CC BY
41ФИЛАРЕТИКА
А. Я. Яковлев
ПАМЯТНЫЕ ДНИ: 100-ЛЕТИЕ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ, 50-ЛЕТИЕ СЛУЖЕНИЯ В АРХИЕРЕЙСКОМ САНЕ И 40-ЛЕТИЕ СО ДНЯ КОНЧИНЫ МИТРОПОЛИТА
ФИЛАРЕТА В ПУБЛИКАЦИЯХ «РУССКОГО АРХИВА»
Предлагается подборка различных материалов о митрополите Филарете (Дроздове), опубликованных в журналах «Русский Архив», «Исторический Вестник» и отдельных изданиях в 1867—1905 гг.
В 2015 г. исполнилось 10 лет, как мощи святителя Филарета Московского были перенесены из Свято-Троицкой Сергиевой лавры в главный храм России — московский храм Христа Спасителя.
Прошло уже более 20 лет со времени, когда в дни работы Архиерейского собора Русской Православной Церкви в 1994 г. произошло прославление митрополита Московского Филарета (Дроздова) в лике святых Русской Православной Церкви. Почитатели памяти московского святителя давно ожидали этого решения, ибо уже в памяти многих современников митрополит виделся не просто выдающимся иерархом, но и святым. Это отношение к памяти святителя только окрепло в конце XIX — начале XX в., когда люди читали ранее не изданные документы о его жизни, его проповеди и письма, осознавали глубину его богословских размышлений и высоту его духовного делания. Поэтому составители альманаха решили обратиться к давним публикациям о митрополите Филарете. С одной стороны, это позволяет представить масштабы личности святителя, осознаваемые современниками более столетия назад. С другой стороны, дает нам возможность более живо и почти непосредственно представить митрополита
Филарета в реальных обстоятельствах его жизни, а также восприятие его современниками.
В январе 1883 г. торжественно отмечалось столетие со дня рождения митрополита Филарета, Русская Церковь и русский народ чествовали память одного из своих великих иерархов. В журнале «Исторический вестник» (1883. Т. XI. С. 474—476) представлен был обзор мероприятий, проходивших в столицах Санкт-Петербурге и Москве.
Празднование было перенесено с 26 декабря 1882 г. на 9 января 1883 г. «по случаю Рождественских праздников, когда было признано неудобным повсеместно совершать панихиды по великом учителе Церкви. Все православные храмы Петербурга полны были молящихся; во всех совершена была панихида по Филарете. Чествование сосредоточилось главным образом в Исаакиевском соборе и затем в Казанском соборе и Александро-Невской лавре. В Исаакиевском соборе в присутствии членов Святейшего Синода, многих из высокопоставленных лиц, членов дипломатического корпуса, членов Славянского благотворительного общества литургия совершена была высокопреосвященным Иоанникием в сослужении с несколькими архимандритами и протоиереями. По окончании обедни ректор Санкт-Петербургской Духовной академии протоиерей Резанов сказал слово, посвященное памяти покойного владыки. В заключение отслужена была панихида с редким благолепием, в совершении которой участвовали высокопреосвященные митрополиты Санкт-Петербургский и Московский, а также многие из архимандритов, протоиереев и других представителей монашествующего и белого духовенства.
Казанский собор был также переполнен молящимися, по преимуществу среднего и низшего классов. И здесь литургия и панихида совершены были соборне местным духовенством. Речь произнес очередной проповедник священник Пантелеймоновской церкви о. Переторский.
В соборе Александро-Невской лавры в то же время при громадном стечении молящихся отслужена была литургия и панихида преосвященным епископом Сергием, викарием Санкт-Петербургской епархии, в сослужении с архимандритами Симеоном, наместником лавры, и Арсением, духовным цензором.
В то же время в час дня в зале Городской Думы при многочисленной публике член Общества распространения религиозно-нравственного просвещения Я. И. Зарницкий прочел обстоятельный реферат памяти митрополита Филарета, причем остановился на обзоре деятельности преосвященного как проповедника.
В Москве накануне 9 января во всех церквах было отслужено всенощное бдение с красным звоном. В самый день празднования тоже совершена во всех церквах литургия с панихидой. Торжественное архиерейское богослужение совершено в Чудовом монастыре, в Успенском и Архангельском соборах с произнесением приличных торжеству проповедей. На юбилейное торжество прибыли преосвященные: архиепископ Тверской Савва и епископ Муромский Иаков.
По окончании церковной службы в час дня в зале Городской Думы открыто было торжественное собрание Общества любителей духовного просвещения, которое приняло на себя почин юбилейного торжества, рассылало и выдавало заранее всем чтущим память великого святителя и желавшим принять участие в торжественном воспоминании о нем пригласительные билеты на право входа в залу собрания. В назначенный час зала была полна посетителями. Большинство составляло духовенство, и с ними представители науки и литературы, светские власти и чины, и в заметном меньшинстве было столичного купечества. Впереди кафедры виднелся, между двумя померанцевыми деревьями, фотографический портрет юбиляра. Из высшего духовенства прибыли в собрание четыре иерарха, четыре архимандрита и множество протоиереев и иереев... Председатель Общества протоиерей о. Иоанн Николаевич Рождественский, вступив на кафедру и объяснив повод к торжественному собранию всемирными заслугами юбиляра Православной Церкви, Отечеству, науке и воспитанию юношества и причину некоторого промедления этого торжества, объявил заседание открытым. Предполагалось отпраздновать столетний юбилей святителя в ограниченном кругу Общества любителей духовного просвещения, но поступившие во множестве заявления, выраженные даже в печати, — отпраздновать его шире и торжественнее от лица жителей всей древней столицы, замедлили срок торжествования».
На заседании произнесено было несколько речей. Настоятель Иерусалимского подворья архимандрит Никодим охарактеризовал «могучее заступничество святителя за Православную Церковь на Востоке». Профессор Московского университета протоиерей Иванцов-Платонов, тверской протоиерей Владиславлев, московский священник Копьев, профессор МДА Смирнов, архимандрит Заиконоспасского монастыря Иосиф, профессор протоиерей Еле-онский, архиепископ Тверской Савва в своих выступлениях осветили разные стороны деятельности и личности святителя. В перерыве раздавали фотографические портреты юбиляра, «которые нарасхват разбирались членами и гостями».
Председатель Общества протоиерей о. Рождественский, закрывая заседание, сказал, что «на празднуемом ныне юбилее далеко не обрисован величавый облик святителя; что скудость самого совершаемого ныне торжества далеко не соответствует величию имени чествуемого иерарха, которого по праву следует называть не только всероссийским, но и всего православного мира; что даже напечатанные доселе труды его представляют каплю в море из обширной и многосторонней деятельности его, что много еще нужно лет и средств, чтобы вполне воссоздать всю силу, все величие заслуг его. Общество уповает с годами достичь этого в память сегодняшнего торжества».
