CC BY
20
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Д.И. Абрамович
Памяти
Аполлона Николаевича Майкова:
речь, произнесенная 9 июля 1900 г. на открытии сиверской народной библиотеки-читальни имени А.Н. Майкова
Опубликовано:
Христианское чтение. 1900. № 8. С. 298-313.
© Сканирование и создание элекгронного варианга: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru~), 2009. Материал распространяется на осііове некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
Памяти Аполлона Николаевича Майкова *)•
„Не отставай отъ вѣка“ — лозунгъ лживый,
Коранъ толпы. Нѣтъ: выше вѣка будь! Зигзагами онъ свой свершаетъ путь, И вкривь, и вкось стрема свои разливы.
Нѣтъ! Мысль твоя пусть зрѣетъ и растетъ,
Лишь въ вѣчное корнями углубляясь, И горизонтъ свой ширитъ, возвышаясь
Надъ уровнемъ мимобѣгущикъ водъ!“ (Майковъ).
„Таково мое завѣщаніе молодому поэту: если онъ съ презрѣніемъ оттолкнетъ отъ себя тенденціи, оскверняющія поэзію и вообще литературу нашего времени, то онъ со своимъ талантомъ совершитъ вполнѣ назначеніе поэта“.
(Жуковскій—Майкову).
Мм. Гг.!
Я остановлю ваше благосклонное вниманіе на основныхъ моментахъ въ литературной жизни и дѣятельности А. Н. Майкова. а затѣмъ сдѣлаемъ нѣсколько общихъ замѣчаній о характерныхъ чертахъ его художественно-поэтическаго творчества.
Аполлонъ Николаевичъ не первый изъ Майковыхъ доблестно и славно подвизался на поприщѣ служенія родному просвѣщенію. Родъ Майковыхъ, но справедливому замѣчанію
*) Рѣчь, произнесенная 9 іюля 1900 г. на открытіи Сиверской народной библіотеки-читальни имени А. Н. Майкова.
Плетнева, это—«фамилія талантовъ» х). Ихъ отдаленпый предокъ, преп. Нилъ Сорскій («по реклу Майковъ»),—«великій отецъ церкви русской». Прадѣдъ поэта, Василій Ивановичъ,—видный литературный дѣятель Екатерининской эпохи.
Дѣдъ Аполлона Николаевича, Аполлонъ Александровичъ, былъ директоромъ Императорскихъ театровъ и также писалъ стихи, а отецъ—художникъ-академикъ, «феноменальное явленіе въ искусствѣ, какъ самородный талантъ, которому случайность открыла путь къ искусству» (Гончаровъ).
Что касается братьевъ нашего поэта, то одинъ изъ нихъ, безвременно погибшій,—талантливый, многообѣщавшій критикъ и философъ, другой—издатель отличныхъ дѣтскихъ журналовъ «Подснѣжникъ» и «Семейные вечера», а третій, Леонидъ Николаевичъ, недавно только оплаканный русской наукой и литературой,—вице-президентъ Академіи Наукъ, «гуманистъ-академикъ», какъ охарактеризовалъ его проф. Батюшковъ * *).
Среда и обстановка, въ которой родился и выросъ Аполлонъ Николаевичъ, какъ нельзя больше и лучше способствовали надлежащему разцвѣту художественнаго таланта.
По воспомиманіямъ Гончарова, близко стоявшаго къ семьѣ Майковыхъ, домъ ихъ всегда кипѣлъ жизнью, людьми приносившими сюда неистощимое содержаніе изъ сферы мысли, науки, искусствъ. Молодые ученые, музыканты, живописцы, многіе литераторы изъ круга 30-хъ и 40-хъ годовъ..., вмѣстѣ съ хозяевами, составляли какую-то браткую семью или школу, гдѣ всѣ учились другъ у друга, размѣнивались занимавшими тогда русское общество мыслями, новостями науки, искусствъ ’).
Это подтверждаетъ и покойный Леонидъ Николаевичъ, когда говоритъ о себѣ, что «меня создала среда и обстановка: я родился въ литературной семьѣ.., съ дѣтства я окруженъ литераторами»... Жизнь Майкова,—пишетъ одинъ критикъ,— свѣтлая и тихая жизнь артиста, какъ будто не нашихъ временъ. Она вытекаетъ изъ глубокаго, древняго источника— изъ патріархальной семьи, въ которой темныя стороны крѣ-постнаго права и связанной съ ними обломовщины уничтожены благороднымъ вліяніемъ искусства и передаваемыхъ изъ рода
•) Д. Д. Языковъ. Жизнь и труды А. Н. Майкова. М. 1898 г., 2.
