CC BY
35
УДК 821.511. 152 (45)
Е.А. Жиндеева
ПАРАДИГМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ МОРДОВИИ
Исследование выполнено при финансовой поддержке ФЦП «Научные и научнопедагогические кадры инновационной России» на 2009 - 2013 гг. по теме: «Современный литературный процесс Мордовии в контексте развития новейшей русской литературы», ГК П381 от 07 мая 2010 г.
В статье анализируются основные тенденции развития литературного процесса Мордовии с точки зрения текстологии, парадигматики в контексте общего развития новейшей русской литературы. Ретроспективное рассмотрение заявленной проблемы позволяет выдвинуть и обосновать свою точку зрения на парадигму существования современного литературного процесса Мордовии.
Парадигма, текстология, методология, провинциальная литература, современники, классики, традиция, новаторство, по-лиэтничность.
The paper analyses the main trends of development of the literary process of Mordovia through textual criticism, paradigmatics in the context of development of modern Russian literature. The retrospective consideration of the stated problem can nominate and justify its own point of view on the paradigm of existence of modern literary process of Mordovia.
Paradigm, textual criticism, methodology, provincial literature, contemporaries, classic, tradition, innovation, polyethnicity.
Методологические споры по поводу изучения текстов художественных произведений - явление в наше время вполне закономерное. Охват литературы во всей сложности образующих ее элементов, концентрация смысловых отношений между знаком и словом, словом и мыслью, модификация внешнего символико-культурного состояния общества с внутренней прогрессией развития литературы отдельно взятого регионального формирования представляют значительный интерес как для специалистов в области литературоведения, культурологии, регионологии, социологии, психологии и т.п., так и для философской интенции в целом.
Совершенно очевидно, что термин «текст», заимствованный в ХУШ в. из немецкого языка, где слово «текст» восходит к латинскому «1ех1ш» / «словесное единство» ^ «ткань» < от 1ехо «тку» [10, с. 314], первоначально вошел в науку как составная часть и объект языкознания. Под текстом в языкознании подразумевается «объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которых являются связность и целостность» [3, с. 507]. В таком случае текстуальность как таковая выражается во внешних связях, внутренней осмысленности, возможности современного восприятия и т.д. И если в современной лингвистической литературе теория и практика анализа текста хорошо разработана, то в литературоведении обсуждение содержания понятия «текст» до настоящего времени остается дискуссионным, в связи с чем термин «текстология» многозначен.
Само понятие текстологии введено в научный обиход русским философом Александром Александровичем Богдановым (Малиновским). К всеобщей организационной науке - текстологии - автор пришел опытным путем, который допускает экспери-
ментальные методы исследования, но по уровню и широте охвата обобщений, несомненно, носит интеграционный характер.
Происхождение же термина восходит к понятию текста в исконном, этимологическом значении, где «текст» восходит и к греческому < от 1еШоп - строитель, создатель. Традиционно признано относиться к текстологии как к общенаучной концепции, которая дает в обобщенном виде параметры и типы возможных организаций. Текстология как наука характеризуется «именно тем, что обобщает и объединяет все специализированное, берет для себя материалом всевозможные элементы природы и жизни, чтобы их комбинировать, связывать одним и тем же материалом, одними и теми же методами, по одним и тем же законам» [7, с. 8].
Выделение свойственных организационным отношениям систем и заложено в понятие парадигмы как таковой, где указываются все возможные уровни, виды, параметры, которые уже заданы текстологической доминантой.
В рамках текстологии выделены отдельные аспекты, к которым можно отнести: «теорию действий (М. Крозье, А.М. Фридберг), теорию социальных систем (Т. Парсонс), теорию политических систем (Д. Истон, Г. Алманд), теорию организации труда (Г. Форд, П. А. Попов, А.К. Гастев, П.М. Керженцев, О.А. Ерманский, Ф.У. Тейлор), теорию организации художественного текста (Д.С. Лихачев, Б.Е. Тома-шевский, С.Н. Бурсова, С.А. Рейслер, В.С. Нечаева, Е.М. Прохоров и другие)» [7, с. 502].
Для нашего исследования наибольший интерес представляет последний из перечисленных аспектов изучения текстологии, где собственно под текстологией понимается «раздел филологии, занимающийся комментированием и изучением текстов литературных произведений» [3, с. 507].