Известно, что фигура московского Златоуста постоянно привлекала к себе внимание. При всяком появлении на людях с него не спускали глаз, подмечали его слова и действия, а после передавали увиденное из уст в уста, что подчас порождало и апокрифы. Таков, например, слух, будто бы митрополит пожаловался в цензуру на строчки А. С. Пушкина из «Евгения Онегина»: «и стаи галок на крестах». Или будто бы он потребовал удаления от наследника престола законоучителя Павского из-за «неправославномыслия» последнего. Как бы то ни было, представляется, что собрание в единый корпус воспоминаний современников добавит немало новых деталей, красок, штрихов и черточек к известному нам каноническому портрету святителя Филарета.
Известный И. Ф. Горбунов в своих устных рассказах не раз упоминал московского митрополита1. В одном рассказе он вспоминал,
1 Шереметев П. Отзвуки рассказов Горбунова.1883—1885. СПб., 1901. С. 86.
как во время богослужения, услыхав ошибку читавшего о выборе апостола на место Иуды — вместо следуемого «и поставиша два, Иосифа, нарицаемого Варсавою... и Матфия...» (Деян 1. 23) чтец произнес: «и поставиша два Иосифа», — митрополит не выдержал. «Послышался тихий, но слышный шепот владыки: "Дурак, одного"». Вот старуха-богомолка, «подперши руками подбородок, всхлипывая и вздыхая, передает другой впечатления, вынесенные из церкви, где в Неделю торжества Православия происходил обряд анафемы с участием митрополита Филарета.
— Впяхнули меня в церковь Божию... Что народу... что людей... что всего прочаго... всякаго, разнаго... И свечи все возженныя!
— Возженныя? — перебивает первую старуху другая.
— Возженныя, матушка, возженныя, — отвечает та, — и болдуха-ние такое... И вывели его, батюшку... Шапка у его камнем горит... И поставили на место... уготованное... И как начали его проклинать... Уж проклинали его, проклинали... Уж я плакала, плакала... А у его, у батюшки, только бородка седенькая трясется».
Иной пример дает публикация заметок князя П. А. Вяземского на полях книги «Письма митрополита Московского Филарета к А. Н. М. 1832—1867»2. Вяземский знал и святителя и А. Н. Муравьева, а потому его реакция весьма примечательна.
Вот строки Филарета на с. 351: «Получил я письмо Ваше и подтверждаю сказанное мною, что в выговоре иногда больше мира, нежели в молчании. Письмо Ваше вижу я как дорогу между мною и Вами; что делать, если она и не цветами усыпана? Молчание же Ваше казалось мне пропастью между мною и Вами». Вяземский: «Все это прекрасно и трогательно сказано».
На с. 418 Филарет пишет: «Кто хочет обличать, тот должен знать дело, чтобы, обличая один беспорядок по незнанию, не ввести других незнающих в другой». Вяземский: «Как любит Муравьев ходить в церковную полицию и пускаться не в свое дело. Не смешно ли, что его возмутило то, что не возмущало митрополита Никанора? (Торопливое служение Пасхальной утрени в Александро-Невской лавре. — Публ.). Муравьев так и просится в церковные обер-полицмейстеры».
2 Русский архив. 1901. № 10. С. 254-255.
На с. 513 Филарет: «Вы говорите о себе: я не побоялся, и тем намекаете на Ваше мнение о том, что я побоялся». Вяземский: «Это просто дерзко и грубо, а возражение Филарета прекрасно».
На полях Вяземский пишет общее впечатление от писем митрополита к Муравьеву: «Как беспощадно Муравьев искушал смирение и долготерпение Филарета! А он только изредка оборонялся от него тонкими насмешками... Везде Филарет является лицом обвиненным и оправдывающимся, а Муравьев обвинителем и верховным судьей».
В этом выпуске альманаха из обширного Дневника широко известного в свое время автора исторических работ И. М. Снегирева предлагается несколько отрывков, относящихся к первым годам пребывания архиепископа Филарета на Московской кафедре.
Статья М. Н. Каткова вышла в «Московских ведомостях» 5 августа 1867 г. и посвящена 50-летию служения митрополита Филарета в архиерейском сане.
Известный общественный деятель И. С. Аксаков в газете «Москва» 21 ноября 1867 г. отозвался на кончину митрополита Филарета.
Спустя 40 лет, в 1907 г., мысль русских людей обращается к наследию Филарета в связи с очевидным неблагополучием в общественно-политической жизни России. В рецензии на вышедшую в 1905 г., году первой русской революции, книгу И. А. «Митрополит Филарет о господствующих в современном нравственно-право-вом сознании понятиях» автор, укрывшийся под инициалами Д. X., стремится в идеях святителя Филарета обрести твердую опору в «наше расшатанное во всех отношениях время, и в церковном не менее, чем в других».
В 1907 г. издатель и редактор «Русского архива» П. В. Бартенев предлагает свои воспоминания о московском митрополите в разные годы его жизни.
Выражаем благодарность В. К. Ланчикову за указание на публикуемые материалы.
М. Н. Катков по поводу пятидесятилетнего юбилея Филарета3
Москва, 5-го Августа (1867).
Сегодня всенародно праздновалось пятидесятилетие архиерейского служения высокопреосвященного Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Особенно важным, быть может знаменательным, событием этого торжественного дня был съезд епископов из разных епархий Российской Империи, хотя не для совещаний, однако по церковному делу. Явление давно у нас небывалое. Да будет же оно хотя бы отдаленным предвестием обновления нашей церковной жизни, в котором она так глубоко нуждается!
Митрополит Филарет родился в Коломне 26-го Декабря 1782 г., окончил курс наук в Сергиево-Лаврской семинарии в 1803 году, принял иночество в Лавре в 1808 году, посвящен в иеромонаха в Пасху 1809 г., возведен в сан архимандрита в 1811 году, был ректором С.-Петербургской Духовной Академии с 1812 г. до 1819 г., в этом звании, в 1817 году, посвящен в епископа Ревельского, в 1819 году, возведенный в сан архиепископа, назначен на Тверскую кафедру, в следующем, 1820 г. на Ярославскую, и в 1821 г. на Московскую; митрополитом с 1826 года.
Столь долговременное служение Церкви ознаменовано непрерывным рядом всеми признанных заслуг нашего архипастыря, из коих самая высшая есть его жизнь, есть он сам.
Люди оказывают заслуги не только тем, что они делают, но и тем, чтб они суть. В служении церкви это имеет особенную силу. Да теплится еще многая лета, на благо церкви, свет жизни нашего славного архипастыря!
Но, говоря о деятельности митрополита Филарета, посвященной служению церкви, мы не должны забывать его государственное значение.
