дисциплине и подотчетности входящих в нее элементов. Лидер Радикальной партии прекрасно знал о существовании данного закона организации - а потому ключевыми понятиями в его лексиконе и были дисциплина и единство.
Монолитное единство партии Н. Пашич ставил превыше всего, начисто отвергая возможность диссиденства. Он был уверен, что открытое проявление внутрипартийных разногласий идет на пользу только политическим противникам. Меньшинство, а уж тем более отдельный член партии - с мнением, противным воле большинства, должны, по его мысли, приноситься в жертву единству. В 1886 г. Пашич горячо одобрил поведение Раши Милошевича. «Ты ведешь себя, - писал он соратнику, - как сторонник единства и целостности партии. Ты, оберегая ее внутреннее согласие, идешь на уступки даже там, где имеешь право мыслить по-своему (выделено нами. -А. Ш.)»30. Подобная лояльность являлась для Пашича высшим проявлением «патриотизма и любви к партии», которые должны быть «сильнее личных мнений»31. Нельзя допустить, без устали повторял он в своих письмах, «чтобы точка зрения отдельного члена противо-
32
поставлялась линии всей партии»32.
Ну, а если они все-таки сталкивались: взгляд диссидента и «генеральная линия», что же тогда? Ответ мог последовать только один -никакой пощады раскольникам. «Оповестите всех членов партии, -требовал ГК от нишских функционеров в 1896 г., - что они должны выбирать между всей Радикальной партией и исключенными члена-
ми. Середины здесь нет и быть не может. Тот, кто действует вкупе с предателями, не может быть членом нашей партии. Тот, кто подрывает дисциплину, также недостоин состоять в ее рядах»33. Иными словами - кто не с нами, тот против нас. Но чем же был вызван столь жесткий подход к внутренним оппонентам? Все дело в том, что любой раскол в партии ее вождь воспринимал эсхатологически, прямо ассоциируя его с крахом Сербии как независимого государства. Не больше, не меньше. «Вы меня зовете домой, - писал он Савве Груичу из Петербурга в январе 1894 г. - И хотя мне не хочется ехать именно сейчас, я все же должен вернуться, поскольку нынешний разлад в Радикальной партии нанесет стране большой ущерб. Ведь мировые события могут застать Сербию в полном расстройстве и без сильной партии, которая могла бы управлять народом, а это, в свою очередь, отбросило бы нас назад, если не сказать - привело бы к гибели»34.
Блестящий и гибкий тактик, Пашич вполне допускал возможность всякого рода политических маневров, тактических компромиссов и даже временного отступления, если того требовали обстоятельства, - «Политика измеряется только мерой успеха.»35. Но единство Радикальной партии - своего любимого детища - он всегда отстаивал с каким-то особым упорством. В этом вопросе уступки исключались начисто. «Любому соглашению, - писал Пашич в 1886 г., - мы предпочтем единство партии»36. Оно же в свою очередь гарантировалось строгим соблюдением партийной дисциплины, под которой подразумевалось беспрекословное подчинение воле Главного комитета - ведь именно он «представляет Радикальную партию во всей ее деятельности и решениях», как это было записано в резолюции 2-го съезда, состоявшегося в Нише в мае 1889 г.37 Причем данная мысль лишь конкретизировала принципы партстроительства радикалов, заложенные в партийном Уставе 1882 г.
Во исполнение таковых, вождь требовал от всех без исключения партийцев непременного согласия с линией руководства. Когда в 1896 г. в Нише из партии было исключено несколько «предателей», а местный городской комитет подал в отставку из-за разногласий по вопросу об отношении к ним, Пашич накануне выборов нового горкома послал туда письмо, где подчеркнул: «Главный комитет желает, дабы выбор пал на тех товарищей, которые полностью согласны с ним в оценке вины исключенных лиц перед партией». Вина же их была такова, что «больше и тяжелее не бывает»38. Отсюда и наказание.