Особое место в системе филологических дисциплин, изучающих тексты художественных, литературно-критических, публицистических произведений, занимает текстология и в связи с тем, что эта наука по праву считается «теоретической базой литературоведения и исторического источниковедения» [5, с. 4]. В основу текстологии как научной дисциплины заложены не только определение канонического текста и его вариантов, но и исследование процесса работы автора над создаваемым художественным произведением. В связи с этим главной текстологической задачей Д. С. Лихачев считает что «возможность проследить движение текста, соотнести текст с явлениями личного развития автора и историческими фактами в целом» [5, с. 29 - 30]. Есть здесь и видимая опасность, о которой предупреждает ученый начинающего литературоведа: «наша интерпретация памятника всегда может быть субъективной, подчиненной автору и нашим собственным способам восприятия. Только изучив текст в его движении (самостоятельном, соотнесенном с развитием автора, редакторов, с движением истории литературы и т. д.), мы получаем объективные данные для суждения о нем, о его замысле, художественных тенденциях, идеологии, отразившихся в нем» [5, с. 30].
Таким образом, ретроспективное рассмотрение проблемы в контексте искусствоведения, методики, педагогики, психологии, и, в первую очередь, языкознания, позволяет установить, что текст - категория разноплановая и его рассмотрение не исчерпывается рамками одной филологической дисциплины.
В антологии русской словесности «От теории словесности к структуре текста» отмечается, что «в ХХ веке российская наука пережила новый период подъема интереса к тексту и его порождению как процессу в работах определенного круга петербургских и московских филологов. Это имена Б. Эйхенбаума, В. Жирмунского, Ю. Тынянова, Г. Винокура и др. (Московский лингвистический кружок)» [6,
с. 84]. Основное достижение текстологии на рубеже ХХ - XXI вв. в формировании новой парадигмы теории словесности, где, в том числе, представлено изучение текста на границе этнолингвистики и фольклористики.
Если понимать мегопарадигму как «систему отношений, связывающих единицы определенного уровня или совокупность таких отношений» [9, с. 41], то текстологическая парадигма может быть воспринята в соответствии с уровнем исследования того или иного текста как модели или схемы организации литературного процесса в определенный период.
Признание тесной связи литературоведческих категорий с психологическими изысканиями значимо на сегодняшний день, особенно в свете проникновения в постсоветское научное пространство зарубежных мировоззренческих идей, определивших развитие литературоведения в ХХ в., что наложило заметный отпечаток на текстологическую парадигму современной литературы.
Существует и достаточно устойчиво употребляется в литературоведении термин «парадигма художественности». По мнению М.Л. Липовецкого, пер-
вым в научный обиход ввел его В.И. Тюпа. «Говоря о сменявших друг друга парадигмах художественности, исследователь обращал внимание на то, какая сторона искусства выступает вперед в эстетике данной эпохи. В.И. Тюпа выделяет семиотическую (традиционную), образотворческую (романтическую), познавательную (реалистическую) и активную парадигму художественности. Последняя парадигма, по мнению исследователя, должна описать своеобразие литературы определенного века, якобы объединенной общей опорой на идеологическую функцию искусства» [4, с. 19].
Исходя из такой трактовки понятия, становится ясно, что на первый план должна быть вынесена какая-либо общность развития, которую можно и должно разложить на системы и подсистемы. Таким образом, за основу своего исследования мы принимаем следующее теоретическое положение: «Парадигма - исходная концептуальная схема, модель постановки проблемы и ее решение. Это совокупность предпосылок, определяющих научное исследование, знание и признанное на данном этапе» [2, с. 121].
В зависимости от уровня рассмотрения фактов литературного развития можно выделить традиционную (прослеживающую взаимосвязь эпохальных произведений), жанрово-содержательную (возрождение и обновление редких жанровых форм на каком-либо этапе развития как литературного процесса в целом, так и периода эволюции творчества писателя, в частности), текстологическую парадигму (основой исследования которой являются всевозможные варианты художественных текстов, рассматриваемых под углом зрения поэтапной авторской работы над произведением). В культурно-социальной ситуации конца ХХ в. особое место занимает проблема деструктивного начала в человеке, что предопределено динамичным развитием психологических аспектов человеческого бытия, когда индивид стал объектом интерпретации на философском, филологическом, культурологическом, социологическом уровне понимания его сущности.
Исследование современных текстов русскоязычных писателей Республики Мордовия, в которых полидетерминированность определяет жанрово-видовую специфику повествования, показывает, что на сегодняшнем этапе развития литературного процесса предпочтение в выборе воссоздаваемых ими (реалистических или экспрессионистских) картин действительности отдается в пользу психологического освещения происходящего, внутреннего самочувствия того или иного образа.
В академических историях русской литературы сложилась устойчивая традиция выделять как противостоящие друг другу реалистические и постмодернистские тенденции. Современная полемика классической модели культуры (в которой космос как макрообраз мира является структурной основой) с модернистской культурой (в которой парадигмой образа мира стал хаос) привела к новой системе оценок исторических, социальных, национальных и иных условий.
