CC BY
66
УДК 323.1+323/327
ПАРТИИ КАК СУБЪЕКТЫ МОДЕРНИЗАЦИИ: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
© Т. К. Демидова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (917) 340 31 21.
E-mail: [email protected]
Представлен краткий ретроспективный анализ масштабных государственных преобразований, осуществленных в нашей стране со времен Петра I до наших дней. В контексте исследуемой тематики автором рассмотрены позитивные и отрицательные факторы развития политической системы (в том числе — партийной системы), теоретические и практические аспекты участия российских политических партий в процессе современной политической модернизации.
Ключевые слова: модернизация, политическая система, партия.
Сегодня, когда Россия находится в начале очередного витка политико-экономических реформ и рождается траектория ее дальнейшего движения, необходимо понять, в чем причина расхождения между теоретической моделью модернизации и политической практикой, и каков модернизацион-ный потенциал современных российских политических партий.
Если история партий в нашей стране насчитывает немногим более века, а история многопартийности - несколько десятков лет, то процесс реформирования российского государства по западному образцу начался еще 300 лет назад. Так называемая имперская модель модернизации сложилась в период реформ Петра I и затем на протяжении почти 3-х веков использовалась властью всякий раз, как только очередной системный кризис выявлял технологическое и военное отставание России от Западной Европы, воспринимавшееся как угроза имперскому статусу и национальной безопасности страны [1, с. 94]. Модернизация посредством крайнего мобилизационного напряжения усилий, истощения ресурсов и нещадной эксплуатации основного населения страны обеспечивала рост экономики и научно-технический прогресс, но подавляла личную инициативу граждан и приводила к отчуждению между властью и обществом.
Начиная с 1917 года, ту же модель форсированной модернизации в своем стремлении к достижению страной военного и политического доминирования в мире использовало российское, а затем советское руководство. Ценой невероятных усилий СССР на время превратился в сверхдержаву. Однако спустя 70 лет на так называемой позднеиндустриальной стадии политико-экономических отношений, когда главным ресурсом производства становится человек, а не орудие труда, такая политика продемонстрировала свою абсолютную неэффективность и привела, в конечном счете, к развалу страны. В конце прошлого столетия Россия вновь оказалась в ситуации поиска пути развития, который бы позволил ей восстановить экономический потенциал, успешно завершить начатую пере-
строикои модернизацию и занять достойное место в мировом сообществе стран.
С началом процесса перестройки Россия присоединилась к «третьей волне» модернизации. Благодаря произошедшим трансформациям Российская Федерация de jure отвечает таким минимальным критериям демократии, как всеобщее и равное избирательное право, регулярные выборы и многопартийность, но de facto она далека от «партийных демократий» Запада с их приверженностью разделению государственной власти, рыночной экономике и гражданским правам и свободам. “Journal of Democracy”, подводя итоги столетия распространения демократии в мире, констатировал, что в условиях электоральной демократии, которая распространена в 120 странах, проживают 63.2% населения планеты. Но только 38.9% живут в государствах, где действительно соблюдаются базовые гражданские свободы [2, с. 3]. При наличии формально свободных выборов и легально действующих оппозиционных партий в таких странах отсутствуют мобильность и конкуренция политической элиты, реальное разделение ветвей власти, верховенство закона, отделение экономического общества от административного аппарата.
Сегодня в мире не существует практически ни одной «беспартийной демократии», и, как утверждает Ф. Шмиттер, конституционная, представительная демократия, контролируемая посредством многопартийных, состязательных выборов, служит ориентиром демократической трансформации по-ставторитарных обществ в любом культурно-географическом регионе мира [3, с. 27]. Россия не стала исключением из этого общего правила. Многие авторитетные отечественные ученые считают российскую многопартийность движущей пружиной политического процесса в стране [4].
Л. Даймон отмечает, что самой поразительной чертой «третьей волны» модернизации является то, как мало осталось на земле режимов, которые никогда не допускали никакой многопартийности. Столь широкое ее распространение свидетельствует «об идеологическом превосходстве демократии в
сложившемся после окончания холодной войны мире, но - одновременно - о поверхностном характере этого превосходства» [5, с. 17].