Итак, в Сербской радикальной партии, по определнию, не могло существовать инакомыслия, как и реальной автономии местных орга-
низаций. Все решал верховный штаб (он же трибунал) во главе с его вечным начальником: разрабатывал «генеральную линию», казнил или миловал. Исключений из правил не было ни для кого - невзирая на статус или прошлые заслуги. Подтверждение - все в том же письме Главного комитета в Ниш: «Некоторые наши товарищи полагают, что центральное руководство не имеет права исключать членов партии до тех пор, пока местный комитет не обратится к нему с соответствующим представлением. Такой подход глубоко ошибочен. ГК исключает любого члена партии, чьи действия несознательны, неискренни или враждебны по отношению к ней. Он распускает местные комитеты, которые не работают в партийном духе, и может исключить даже члена ГК, если тот действует вразрез с партийными интересами»39.
Перед нами - впрямь будто статут какого-то военизированного ордена. Причем закрепленный в нем порядок существовал до самой смерти Пашича, который и являлся тем единственным человеком, кто определял, что же собой представляет этот самый «партийный интерес» - категория, должно заметить, весьма беспощадная. Уже после образования Первой Югославии его жертвами пали великаны -Стоян Протич, Люба Йованович. И ничто не могло им помочь.
11 августа 1926 г., всего за четыре месяца до смерти, старый вождь слабеющей рукой буквально нацарапал давнему другу Аце Станоевичу: «Я получил твое письмо, в котором ты сообщаешь о спорах и разногласиях, возникших в среде наших товарищей во время выдвижения кандидатов в городскую управу Белграда. Все эти споры меня удивляют - я не могу их понять, а тем более одобрить, в среде нашей партии, которая всегда поражала весь мир своей дисциплиной»40.
Последняя сентенция Пашича - отнюдь не праздная метафора. Его современник и биограф, итальянский граф К. Сфорца вспоминал: «В бытность мою во Франции я имел возможность изучить организацию французской радикальной партии, о которой тамошние консерваторы говорили, что именно она является хозяйкой страны. Так вот, организация французских радикалов - это детская игра по сравнению с организацией старой Сербской радикальной партии»41. Очевидец из европейцев, как видим, оказался более проницательным, чем позднейшие историки, - он не отождествлял, но проводил границу, и был абсолютно прав*.
Ср. с утверждением Милана Ст. Протича-младшего: «В течение восьмого десятилетия XIX в. французский радикализм оказал на Сербскую радикальную партию самое глубокое воздействие, которое выразилось в двух формах - в виде политической програм-
И еще на два аспекта, тесно связанных со спецификой организации радикалов в рамках дефиниции «партия нового типа», хотелось бы обратить внимание. Во-первых, это восприятие ими власти и, соответственно, тип их режима, а во-вторых, отвечающая ему политическая культура.
Уже упоминалось, что соратники Пашича отождествляли интересы своей партии с интересами всего народа. Именно отсюда проистекала и претензия на их монопольное представительство и защиту, а значит - на вечную, ни с кем не делимую власть. Потому и понятие «парламентаризм» трактовалось ими как тотальная и ничем (даже законом*) не ограниченная гегемония победившего большинства, что часто трансформировалось в открытый политический террор. «Парламентаризм, который желали радикалы, близок к конвентской системе», - замечают современные сербские историки42. Радикалы «ставили партийные интересы превыше всего, отвергая любые инициативы правительства, вне зависимости от того, была ли от них польза народу», - вторит им соотечественник43.
Такой мессианизм сознания радикалов порождал конфронта-ционное отношение к иным участникам политического процесса в Сербии: либералам и напреднякам, каковые воспринимались не как политические оппоненты, но как непримиримые противники, а значит - и враги народа. Именно этот, печально известный в Советском Союзе термин регулярно использовался на митингах радикалов и в партийной печати.
После принятия «демократической конституции» 1888 г. и первого вхождения радикалов во власть они продолжали третировать своих соперников, хотя в стране был декларирован парламентский режим. «Надо постоянно иметь в виду, - жестко наставлял Н. Пашич соратников на 4-ом партсъезде в Заечаре (сентябрь 1891 г.), - что, в случае возвращения к власти тех, кто преследовал нас в прошлом, все завоеванное превратится в прах»44. Наши политические противники, как заклинание повторял он, «не спят - они день и ночь подка-
мы и организации движения (выделено нами. - А. Ш.» (Протик М. Српски радикали. Иде]е и покрет. Београд, 1990. С. 59). Это заключение автор дословно тиражирует во всех последующих работах.
