CC BY
30школы «Альма-Матер». - 2013. - №10. - С. 90-95.
ТЕЛЕМТАЕВ МАРАТ МАХМЕТОВИЧ - доктор технических наук, профессор Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова. Россия, Москва (m.telemtaev@gmail.com; авторский сайт systemtechnology.ru). TELEMTAEV, MARAT M. - Professor, Doctor of Technical Sciences, Russian Economic University G.V. Plekhanov. Russia, Moscow (m.telemtaev@gmail.com; author's site systemtechnology.ru).
УДК 94(479)
ТУРИЦЫН И.В.
ПАРАДОКСЫ РОССИЙСКОГО КОЛОНИАЛЬНОГО ОПЫТА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА (НА МАТЕРИАЛАХ ЗАКАВКАЗЬЯ)
Ключевые слова: Российская империя, колониальная политика, геополитика, внешняя торговля,
В статье исследуются проблемы российской колониальной политики в Закавказье на начальном этапе его инкорпорации в состав империи, выясняются особенности хозяйственного освоения и экономической интеграции региона в общероссийский рынок.
TURITSYN, I.V.
PARADOXES OF RUSSIAN COLONIAL EXPERIENCE IN FIRST HALF OF 19th CENTURY (THE SOUTH CAUCASUS CASE)
Key words: Russian Empire, colonial policy, geopolitics, foreign trade
This article investigates the problems of Russia's colonial policy in South Caucasus at the initial stage of its incorporation into the Empire. Also, it studies the special features of business development and economic integration of the region into the Russian market.
На рубеже XVIII-XIX вв. население Южного Кавказа переживало трудные времена. На состоянии местных полуавтономных ханств, находившихся в основном в зависимости от Ирана и Турции, крайне негативное влияние оказывали конфликты в треугольнике «Иран - Турция -Россия», а также внутриполитическая нестабильность, порождаемая их столкновениями между собой. Стремясь не только сохранить и обезопасить, но и по возможности расширить свои владения, укрепить их независимость, закавказские ханы не только балансировали между основными региональными
державами, но и решали сложные задачи удержания в повиновении собственных подданных. Между тем, в череде непрерывных внешних и внутренних военных столкновений все более приходило в упадок местное хозяйство, расцветали усобицы, абречество, работорговля.
В ситуации, когда «Истерзанный Кавказ принял бы любое покровительство» [1], Россия, несмотря на сопротивление, активно присутствовавших в регионе Персии и Турции, утвердилась здесь относительно легко.
С учетом специфики традиционалистской ментальности, ее естественной опорой в Закавказье (впрочем, весьма ненадежной), являлись территории с преобладающим христианским населением - в первую очередь Грузия. Вместе с тем, роль России признавалась и многими правителями исламских ханств.
К примеру, подвергаясь постоянному военному давлению каджарской Персии, мусульманский владетель Карабаха Ибраим-хан Шушинский и Карабахский посчитал более предпочтительным обратиться за помощью и поддержкой к России. Уже в ходе русско-иранской войны 1804-1813 гг. он перешел в российское подданство (Кюрекчайский договор 1805 г.).
Безусловно, здесь не стоит видеть какого-либо особого предпочтения. По сути, хан лишь стремился использовать обострившиеся в это время противоречия России и Ирана для укрепления собственной власти. В то же время, полагаем, что в этом примере находят отражение и известная политическая традиция, и вполне определенный долговременный расчет.
С одной стороны, мелким владетелям всегда приходилось учитывать необходимость своевременного признания права сильного и изъявлять готовность службы новым могучим правителям крупных региональных держав. В этом и состоял залог устойчивости их власти. Не случайно, в течение своего правления многие из них неоднократно меняли своего «покровителя». С другой стороны, Россия в сложившейся ситуации представлялась меньшим злом. Уже не раз приходившая в регион и одерживавшая здесь военные победы, она вскоре покидала его, так и не закрепившись. При этом даже на подконтрольных территориях российское вмешательство в местную жизнь было минимальным и выражалось во вполне приемлемых податях. По сути, местные ханы просто принимались на имперскую службу.
В приведенном выше случае Карабаха, по условиям соглашения от 14 мая 1805 года, Россия признавала права Ибрагим хана на ханство и принимала его на службу в чине генерал-лейтенанта (2 старших сына - генерал-майоры и 1 -полковник). В свою очередь, правитель Карабаха брал обязательства содержания войск и выплаты 8 тысяч «червонцев» (из этой суммы 8405 рублей выделялось на жалование членам ханской семьи «по чинам»). Примечательно, что при этом российские власти не поддержали просьбы изгнанных из ханства и проживавших в основном в Грузии армянских меликов, которые «просили неоднократно от России помощи для свержения Ибрагим хана». По мнению
современника, виной тому была, прежде всего, «междоусобная война меликов», которые не могли договориться даже между собой [2].
В данном случае мы видим еще один, причем чрезвычайно существенный, по сути, центральный фактор региональной жизни, - крайнюю пестроту этно-конфессионального состава его населения, в значительной степени, питавшую местную конфликтность.