При либеральных демократиях многопартийность является продуктом длительной эволюции общества. Согласно теории С. Липсета-С. Роккана в результате эволюционного процесса в обществе образовались социальные разломы (cleavages) -долгосрочные структурные конфликты, на базе которых складывались противостоящие политические позиции. Вдоль линий разломов сформировались политические партии со своим устойчивым электоратом. Партийная демократия возникла в ходе естественной модернизации наряду с развитием гражданского самосознания, укреплением парламентаризма, социальной дифференциацией и стратификацией индустриализирующегося населения, ограничением капитализма laissez-faire, нормами социальной справедливости, конституированными в неотчуждаемых гражданских правах и свободах [6, с. 20].
Во многом этим обстоятельством обусловлено то, что в развитых демократических государствах многопартийность уже много лет ассоциируется с порядком, при котором партийные структуры служат проводниками политических идей, отражают интересы определенных групп избирателей и выступают от их имени, а также принимают участие в функционировании законодательных (представительных) и высших исполнительных органов власти. Партии выполняют роль основного посредника между обществом и государством. В нашей стране в сознании граждан многопартийность еще никогда не связывалась с порядком и социальной справедливостью.
Д. Растоу утверждает, что переход к демократии, означающий в том числе и коренной сдвиг в сфере организации власти, всегда происходит в результате сознательного решения со стороны верхушки политической элиты, которое затем переносится на уровень политических партий и через них -на население в целом [7, с. 27]. Но если в странах так называемого первого эшелона политическая модернизация была обусловлена внутренними импульсами и стала продолжением процесса органичного развития, то в странах догоняющей модернизации государство, начинавшее «революцию сверху», стало главным субъектом преобразований. Стимулом модернизации для этих государств явилось стремление выйти на уровень мировых лидеров.
В странах, где политическая элита обладает политической волей в сочетании с социальной ответственностью, удается добиваться впечатляющих успехов даже на пути догоняющей модернизации. Примерами служат развитые индустриальные страны Азии (Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Малайзия) [8, с. 6]. Другие переходят в категорию «рушащихся государств» с деградирующей экономикой и распадающимися властными институтами,
неспособными обеспечить элементарный порядок и безопасность граждан.
После того как В. В. Путин оказал поддержку сначала «Единству», а затем «Единой России», и данные партии одержали убедительную победу на выборах, желание присоединиться к победителям выразило подавляющее большинство политиков и политических объединений. В их числе оказались и те, кто ранее позиционировал себя как конкуренты «Единой России», а также большинство политических образований, претендовавших в разное время на роль «партии власти». В системе отношений общество - власть такие партии являются скорее не представителями гражданского общества в государстве, обеспечивающими общественный контроль над государственной машиной, а некими агентами власти, осуществляющими ее контроль над обществом.
Конечно, любая власть стремится к доминированию и даже экспансии. Однако в истинно демократических государствах ее стремлению противостоит соблюдение конституционного принципа разделения власти на ветви и их взаимоконтроль, реальная многопартийность, и антитоталитарные социально-психологические установки большинства населения. В России этих ограничителей сегодня нет, либо они находятся в процессе формирования.
Как известно, в развитых демократиях партии предлагают на выборах альтернативные программы в обмен на поддержку избирателей, а избиратели оценивают, какая из программ лучше представляет их интересы. В российском обществе различия между программами партий отходят на задний план, уступая место таким факторам, как: административный ресурс, профессионализм избирательных технологов, популярность лиц, возглавляющих партийный список, и, конечно, финансы, которые часто способны обеспечить и то, и другое. Партийная идеология превращается во вспомогательный атрибут избирательной технологии. Огромную роль в определении исхода выборов получают электронные средства массовой информации, которые делают излишними традиционные способы мобилизации электората, и, тем самым, упраздняют необходимость массовой партийной организации. Люди голосуют за имидж, созданный специалистами по политической рекламе и поданный посредством СМИ. Он воздействует на рядового избирателя гораздо эффективнее, чем программа или реальные дела партии, особенно, когда партия, каких большинство в России, не имеет длительной истории и устойчивой репутации.