* В 1907 г. Стоян Протич открыто возгласил в скупщине: «Правительство не только может, но иногда просто обязано поступать мимо закона» (цит. по: Stojanovic D. Steeplechase. Politicka kultura kao prepreka modernizaciji Srbije // Ista. Ulje na vodi. Ogledi iz istorije sadasnjosti Srbije. Beograd, 2010. S. 67).
пываются под народные завоевания, которые принесла с собой новая эра»45. И поэтому - борьба с ними должна продолжаться, вплоть до проявления уже не только политического, но и физического террора. Так, в 1887 г. после прихода к власти либерально-радикального блока имел место буквальный линч напредняков (в котором ведущую роль сыграли радикалы) - так называемый «народный вздох», - когда по всей Сербии прокатились погромы и было убито около 150 человек46. Наглядный образчик уровня политической культуры в «современном европейском государстве», как нередко характеризуют свою страну сербские историки.
Очевидно, что столь нетолерантное отношение «победителей» к представителям проигравшего лагеря имело мало общего с европейской политической и парламентской традицией.
Известно, что радикалы являлись доминирующей политической силой в Сербии на протяжении нескольких десятилетий. Они находились у власти в начале 90-х, затем (после государственного переворота 1894 г.) вели непрерывные бои с личным режимом короля Александра и, наконец, после физического устранения династии Обреновичей в мае 1903 г. управляли страной почти непрерывно вплоть до образования Югославии в 1918 г. Как же была организована система власти радикалов? Для ответа на этот вопрос надо рассмотреть взаимоотношения внутри правящего радикального треугольника (ГК, фракция, правительство).
Начнем с того, что конституция 1888 г., отмененная в 1894-м и восстановленная в 1903 г., обеспечивала преобладание законодательной власти над исполнительной, то есть жесткую подотчетность кабинета скупщине. Парламентский же механизм (свободные выборы, политические права и т. д.), гарантированный Основным Законом, обеспечивал в сербских условиях устойчивую политическую гегемонию радикалов. Оно и понятно, поскольку социальная однородность общества при запуске такого механизма не могла не трансформироваться в монополию «народной партии», которая выражала интересы большинства населения. Следовательно - законодательная власть при таком раскладе функционировала единственно через радикальный парламентский клуб, объединявший заведомое большинство депутатов.
По Уставу клуба, «все его члены должны выполнять в скупщине то, что решило большинство. В случае если член клуба не согласен с решением большинства, он все равно обязан голосовать за него во всех политически важных вопросах»47. Железная дисци-
плина, как видим, насквозь пронизывала и фракцию. В такой ситуации, когда все самое важное решалось на заседаниях радикального клуба (то есть за закрытыми дверями), голосования на пленумах скупщины часто превращались в пустую формальность. И все дискуссии в ней, инициированные слабой парламентской оппозицией, были изначально бесплодны, поскольку не вели к компромиссу. Перед нами - идеальное воплощение того, что радикалы называли «парламентаризмом».
В рамках такого «парламентаризма» радикальный кабинет был крепко-накрепко привязан к парламентскому клубу, который становился средоточием законодательной власти. И не потому, что того требовала конституция, нет! Радикальный политический менталитет, как мы видели, начисто отрицал саму возможность какой-либо автономии в собственных рядах. И как только между клубом и правительством возникали споры, судьба последнего решалась автоматически. Так, в феврале 1891 г. Савва Груич - этот первый в истории независимой Сербии радикальный премьер - был вынужден подать в отставку.
Что же касается самого депутатского клуба, то партийное руководство уделяло особое внимание его персональному составу. В инструкции ГК местным организациям, направленной в регионы после 3-го съезда партии в Ягодине (июль 1890 г.) сообщался набор критериев, которым должны соответствовать выдвигаемые снизу радикальные кандидаты в депутаты. Так вот, главным из них был следующий: необходимо, чтобы каждый претендент на депутатский мандат из радикалов «всегда подчинялся решениям партии и соблюдал партийную дисциплину»48. Ну, а «решения партии» - суть решения ГК, который «представляет ее во всех случаях», как было зафиксировано в резолюции предыдущего (Нишского) съезда.