В частности, в Карабахе именно активность переживавших трудные времена армянских владетелей («принадлежащее нам население находится в разброде и скитальчестве частью в Грузии, частью в Персии; мы же, сложа руки, остались как пастыри без паствы» - письмо меликов М. Лазареву 1806 г.), в итоге, оказалась для Ибрагим хана роковой. Они сумели убедить командование российских войск в том, что хан является союзником воинственного иранского наследника Аббас Мирзы, причем: «Мелик Джимшид способствовал подполк. Лисаневичу в убийстве Ибрагим-хана» [3].
Приведенный пример представляется весьма характерным для российской политики в Закавказье, где империя постоянно недооценивала всей сложности и запутанности отношений автохтонных народов и действовала скорее методами, приемлемыми для внутренних губерний.
Особенно отчетливо «этноконфессиональная составляющая» проявилась после назначения главнокомандующим в Грузии в 1802 году обрусевшего грузина П.Д. Цицианова. Перенеся региональную столицу из Георгиевска в Тифлис, он развернул в Закавказье активные военные действия, причем, по сути, начал исключительно активно формировать здесь некое подобие нового грузинского царства (разумеется, под скипетром российского императора).
Жертвой такой политики вскоре стал, в частности, «добровольно вошедший» в состав России карабахский хан. Подобное рвение нового хозяина Закавказья оказалось чрезмерным даже для русского двора. Убийство Ибрагим хана с крайним неудовольствие было встречено в Петербурге. Карабахским ханом, в итоге, остался его сын Мехти Кули-хан. Гюлистанский договор 1813 года закрепил Карабахское ханство в составе России.
Тем не менее, преобладающий вектор российской политики в регионе был сформулирован вполне отчетливо. В дальнейшем, в контексте доминирующего прогрузинского характера российской политики в Закавказье, наличие здесь полуавтономных мусульманских ханств было признано нецелесообразным. Вслед за первоочередным упразднением ханств, примыкавших к территориям Картли-Кахети (Гянджинское, Шекинское и пр.), в 1822 году была ликвидирована и независимость Карабахского ханства, превращенного в Карабахскую провинцию Каспийской области.
В свете описанных событий, основное значение приобретает вопрос о причинах, побудивших Россию к проведению в регионе подобной политики. Традиционно российские историки различают здесь, во-первых, «военностратегические» и «геополитические» интересы, во-вторых, интересы торговоэкономические, связанные с проникновением страны на восточные рынки. На
наш взгляд, если первые в этом ряду, довольно невнятно сформулированные цели некой «стратегии», вряд ли можно воспринимать всерьез (границы таких стратегических «интересов» для некоторых, похоже, вообще не имеют предела), то вторые, напротив, заслуживают специального рассмотрения.
Действительно, торгово-экономический интерес России к Востоку являлся традиционным. Уже с XVII века она активно искала возможности расширения здесь своего присутствия и развития Волжско-Каспийского торгового пути. В частности, еще Петр I, стремившийся утвердиться на рынке шелка, хлопка, шерсти, конкурируя в данном отношении с Турцией, в 17221723 гг. предпринял Персидский поход, причем: «торговля была из первейших предметов сего его в Персию походу» [4].
На фоне сохранявшегося и даже усиливавшегося в начале XIX века противостояния России с Турцией и Персией, отношения в сфере торговли с этими странами постепенно становились все более прочными.
В частности, важное значение приобрела хлебная торговля с Турцией. Вполне устойчивыми являлись и торговые отношения с Персией. Даже в ходе русско-иранской войны 1804-1813 гг. русские купцы просили власти пропустить их к персам с товаром, уверенные в безопасности своего предприятия. Еще более ярко это необычное явление обнаружило себя в войну 1826-1928 гг., когда торговля с Ираном фактически не только не прекратилась, но и выросла. В 1826 г. Россия вывезла в Иран товаров на 750 тыс. и ввезла на
1,7 млн. рублей. В 1827 году эти цифры составили уже 1,2 млн. по экспорту и 2,4 млн. - по импорту [5].
Хотя к этому времени Иран стал одним из основных торговых партнеров России на Востоке, отношения взаимовыгодного сотрудничества здесь все же складывались непросто. Прежде всего, облегчавший двустороннюю торговлю 5% таможенный тариф, предоставленный сторонами друг другу по Гюлистанскому договору, так и не был реализован Россией на практике. И это была принципиальная ошибка, затруднившая развитие двусторонних связей.
Парадокс ситуации заключался в том, что несколько позже французский консул Гамба сумел довольно быстро убедить русское правительство в необходимости снижения тарифов в зоне транзитной торговли «по недостатку капиталов» местных купцов. Указ от 8 октября 1821 г. на 10 лет создал в Закавказье особый таможенный режим (свободный транзит и 5% на все ввозимые в Грузию товары). Заметим, что он принципиально выходил за рамки определявшего основы всей русской внешнеторговой политики вплоть до середины XIX века протекционистского тарифа 1822 года, предусматривавшего повышенные пошлины на промышленные товары (особенно на турецкие ткани и пр.). Так мнение французского консула оказалось весомее, чем норма Г юлистанского договора.