По данным Всероссийского института общественного мнения среди всех политических институтов в России партии устойчиво пользуются наименьшим доверием общества [9]. На парламентские партии, не контролирующие правительство и не несущие ответственности за социальные последствия его политики, распространяется отношение
населения к Государственной Думе. Например, по опросу «Левада-центра», значительная часть россиян полагает, что законодательная власть должна защищать права и свободы граждан (36%) и обеспечивать равенство всех перед законом (39%), но в реальности она это сделать «не способна» (81%). Рейтинг партий по упомянутым трем позициям самый низкий: 14%, 11% и 95% соответственно [10, с. 4]. Характерно, что не только общественное мнение, но и сами депутаты Государственной Думы зачастую не воспринимают себя носителями власти. Государственное устройство, не позволяющее партии формировать правительство или контролировать его политику, решающим образом влияет на мотивацию их участия в выборах. Победа на выборах и получение депутатских мандатов из инструментальной цели обеспечивают выживание и процветание партии и ее лидеров.
Как известно, одного наличия многопартийных выборов недостаточно для того, чтобы партийная демократия состоялась. Необходимо, чтобы значительная часть избирателей обладала адекватными знаниями о политике и политиках, хотела бы участвовать в политическом процессе и, голосуя за ту или иную партию или кандидата, принимала рациональные решения. На сегодняшний день такого электората в России практически нет. Развернутая так называемыми «демократами» пропаганда необходимости деполитизации, деидеологизации общества, призывы заняться лично каждому своим социальным экономическим обустройством подорвали доверие многих людей к партии как политическому институту и погасили их стремление участвовать в политике, партийной жизни [11, с. 28].
В России нет ни одной крупной партии, которая бы выступала за возврат к прежней экономической и политической системе. Большинство из создаваемых партий заявляет о политическом центризме, который, однако, в российском контексте выражается на практике в поддержке власти как таковой [12, с. 375-376]. Их всех устраивает в целом существующий характер власти, расхождения возникают там, где начинаются противоречия реальных корпоративных интересов, связанных с потерями и приобретениями: с распределением налогового бремени, протекционизмом в торговле, антимонопольным законодательством, квотами, лицензиями, льготами, государственными гарантиями и т. п. Но и те партии, которые заявляют о своей принципиальной оппозиционности власти, как, например, КПРФ, представляют собой, по убеждению ряда аналитиков, включая специалиста по российским политическим элитам О. Гаман-Голутвиной, не более чем «псевдооппозицию», поскольку своими определенными сегментами они оказываются втянутыми в различные кланово-корпоративные структуры [12, с. 376].
Российская многопартийность, не имеющая надежной социальной базы и занимающая по сути маргинальное положение в системе организации власти, в большей степени зависит от властных структур, чем они от нее. Она не является сегодня активным самостоятельным и доминирующим субъектом политической модернизации.
Завышенные ожидания, связанные с модерни-зационным потенциалом многопартийности, очевидно, исходили из представления о том, что Россия стоит в начале пути к демократии, который прошли страны Запада и который ей предстоит повторить, и что транзит, один раз начавшись, будет развиваться дальше естественным путем, согласно своей внутренней логике и первоначальному позитивному импульсу.
Но в отличие от партийных систем, возникших как институт гражданского общества и демократизировавших правящие режимы, российская многопартийность была порождена «квазидемократией» во главе с бывшей советской элитой. Те из бывших партийных функционеров, кому удалось занять выгодное положение в становлении новых политических институтов - атрибутов демократии, были заинтересованы не в демократических преобразованиях, а в том, чтобы сохранить за собой и максимизировать его преимущества в рамках существующего режима. Естественно, что многопартийность воспринималась как инструмент собственной стратегии выживания. По этой причине из всех функций партий длительное время в Российской Федерации востребованной оставалась лишь функция мобилизации электората в период избирательной кампании.
Впрочем, необходимо отметить, что даже в развитых демократических государствах реализация партиями иных, помимо электоральной, функций связана с определенными сложностями. Западные партийные системы сегодня также переживают кризис. Переход от индустриального к постиндустриальному информационному демократическому обществу, для которого характерны деидеологизация, замещение коллективных ценностей индивидуальными, а также развитие информационных технологий ведут к трансформации политических институтов демократии.
С исчезновением или ослаблением социальных конфликтов, под воздействием которых формировались партийные системы, фрагментацией интересов круг субъектов политики, осуществляющих взаимодействие государства и граждан, видоизменяется. Партии, служившие традиционными посредниками между населением и властью, вынуждены делить свое влияние между многочисленными и разнообразными группами интересов, с институтами прямой демократии, интерактивными электронными системами и другими механизмами волеизъявления граждан. На эволюцию института партий в политической системе мощное влияние оказывают технологические инновации информа-
ционного общества. Значительный объем коммуникативных функций в отношениях между обществом и государством, изначально являвшихся прерогативой партий и партийной печати, переходит к независимым электронным СМИ, которые выступают главным агентом мобилизации общества.