Все, круг замкнулся: приводные ремни внутри радикальной машины шли не от правительства к партии, как это было принято в европейской политической практике, но наоборот - от партии (ГК) к кабинету, через радикальную парламентскую фракцию. И в результате Н. Пашич - этот вечный председатель высшего партийного органа, - даже не являясь премьером, всегда твердо держал бразды правления в своих руках. Показательный пример - когда летом 1912 г. глава правительства Марко Трифкович однажды заупрямился и отказался, по настоятельной просьбе Пашича, уйти, партийная газета «Самоуправа» («Самоуправление») на следующий же день вышла
с сообщением о его отставке. Поставленный перед таким фактом, Трифкович быстро «сдался»49.
Итак, очевидно, что в условиях «радикального режима» (или же «радикального царства», как его нередко называли50) все рычаги законодательной и исполнительной власти сосредотачивались в руках ГК и его непотопляемого главы. При этом радикалы сознательно шли на концентрацию власти «в одних руках». Чтобы Радикальная партия была готова к управлению страной, писал Стоян Протич, необходимо, дабы «с одного места, от одного органа или человека шли импульсы, координирующие деятельность всей партии». Для С. Протича не было сомнений в том, что этим одним человеком мог быть только Пашич - «естественный вождь партии»51.
Что ж, в этом с ним солидаризировалось огромное большинство сербов. После смены династий в 1903 г. Радикальная партия пришла к власти в Сербии «всерьез и надолго».
При этом и «вождь», и партия мало изменились как в своем «мессианизме» (« Я уверен, что одна только Радикальная партия способна сохранить и усилить Сербию, а также реализовать все наши идеалы»52, - писал Пашич в 1907 г.), так и в восприятии демократии, парламентаризма, плюрализма, политической культуры. Они по-прежнему рассматривали демократию как неограниченное право большинства на монопольную власть, а парламентаризм - как институционализацию такого права, с порога отвергая плюрализацию власти и считая исключительно себя выразителями интересов всего народа53. И, соответственно, те, кто думал иначе, оставались для радикалов врагами, а не оппонентами, компромисс с которыми был исключен начисто. Старинный принцип «партийного государства», как следствие выраженной одномерности их сознания, по-прежнему являлся стержнем радикальной политической культуры.
В стране «победившего парламентаризма», как видим, сложилась, по сути дела, «полуторапартийная система»: с одной стороны, радикалы, с другой - все остальные54. «Вместо власти одного человека, - констатировал С. Новакович, - в Сербии под маской демократии установлена власть одной-единственной партии»55, в которой, -по Й. Скерличу, - «наличествует личный режим, или олигархия нескольких вождей, каковые держат в своих руках не только партию, но и страну»56. Такое политическое состояние известный венгерский мыслитель И. Бибо назвал «фальсификацией демократии», способствующей «поддержанию и защите осуществляемого в демократиче-
ских формах антидемократического правления»57*. Действительно, «в рамках парламентской формы, установленной конституцией 1903 г., сама суть сербского парламентаризма отступала от базовых принципов парламентского государства»58.
Но эта власть одной партии была добровольно принята и поддержана сербскими селяками. Вершителями судеб Королевства вплоть до Первой мировой войны являлись Н. Пашич - этот (как весьма образно выразился о нем Л. Д. Троцкий) «абсолютный властитель Сербии»59 и его радикальная генерация. «В Белграде, - продолжал будущий «соавтор» российского Октября, - все политические разговоры вертятся вокруг личности Пашича. Про короля Петра вспоминают только в исключительных случаях, да и то по чисто внешним поводам... А Пашич всегда у всех и на уме, и на языке. Он думает за всех, он знает, что нужно»60.
В традиционном обществе взаимоотношения лидера и массы часто строятся на базе харизмы. Очевидно, что Н. Пашичу удалось добиться этой харизматической степени доверия народа: не зря же он 22 раза возглавлял кабинеты; а в самые сложные, военные годы (1912-1918) - бессменно. И сербский крестьянин без колебаний вверял ему свою судьбу, даже в самые тяжкие для него минуты фаталистически замечая: «Байя знает, что делает»**, а значит - все образуется.