В литературе ХХ в. (особенно во второй полови-
не), испытывающей непосредственное влияние психологических, философских течений, очевидны многочисленные эксперименты не только в области формы, но и содержания. У некоторых авторов возникает осознанное стремление выйти за социальноисторические и пространственно-временные рамки для выражения универсального внутреннего мира носителя исторического сознания (может быть, даже «архетипического»), что характерно как для реалистической, так и для постмодернистской литературы. Все это в совокупности и дает возможность вычленения современной многоуровневой модели развития русскоязычной художественной литературы Мордовии.
Анализ литературного процесса последних десятилетий ХХ - начала XXI вв., как правило, сводится к установке приоритетов в художественной культуре, которые складываются в отсутствие цензуры и каких бы то ни было идеологических запретов и политических заказов. Распад государственной системы Советского Союза, возникновение и укрепление административно-политических устоев, хотя и пра-вопреемного, но заведомо другого государственного устройства - Российской Федерации - привели к появлению большого количества переводных изданий всех видов массовой литературы (любовные романы, детективы, мистика, фантастика и т.п.).
Влияние общественного переразложения привело к формированию целого ряда явлений, свойственных только современной литературе явлений. Так, среди прочих следует отметить, что рассмотрение современного литературного процесса вышло за рамки предложенной в конце 1980-х годов концепции профессора Л. Кременцова о триединстве русской литературы в целом. В настоящее время речь уже не может идти о совокупности рассмотрения потаенной (запрещенной, неофициальной), официальной и литературы русского Зарубежья. Потеряло смысл противостояние литературы постмодернистского характера с художественными произведениями, направленными на изображение реальных событий и характеров. Ушли в небытие андеграунд, литературное диссидентство и т.д. Наметился отход от традиционной концепции положительного героя. Весьма часто в центр повествования поставлен человек, излом души которого способен привести его на путь порока. «В какой-то мере акцент на темных сторонах жизни, на детальном изображении быта, обилии интимных подробностей - тоже реакция на прежние запреты и расчет на завоевание читателя» [1, с. 117]. Легкость перемещения в пространстве и во времени, возможность свободного перевоплощения героев, предопределенность знания и бытия характеризуют значительную часть русской литературы 1990 -2000 гг.
Традиционный перечень прославленных писателей (А. Солженицын, В. Распутин, В. Астафьев, В. Быков, Ю. Бондарев, Д. Балашов, В. Пикуль, В. Крупин, А. Битов, В. Ерофеев и др.) к концу ХХ в. пополнился новыми именами (М. Попов, В. Дегтев, А. Трапезников, В. Пелевин, В. Пьецух, Л. Петрушев-ская, Т. Толстая, А. Ким, В. Маканин, Л. Улицкая,
О. Ермаков, А. Проханов и др.). Очевидно, что в любой исторический момент литературная жизнь имеет многоуровневый характер. Некоторые писатели уже достигли творческого апогея, некоторые лишь делают первые заметные шаги по писательской стезе. Текстовая парадигма современной литературы, таким образом, имеет многоступенчатую форму и то, что принято называть «художественной литературой определенного периода», состоит из многих разнородных слагаемых.
Таким образом, полностью разделяя точку зрения Н. П. Сакулина, вслед за ученым можем констатировать, что «если взять результат длительного процесса и отрешиться от деталей, то в составе русской культуры наблюдается несколько больших слоев: во-первых, та культура, которую мы видим прежде всего в столицах, это высшие формы культуры европейского типа; во-вторых, та культура, о которой говорят нам старые русские города, ныне провинциальные и, может быть, захолустные (Владимир, Ростов, Новгород, Псков)» [8, с. 45]. Проецируя учение
Н.П. Сакулина на сложившуюся ситуацию в изучаемом регионе, стоит отметить не только билингваль-ную основу социокультуры (а следовательно, и литературы), но и традиционно негласно сложившуюся иерархию литературных имен.
Деление на маститых и начинающих (классиков и современников) в настоящий период развития литературы приводит к традиционному рассмотрению литературного наследия того или иного писателя с позиции его места в условной иерархии художников слова. Совершенно очевидно, что художественный текст «современного классика» (именитого писателя) анализируется с позиции занимаемого места художественного произведения в творческом наследии его автора, с точки зрения влияния текста на общее развитие литературного процесса в целом. Тогда как произведение молодого автора принято анализировать в сравнительно-сопоставительном плане с другими художественными текстами таких же начинающих писателей. Другой способ - сгруппировать подобный писательский материал, близкий по способу подачи материала, основных коллизионных решений, идейно-тематической направленности и т.п. Например, в режиме сохранения национальнорелигиозного потенциала в художественном тексте на русском языке может быть проанализирован текст В.К. Абрамова «Легенда о серебряном всаднике».