Сходит на нет значение низовых партийных организаций. Не желая довольствоваться ролью партийных избирателей, люди стремятся участвовать в политике более проблемно-ориентированными способами [13, с. 35]. Растет число избирателей, не чувствующих себя связанными с определенной партией, партийное членство становится все менее идеологизированным. Как отмечает Клаус фон Бейме, «В постмодернистском обществе членство в партии - как и членство в церкви, какой-либо ассоциации или даже в браке - больше не является принадлежностью всей жизни. ... Люди вступают в партию как входят в вагон, в котором едут какое-то время и выходят, когда не видят причин ехать дальше» [13, с. 38].
Кризис современных партийных систем проявляется в усиливающейся тенденции ослабления связи между социумом и партиями. Проблемой «общества потребления» становится превращение граждан из активных участников политического процесса в рядовых потребителей и превращение партий из института политического представительства гражданского общества в самодостаточных субъектов политики, смыслом существования которых становится борьба за власть как средство распределения общественных ресурсов.
Таким образом, в Российской Федерации модель модернизации посредством шаблонного заимствования институтов демократии, в том числе многопартийности, но с иными целями и в ином социокультурном контексте, привела к иным, нежели в демократических государствах, результатам. Партии не стали посредником между обществом и властью. Они не могут увлечь народ государственными идеями реформирования. Они не стали массовыми организациями, опирающимися на определенные социальные слои. Вместо этого возникла партийная система, не имеющая значительной социальной базы. На нее проецируется не развитая структура общества, а множество конку-
рирующих кланово-корпоративных группировок. Для большинства из них участие в партийной по-литике-бизнес, а выборы-одна из форм межгруп-повой борьбы за свои корпоративные интересы. Не избежала российская партийная система и общемировых тенденций снижения партийного авторитета и значимости.
Однако, несмотря на повсеместный кризис партий, они продолжают оставаться важным элементом политической системы либеральных демократий. Серьезным доводом в защиту существования партийных систем и их дальнейшего развития служит то, что обществом до сих пор не изобретены подобные механизмы, обеспечивающие поддержание демократии. Когда цель воздействия на власть больше, чем решение одной частной проблемы, у партий нет альтернативы. Хотя их роль и влияние существенно упали, сегодня нет политического института, который бы успешнее справлялся с функциями политической мобилизации масс, передачи власти и легитимации существующих режимов в либеральных демократиях [14, с. 120].
ЛИТЕРАТУРА
1. Красильщиков В. Россия и мировые модернизации. М.: Прогресс. 2009. 232 с.
2. Journal of Democracy, 2000. №1. P. 3.
3. Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации демократии. // Полис, №5. 1996. C. 27.
4. Основы теории политических партий под ред. С. Е. Заславского. М.: «Европа». 2007. 260 c.
5. Даймон Л. Прошла ли «третья волна» демократизации? // Полис, №1, 1999. С. 17.
6. Исаев Б. А. Формирование партийной системы в условиях российской демократии. СПб: Альфа. 2006. 188 с.
7. Ростоу Д. Избранное. М.: Политика. 2002. 323 с.
8. Кулик А. Модель догоняющей политической модернизации. Иркутск: Прогресс. 2006. 160 с.
9. Кому доверяют россияне. URL: http://www.ng.ru/
ng politics/2007-06-19/15 doverie.html/
10. Климов И. Зачем нужна эта Дума? Зачем народу народные депутаты? // Свободный мир. М. №10. С. 4.
11. Никифоров Ю. Н., Никифоров А. Ю. Политические партии современной России: эволюция многопартийности и статуса партии. Уфа: РИЦ БашГУ. 2008. С. 28.
12. Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты современной России. М.: Прогресс-Традиция. 2008. 412 с.
13. Инглхарта Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества. М.: Весь мир. 2003. С. 35-38.
14. Lawson К. The Human Polity. Boston New York: Houghton Mifflin Company, 1999. 316 p.
Поступила в редакцию 31.03.2011 г.