Как оказалось, тем самым Гамба, в первую очередь обеспечил экспансию на Восток европейских товаров (Редут-Кале - Тифлис - Тебриз). За время «вольной торговли» 1821-1831 гг. вначале французы, а затем освоившиеся в
Европе армяне просто завалили Персию товарами из Лейпцига (далее -Гамбурга). Грузинский гражданский губернатор П.Д. Завилейский в рапорте И.Ф. Паскевичу от 29 мая 1830 г. сообщал, «что если льготная торговля еще продолжится, то Русские мануфактурные товары лишаться сбыта в Персии и даже за Кавказом, а усилившийся вывоз за границу звонкой монеты угрожает истощением России». Пытаясь переломить ситуацию, министр финансов Е.В. Канкрин добился в 1831 г. отмены особого таможенного режима в Закавказье и повышения пошлин на европейские товары. Однако описанная выше торговля к этому времени настолько окрепла, что данная мера уже не дала ожидаемых результатов. Она не только не способствовала проникновению в регион российских товаров, но и повлекла за собой явные негативные последствия, выразившиеся в значительном уменьшении таможенных сборов, поскольку торговый транзит пошел теперь в Персию через турецкий Трапезунд. Более того, оттуда угрозой экономическим интересам России стала «масса английских ситцев, прокрадывающихся контрабандою за Кавказ» [6].
Безусловно, как страна, лишь вступавшая в 1830-е годы в полосу промышленной революции, Россия существенно проигрывала Англии, приступившей к ней еще в последней трети XVIII века и к этому времени завершавшей переход от мануфактуры к фабрике. Среди «аргументов» России, пожалуй, главными являлись ее политический авторитет и предприимчивость работавшего в данном регионе купечества.
Следует признать, что новые отношения России и Ирана объективно благоприятствовали экономическому сотрудничеству этих стран. По Туркманчайскому договору Россия не только закрепила за собой территории Южного Кавказа, но и получила целый ряд других преференций (привилегии в торговле и пр.). Все это создало для империи весьма благоприятный режим. В свою очередь, несмотря на сохранение некоторого потенциала конфликтности (убийство в 1829 г. посла России А.С. Грибоедова и пр.), полоса военного противостояния стран завершилась. Переориентировав внешнюю активность на афганский Герат, Иран взял курс на развитие отношений с Россией (договор 1834 г.), причем российская торговля находилась под особым
покровительством Фетх-Али-шаха.
Итак, противоречия в основном остались достоянием истории. Для Ирана с 1830-х гг. на передний план вышли афганское направление и конфликт с Англией. Для России безусловным приоритетом стали вопросы разграничения с Турцией и «усмирение» горцев Северного Кавказа.
Но если в политической сфере после войны 1826-1828 гг. в регионе сложилась исключительно благоприятная обстановка, связанная с завершением эпохи русско-иранского военного противостояния, то в области экономических связей ситуация оставляла желать лучшего.
В принципе, наиболее активные представители глубоко косной российской бюрократии, восхищаясь колониальным опытом Англии и Франции, настойчиво пытались подражать зарубежным образцам.
Возглавлявшееся Е.В. Канкриным министерство финансов, безусловно, привлекали те заманчивые перспективы, которые были уже превращены в реальность ведущими европейскими колониальными державами.
Финансистам уже грезились неисчислимые доходы: «Англия от своих колоний в Америке, Индиях, Африке и Азии получает более 20 мил. фунтов стерлингов (около 500 мил. рублей), отпуская им в то же время почти на 12 мил. 500 тыс. фунтов стерлингов (до 312 мил. 500 тыс. рублей), - так что торговля колониальная Великобритании составляет более 800 мил. рублей! Вот плоды предприимчивости, основанной на благоразумных расчетах! Наступает время, когда и За-Кавказье пробудится от дремы, и будет достойно отвечать попечительности Правительства Русского». Известной позитивной предпосылкой для этого считалось то, что в регионе проводилась умеренная политика, и «тамошние обитатели избегли положения Негров». Тем не менее, российские современники признавали главное - колониальных характер режима (исключая Грузию): «русские смотрят на этот край, исключая Грузию, как на завоевание, а сами туземцы видят в них - победителей. Отсюда то равнодушие в первых, которое проявляется везде, - и внутреннее отчуждение во вторых, которое иногда обнаруживается». Поэтому, направляя в апреле 1827 года Николаю I новый законопроект, касающийся Закавказья, Е.В. Канкрин настаивал: «Закавказские провинции могут быть названы нашей колонией, которая должна приносить Государству весьма важные выгоды произведениями южных климатов» [7].
Однако общая ситуация в регионе была весьма далека от грезившейся в недалеком будущем идиллии, а реализация масштабных планов извлечения колониальных доходов - явно хромала. Более того, тенденция экономического вытеснения России из региона, сложившаяся в 20-е годы, несмотря на повышенные с 1831 года таможенные тарифы на европейские товары, не только сохранилась, но и усилилась.
Новизна ситуации состояла теперь лишь в том, что, вместо транзитного центра на пути европейских товаров в Персию, Закавказье стало областью их реэкспорта из Персии и Турции.