*) „Міръ Божій“, 1900 г., іюнь, 13 и д.
*) М. Л. Златковскій. А. Н. Майковъ. Біографическій очеркъ. ОПБ. 1899 г., П
въ родъ культурныхъ преданій... Судьба устроила такъ, чтобы сдѣлать жизненный путь Майкова ровнымъ и свѣтлымъ. Ни борьбы, ни страстей, ни бури, ни враговъ, ни гоненій. Путешествія, книги, памятники древности, рыбная ловля, стихи, мирныя семейныя радости, и надъ всей этой жизнью, какъ ясный закатъ, мерцаніе не бурной, но долговѣчной славы—такая счастливая доля достается немногимъ баловнямъ судьбы, особенно въ наше время и въ нашемъ отчествѣ ').
Первые литературные шаги Апол. Николаев, дѣлаетъ очень рано, подъ несомнѣннымъ вліяніемъ поэзіи Батюшкова, Жуковскаго и Пушкина: «тринадцати или четырнадцатилѣтній сынъ Майкова, Аполлонъ,—вспоминаетъ Панаевъ,—обнаруживалъ уже тогда значительный литературный талантъ. Изъ его стихотвореній, изъ опытовъ брата его Валеріана, изъ трудовъ друзей дома Майкова и любителей литературы (между прочимъ И. А. Гончарова) составлялись цѣлыя книжки, которыя отлично переписывались, переплетались и показывались гостямъ».
Весной 1838 года, когда ни одно еще стихотвореніе юнаго поэта не появлялось въ печати, профессора А. В. Никитенко и С. П. Шевыревъ находятъ нужнымъ знакомить свою аудиторію, по рукописнымъ тетрадкамъ, съ произведеніями студента 2-го курса с.-петербургскаго университета Аполлона Майкова;: Никитенко (въ Петербургѣ) читаетъ «Гнѣвъ Божій» и «Венеру Медицейскую», а Шевыревъ (въ Москвѣ) одно изъ произведеній въ антологическомъ родѣ. Напечатанныя въ «Одесскомъ Альманахѣ на 1840 годъ» пьески «Сонъ» и «Картина вечера» обратили на себя вниманіе Бѣлинскаго и вызвали самый сочувственный отзывъ, напомнивъ нашему критику художественностью своей формы «подражаніе древнимъ Пушкина»; «вотъ, напримѣръ, антологическое стихотвореніе одного неизвѣстнаго, но даровитаго поэта, въ которомъ выражено обаяніе сна, лучше сказать, усыпленіе послѣ прогулки фантастическимъ вечеромъ мая: прочтите его, и вы сами поймете лучше всякихъ объясненій, что поэзія есть выраженіе невыражаемаго, разоблаченіе таинственнаго—
1) Д. С. Мережковскій. Философскія теченія русской поэзіи СПБ. 1890 г. стр. 318.
ясный и опредѣленный языкъ чувства немотствующаго и теряющагося въ своей неопредѣленности»!... «Какая мягкая, нѣжная кисть, какой виртуозный рѣзецъ, обличающіе руку твердую и искушенную въ художествѣ! Какое поэтическое содержаніе и какіе пластическіе, благоуханные, граціозные образы! Одного такого стихотворенія достаточно, чтобы признать въ авторѣ замѣчательное, выходящее за черту обыкновенности, дарованіе. У самого Пушкина это стихотвореніе было бы одною изъ лучшихъ его антологическихъ пьесъ»...
Замѣчательный успѣхъ имѣли «Стихотворенія Аполлона Майкова», изданныя въ началѣ 1842 года отдѣльнымъ сборникомъ.
Бѣлинскій (въ «Отечеств. Записк.», т. XXI, кн. 3) привѣтствовалъ въ молодомъ поэтѣ «дарованіе неподдѣльное, замѣчательное и нѣчто, обѣщающее въ будущемъ»: «даровита земля русская: почва ея не оскудѣваетъ талантами»...