Как видим, обратная связь между «верхами» и «низами» в Сербии существовала, но, правда, иной природы, чем в классическом европейском государстве, где гражданин осознанно участвует в политике. Следовательно, национальное согласие в Королевстве вызревало после 1903 г. на основе традиционно-патриархальных понятий о власти, ее носителях и их политической культуре, а совсем не на «зависимости» политического процесса от «сознательной» деятельности того же сербского селяка, именуемого уже (в смысле участия в политике) «современным человеком»61, - будь действительно так, это выглядело бы крайне неожиданным в столь «запоздалой стране»***.
* Ср. с утверждением академика М. Экмечича, что после 1903 г. Сербия превратилась в «одно из самых демократических государств в мире» (Екмечик М. Ствараае Jугославиjе. Београд, 1989. Ка. 2. С. 546).
** Бсуа - сербское прозвище Н. Пашича, означающее: тятя, тятенька.
*** Выражение Л. Д. Троцкого (см.: Троцкий Л. Д. В запоздалой стране // Он же. Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война. СПб., 2011. С. 35).
В заключение приведем еще одно высказывание, в связи с организацией СНРП. «Наряду с германской социал-демократией, - указывает Л. Вркатич, - Радикальная партия в Сербии была наиболее организованной партией в Европе.»62. Относительно «наиболее организованной», все точно. Однако отнюдь не с СДПГ в этом отношении следует ставить рядом сербских радикалов. И действительно - принципы организации, строгая иерархичность и откровенный вождизм, отсутствие внутренней демократии и автономии местных организаций (что вполне может быть названо сербским изданием «демократического централизма»); политическая культура, основанная на неприятии политического плюрализма и принципе: «Кто не с нами, тот против нас!» (так, за 1887-1896 г. радикальной толпой было перебито 384 напредняка63); очевидный мессианизм и одномерность мышления - весь этот арсенал «родовых» организационно-политических признаков роднит их с российскими большевиками. И сходство это отнюдь не кажется нам случайным, имея в виду единую народническую основу, на которой (понятно, что в разное время и в разных условиях) обе партии и «взрастали»*. Права О. Попович-Обрадович: «По тому, что в Сербии, параллельно с первыми шагами модернизации, была основана массовая народническо-социалистическая партия с тем типом организации, который войдет в практику лишь с появлением тоталитарных идеологий XX в., она представляет единственный феномен в Новой истории Европы»64.
А Б. Бешлин еще конкретнее называет вещи своими именами: «Н. Пашич и П. Тодорович находились в молодости под влиянием русских народников. Неграмотное и отсталое крестьянство могла повести за собой только твердо организованная партия, члены которой до конца посвятили себя политической работе и были готовы на всякую жертву. Позже такую организацию последовательно воспроизведут большевики»65.
Следует особо подчеркнуть, что в своей концепции партии сербские радикалы следовали той глубоко антилиберальной социологической схеме, которая обеспечивала примат корпорации над
*
С. Йованович указывал, что С. Маркович и П. Тодорович являлись «учениками русских социалистов-шестидесятников, которых, в каком-то смысле, можно считать предтечами большевизма» (/овановик С. Пера ТодоровиЙ // Исти. Политичке и правне расправе. Београд, 1932. Ка. 1. С. 467), - ввиду использования В. И. Лениным организационного опыта русских народников, особенно «якобинцев».
каждым ее представителем в отдельности. По оценке Р. Люшича, «воля отдельного члена была подчинена партийным интересам»66. Таким образом, отношение «партия - член» являлось в представлениях соратников Пашича прямым продолжением пропорций: «общество - личность»; «государство - гражданин», лежащих в основе их народнической доктрины. Во всех трех случаях категория «Мы» довлела и подавляла категорию «Я»; суверенитет целого объявлялся ценностью более весомой, чем право его части; а единство жестко противопоставлялось диссидентству, со всеми вытекающими из этого последствиями. Воистину, организация следовала за идеологией, органично ее дополняя.