В частности, общий обзор торговли по Закавказскому таможенному округу за 1845 год показывает, что Россия вывезла отсюда товаров всего на 781,8 тысяч, а ввезла на 3,9 млн. рублей. Соответственно, из-за границы пришло золотой и серебряной монеты всего на 17,1 тыс., а было вывезено из империи почти на 3,2 млн. рублей. Основными предметами российского импорта в данном случае составляли «очищенные» 5% пошлиной персидские и турецкие товары (более 3,5 млн. рублей), среди которых важнейшее место занимали те же европейские ткани, но окрашенные в Иране (Тебризе). Прежде всего, это были более дешевые хлопчатобумажные ткани, охотно покупавшиеся местным населением. Примечательно, что, как и другие приграничные территории, Карабах стал в данной ситуации перевалочным пунктом в такой торговле (а также в масштабной контрабанде из Ирана). В частности, отмечая,
что «Бумажные изделия постоянно составляли около 50% всего привоза Азиатских товаров», современники подчеркивали, что «усиление это произошло главнейшее по Гюлистанской Таможне (в Нахичевани)». Что касается русских и местных закавказских товаров, то здесь доминирующей тенденцией оставалось вытеснение их из Ирана: «Отпуск товаров за границу остается по-прежнему совершенно незначительным и даже уменьшился против
1844 года». Совершенно прекратился экспорт в Персию «бумажной» продукции. В незначительных объемах туда вывозились лишь шелковые, шерстяные и металлические изделия [8, с. 61-62].
Итак, в 1820-е годы, введенным известным либералом и «гурманом» Д.А. Гурьевым беспошлинным транзитом в Иран и льготным 5% тарифом на ввозившиеся в Закавказье западноевропейские товары, Россия вначале открыла путь европейским товарам на Восток. Тем самым был нанесен серьезный урон и ее торговле (упадок восточной торговли на Нижегородской ярмарке), и мануфактурному производству. А в 1830-е годы Россия уже не смогла вернуть себе прежней торговой роли. Как и прежде, империя вновь не сумела использовать объективные выгоды своих особых отношений с Ираном. Причем парадокс состоял в том, что области Закавказья, в том числе Карабах, для торговли с Востоком, в общем то, и не были нужны. Торговля вполне успешно могла развиваться через Астрахань и Дербент.
Впрочем, и здесь мы видим серьезные проблемы. Государство мало содействовало купечеству, торговле. Хотя общие торговые обороты росли весьма быстро - по оптимистичным данным Р.Д-О. Сулейманова, в 1812-1828 гг. экспорт в Закавказье увеличился в 8,4 раза и в среднем составлял 2,9 млн. рублей ежегодно [9, с. 32], - этот рост существенно сдерживался
нерешенностью целого ряда проблем. Среди них выделим вопросы кредитования (упадок Астраханского государственного коммерческого банка), страхования (отсутствие как такового), налогообложения (сохранение внутренних пошлин в Закавказье - «рахдара» до 1846 г.) и т.д. Особо нужно отметить транспортные проблемы. Совершенно неудовлетворительно использовался морской путь, приходили в упадок пути сухопутные. Лишь в
1845 г. в Астрахани появились первые пароходы с железным корпусом, и только в 1846 г. - открыта первая регулярная судоходная линия Астрахань -Баку. В начале 40-х гг. пришла в негодность и была фактически закрыта основная дорога в Карабах (Тифлис - Елизаветполь (Гянджа) - Шуша).
В описанной ситуации «колониальная эксплуатация» Закавказья, в том числе Карабаха, по сути, состояла в том, что, как и другие приграничные регионы, оно не просто было предоставлено само себе, но в экономическом отношении являлось регионом довольно замкнутым. Причем из торговли с Россией Закавказье извлекало гораздо более существенные выгоды, чем сама метрополия. Данные об объемах торговли, приводившиеся в свое время советскими исследователями, весьма противоречивы, однако, по некоторым свидетельствам, только шелка-сырца в 20-е годы из одного Карабаха в Россию
вывозилось «на 1 млн. руб. ежегодно». На шелководстве здесь выросли купцы с миллионными оборотами [9, с. 25-27]. А ведь по оборотам торговли шелком Карабах уступал и Шемахе, и Нухе, и Баку.
Приведенные выше данные советских историков, безусловно, верны. Однако здесь мы имеем дело с очевидной «фигурой умолчания». Говоря о Закавказье как крупном торговом центре шелком-сырцом, они просто немного не договаривали. Между тем, в использованных ими источниках ситуация выглядит несколько иначе. Обращение к этим источникам показывает, что, к примеру, большие объемы торговли Карабаха были результатом скупки местными купцами сырья в других областях. Реально Карабах давал к 1845 г. всего около 2 тыс. пудов шелка-сырца (Шекинская провинция - 10-14, Ширванская - более 5, Джаро-Белоканская - 4 тыс. пудов и т.д.). Затенялось и то, что русских купцов здесь было крайне мало, а основная масса местных купцов имела весьма скромные обороты - всего в несколько сот рублей. Даже в Тифлисской таможне фиксировались в основном «самые незначительные» капиталы. Только 8-9 купцов ввозили товара на сумму свыше 10 тысяч, и только 1-2 - свыше 50 тысяч рублей. При этом всю торговлю шелка в основном потребителе шелка - Москве долгое время держали всего 5-6 богатых армян. И лишь к концу 1830-х гг., после падения в 1838 г. цен на закавказский шелк, здесь стали «толпится до шестидесяти человек Армян и Татар безкапитальных» [10]. В Шуше же оптовый рынок шелка контролировали всего 4 торговца - 1 купец с тем самым капиталом в районе 1 млн. рублей и еще 3 армянина [11].