Издревле у нас святители церкви были с тем вместе, говоря древним словом, и печальниками земли. Наш славный архипастырь верен этому преданию. При высоком и ясном политическом
3 Московские ведомости. 1867. № 172.
разумении живо и крепко всегда принимал он к сердцу интересы России. Его исполненное духовной силы и столько выразительное слово4 отзывалось на все великое, как скорбное, так и радостное, в жизни нашего отечества.
Нравственная сила народа, его достоинство, его богатство заключаются в совокупности того, чтб, исходя из его недр, имеет значение всеобщее. Великие нравственные характеры и сильные умы, в которых узнаёт себя человечество и в которых чествует благороднейшее проявление даров своих, люди, стоящие на страже священных заветов или идущие во главе благодатных движений к восстановлению их святыни и к прославлению истины, подвижники добра и правды, виновники действий, благословляемых всеми народами и веками, виновники действий, ускользающих от оценки человеческой, но в своей святой сокровенности дающих для жизни плоды неоценимые, — вот в чем достоинство и богатство исторической жизни народа, вот чем зиждется его сущность, вот чем исполняет он свое призвание и в чем заключается сила и оправдание его веры в свое будущее.
Историческая жизнь нашего народа, если взглянуть на нее со стороны, может показаться и скудною, и пустынною. В ней мало совершилось тех развитий, которые составляют славу других народов, опередивших его в деле гражданственности, наук и искусств. Пантеон наших умственных знаменитостей не слишком полон и не очень блистателен. Это нерадостно, и мы можем утешать себя только тем, что причина нашей скудости объясняется обстоятельствами, которые не всегда же будут иметь силу. Но мы в избытке найдем у себя то, в чем видим преимущество других народов над нашим, если будем искать наши сокровища там, где они действительно находятся. У нас были и великие характеры, и сильные умы; у нас совершались дела, дорогие для человечества и благодатные в своей сокровенной силе, и отсюда мы можем объяснить себе то чувство внутренней силы, которая живет в нашем народе, и его веру в свое будущее, которая не колебалась в нем ни при каких испытаниях. В церковной жизни нашего
4 Однажды, еще будучи студентом, пришел я к М. Н. Каткову и застал его за чтением проповедей Филарета. «Учусь у него Русской речи, сказал он мне». П. Б.
народа были от начала великие деятели и великие дела, и если мы мало знаем их и мало умеем ценить их значение и пользу их труда, то они тем не менее составляют богатство нашего народа, которое мы инстинктивно чувствуем. Неужели кто-нибудь может оставаться при мысли, что та великая борьба, которую люди призванные ведут в глубине своего собственного существа, что святой героизм их самоотвержения и духовная высота, которой они достигают, что все это остается бесплодно для окружающей жизни и не отзывается ничем в истории народов? Церковь чтит своих подвижников, и народ, из которого они исходят и которому они принадлежат, может также чтить в них своих героев, зиждителей своей силы.
И. С. Аксаков о кончине митрополита Филарета3
Москва, 21 Ноября.
Митрополита Филарета не стало... С смущением вняла этой вести Москва, а вслед за нею внимает и вся Россия, — с тем благоговейным смущением, которое невольно объемлет душу при всяком видимом тайнодействии истории. Его кончина — событие, и событие Всероссийское.
Филарета не стало!.. Упразднилась сила, великая, нравственная общественная сила, в которой весь Русский мир слышал и ощущал свою собственную силу, — сила, созданная не извне, порожденная мощью личного духа, возросшая на церковной народной почве. Обрушилась громада славы, которою красовалась церковь и утешался народ. Отжита навек та величавая, долгая современность, что обняла собою пространство полвека, что перебыла длинный ряд событий и поколений и как бы уже претворилась в неотъемлемое историческое достояние Москвы, в ее живую стихию, которой, казалось, ей не избыть и вовеки. Без этой силы, без этой славы, какая пустота силы и славы почувствуется внезапно в Москве, да и во всем Русском церковном мире! Кафедра Московского митрополита может, конечно, быть и будет занята; но место, которое занимал Филарет, пребудет пусто.
5 Москва. 1867.
Нам невольно припоминается все сказанное нами в день празднования его пятидесятилетнего архиерействования. Угас светильник, полстолетия светивший на всю Россию, не оскудевая, не по-меркая, но как бы питаясь приумножением лет и выступая ярче, по мере надвижения вечернего сумрака жизни. Смежилось неусыпаю-щее око мысли. Прервалось полустолетнее назидание всем Русским людям — в дивном примере неустанно-бодрствующего и до конца бодрствовавшего духа. Смолкло художественное важное слово, полвека и более полувека раздававшееся в России, то глубоко проникавшее в тайны богопознания, то строгой и мощной красотой одевавшее разум божественных истин!..
Русская Церковь, с кончиною митрополита Филарета, переживает великий исторический миг, которого важность, сознательно и бессознательно, предощущается всеми. В течение целого полустолетия Русской Церкви ее представитель, предстатель и предстоятель (не вследствие внешних условий своего места и звания, а действием личного внутреннего достоинства), в течение же полувека был он и «свидетельствуяй» о ней пред всей Европой, пред всем миром ино-славным... Сходит в могилу целая историческая эпоха, на смену ей движется эпоха новая...
Убыло силы и славы, убыло последнее народное имя. Назвать более некого; нет другого равнозначительного, и даже менее значительного, но всенародного имени.
Прибудет ли силы, свободы и духа истинной жизни церковной?
На рубеже сих двух эпох мы невольно медлим и судом, и надеждами. Передаем лишь ощущения личные и общественные, испытываемые в настоящую минуту нами и всей Москвой, при унылом гуле Московских колоколов, сзывающих к заупокойной молитве...
В Воскресенье, 19 сего Ноября, в исходе 2-го часа пополудни, скончался, на 86-м году своей жизни, высокопреосвященный митрополит Московский Филарет. В день кончины он сам совершал литургию в домовой церкви на своем подворье и служил, по замечанию приближенных его, так бодро, как не служивал в последние пять лет. После литургии он принимал и долго беседовал с новым Московским губернатором... В половине 2-го часа, видимо утомленный, он, приказав приготовить обед, отправился в свой кабинет. Когда чрез четверть часа сделалось заметно его замедление, слуга
отправился за ним и нашел его лежащим на полу, но еще живого. Вскоре он предал дух свой Господу Богу... Торжественные панихиды по почившем святителе назначены в 1 час дня и в 8 пополудни. Во Вторник или Среду, в 2 ч. дня, последует вынос покойного из домовой его церкви в Чудов монастырь.
