Памяти учителя и друга Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

В. Кейдан

Памяти учителя и друга

Начну с последней встречи. 12 июля 2011 мне исполнилось 65 лет, и я решил отметить полукруглую дату. Первый, кому я позвонил, чтобы позвать, был Ю. А.

В мои прошлые кратковременные летние приезды в Москву он всегда строгим голосом спрашивал, буду ли я отмечать это событие. Чаще я уклонялся или приезжал не вовремя, и он каждый раз эмоционально выражал разочарование. Это началось ровно 40 лет назад. Узнав, что я остался Москве в одиночестве, Ю. А. предложил мне отпраздновать 25-летие в его квартире на улице Мишина. Тем летом я с опозданием окончил ОСиПЛ, чувствовал себя сильно измотанным после оплеух государственной десницы и не питал иллюзий относительно будущего трудоустройства.

В те годы, когда Ю. А. в качестве ассистента проф. В.А. Успенского преподавал на 1-м курсе филфака введение в математику, а на 3-м алгебру, я был весьма посредственным студентом, каждую сессию по несколько раз пересдавал ему зачеты и периодически лишался стипендии из-за «хвостов» по математике. Казалось бы, что у каждого из нас в воспоминаниях не могло остаться ничего кроме горечи и желания забыть друг о друге. Однако все произошло прямо наоборот. Наша дружба началась именно в 1968 г., когда органы начали карать «подписантов» и вылавливать инакомыслящих. Весной 68-го года стало известно, что Ю. А. увольняют за подписание письма в защиту А.С. Есенина-Вольпина, посаженного за политическую активность в психушку.

Т.Ю. Кобзарева рассказывает о нашей провалившейся наивной попытке ему помочь:

«Мы с Лейлой Лахути и Олей Столбовой, узнав, что очень многие его студенты подтвердили, что он их обижает на занятиях и экзаменах, написали письмо в его защиту, где говорилось, что он замечательный преподаватель, и именно для лингвистов его преподавание очень важно и полезно. Подписались и с этим письмом отправились к ректору Петровскому. Мы ждали в коридоре перед его кабинетом и неожиданно увидели Володю Кейдана и Лену Икову, которые, записавшись на прием, тоже собирались просить за Шихановича. Петровский принял нас всех в своем кабинете и, узнав, по какому мы делу, тут же попросил секретаршу выйти из кабинета. Когда мы остались одни, он прочитал письмо и сказал, что никакого смысла в этом нет, так как это вообще дело не университетское, и он, Петровский, ничем помочь не

© Кейдан В., 2012.

может, все уже решено выше. Наше же письмо только докажет, что Шиханович успел идеологически разложить своих учеников, и ему будет только хуже. После чего он нам письмо отдал. Мы поняли, что все так и есть, и ушли»1.

О беседе стало известно на факультете. Мне тогда показалось, что Петровский именно не хочет, чтобы о нашем с ним разговоре было известно. Но, то ли его секретарша донесла, то ли в кабинете была прослушка, но, когда мы явились на свой факультет, нам дали понять, что о нашем преступлении здесь уже все известно.

А.Е. Кибрик пишет сейчас про это на сайте ОТиПЛа: «В.А. Успенский перестал курировать математический цикл, и это сильно снижало шансы отстоять Ю.А. Шихановича, формально относящегося к коллективу филфака, но совершенно ему чуждого, несмотря на открытое сочувствие к нему со стороны многих студентов и сотрудников ОСиПЛ. Как я помню, со слов В.А. Звегинцева, ректор И.Г. Петровский лично был против увольнения Ю.А. Шихановича, но вынужден был приказ подписать, под давлением решения Ученого совета филфака»2.

На открытом факультетском собрании, где преподаватели и студенты филфака заклеймили Шихановича как «пособника наших идеологических врагов» я выступил в его защиту как прекрасного и незаменимого преподавателя. Это ничему не помогло. Шиханович был уволен из МГУ с запретом впредь заниматься преподаванием. Осенью того же года меня, Таню, Лейлу и Лену пытались исключить за политические убеждения, и я и Таня оказались в психушках. Однако всем нам удалось уйти в академический отпуск усилиями университетского психиатра (мне — благодаря огласке этой истории через «Хронику текущих событий»). Через год нас восстановили, и в 1971-м мы закончили МГУ.