Вот только чешский историк Я. Пеликан недоумевает - как это возможно, что «необычайно современный для своего времени способ политической деятельности (то есть организация. - А. Ш) Радикальной партии так сильно контрастировал с ее утопической программой.»67. Ведь, по его мнению, «концепции радикалов никогда не были четко сформулированы», представляя собой «набор разнородных, во многом противоречивых идей», так что их программа «модифицировалась в зависимости от ситуации, в которой находилась партия» - «партия конкретного, каждодневного политического действия»68. То есть идеология служила организации? Но так ли это, ибо (повторим высказывание Л. Перович) «без идеологии организация была бы только скорлупкой!». Соответственно, и успехи приходили: «благодаря четко концептуализированной политической стратегии, жесткой организационной структуре и способному руководству»69. А как же иначе?
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Чиркович С. История сербов. М., 2009. С. 267.
2 Шемякин А. Л. Программа Сербской народной радикальной партии 1881 г. // Идейно-политическая борьба в странах Европы и Америки. М., 1988. С. 114-131.
3 Vrkatic L. Pojam i bice srpske nacije. Sremski Karlovci; Novi Sad, 2004. S. 175.
4 Цви)ик J. Jединство и психички типови динарских ]ужних словена. Београд, 1999. С. 64.
5 Српски радикализам // Од|ек. 7 ма] 1889 г.
6 Vrkatic L. Pojam i bice srpske nacije. S. 175.
7 Перович Л. Народная радикальная партия: утверждение идеологии
социального, национального и политического единства сербского народа // Человек на Балканах. Власть и общество: опыт взаимодействия. СПб., 2009. С. 311.
8 Stokes G. Politics as development. The Emergence of Political Parties in Nineteenth-Century Serbia. Durham; London, 1990. P. 4.
9 См.: Kaser K. Tipologie der politischen Parteien Sudosteuropas im neunzehnten Jahrhundert // Osterreichische Osthefte. 1985. P. 331-365.
10 Батаковик Д. Француски утица^ у Србщи 1835-1914. Четири генерацще «паризлща» // Зборник Матице Српске за исторщу. Нови Сад, 1997. Св. 56. С. 90-91; Екмечик М. Дуго кретаае измену клааа и орааа. Исторща Срба у Новом веку (1492-1992). Београд, 2007. С. 316-317; Cox J. The History of Serbia. Westport; London, 2002. P. 52.
11 Батаковик Д. Француски утица]и у Србщи 1835-1914. С. 86.
12 Протик М. Радикали у Србщи. Иде]е и покрет (1881-1903). Београд, 1990. С. 181. Надо, однако, подчеркнуть, что первыми на решающее влияние французских радикалов на их сербских «тезок» указали еще В. Нинчич и М. Йованович-Стоимирович (Нинчик В. Пера ТодоровиЙ. Београд, 1956. С. 74-75; Jовановик-Стоjимировик М. Пера ТодоровиЙ // Исти. Силуете старог Београда. Београд, 1987. С. 118-119). Ту же мысль воспроизвел в своем фундаментальном труде академик М. Экмечич (Екмечик М. Ствараае Jугославиjе. 1790-1918. Београд, 1989. Т. 2. С. 383), повторив ее и в новейшей монографии (Исти. Дуго кретаае измену клааа и орааа. Исторща Срба у Новом веку (1492-1992). С. 316). И среди авторов последнего времени есть сторонники данной концепции. См.: Столик А. Страначка генерацща 1878-1903 // Српске политичке генерацще. Београд, 1998. С. 108; Павловик С. Исторща Балкана. Београд, 2001. С. 188; Исти. Србща. Исторща иза имена. Београд, 2004. С. 87; Деспотовик Л. Српска политичка модерна. Србща у процеси-ма политичке модернизацще 19. века. Нови Сад, 2003. С. 177-178; Свирчевик М. Локална самоуправа у Србщи и Бугарско] (1878-1914). Београд, 2009. С. 179-185; Исти. Локална самоуправа и разво] модерне Српске државе. Београд, 2011. С. 343-346; и др.