«Лишь только ожесточенное тяжкими утратами или оскорбленное несбывшимися надеждами сердце ваше готово увлечься порывомъ отчаянія,—какъ вдругъ новое явленіе привлекаетъ къ себѣ ваше вниманіе, возбуждаетъ въ васъ робкую и трепетную надежду... Замѣнитъ ли оно то, утрата чего была для васъ утратой какъ будто части вашего бытія, вашего сердца, вашего счастья—это другой вопросъ, и только будущее можетъ рѣшать его: настоящее можетъ лишь гадать о томъ на основаніи уже даннаго факта. И такой именно фактъ даетъ намъ изящно напечатанная книга, заглавіе которой стоитъ въ началѣ этой статьи.
Мы думаемъ, что много сказали въ пользу молодого поэта: можно быть съ дарованіями и не обѣщать развитія; только сильныя дарованія въ первыхъ произведеніяхъ своихъ даютъ залогъ будущаго развитія».
Стихотворенія въ древнемъ духѣ и антологическомъ родѣ приводятъ Бѣлинскаго въ восторгъ: «это перлъ поэзіи Майкова, торжество таланта его, поводъ къ надеждѣ на будущее его развитіе»... Критику ясно, что «эллинское созерцаніе» составляетъ «основной эламентъ» таланта Майкова, что онъ смотритъ на жизнь глазами грека и иначе не умѣетъ смотрѣть на нее», но «придетъ время—надѣялся Бѣлинскій—и, можетъ быть, въ душѣ поэта совершится движеніе: прекрасная природа не будетъ больше заслонять отъ его глазъ явленій высшаго міра—міра нравственнаго, міра судебъ человѣческихъ, народовъ и человѣчества»,..
Впечатлѣнія, полученныя поэтомъ во время путешествія по Италія (1842 — 43 гг.), нашли себѣ вѣрный и живой отголосокъ въ «Очеркахъ Рима», этомъ своего рода литературномъ альбомѣ, и въ были «Двѣ судьбы» (1845 г.). Послѣдняя поэма дала поводъ Бѣлинскому замѣтить, что «талантъ г. Майкова, подававшій такія прекрасныя надежды, развивается и идетъ впередъ: доказательство -его поэма, богатая поэзіей, прекрасная по мысли, многосторонняя по мотивамъ и краскамъ. Тутъ и яркія картины Италіи, и вѣрные очерки Россіи, и высокое, и комическое. Его талантъ не ограниченъ тѣснымъ кругомъ антологической поэзіи и ему предстоитъ въ будущемъ богатое развитіе. Несмотря на явную небрежность, ^съ какою написаны многіе стихи въ этой поэмѣ, несмотря на то, что нѣкоторыя мѣста въ ней отзываются юношескою незрѣлостью мысли,—поэма чрезвычайно замѣчательна въ цѣломъ и блистаетъ удивительными частностями, исполненными ума и поэзіи».
Одобрительно отозвался критикъ и о другой поэмѣ Майкова («Машенька» 1846 г.), которой поэтъ платилъ неизбѣжную дань тогдашней реально-натуралистической школы въ литературѣ: «даже Майковъ и Тургеневъ,—писалъ Плетневъ Гроту,—обратились въ какихъ-то Некрасовцевъ».
Съ событіями Крымской войны совпадаетъ переходная или «средняя» эпоха въ творческой дѣятельности Аполлона Николаевича. «Нынѣшняя война,—пишетъ онъ А. Ѳ. Писемскому,—въ нашей частной жизни, въ исторіи нашихъ убѣжденій —событіе столько же рѣшительное, столько-же важное, какъ и въ политическомъ мірѣ»... «На насъ, писателяхъ, лежитъ великій долгъ — увѣковѣчить то, что чувствовали вмѣстѣ со всѣми.
Намъ слѣдуетъ уяснить и осязательно нарисовать тотъ идеалъ Россіи, который ощутителенъ всякому»,.
Бывало, уловить изъ жизни шагъ случайный И въ стихъ его облечъ—блаженство для меня! Меня гармоніи тогда плѣняли тайны И самъ своихъ стиховъ заслушивался я.