В самый же вечер 19 Ноября Московский народ, оповещенный о кончине своего архипастыря внезапным унылым звоном с Ивановской колокольни, хлынул толпами в Троицкое подворье, где продолжает толпиться и теперь. Ожидают приезда из Петербурга первостепенных иерархов и даже особ из царской фамилии.
К сорокалетию кончины митрополита Филарета. Митрополит Филарет о господствующих в современном нравственно-правовом сознании понятиях. I. А. 1905 г.
В газетах пронесся слух, что в Петербургских высших церковных сферах возник вопрос о чествовании памяти митр. Филарета, по случаю приближающейся сорокалетней годовщины со дня его кончины, последовавшей 19-го Ноября 1867 г. Хотелось бы верить в достоверность этого слуха; ибо официальное чествование памяти такого крупного, с твердо-определенным направлением человека, каким был почивший великий святитель, служило бы некиим утешительным признаком в наше расшатанное во всех отношениях время, и в церковном не менее, чем в других.
Митрополит Филарет выдается в истории нашего просвещения особенно тем, что он, великий церковный и политический деятель, оставил нам начертание своего церковно-политического учения в таких письменах, которые, по их неподражаемому совершенству в отношении изящества и ясной точности мысли, поистине непреходящи. Он один из тех церковно-политических мыслителей, которых нельзя не знать всякому мнящему себя быть человеком образованным. Образованному человеку можно не разделять, конечно, взглядов митр. Филарета, но нельзя с ними не посчитаться, прежде чем иметь право сказать с осведомленностью: «я в том или другом убежден». Разносторонность затронутых и всегда ясно разрешенных им вопросов такова, что его ум должно почесть истинно энци-
клопедическим: в его проповедях, например, вы найдете, в связи с основной мыслью, тот высокоценный разбор Contrat Social Руссо, то рассуждение самого глубокого характера об основах математики в понятии о числе, по отношению к основе христианского учения о Пресвятой Троице6.
Если действительно даже современная Петербургская церковность считает долгом благоговейно преклониться перед памятью такого человека, каким был м. Филарет (а он был не только выдающийся отвлеченный богослов и высоко одаренный вития, но и выразитель очень определенного церковно-гражданского мировоззрения и столь же определенный выразитель некоей строгой церковной практики), то с удовольствием можно будет сказать, что, к счастью, наша современная церковность, при всех своих невероятных потугах в стремлении по пути прогресса, еще не совсем порвала с преданием (что так важно вообще и так законоположно в области церковной). В последнее время в нашей церковной среде идея «абсолютного прогресса» до такой степени возобладала, что невольно приходилось опасаться за судьбу Церкви (конечно, официальной) в России, видимо забывшей, что для нее, зиждущейся на учении о явлении в мир абсолютной Истины почти две тысячи лет тому назад, невозможно искать совершенства только в новшествах, тогда как его надо искать, наоборот, в глубине веков и по сему «изучать дни древние и в них поучаться». Такое стремительное движение «на предняя» не могло иначе выразиться, как в забвении и отрицательном отношении к старине и к представителям ее7. Время, когда жил м. Филарет, не очень от нас отдалено; но, благодаря быстрому темпу нашей новейшей истории, оно «быльем поросло» для многих и почитается чуть-чуть не допотопным, ветхозаветным же во всяком случае. Посему и сам м. Филарет является многим из современных интеллигентов (их же в церкви, пожалуй, более чем где-либо) давно
6 Ср.: Слово в день тезоименитства наследника цесаревича 1830 г. и речь на освящение храма при Московском университете. На эту последнюю любил указывать покойный Н. М. Павлов в доказательство глубокомыслия митр. Филарета.
7 В предисловии, напр., к своей изумительной по начитанности истории Русской Церкви проф. Голубинский высказывается очень отрицательно о до-синодальной ее эпохе, считая ее почти доисторической.
пережитым моментом, о котором если и можно поминать, то разве лишь в смысле отрицательном (известно-де его угодничество перед светской властью, да и клерикал при этом!). Если осуществится чествование памяти м. Филарета в Ноябре месяце, да еще по почину Петербургских высших церковных сфер, то можно будет почесть это отрадным доказательством того, что в среде наших «черных и белых властей» начинают задумываться о целесообразности «жечь корабли». Пока надо и этим довольствоваться.
При наступлении знаменательной годовщины все касающееся памяти великого покойника должно привлекать внимание и вызывать интерес. Желательно в особенности видеть как можно более трудов, посвященных уяснению его учения, как в виде ученых комментариев к его сочинениям, так и в виде обработки их в форме общедоступной для читателей, непривычных к чтению строго-требовательному. Истинные ценители любомудрия духовного и светского, конечно, могут и должны пользоваться подлинным текстом; но для распространения учения м. Филарета необходимо подвергать его писания переработке в смысле общедоступности, делая из них систематические по разным специальностям руководства. Например, как бы желательно было иметь богословие, составленное по его проповедям, с сохранением по возможности и под линной его речи, ведь в пяти томах его проповедей затронуты почти все вопросы, из ответов на которые слагается так называемое богословие. А что он сам не был удовлетворен ходячими у нас и доселе богословиями, это видно из его отзыва о богословиях пр. Филарета Черниговского или Макария (впоследствии митр. Московского), напечатанного в «Русском Архиве» нынешнего года, в воспоминаниях пр. Леонида (вып. 10-й, стр. 152).Акакойнеисчерпаемыйматериалдля всяческих извлечений и обработок дают его официальные бумаги, изданные пр. Саввой! А его письма! Недаром сказал о нем, тотчас после его кончины, пр. Алексей (впоследствии архиеп. Литовский): «нетума столь глубокого, чтобы исчерпать шестидесятилетнюю изумительно благотворную и разнообразную деятельность преставившегося святителя! Нет знания столь обширного, которое могло бы обнять все содержание этой деятельности». Неисполнимое для одного человека может, однако, быть исполнено совместной деятельностью многих; и если бы нашлись работники на этой ниве, действительно не оскудевающей вовек (творения гениальных людей всегда отличаются именно
качеством неисчерпаемости): то Русская литература и наука обогатилась бы поистине перворазрядными вкладами. С другой стороны, занятие таким делом, как будто археологическим, а в сущности вполне живым и современным, послужило бы доказательством неоскудения в нас и высших интересов, и сознания, что удовлетворить им можно не одним построением новых умосплетений, но чтб гораздо лучше — чрез усвоение того, что вещали мудрецы всех времен, ибо истина открыта для людей «Тем, Кто есть вещей истина» во все времена, особенно же с того дня, коща она воссияла миру из Вифлеемских яслей. Выразителями ее были избранные умы в разные времена, отдаленность коих нисколько не умаляет, а, наоборот, еще подчас усиливает исходящий от них свет разумения, ибо если этот свет мог не померкнуть, доходя до нас из глубины веков, то это дает чувствовать, что его сила такова, что «и тьма его не обьят»8.