13 Протик М. Радикали у Србщи. Иде]е и покрет. С. 181-182.
14 Аврамовик З. Демократско наслеге у Србщи // Токови исторще. Бео-град, 1997. Бр. 3-4. С. 204.
15 Батаковик Д. Србща на Западу: о француским утица]има на поли-тички разво] модерне Србще // Сусрет или сукоб цивилизацща на Балкану (Зборник радова). Београд; Нови Сад, 1998. С. 319.
16 ПротиИ М. Успон и пад српске иде]е. Београд, 1994. С. 106; Мекензи Д. Стсуан ПротиЙ. Српски новинар и државник. Београд, 2008. С. 15.
17 ПротиИ М. Радикали у Србщи. Иде]е и покрет... С. 183. А 15 лет спустя - еще сильнее, и уже в совершенном виде: «Радикальная партия оказала решающее влияние на трансформацию Сербии в демократическое европейское государство» (Protic M. The Serbian Radical Movement 1881-1903. A Historical Aspect // Balcanica. Belgrade, 2006. Vol. XXXVI. P. 149).
18 Нова исторща Српског народа. Београд; Лозана, 2000. С. 178.
19 ПротиИ М. Иде]е европског радикализма и Народна радикал-на странка у Србщи // Европа и Срби (Зборник радова). Београд, 1996. С. 275; Isti. Sources of the Ideology of Serbian Radical Movement 1881-1903 // Balcanica. Belgrade, 2007. Vol. XXXVII. P. 125; СвирчевиИ М. Локална управа и разво] модерне Српске државе. С. 346. Заметим, что впервые мнение о «британской парламентской теории» как одном из источников идеологии сербских радикалов еще в 1926 г. высказал Л. Маркович (см.: МарковиИ Л. Никола ПашиЙ и парламентаризам // Споменица Николе ПашиЙа. Београд, 1926. С. 46).
20 МарковиИ П. Теорща модернизацще и аена критичка примена на ме^уратну Jугославиjу и друге источноевропске земле // Годишаак за друштвену исторщу. Београд, 1994. Св. 1. С. 11.
21 Овсяный Н. Р. Сербия и сербы. СПб., 1898. С. 90.
22 Архив Српске Академще наука и уметности (далее - АСАНУ). ПашиЙеве хартще. Бр. 14615-1-27.
23 Шемякин А. Л. Никола Пашич в записках русского путешественника (к вопросу об идейной природе Сербской народной радикальной партии) // Славянский альманах (2005). М., 2006. С. 437.
24 Там же.
25 Дюверже М. Политические партии. М., 2000. С. 222.
26 Жу/овиИ J. «Српска радикална странка». Говор J. М. ЖурвиЙа на збору самосталних радикала у Jагодини 10 августа 1903. Београд, 1903. С. 9.
27 Самоуправа. 17 децембар 1936.
28 Simplex. Личност Николе ПашиЙа // Нова Европа. Загреб, 1926. Ка. XIII. Бр. 12. С. 415.
29 Мале А. Дневник са српског двора. 1892-1894 / Превела и приредила Л. МирковиЙ. Београд, 1999. С. 186-187.
30 Н. ПашиЙ - Р. МилошевиЙу. 1886 // ПашиИ Н. Писма, чланци и говори (1872-1891) / Приред. Л. ПеровиЙ и А. Шем]акин. Београд, 1995. С. 219-220.
31 Н. ПашиЙ - неидентификовано] особи. 1886 // Исто. С. 217.
32 Исто.
33 Архив Jугославиjе (далее - AJ). Ф. 143 (заоставштина Н. ПашиЙа). Фасцикла 4.
34 Архив Србще (дале - АС). Ф. Поклони и откупи. Кутща 82. Бр. 170.
35 Отворено писмо газда Цеки КрстиЙу, народном посланику // Пашик Н. Писма, чланци и говори. С. 78.
36 Н. ПашиЙ - неидентификовано] особи. 1886 // Исто. С. 217.
37 Цит. по: Трифуновик М. Исторща Радикалне странке // Велика Србща. Август 1997. Бр. 403. С. 52.
38 А! Ф. 143. Фасцикла 4.
39 Исто.