Продолжая тему Карабаха, отметим, что, конечно, г. Шуша был местом оживленной торговли, в том числе контрабандной. В этой сфере трудилась добрая половина населения города (3,1 тысяч из 7698 человек мужского населения) [12, с. 326-328]. В то же время, это была торговля преимущественно местная, ориентированная на внутреннее потребление собственной продукции.
Что касается российской торговой политики в Закавказье, российских колониальных товаров, то нужно четко сказать, что Россия совершенно проиграла не только персидский рынок, но и местные рынки азиатским и реэкспортированным из Ирана и Турции европейским товарам.
По признанию внимательного современника, русские промышленные товары «по своей дороговизне, не вознаграждаемой добротою, остаются и вероятно останутся недоступными для тамошних туземцев», которые довольствуются «низкими Персидскими и Турецкими товарами». В течение 1820-х годов регион расцвел исключительно на транзите европейских товаров. В то же время, с 1830-х гг., исключая вывоз шелка и марены (разновидность красителя с лучшими свойствами, нежели голландский крап), основным и по-настоящему выгодным «бизнесом», связанным с Россией и ее пребыванием в Закавказье, являлось обслуживание колониального аппарата: «Произведения земли сбываются только не продовольствие войска; обогащаются одни подрядчики, занимающиеся поставками для казны; предметы роскоши покупаются только чиновниками; безбедно проживают лишь те из жителей, кои
получают от казны жалование или пенсии. Единственная отрасль торговли, доставляющая некоторые выгоды краю, состоит в вывозе денег, присылаемых из России на жалование и содержание Военных и Гражданских Чинов» [13]. Иными словами, откупщики военных подрядов - вот те главные и наиболее серьезные «предприниматели», которые зарабатывали колоссальные средства и которые незаслуженно были «забыты» советскими исследователями.
Итак, основная часть территории Закавказья, в рассматриваемый период в основном являлась регионом натурального хозяйства с серьезно замедленными процессами. Оно развивалось совершенно недостаточно, причем не было в должной степени освоено даже как рынок русских товаров, превратившись в потребителя товаров из Персии и Турции (прежде всего, европейских). Таким образом, с одной стороны, российская колониальная «эксплуатация» состояла в том, что империя вывозила отсюда товаров значительно больше, чем ввозила. С другой стороны, область осталась почти самодостаточной в плане «домашнего потребления» и во многом «безденежной».
Фабричное производство здесь отсутствовало, ремесла были развиты недостаточно. В частности, капитальный труд А.С. Сумбатзаде, основанный на тщательном анализе значительного массива архивных материалов, показывает, что в первой половине XIX века в Закавказье имелось в основном лишь ремесленное производство, прежде всего, ориентированное на внутренний рынок шелкомотальное, швейное, кожевенное, кузнечное, оружейное, гончарное и т.д. И хотя, в контексте обязательной для исследователей тех лет вульгаризованной марксистской парадигмы, он подчеркивал, что регион переживал «расцвет почти всех низших стадий промышленности», даже наиболее развитая - шелкомотальная промышленность была на деле «представлена сотней «шелкомотальных сараев» ремесленного характера и лишь одной Царь-Абадской мануфактурой в Нухе» [14].
Столь же «внутренне ориентированным» оставался и местный аграрный сектор. Ее вывоз был предельно ограниченным. Продукция сельского хозяйства (отметим относительную обеспеченность Карабаха собственным хлебом) потреблялась главным образом на месте.
Фактически, области Закавказья, хотя и жили вполне неплохо, а некоторые даже богато (по меркам своего времени), в хозяйственном плане они откровенно стагнировали. Оживить местную жизнь явно не удавалось. В частности, не дали каких-либо результатов и меры по развитию приграничной торговли в Карабахе. «Для облегчения поселян учреждены на Араксе ... три меновых базара, на коих поселяне могут за деньги продавать Персиянам свои произведения, кроме шелка, табаку и оружия» - однако торговля шла крайне вяло. «Персияне» в обмен на свои товары искали здесь практически исключительно «звонкую монету» (что лишь облегчила денежная реформа Е. Канкрина, способствовавшая развитию серебряного обращений в России). Примечательно то, что даже хлеб, как это было в случае неурожая 1844 г., в
Карабах и то повезли из Персии [15]. А где же метрополия, хлебная Россия? Где торговые интересы колонизаторов?
Вне всякого сомнения, собственно «колониальные выгоды» России от обладания Закавказьем, о которых так много писали и пишут историки, являлись более чем сомнительными. Собранных в качестве налогов средств фактически не хватало для содержания колониального аппарата. «Неравноправная торговля» с метрополией развивалась неудовлетворительно. Даже в качестве транзитных приграничных территорий, в торговоэкономическом отношении Закавказье оставалось почти совершенно не освоенным.