Важнейшая сторона духовной деятельности Филарета была, конечно, направлена на богословские вопросы и на приложение бого-откровенных истин к жизни в ее разнообразных проявлениях. Но богословские труды покойного митрополита должны питать умы и сердца православных вовек, подобно тому как учение великих Отцев Церкви составляет навсегда неисчерпаемый источник наставления для ума и назидания для чувства верующих. Смело можно сказать о Филарете, что он «новейший из Отцев Церкви»; и над ним, как таковым, пусть поработают грядущие поколения непрестанно. Но к определенному дню чествования его памяти возможно лишь сделать сравнительно легкоисполнимое: изложить, напр., взгляды его на те жизненные вопросы, которые представали на его суд и на которые он давал ответы всегда поразительно ясные и определенные. Вопросы эти, в сущности, те же почти, какие всегда выдвигаются жизнью, хотя они и видоизменяются в своем обличии. Например, в наше время нет более вопроса о крепостном праве; но ведь вопрос в зависимости людей друг от друга в порядке подчинения или эконо-
8 Что может быть назидательнее для современных политиков «Политики» Аристотеля, и вообще для современных мыслящих людей всего Аристотеля и его сам-друга Платона? Они нам во многом более по плечу, чем их современникам. Таков Данте для теперешних Итальянцев, умеющих, впрочем, лишь делать из него цитаты, но не умеющих им назидаться, потому что сами они слишком против него.
мической зависимости — вопрос вечный; и то, что по этому вопросу писал м. Филарет применительно к раскрепощению, то может быть назидательно и в наше время погони за безграничной свободой.
Такую именно задачу избрал себе автор книжечки, озаглавленной «Митрополит Филарет о господствующих в современном нравственно-правовом сознании понятиях». Она есть отдельный оттиск статей, напечатанных в журнале «Вера и Знание», и принадлежит перу автора, выставившего лишь буквы И. А. Очень советуем познакомиться с этой книжкой, которая, кроме других качеств, имеет и несомненное, большое достоинство ясного изложения и прекрасного распределения содержания по главам, посвященным каждая отдельной стороне деятельности м. Филарета. После краткого введения идут главы: личность митр. Филарета, общая характеристика митр. Филарета и выяснение его значения для нашего времени, учение м. Ф. о власти и государстве, освобождение крестьян и участие в этом акте м. Ф., вопрос о наказаниях, вопрос о возвышении духовенства, митр. Филарет как нравственный судья и руководитель современного ему общества, глава заключительная.
Из этого перечня содержания видно, что покойный митрополит представлен всесторонне в книжке о. И. А., исключая его деятельности чисто богословской; но таковая и не входит в пределы избранной автором задачи, ибо рассматривать оную вкратце, как сказано выше: на такое дело потребовались бы многие и многие томы.
Познакомившись из книжки о. И. А. с личностью митрополита и с его учением по вышеперечисленным вопросам, читатель, даже самый предубежденный, вынесет то впечатление, что м. Филарет вовсе не был ни деспотом клерикалом9, ни тем угодником светской власти, каким его так охотно изображают представители церковного либерализма, начавшегося еще с древних времен и особенно размножившегося в наши всяческого либерализма дни, ни тем врагом свободы, каким должен бы быть человек, обвиняемый в несочувствии к освобождению крестьян.
Митр. Филарет действительно не преклонялся перед либеральными фразами, не фрондировал перед светской властью, но он ни-
9 Деспотизм, приписываемый м. Филарету, объясняется отчасти пушкинским стихом: «Ум, любя простор, теснит».
сколько не боялся свободы истинной и не боялся говорить, что хотя единение между церковью и государством очень желательно, но что церковь вовсе не нуждается в покровительстве, чему «де» доказательством служит самая история церкви, развившейся не благодаря покровительству светскому, а благодаря преследованиям и мучениям исповедников ее.
Нельзя, однако, в заключение не заметить, что у автора рассматриваемой нами книжки уважение к м. Филарету и глубокое преклонение перед его мудростью наклонны переходить в некое «подобие культа», не допускающего никакого сомнения в том, что митрополит был в сущности воплощенная мудрость и благость. Когда автор пишет: «нам не нужно искать твердого основания, оно нам дано в мощной мысли митр. Филарета. Утвердившись на ней, мы ее светом можем освещать все явления жизни в правовом и нравственном отношениях, которые, будучи реальным отражением тех или иных веяний и направлений, характеризуют дух эпохи, являют те понятия, которые господствуют в данное время в нравственно-правовом познании общества. Митрополит Филарет! Это имя блистающее в истории Российской церкви и Российского государства на протяжении многих десятилетий... это имя является теперь синонимом закона, правды, мудрости, непререкаемости».
Невольно вспоминаются слова Псалмопевца «Аще беззакония назриши... кто постоит?». Думается, что излишним, неумеренным превознесением никогда нельзя послужить памяти превозносимого. То положительное, что дано в книжке о. И. А., вполне достаточно, чтобы избавить от необходимости оценивать ум и душевные качества Филарета такими крайними восхвалениями. Достаточно было бы, думается нам, указать на действительно громадную пользу изучения творений и самой деятельности почившего иерарха, для того чтобы с помощью оного стремиться к тому уяснению понятий нравственно-правовых, без которого никакое общество не может твердо стоять. Недаром некогда столь гремевший у нас О. Конт указывал на то, что все наши политические и социальные треволнения происходят от недостатка выработки понятий и объединения на понятиях ясных и точных: оттуда «де» и наши всяческие революции (Auguste Comte. Cours de philosophie positive, 1. 41).
Изучение творений м. Филарета действительно может послужить для умов, ищущих света, к выработке точных и ясных понятий; а еще более к развитию «потребности в ясности и точности», отсутствие коей так преобладает у нас во всех направлениях, кроме разве в самых левых, сила коих, может быть, тем и объясняется, что против них выступает мысль хотя и благонамеренная, но непродуманная, а посему дряблая и бессильная.
Жаль, что в указанной книжке, для большей полноты, не отведено места оценке литературной стороны писаний м. Филарета. Наша литературная речь так наклонна искажаться и пошлеть, благодаря, м.б., тому, что она сделалась орудием не только не Русских, но даже всему Русскому враждебных начал, что следовало бы в числе понятий, которым должно позаимствоватъся у Филарета, указать и на то, которое учит чтить и хранить чистоту родной речи как полнейшей выразительницы народной мудрости, ее же создавшей10.
Д.Х.