40 Рукописно оделеае Народне Библиотеке Србще. Бр. Р 675/4.
41 Сфорца К. Никола ПашиЙ и у|едиаеае Jугословена. Ратне и дипло-матске успомене. Београд, 1937. С. 52.
42 Лушик Р. Исторща српске државности. Ка. 2. Србща и Црна Гора -нововековне српске државе. Нови Сад, 2001. С. 206; Раjик С. Алек-сандар ОбреновиЙ. Владар на прелазу века. Сукоблени светови. Београд, 2011. С. 105.
43 Чиркович С. История сербов. С. 304.
44 Говор Н. Пашийа на збору у Заjечару. 8 септембра 1891 // Пашик Н. Писма, чланци и говори. С. 333.
45 Исто. С. 334.
46 Антик Ч. Кратка исторща Србще. Београд, 2004. С. 83.
47 АСАНУ Бр. 9991/1 (Протоколи седница радикалног клуба у Скупшти-ни 1889-1890). Правила клуба Народне радикалне странке. Чл. 11.
48 АJ. Ф. 143. Фасцикла 4.
49 См.: Троцкий Л. Д. Никола Пашич // Он же. Перед историческим рубежом. Балканы и Балканская война. СПб., 2011. С. 72-73.
50 См., например: Тодоровик П. Огледало. Зраке из прошлости. При-редила Л. ПеровиЙ. Београд, 1997. С. 206.
51 Цит. по: Поповик-Обрадовик О. Парламентаризам у Србщи. 19031914. Београд, 1998. С. 81.
52 АСАНУ «Pasic collection». Бр. 14924/22.
53 Сто]'ановик Д. Србща и демократща. 1903-1914. Београд, 2003. С. 259-267.
54 Иста. Партщске елите у Србщи 1903-1914 // Jугословенски исторщски часопис. Београд, 1997. Бр. 2. С. 47.
55 АС. Фонд Степана НоваковиЙа. Бр. 428. Л. 3.
56 АСАНУ Заоставштина Милана ЖивановиЙа. Бр. 14423/734. Л. 28.
57 Бибо И. О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств // Он же. О смысле европейского развития и другие работы. М., 2004. С. 201.
58 ДимиИ Л. Исторща српске државности. Нови Сад, 2001. Ка. 3. Србща у Jугославиjи. С. 96. Исчерпывающее объяснение этого феномена в контексте сербского традиционного общества см. в: ПоповиИ-ОбрадовиИ О. Парламентаризам у Србщи. 1903-1914.
59 Троцкий Л. Д. Никола Пашич... С. 71.
60 Там же.
61 ЕкмечиИ М. Дуго кретаае измену клааа и орааа... С. 302-303, 306.
62 Vrkatic L. Pojam i bice srpske nacije. S. 195.
63 МарковиИ С. Гроф Чедомил МщатовиЙ. Викторщанац ме^у Срби-ма. Београд, 2006. С. 172.
64 Koreni antimoderne politicke culture u Srbiji // Popovic-Obradovic O. Kakva ili kolika drzava. Ogledi o politickoj i drustvenoj istoriji Srbiji XIX-XXI veka. Priredila L. Perovic. Beograd, 2009. S. 331.
65 Бешлин Б. Европски утица_|и на српски либерализам у XIX веку. Сремски Карловци; Нови Сад, 2005. С. 864-865.
66 ЛушиИ Р. Исторща српске државности. Ка. 2. С. 199.
67 Dejiny Srbska. Praha, 2004. S. 221.
68 Ibidem. S. 220.
69 БогуновиИ Н. Коекуде Србщо. Српске исторщске теме. 1804-1918. Београд, 2006. С. 317.
Shemiakin А. L. «Party of a New Type». The Specific of Serbian Radicalism (the End of the Nineteenth - the Early of the Twentieth Century)
The author analyses the organization, political culture and inner ethos of the Serbian Radical party - the biggest political structure of the independent Serbia. He comes to the conclusion on the similarity of the party of Serbian radicals with a «party of the a new type», i.e. Russian Bolsheviks.
Key words: Serbian Radical Party, Nikola Pashich, Russian Bolsheviks.