На деле для России в экономическом плане регион оставался только своего рода «форточкой», в которую без конца «выдувало» на Восток российскую «звонкую монету». И российским наблюдателям оставалось лишь, скорее в утешение себе, констатировать, что она все равно вернется назад после продажи причерноморского и приазовского зерна: «Впрочем, как монета сия отправляется из Персии через Трапезонт в Константинополь, а оттуда почти вся привозится в наши Черноморские Порты, в особенности в Одессу и Таганрог, в платеж за отправляемые оттуда хлеб и другие Российские произведения» [8, с. 63].
В ситуации, когда реальной экономической выгоды от обладания территорией установить не удается (исключая растущий импорт более дешевого шелка-сырца и морены), историкам приходится апеллировать к неким высшим «стратегическим» соображениям, оправдывающим пребывание империи в регионе. В этом они фактически продолжают тему, поднятую еще современниками, подчеркивавшими цель правительства: «владея Шушею, только в восьмидесяти верстах отстоящею от границ Персии, держать ее тем в страхе, если бы она вздумала силою оружия возвратить себе провинции, некогда бывшие в ее владении» [12, с. 405].
На наш взгляд, здесь мы имеем дело с яркой иллюстрацией одной из наиболее характерных черт внешней политики Российской империи - ее исключительно высокой затратностью при ориентации на военные инструменты и удивительном невнимании к вопросам издержек и национальных экономических выгод. Следствием этого нередко становились провалы в абсолютно выигрышной ситуации и конфликты, не приносившие какой-либо реальной выгоды.
В начале 1840-х годов, именно эти моменты стали особенно очевидны в ситуации нового ухудшения обстановки в регионе. На фоне того, как Англия существенно укрепилась в Иране (договор 1841 г.) и силами крупных торговых кампаний успешно вытесняла оттуда русских купцов, России, для сохранения присутствия в Закавказье, предстояло учесть целый ряд новых угроз. Причем, помимо угрозы усиления напряженности в русско-английских отношениях, теперь в полной мере обнаружили себя и новые опасности возможной
дестабилизации на Южном Кавказе, возникшие под влиянием развития мюридизма в Дагестане, Чечне, освободительного движения в Черкесии.
Это не могло не отразиться и на положении дел в Закавказье, особенно в его мусульманских районах. Даже в, пожалуй, наиболее мирном Карабахе, где также отмечались эпизодические моменты дестабилизации.
Впрочем, к этому времени на Южном Кавказе Россия вела довольно умеренную политику. Практически не вмешиваясь в местную хозяйственную жизнь, она ограничивалась в основном сбором дани («червонцы») и снабжением армии. Более того, размещенные здесь войска являлись защитой для местного населения от постоянных набегов горцев Северного Кавказа, порой осаждавших даже крупные крепости (набег лезгин на Карабах и осада Шуши в 1838 г. и т.п.).
В целом, несмотря на некоторые проблемы с горцами, российская армия все же обеспечила региону должную безопасность развития, так необходимую ему после непрерывных войн и нашествий конца XVIII - начала XIX веков, что, безусловно, позитивно сказалось на его хозяйственном развитии. Поэтому, хотя современники и различали среди местного населения и элит «усердных» и «неблагонадежных» [16], политический конфликт в регионе, в принципе, был снят. Шло его «административное освоение».
К примеру, в 1840 г. бывший центр Карабахского ханства - г. Шуша стал обычным уездным городом Каспийской области. Обстановка здесь являлась вполне стабильной и в этнорелигиозном плане. Карабах населяли тюрки, армяне, курды и пр.[17] При этом, вопреки расхожим представлениям, и после Туркманчая приток в Карабах армянского населения оставался довольно незначительным [18]. В частности, по данным специалиста-современника, основной поток армян-переселенцев пошел в это время в Эриванский и Нахичеванский уезды, где расселились 3900 и 2363 человека, соответственно. В Карабахский уезд «вышло» только 535 «душ обоего пола» [19].
Осмысливая колониальную политику царизма, нужно признать, что, в принципе, если кто-то и извлекал дивиденды из обладания Закавказьем, то это была не империя, которая не окупала здесь даже своих текущих военных расходов, а отдельные колониальные чиновники, довольно быстро освоившиеся на новом месте. В качестве бенифициаров нельзя не указать также на местные элиты, прежде всего, в Грузии, и на армянское купечество, которое, под имперской военной защитой и при наличии благоприятного внешнеторгового режима, просто расцвело на «лейпцигской» торговле. В некотором выигрыше оказались и отдельные представители русского купечества, а также владельцы шелкоткацких фабрик, активно переводившие производство на закупавшееся в Закавказье сырье (по шелку - хотя и худшего качества, но зато значительно более дешевое). В то же время, даже образованное русское общество, далекое от придворных интриг, совершенно не могло понять, какие цели преследует имперская политика в регионе, где «без следов исчезают миллионы рублей, ежегодно привозимые из России» [20].