Воспоминание о митрополите Филарете
Принадлежу я к числу Московских старожилов, так как с Августа месяца 1847 года, т. е. с поступления в университет, уезжал из Москвы только на короткие сроки. В университете был у меня добрый товарищ Владимир Александрович Голицынский, усерднейший почитатель Филарета. Он не пропускал ни одной его службы и раз только не мог поспеть к ней по случаю экзаменов 15 Мая и пришел в Архангельский собор, когда Филарет шел уже к своей карете. Подойдя к его благословению, он услышал от него шепотом произнесенные слова: «опоздали, опоздали!». Таких приверженцев у Филарета было немало. Голицынский знал наизусть целые места из его проповедей. Благодаря Голицынскому, и мне неоднократно доводилось слышать эти проповеди в Чудовом монастыре. Он произносил их по тетрадке, лежавшей на аналое, в некотором от себя отдалении, для чего надевал большие очки. Голос у него был сла-
10 А. С. Хомяков писал, что и в его время только крайние имели твердые логически-последовательные убеждения.
бый, но в храме водворялась полная тишина, и молящиеся могли не проронить ни одного слова. На пути к выходу и к своей карете (запряженной шестью попарно рослыми лошадьми и в отличной сбруе) он долго возлагал на головы подходивших мощевидную руку свою, и никто не уходил из церкви без его благословения. Он, конечно, придавал значение такому общению с паствою и, может быть, по наклонности ко всему таинственному (не покидавшей его до конца жизни) видел в том нечто духовно-физическое.
Богословие преподавал нам Петр Матвеевич Терновский, без всякого одушевления, грубым голосом и как-то аляповато. Влияние его на студентов уничтожалось при сравнении с другими профессорами, из которых некоторые читали чуть не со слезами об Уль-рихе Гуттене, говорили про «эманципацию религии», про «кровь, как необходимый цемент» человеческих содеяний. Помню, как мы смеялись над Терновским, когда он закончил одно из своих чтений словами: «В следующую лекцию мы нанесем окончательный удар Волтеру». (Позднее, назначенный приходским священником в церковь Петра и Павла на Басманной, Терновский проявил высокие пастырские качества; но с этой стороны мы не знали его.) Я плохо занимался у него и на экзамене должен был провалиться; на мое счастье, приехал на экзамен митрополит Филарет, и мне достался билет о почитании храма Божьего; я перед тем только что читал об этом в проповедях Филарета, поэтому отвечал почти его словами и, конечно, получил высшую отметку. С тех пор видал я митрополита только за обеднями либо в проезды его по улицам.
Богослужение совершалось у него отменно стройно, звук не заглушал слов, а (по его выражению) содействовал к раскрытию слова, и никогда при нем храм Божий не становился концертною залою. Однажды был я у его службы в Пасхальную заутреню в Успенском соборе. Ему приходилось почтить каждением святые останки трех митрополитов Московских. Он, слабый, изможденный, с дикирием и трикирием в руках, словно бесплотный, направлялся от одного угла собора к другому, а многочисленный сонм молящихся, с воз-женными свечами, мгновенно расступался перед ним, отвечая словами «воистину воскресе» на его пасхальное возглашение.
Только раз случилось мне подметить слабую его сторону. Это было в крестовой его на Троицком подворье. Его облачали. Обык-
новенно это облачение оканчивалось тем, что стоявший по левую от него руку церковный чтец подавал ему тончайший батистовый платок, которым он обтирал или, вернее, обмахивал себе бороду и уста, и затем быстро отдавал платок чтецу, прямо в книгу, которую тот закрывал. Чтец сделал это как-то неловко; Филарет дернулся влево и так посмотрел на чтеца, что и я, стоявший поблизости, чуть не испугался.
«Русский Архив» стал я издавать за четыре года до кончины Филарета. Когда в нем начали появляться бумаги, касающиеся Сперанского, он обратил на него свое внимание. Его заняли также статьи П. А. Бессонова и М. А. Дмитриева о Лабзине, к которому некогда, в Петербурге, он был близок. Я поместил в Московских Ведомостях мою некрологическую статью о М. А. Дмитриеве, и вслед за тем митрополит выразил желание меня видеть.
Добрейший Николай Васильевич Сушков повез меня на Троицкое подворье. Оно, сравнительно с теперешнею его обстановкою (устроенною митрополитом Макарием), отличалось простотою, которая граничила почти что с убожеством. На входной лестнице не было даже ковра. Единственным украшением первой комнаты служило большое многолиственное дерево (Ficus elastica) вроде Евангельской смоковницы. Полы некрашеные, кресла и стулья самые простые. К нам вышел во вторую комнату маленький, исхудалый человек в черной ряске и скуфейке и, пригласив сесть на кресла, спросил меня: отчего вы нуждаетесь в сем пособии? Это относилось к моему костылю. Когда я сказал, как повредилась у меня в детстве нога, он стал говорить об исторических изданиях и, обращаясь к Сушкову, спросил: зачем это Бодянский (в Чтениях Общества Истории) напечатал про Елисавету Петровну, что она рождена до брака своих родителей. «Ведь не все же части нашего тела мы обнажаем». Понятно, что это было в мой огород, и заступаться за Бодянского мне не приходилось. Подробности о дальнейшей беседе исчезли из моей памяти. Когда зашла речь о Лабзине, я позволил себе спросить (словами И. С. Аксакова), зачем прибегать с заднего крыльца, когда по милости Домохозяина открыто и переднее. Не отвечая, Филарет заговорил о другом. Был он любезен, проводил до выхода в первую (с фикусом) комнату, и когда я сказал, обращаясь к Сушкову, как я ему благодарен за то, что он доставил мне возможность наслушать-
ся речей благоуханных, Филарет сказал: «Ах, это Пушкина!» — «Мне известны и стихи вашего высокопреосвященства к Пушкину.» — «Тут была посредницею Елисавета Михайловна Хитрово». Не могу себе простить, что я не догадался спросить, был ли у него после этих стихов Пушкин. Надо полагать, что был. А любопытно себе вообразить беседу этих людей, столь не похожих один на другого, имевших столь великое для нас значение.
Это было осенью 1866 года. Зимою 1867 года стало известно, что Государь Александр Николаевич не только изволил читать «Русский Архив», но и удостоивает его некоторыми сообщениями, и когда я поехал к митрополиту Филарету (на этот раз уже один), он принял меня с отменной ласкою, угостил чаем и продержал долее часу, и служителю своему, дважды приходившему о чем-то доложить, делал рукою отрицательные знаки. Беседа шла по преимуществу о новой Русской истории. Он передавал мне о деятельности митрополита Амвросия в последние годы царствования Павла Петровича и как Амвросий (тогда Казанский архиепископ) умел спасать церковь от иезуитских козней патера Груббера. Когда речь зашла о Карамзине, я передал слышанное мною от князя П. А. Вяземского. Карамзин жил почти рядом с князем С. М. Голицыным, и у них был общий духовник. Карамзины говели и исповедовались у себя на дому. Когда черед дошел до Николая Михайловича, «пойдемте позавтракаем», — сказал он исповеднику и позавтракал скоромным. Духовник передал о том благочестивому князю, и тот прозвал Карамзина безбожником. «Какой он забавный, — сказал Филарет, — ведь церковь молит Бога, чтобы у нее было поболее людей как Карамзин. Для духовенства пост обязателен, как пример; но всякий постится по-своему». Мне было известно от моего духовника, протоиерея Юлия Ивановича Некрасова, что, когда он заболел, Филарет разрешил ему не соблюдать поста. Известно также, что одной барыне, до изнурения постившейся, он сказал: «Наложите пост на ваш пост». Тогда же Филарет сказал мне, что стояние в церкви имеет значение для здоровья и служит противовесом постоянному пребыванию в закрытых помещениях.