Архитектоника анализа текстовых парадигм современного инонационального (русскоязычного) литературного процесса Мордовии плодотворно осуществляется при рассмотрении жанровых и стилистических особенностей ряда художественных произведений. Так в русской прозе Мордовии хорошо развиты редкие для общего генезиса современной русской литературы жанры и жанровые версификации. Например, повесть-эссе (И. Капитонов «Знакомясь с умными людьми»), документальная повесть (В. Диалектов «Достался нам век неспокойный...»), миниатюра (А. Шубников «Видение»), медленная поэма из миниатюр (Г.В. Балабаев «Черепашки»), притча (А. и К. Смородины «Русский костер»), трип-
тих (Ю. Самарин «Особенные люди»), эссе, литературные портреты (В. Гадаев «В этот мир я пришел»), повесть в монологах и диалогах (К.В. Смородин «Молодой специалист») и т.д.
Вместе с этим фундаментом любой текстовой парадигмы в чистом виде является основной (канонический) текст и его варианты, что по сути дела и дает возможность выделения внутри жизни одного художественного произведения нескольких этапов - ярусов, которые, в том числе, должны быть зафиксированы и внесены в функционирование полисистемы современной русскоязычной литературы Мордовии.
При рассмотрении любого яруса современной русской литературы Мордовии приоритетным, на наш взгляд, должен оставаться трансперсональный уровень изображения человеческого сознания в системе координат современного общества. Психофизиологический каркас личности в таком случае выступает как носитель определенного социокультурного кода, что весьма важно для осознания русской литературы в пределах национальной (в нашем случае - мордовской) культурной традиции.
Историческая объективность ассимилируется путем выхода на координаторы глубинных связей индивидов и мироздания, т. е. происходит внедрение в текст элементов народного сознания, несущего в себе онтологические критерии непреложных истин, выработанных преимущественно не одним поколением. Расширение психологического пространства в тексте происходит, таким образом, за счет исключения нескольких значимых субъективных сознаний, различно проявляющихся в повествовании. От фиксирования элементов объективной действительности героем-рассказчиком (с учетом возрастных психологических особенностей) до выявления «родовой» детерминанты, объединяющей вне социально-
исторического поля сознание людей, в замкнутом пространстве субъективного мира находят выражение субстанции Бытия.
Современная русская литература Мордовии преемственно продолжает традиции национальной и инонациональной литературы предшествующих лет, русской литературы XIX века. Однако следует заметить, что современная литература в то же время отличается от нее многими существенными чертами: постановкой масштабных проблем, жанровым многообразием, появлением прозаических произведений среднего объема, новым уровнем развития критики и литературоведения. В центре внимания современной литературы Мордовии находятся, в том числе и глобальные катаклизмы бытия человека конца ХХ в., его национально-культурный менталитет, а именно -ценности, составляющие ядро ментальности и являющиеся своеобразными «линиями притяжения» социума республики в условиях полиэтничности.
Литература
1. Гордович, К. Д. История отечественной литературы ХХ века / К. Д. Гордович. - СПб., 1997.
2. Гребенникова, Н.С. Зарубежная литература ХХ века / Н.С. Гребенникова. - М., 1998.
3. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. Н.В. Тимофеева. - М., 1990.
4. Липовецкий, М.Л. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики) / М.Л. Липовецкий. - Екатеринбург, 1997.
5. Лихачев, Д. С. Текстология (на материале русской литературы Х - ХУЛ вв.) / Д. С. Лихачев. - М.; Л., 1962.
6. Русская словесность. От теории словесности к структуре текста / под ред. В.П. Нерознака. - М., 1997.
7. Русская философия: словарь / М. Маслин, М. Климов, П. Кланченко и др. - М., 1999.
8. Сакулин, Н.П. Филология и культурология / Н.П. Сакунин. - М., 1990.
9. Современный словарь иностранных слов / Н.М. Ланда, Д.В. Смыслов, Р.Г. Апресян, К.М. Черный. - СПб., 1994.
10. Шанский, Н.М. Этимологический словарь русского языка / Н.М. Шанский, Т.П. Боброва. - М., 1994.
УДК 81’373.232
Е.С. Ивашова
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ АНТРОПОНИМОВ В МЕДИА-ТЕКСТАХ: ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ
В статье анализируется использование прецедентных антропонимов в англоязычной прессе как проявление интертекстуальности с точки зрения гендерного аспекта в медиа-дискурсе. Приводится классификация прецедентных антропонимов, используемых для характеристики политиков, выделяются ключевые признаки прецедентных антропонимов, их функции и характерные модели употребления.
Интертекстуальность, медиа дискурс, гендерный стереотип, прецедентный антропоним, образ политика.
The article studies the use of precedent anthroponyms in the English-speaking press as display of intertextuality from the point of view of gender aspect in media discourse. Classification of precedent anthroponyms used for characterization of politicians is presented; key features of precedent anthroponyms, their functions and typical patterns of their usage are defined in the paper.
Intertextuality, media discourse, gender stereotype, precedent anthroponym, image of a politician.