Ситуация усугублялась тем, что, на фоне отсутствия какой-либо реально важной для самой империи программы развития Закавказья, к началу 1840-х гг. в регионе в полной мере обозначилась обострявшаяся проблема «дурного управления». Причем данная тема заняла центральное место даже не по причине вполне понятного и естественного недовольства населения непомерной корыстью колониальных чиновников, злоупотреблениями, различными «инновациями» (новыми поборами, мобилизациями и пр.). В силу растущей алчности колониальной администрации, речь зашла не просто о поборах, а о стремлении принизить статус местных элит.
К примеру, в письме генерал-майора Мехти Кули-хана Карабахского, направленном в апреле 1842 г. статс-секретарю М.П. Позену, отмечалось, что уездный начальник и участковый заседатель при пособничестве городничего «подстрекают» крестьян не выполнять повинности. Заметим, что это вызвало серьезное недовольство и в Петербурге, и у местных кавказских высших чинов. В частности, остро критиковали действия «нового управления Закавказским краем» и.о. начальника VI округа корпуса жандармов В. Викторов и Главнокомандующий на Кавказе Е.А. Головин [21].
Отразившееся в многочисленных жалобах, недовольство «благородного населения» мусульманских областей, в немалой степени, дестабилизировало обстановку и даже вылилось в «беспорядки» (в Карабахе в 1844 году). Это вызвало обеспокоенность, с одной стороны, в связи с успехами в 1843-1845 гг. Шамиля, а с другой, - в связи с развитием с 1840-х годов в северных провинциях Ирана уравнительно-коммунистического бабидского движения.
Проведенный в данной связи капитаном Генерального штаба Пружановским анализ настроений населения (16 марта 1845 г.), привел его к выводу, что потенциально в Карабахе имеется лишь весьма слабая возможность восстания шиитского населения области. При этом власти могли рассчитывать на поддержку мусульман-суннитов из Турции, как и на армянское население, если шииты «готовы будут восстать». Оценивая степень влияния северокавказских событий, Пружановский подчеркивал, что в Карабахе идеи Шамиля не популярны, «но успехами Шамиля пользуются беки» (для банальных набегов и грабежей). Поэтому, если в Нухе и Ширвани восстание было бы все же возможно при дальнейших успехах Шамиля и его наибов, то «Карабаг, не восставая противу правительства, сделался бы вертепом разбойников». И лишь при вмешательстве Персии «конечно, все беки с своими ханами и подвластными стали бы противу нас». Поскольку же Персия в полной мере придерживалась существующих договоров с Россией, основной опасностью в области признавались только грабежи [22].
Относительно новой угрозой стабильности в регионе являлся также обнаружившийся к концу рассматриваемого периода конфликт тюрок-шиитов и армян, впервые серьезно заявивший о себе в ходе беспорядков 1944 г., возникших на религиозной почве (армянский погром).
В контексте отмеченных угроз стабильности, в 1845 году для оптимизации порядка управления регионом Россией было создано наместничество на Кавказе (Наместник князь М.С. Воронцов). При этом вновь производились изменения административно-территориального деления. В частности, в 1846 году Карабах (Шушинский уезд) был подчинен Шемахинской губернии (с 1859-го года Бакинская губерния). В регионе начал реализовываться комплекс мер, способствовавших оживлению его экономических связей с Россией. Впрочем, они носили ограниченный характер.
Для настоящего успеха требовался комплексный, причем решительный пересмотр всей российской политики. Однако это стало по-настоящему возможным лишь в открывший полосу стремительного развития самой России «пореформенный период», то есть спустя более полувека после присоединения.
Пока же, и это нужно признать вполне определенно, ничего, кроме логики великодержавного феодального обладания и «покровительства» единоверцам Грузии и Армении (преимущественно Грузии) в российской политике в Закавказье в рассматриваемый период фактически не было.
Утверждаем, что в первой половине XIX столетия в основе российской стратегии в Закавказье лежала, главным образом, идея «защиты» Грузии, кстати, также в экономическом отношении являвшаяся для империи «проектом» экономически откровенно не рентабельным, высоко затратным и, как показала дальнейшая история, чреватым лишь неприятностями и издержками, в том числе, военными.
В этой ситуации, основная роль мусульманских районов Закавказья состояла лишь в том, чтобы служить своего рода военно-санитарным кордоном на пути возможного движения неприятеля (Персии) к Тифлису. И именно для укрепления этого кордона в дальнейшем сюда была перенаправлена часть переселявшихся из Персии и Турции армян.
Кстати, в условиях нарастания конфликтности с Турцией, армянские земли в дальнейшем также, в известной степени, стали играть схожую «заградительную» роль. Впрочем, ввиду общих границ с Османской империей, основной здесь все же оставалась военная мощь России.
Очевидно и то, что войдя в регион, который так и не удалось «освоить» в хозяйственном отношении, Россия прямо столкнулась с интересами экономически более развитых стран Европы, не просто стремившихся приобрести, но и на деле получавших здесь вполне материальный, причем весьма немалый, «гешефт».
В условиях, когда полоса военного противостояния с Персией Российской империей была пройдена, основным орудием в борьбе за восточные рынки для европейцев стала Турция. Именно тогда в Закавказье и были заложены условия для будущей Крымской войны, обернувшейся для феодальной России военной катастрофой.