Филарет был в это время на вершине своей славы, государственного значения и всеобщей известности далеко за пределами России. Имя его поминалось с благоговением на Востоке, пропове-
дн его появились во Французском переводе Серпинэ, Адриан Иванович Блюменталь перевел на Немецкий язык его Православный Катехизис, Е. Ф. Тютчева готовила (с помощью Англиканского в Москве пастора) Английский перевод его избранных проповедей. Светская власть в лице князя В. А. Долгорукова преклонялась перед ним. Он знал князя еще мальчиком в Петербурге, где у отца Князева была домовая церковь, в которой служивал Филарет, будучи архимандритом. Он надзирал за обучением князя, его братьев и сестер. В Москве он ему говорил ты, и он был обеспечен в своей борьбе с старообрядцами (за них перед тем заступалась супруга генерал-губернатора графиня Аграфена Федоровна Закревская, бабка которой была старообрядка, и сама она иногда крестилась двуперстием). Князь Владимир Андреевич передавал мне, что однажды приехал к нему митрополит в неурочный час и умиленно попросил исполнить то, о чем он ему скажет. «Я всю ночь не спал, узнав, что в Большом театре представляют драму Смерть Иоанна Грозного, и тут ставится аналой». Князь немедленно послал за директором театров, и аналой больше не появлялся на сцене.
Успокоенный в своем положении Филарет сделался мягче и к старообрядцам. Однажды кто-то из священников отозвался о них резко. «Перестань, перестань, — сказал ему Филарет, — если бы не они, у нас бы, пожалуй, водворилось лютеранство». Он знал, что оказывают лютеранству негласное покровительство и что в Зимнем дворце была Лютеранская кирка11, устроенная Петром III. Филарет возлагал большие надежды на единоверие. Мне случилось два раза быть на его службе для единоверцев при освящении единоверческой церкви: на Рогожском кладбище и в алтаре Успенского собора.
Император Николай Павлович с 1851 года перестал видеть в Филарете затаенного противника своей власти; а было время, когда отношения обострялись. Министр двора князь П. М. Волконский рассказывал, что раз Филарет и Государь встретились на пути — один из Петербурга в Москву, другой из Москвы в Петербург. В одной половине станционного дома был Филарет, в другой Николай Павлович. Филарет просил князя узнать, что так как тут высочайшее присутствие, то не следует ли ему представиться. Князь пошел доложить.
11 На том месте, где ныне аптека.
Государь очень громко сказал, что и в городах он не желает с ним встречаться. Дверь была не притворена, и Филарет услышал этот отзыв. Но в дни празднования двадцатипятилетия своего царствования в Москве Государь уже обходился с Филаретом с почтительностью и даже проводил его до лестницы после обеда в Кремлевском дворце. Новые Государь и Государыня оказывали ему, можно сказать, благоговейное внимание. Александр Николаевич вступил с ним в личную переписку. Мария Александровна пожелала иметь его портрет масляными красками в том самом облачении, в каком он был 26 Августа 1856 года. Ему послан был манифест о раскрепощении помещичьих крестьян, составленный Ю. Ф. Самариным, на исправление и переделку; советовались с ним о судебном преобразовании, причем на заявление Государя о том, что это будет суд не по мертвой букве закона, а по народной совести, Филарет, указывая на икону Спасителя в терновом венце, сказал, что Пилат и Римское правительство Его оправдывали, а суд народной совести возложил на Него терновый венец. Вообще же относился он недоверчиво к преобразованиям, которые едва успевали оглашать газеты. Странным казалось ему, что все в России подвергалось переделу, тогда как поставлен в Новгороде памятник ее тысячелетию, в течение которого сделалась она шестою долею всего мира, следовательно, жила же чем-либо извнутри себя. Одному сановнику, говорившему, что дух совершенствования идет из Петербурга, Филарет возразил: «Какой дух? Ведь Петербург не глядит на Россию прямо». Филарету был прислан от Государя драгоценный, осыпанный брильянтами посох. Он не принял его в собственность, а оставил в ризнице Троицкой Лавры. Бес стяжательности, обыкновенно нападающий на духовных лиц во все века и у всех народов, не смел к нему подступаться; конверты с денежными подношениями за освящение церквей или за похороны он иногда даже не распечатывал, а отдавал бедным. Раз просили у него позволения напечатать произнесенную им проповедь. «Чего же спрашивать? — отвечал он. — Она произнесена, следовательно уж не моя».
Н. П. Гиляров говаривал, что если бы Филарет получал полистную плату за то, что было им написано и отдано в печать, у него накопились бы сотни тысяч рублей; между тем его наследникам досталось после него весьма немногое. Его отношения к родственни-
кам вызывали обвинения в так называемом непотизме (тоже общем у всякого духовенства), но стоит прочитать его письма к ним, чтобы убедиться, что это клевета. Некогда доходивший до жестокости во взысканиях с духовенства, сделался он к концу жизни снисходителен и нежно-попечительнен к нему. Самый слог его писаний приобрел простоту и какую-то хрустальную ясность. Но до конца продолжал он быть осторожен и оглядлив. Летом 1867 года, прямо с Троицкого подворья, навестил меня В. В. Скрипицын и сказывал, что в беседе с Филаретом он упрекал его в нерешительности и угодливости к властям. «Кажется, — сказал ему Филарет, — мы страдаем избытком покорливости».
19 Ноября 1867 г., в Воскресенье, в третьем часу пополудни, Кремлевский колокол возвестил Москве, что не стало ее архипастыря. В это время Государь и его семейство в Царском Селе слушали чтение князя П. А. Вяземского, которое и было прервано пришедшею телеграммою о кончине Филарета. Государь приказал немедленно отворить большую дворцовую церковь, все пошли на панихиду, и Государь объявил, что он поедет в Москву на похороны. Князь Вяземский передавал мне также, что и он рассчитывал в царском поезде съездить в Москву, но по донесению шефа жандармов, графа П. А. Шувалова, о трудности устроить в Москве надежную охрану (это был год покушения Березовского) путешествие было отменено, и в Москву отправился Великий Князь Владимир Александрович.