После увольнения Ю. А. из МГУ наше общение продолжилось. О том времени мне запомнились часто организуемые Ю. А. походы в кино на полузакрытые просмотры, полуофициальные выставки и концерты.

Ю. А. был одним из редакторов правозащитного журнала «Хроника текущих событий». В 1972-м Ю. А. был арестован и осужден по ст. 70 («Антисоветская деятельность»), признан невменяемым и содержался в психбольнице под Москвой. Я навещал его там, и даже написал под его редакцией свою первую статью по информатике, основанную на базовых понятиях из его курса. Однако когда я приехал к нему с окончательным вариантом текста, указав в строке авторов свою и его фамилию, он категорически отказался от соавторства, позволив лишь письменно выразить ему благодарность за редактуру. Так статья и была опубликована в сборнике ВИНИТИ.

После его освобождения мы стали часто встречаться в кругу общих друзей, возобновилась традиция организуемых Ю. А. совместных походов в кино и на концерты. Летом 1974-го он пригласил меня в путешествие по Архангельской области, которое изменило мою судьбу — я встретил свою будущую жену.

Возвратившись в Москву, Ю. А. еще активнее включился в правозащитную деятельность и издание «Хроники». Расплата наступила в 1983-м, тоже по 70-й статье — 5 лет лагерей. Здесь в результате несчастного случая на лесопилке Ю. А. потерял три пальца на правой руке и вернулся в 1987-м инвалидом.

В 1990 году я начал преподавать за границей, и теперь мы встречались только во время летних каникул. В первых числах июля 2011 я позвонил, чтобы пригласить его с дочерью Екатериной в дом моего друга, где я остановился. Нашлась удачная маршрутка — от дома до дома. Вечером за столом мы сели рядом, говорили о предстоящем учебном годе, к которому он уже готовился. Он казался немного усталым, но был в хорошем настроении, шутил. Потом попросил меня дать ему слово, чтобы прочитать стихотворение Юрия Кукина, которого в этот день похоронили. Сразу не получилось, а потом в суете и болтовне застолья я забыл об этом, и Ю. А. укорил меня при прощании. Он выпил немного сухого вина, но особенно понравилась ему лимончелла, которую я привез из Рима специально для праздника. Вечер получился веселый, гости долго не расходились.

Когда все стали прощаться, маршрутки уже не ходили, и до дома Ю. А. с Катей довезла на машине одна из гостей. Через час случился инфаркт. Полтора месяца мы жили вестями из больницы. Катя рассказывала, что Ю. А. вспоминал, какой хороший был вечер... Через 50 дней, 1 сентября, Ю. А. скончался.

Примечания

Кобзарева Т.Ю. Осень 68-ого, развитие событий на филфаке МГУ: [воспоминания] [Электронный ресурс] // Live Journal. URL: http://alius-08.livejournal. com/7496.html.

Кибрик А.Е. Из истории кафедры и отделения структурной/теоретической и прикладной лингвистики (ОСиПЛ/ОТиПЛ): 1960—2000. Эпоха зрелости и защиты завоеваний (1968—1981) [Электронный ресурс] // Сайт филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. URL: http://www.philol.msu. ru/~otipl/new/main/history.php?page=3.

2

Т.В. Штарева

Репетитор

С Юрием Александровичем я познакомилась еще в школе. В десятом классе (1993—1994 гг.) у меня были проблемы с математикой, а я хотела поступать на лингвистику, и Юрий Александрович согласился мне и моему однокласснику Лене Джалилову давать уроки. Каждую неделю мы приходили в квартиру, заставленную книгами. Помню, удивилась, заметив на столе стопку книг Ричарда Баха — мне казалось, что его читают только такие подростки, как я, а пожилой профессор не станет.

У Юрия Александровича не истощалось терпение, хотя, честно признаюсь, ученицей я была отвратительной, иногда дело доходило до того, что я попросту списывала у Лени одну задачу, а остальные просила объяснить, потому что не поняла. Только говорил, с неподражаемой ироничной интонацией, как будто немного посмеивается и надо мной, и над собой:

- Ну, Тааааяяя, смотрите сюда, это проооосто - и указывал узловатым пальцем в учебник.

Только один раз рассердился по-настоящему, даже разгневался. В конце учебного года мы с Леней, точнее наши мамы, конечно

© Штарева Т.В., 2012