Литература и источники
1. Фадеев Р. Письма с Кавказа к редактору «Московских Ведомостей». - СПб., 1865. - С.27.
2. Броневский С.М. Новейшие известия о Кавказе, собранные и пополненные Семеном Броневским. В 2 т. - СПб., 2007. - С.364.
3. Архиепископ Ованес. Карабагские мелики в Грузии с 1800 по 1808-й год// Кавказская старина. - 1872. - №1 (ноябрь). - С.40, 38.
4. Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранныя из достоверных источников и расположенныя по годам. - М., 1789. -С.258.
5. Семенов Л.С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20х гг. XIX в. - Л., 1963. - С.118.
6. Га-ре. Об изменениях торговой системы за Кавказом// Сборник газеты «Кавказ». - Тифлис, 1846. Ч.1 (I полугодие). - С.8-12.
7. Обозрение российских владений за Кавказом в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношениях. - СПб., 1836. Ч.1. - С. 45, 8.
8. Общее обозрение хода торговли по Закавказскому таможенному округу за
1845 год// Сборник газеты «Кавказ». - Тифлис, 1846. Ч.1 (I полугодие).
9. Сулейманов Р.Д-О. Торговые связи Азербайджана с Центральной Россией в первой половине XIX в. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. - Баку, 1975. - С. 32.
10. Гагемейстер Ю.А. Закавказские очерки. - СПб., 1845. Раздел: Туземные промыслы по царствам животному и ископаемому. - С. 20, 22; Раздел: Промышленность издельная и торговая. - С. 42, 44.
11. Обозрение российских владений за Кавказом в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношениях. - СПб., 1836. Ч.3. - С. 313-314, 316.
12. Нуха// Сборник газеты «Кавказ». - Тифлис, 1846. Ч.1 (I полугодие).
13. Гагемейстер Ю.А. Закавказские очерки. - СПб., 1845. Раздел. Основные промышленные силы Закавказья. - С. 27-28, 29.
14. Сумбатзаде А.С. Промышленность Азербайджана в XIX в. - Баку, 1964. - С. 24, 22.
15. Гагемейстер Ю.А. Закавказские очерки. - СПб., 1845. Раздел: Промышленность издельная и торговая. - С.42.
16. Бакиханов А.-К. Сочинения. Записки. Письма. - Баку, 1983. - С.146.
17. Джаваншир Ахмедбек. История Карабахского ханства (с 1747 по 1805 годы). - Баку, 1961. - С.71.
18. Сборник сведений о Кавказе. - Тифлис, 1873. Т.7.
19. Гагемейстер Ю.А. Новые очерки Закавказья. - СПб., 1848. - С.53.
20. Га-ре. Об изменениях торговой системы за Кавказом// Сборник газеты «Кавказ». - Тифлис, 1846. Ч.1 (I полугодие). - С.14.
21. Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20-60-х гг. XIX в. Ч.1. Феодальные отношения и колониальный режим 1827-1843 гг. - М.-Л., 1936. - С. 184-186.
22. Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20-60-х гг. XIX в. Ч.2. - М.-Л., 1936. - С.22-23, 29-30.
ТУРИЦЫН ИГОРЬ ВИКТОРОВИЧ - доктор исторических наук, профессор, президент НИИ истории, экономики и права. Россия, Москва (i. turitsyn@mail. ru)
TURITSYN, IGOR V. - Doctor of History, Professor, President, History, Economics and Law Research Institute (HELRI). Russia, Moscow (Researcher ID: K-3043-2013).
УДК 94(47).084.9
БАКЛАНОВ В.И.
КРИЗИС И КРАХ МАРКСИСТСКО-ИНДУСТРИАЛЬНОЙ ВОТЧИННОГОСУДАРСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ В СССР
Ключевые слова: марксистско-индустриальная вотчинно-государственная
система, некапиталистический модерн, советская номенклатура, индустриализм, капиталистическая и некапиталистическая мир-системы.
В статье определяется сущность коммунистическо-советского строя, предлагается авторская концепция вотчинно-государственной системы,. Показано, что, несмотря на эксплуататорский характер правящего «класс-государства» партийно-хозяйственной номенклатуры, советский период был ознаменован очевидными достижениями. Советский некапиталистический модерн вплоть до конца 60-х гг. XX века успешно конкурировал с модерном капиталистическим. В статье исследуются факторы, обусловившие гибель коммунистическо-советского государства-общества.
BAKLANOV, V.I.
CRISIS AND COLLAPSE OF MARXIST-INDUSTRIAL PATRIMONIAL-
STATE SYSTEM IN THE USSR
Key words: Marxist-industrial patrimonial-state system, the non-capitalist modern, Soviet nomenklatura, industrialism, capitalist and non-capitalist world-system
The article defines the matter of communist-Soviet system. The author proposed the concept of the patrimonial-state system. It is shown that, despite the exploitative nature of the ruling "class state" of party’s and economic nomenklatura, the Soviet period was marked by the obvious achievements. Non-capitalist Soviet modernist till