В 4 часа этого дня поехал я на подворье поклониться покойнику; но никого не пускали по распоряжению князя В. А. Долгорукого (который позднее мне сказывал, что пробыл на подворье до другого утра); я же отправился к Сушковым, где и услышал о последних словах Филарета (см. «Русский Архив» нынешнего года, вып. 8-й, стр. 566)...
П. Б[артенев]
Дневник Снегирева72
1823, декабрь.
18. В Унив. Пансионе экзамен начался моим классом логики и древностей Рим.; отвечали довольно порядочно при кн. Оболенском, Успен. собора протоиерее, архимандрите Богоявл. Иннокентии и профессоре Мерзлякове, Двигубском, Котелн., Ризенке, Денисове. По окончании моего экзамена пришел викарий Афанасий, потом архиеп. Филарет, который указал на слова Малова, «что закон, дозволяющий мщение обиженному, нелеп», — поэтому закон Моисеев нелеп? Начались возражения, которые кончились ничем, потому что ничего не доказали, только юные умы смутили и поколебали в уверенности, что мщение противно учению Христа и благосостоянию общества, которое, руководствуясь законами, защищает каждого из своих членов от обиды, не позволяет, однако же, обиженному самому за себя мстить. В страсти, в пылу гнева можно ли соблюсти меру в наказании и справедливость? При экзамене из Богословия Филар. показал себя деспотом и эгоистом; бедного законоучителя останавливал на каждом вопросе, говоря: вы спрашиваете сбивчиво, темно; к чему мелочи и подробности? Впрочем, делал Ф. и основательные замечания, напр., что проскомидия есть не приношение, но принесение; первое знач. действие, а другое предмет. Когда спрашивается доказательства истор., то это пример из Св. Пис.; а когда подтверждения какой-нибудь истины или догмата, то это свидетельство Св. П. Премудрость Б. доказывается тем, что Бог сотворил мир в 6 дней. Ф.: А ежели бы в 9 дней? Все была бы премудрость в постепенности. Наконец сам начал Ф. экзаменовать; дети отвечали удовлетворительно, и он был доволен. Потом спрашивал, для чего мало прошел свящ. из Богословия, только о свойствах Божиих? Разве вы их хотите сделать язычниками? — сказал он попу. В экзамен Мерзлякова, Шлецера мало вмешивался. — Званый пошел на обед к Антонскому; до обеда разговор был о философии, при чем Филарет, рассуждая о философии Немецкой, признался, что не знает по-немецки.
"Русский Архив. 1902. № 7.
183613
12. Отслушав заутреню в Драчах, раннюю обедню стоял в Егорьевском мон., где видел в теплой церкви за левым клиросом образ местный Св. Георгия на белом коне, с непокровенною главою, в панцыре и с мантиею на плечах, копием поражает дракона, коего держит на веревке царевна с левой стороны, стоящая в нижнем этаже терема; в верхнем смотрят два лица; под всадником Спаситель. Заходил в церковь в Живорыбном ряду Николы Мокрого, где видел образ Св. Николая Киевский, исцеливший В. К. Юрия Мстисл., и Визант. стиля образ Св. Иоанна Богосл. Поздравил кн. П. П. Гагарина с орденом Белого Орла.
16. Нам сделали посещение А. Н. Б.-Каменская с племянницею. После обеда были Я. Е. Арсеньев, а после него кн. Дм. Влад. Голицын с Прудниковым. Говорено об издании в Москве журнала исто-рико-нравственного, который бы имел влияние на нравственность, вкус и язык Русский, искаженный журналистикою, который был бы проводником полезных сведений. Князь изъявил на это свое согласие и готовность поговорить со мною особенно об этом, так равно о Сирот, доме. Он желает, чтобы Латинский язык был основанием изучения иностранных и Русского языков и чтобы преподаванию дано было классическое направление14. Спрашивал моего мнения о духе учения м. Филарета. Я отрекся быть судиею архипастыря и уклонился от собственных суждений. Я казал князю редкие Русские гравюры15 и волосы царей Русских. Он простился со мной после часовой беседы очень благосклонно и милостиво.
18. Утром я был у С. П. Шевырева и в Алекс, инст. Получив пригласительную записку от кн. Д. В. Г., я от Я. Е. Арсеньева приехал к нему и посидел у него в кабинете около 2 час. Говорено о Сирот. М. доме и об издании журнала: Московской Библиотеки для Русских. Для первого он обещал исходатайствовать пособия, спрашивал об учителях, которых службу я особенно рекомендовал его вниманию,
13 Русский Архив. 1902. № 10.
14 Князь Д. В. Голицын получил образование в Париже. П. Б.
15 Куда перешло Снегиревское собрание старинных Русских гравюр? Между ними случилось мне видать редчайшую: это бракосочетание Петра и Екатерины (1712); с боков стоят девочки, Анна и Елисавета Петровна, и на обеих венцы. П.Б.
и вызвался обеспечить мою службу при этом заведении жалованьем. Касательно второго спрашивал о сотрудниках. Я назвал Д. Н. Б.Каменского, о трудах и нравств. достоинствах которого сказал все, что внушили справедливость и моя к нему преданность. При этом говорено о цели и направлении сего журнала, который был бы противодействием вредному влиянию юной словесности и духу безбожия и безначалия. За этим следовал вопрос князя: не знаю ли я такого скопища в Москве и не имею ли каких-либо положительных фактов и свидетельств? Отвечал, что кроме внешних признаков и слухов, всем и след. ему самому известных, ничего не знаю. То же сказал и о м. Филарете, которому я обязан благодарностию за его одолжения, но ничего другого не могу сказать о нем, кроме того, что он несчастен тем, что возбудил сильное в народе против себя подозрение; справедливо ли оно или нет, не ведаю; ведает Сердцеведец. На слова кн. Д. В., что слышал он, будто и я принадлежал к Баварской ложе, но вместе с Блудовым отпал, я возразил, что это чистая клевета недобросовестных и что Блудова я только однажды и видел. У Филарета бываю по соседству и по знакомству, беседую с ним об ученых делах, а в тайны его не проникал и ни к каким тайным обществам не принадлежал. В заключение просил князь, если можно будет, доставить ему акты; а я просил о его покровительстве.
Ключевые слова: Филарет, юбилей, современники.
THE MEMORABLE DAYS: CENTENARY AND FIFTY ANNIVERSARY OF METROPOLITAN PHILARET (DROZDOV).
A.Yakovlev
This publication is a series of some articles and memoirs about Metropolitan Philaret (Drozdov) from the Russian magazines in 1867—1905.
Keywords: Philaret, anniversary, contemporaries.