Я ими тѣшился, ихъ мѣрно повторяя Украдкой, какъ скупецъ, который по ночамъ Червонцы по столу горстями пересыпая,
Какъ-бы невѣдомымъ внимаетъ голосамъ.
Теперь не служитъ стихъ мнѣ праздною забавой, Онъ рвется изъ души, какъ откликъ боевой.
На зовъ торжественной отечественной славы. «Благодарю 'Гебя, Творецъ, благодарю,
Что мы не скованы лжемудростію узкой;
Что съ гордостью я всѣмъ сказать могу: «я—Русскій!» Что пламенемъ однимъ съ Россіей я горю»...
Съ результатѣ охватившаго всѣхъ въ то время патріотическаго подъема является сборникъ «1854 годъ. Стихотворенія А. Н. Майкова»,—встрѣченный не одинаково. Одни увидѣли здѣсь не только «произведеніе даровитаго поэта», но и «задушевное выраженіе общаго чувства патріотизма», а другіе— «задній дворъ русской литературы», по выраженію А. В. Дружинина («Библіот. для чтенія», 1859 г., кн. I), —съ озлобленіемъ великимъ накинулись на прежде прославляемаго поэта.
Майкова безъ церемоніи называли шаткимъ мыслителемъ, угодникомъ неразвитой толпы, отступникомъ отъ прежнихъ гуманныхъ теорій,—въ его стихахъ видѣли не добрую цѣль, не національныя стремленія, не весьма понятное чувство воспріимчиваго человѣка, увлеченнаго блескомъ и обстановкой военныхъ подвиговъ, но какой-то недостойный разсчегь, чуждый душѣ благороднаго писателя.
Недовольны остались новымъ направленіемъ музы Майкова и тѣ, кто, мало смысля въ высочайшемъ дарѣ неба— вдохновеніи, ждутъ отъ вдохновенныхъ пѣвцовъ того же, чего слушатель требуетъ отъ опернаго либретто, т. е. фактической стороны, внѣшняго интереса, нѣкоторой задорности,—и, «выдавалось нѣсколько мѣсяцевъ, въ теченіе которыхъ почти вся русская литература стала къ Ап. Майкову въ крайне недружелюбное положеніе».
Однако, какъ ни странно, все это имѣло благіе результаты для нашего поэта. Первымъ и важнѣйшимъ изъ послѣдствій этихъ, продолжаетъ Дружининъ,—было, конечно, убѣжденіе самого Майкова въ полной несостоятельности всякаго дидактическаго или поучительнаго направленія въ поэзіи. Поученіе, которому поэтъ служилъ въ сороковыхъ годахъ, столкнулось съ поученіемъ, впослѣдствіи его увлекшимъ,— и къ великому счастью для всѣхъ насъ, столкновеніе это въ конецъ сокрушило оба поученія. Отвѣчая всему живому и
человѣческому, Майковъ выучился уважать тѣ границы, въ которыхъ должна держаться дѣятельность поэта истиннаго, вполнѣ призналъ основы и серьезность вліянія, какое великій поэтъ можетъ имѣть на общество, ему современное.
Навсегда отстранившись отъ партій въ дѣлѣ поэзіи, онъ не только поставилъ свое призваніе превыше всякой временной партіи, но, такъ сказать, подчинилъ себѣ временное и преходящее, мирно замыкая въ своей пѣсни лишь одно то, что вѣчно и всесторонне.
Самое крупное произведеніе нашего поэта, такое, въ которомъ сосредоточились «всѣ лучи майковской поэзіи» (Страховъ), это—«Два міра», крупнѣйшій вкладъ не только въ русскую, но, пожалуй, и вообще европейскую литературу нашего вѣка (В. П. Буренинъ). Эту трагедію, окончательно обработанную лишь къ 1882 г., Майковъ не даромъ называлъ плодомъ всей своей жизни: предшествующая ей редакція «Люцій» относится къ 1863 г., а то, чтЬ нѣкогда представляло собою первую часть этой редакціи и въ полномъ собраніи сочиненій печатается подъ заглавіемъ «Три смерти», писано еще въ 1852 г. Майкову часто ставятъ на видъ, что въ его поэмѣ языческій міръ нашелъ для себя болѣе полное, живое и яркое отображеніе, чѣмъ міръ христіанскій; а одинъ изъ критиковъ заходитъ такъ далеко, что прямо говоритъ: «трудъ всей жизни Майкова не удался и не могъ удасться. А жаль, потому что тема, затронутая имъ въ «Двухъ мірахъ», едва ли не самая животрепещущая тема и для нашего времени. Вполнѣ понять ее Майковъ не могъ, потому что самъ онъ, въ значительной степени, остался язычникомъ»... (А. Уманскій. «Русск. Богат.», 1897 г., Л® 4, 41).
Приговоръ, дѣйствительно, прискорбный и едва ли справедливый. Изъ собственноручныхъ замѣтокъ, сдѣланныхъ Майковымъ на критической статьѣ одного своего почитателя и родственника, Вальрьяна Влад. Майкова. — изъ этихъ замѣчаній *) можно видѣть, что задача «Двухъ міровъ» сводится главнымъ образомъ къ исторической картинѣ, не столько къ идейному противоположенію язычества и христіанства, сколько къ изображенію разныхъ типовъ христіанъ, въ ихъ бытовой обстановкѣ; къ изображенію поборниковъ вновь усваиваемаго
*) Ѳ. Д. Батюшковъ. Критическіе очерки и замѣтки. СПБ. 1900 г., стр. 60—79.
ученія—аргументами пройденное школы; задача скорѣе объективнаго, чѣмъ субъективнаго характера: с удивляюсь, какъ никто не понялъ, что я сдѣлалъ въ своихъ христіанахъ! Я въ «катакомбахъ» хотѣлъ, въ pendant языческому обществу, очеркнуть общество христіанское, а не суть христіанства.
Всѣ они люди съ своимъ прошедшимъ; біографія ихъ до принятія христіанства сквозитъ и по принятіи въ каждомъ различно: вотъ ты ихъ и разбери. Всѣ писатели изображали христіанокъ безплотными, отвлеченными идеями, а не людьми. Я... захотѣлъ другого». Если такъ, то критики «Двухъ міровъ» стоятъ не на той точкѣ зрѣнія, на какой стоитъ авторъ.
На судъ академическаго рецензента, достоинства нашей поэмы, увѣнчанной первой Пушкинской преміей,—такъ велики и очевидны, что обыкновенныя сравненія и измѣренія для нея излишни и неумѣстны *).
Въ послѣдніе годы Майковъ писалъ мало, но оживленная внутренняя работа шла своимъ чередомъ, и конечно, не безплодно. «Завершился періодъ исканія правды въ философіи, религіи, политикѣ,—читаемъ въ одномъ изъ частныхъ писемъ Апол. Никол. Нравственная евангельская правда одна съ малолѣтства не была поколеблена, плюсъ нѣкоторыя рыцарскія, фамильныя преданія. Когда все это установилось и отошло на задній планъ, тогда только началось настоящее творчество, въ связи отчасти съ непредвидѣнными событіями жизни, отчасти съ ходомъ внутренней работы мысли» *).
Когда Апол. Никол. спрашивали, почему онъ теперь такъ мало пишетъ, онъ обыкновеннно отвѣчалъ: «а потому, любезнѣйшій, что я на своемъ вѣку довольно согрѣшилъ перомъ, надо знать и честь — не даромъ-же я отпраздновалъ свои литературныя имянины! Не въ многоглаголаніи — спасеніе; не въ томъ заслуга поэта, чтобы пополнять томы своихъ сочиненій количественно; надо радѣть, чтобы въ каждомъ новомъ изданіи прежнія вещи появлялись «по мѣрѣ силъ» въ лучшемъ, законченномъ видѣ! Если бы не мой издатель— Марксъ, я бы, кажется, добрую толику выбросилъ за бортъ; но, чтобы его не огорчать, я и полирую, и шлифую слабыя вещи, а это требуетъ не мало времени и труда» 3).
*) Н. Страховъ. Замѣтки о Пушкинѣ и другихъ поэтахъ. К. 1897 г., стр. 211.
’) Златковсвій, ор. с., 47.
’) Златковсків, іЪ. 78.
«Зачѣмъ смущать меня подъ старость!
Ужъ на покой я собрался—
Убралъ поля, срубилъ лѣса,
И если новая гдѣ зароетъ Отъ старыхъ тянется корней,—
То это—бѣдные побѣги,
Въ которыхъ нѣтъ ужъ прежнихъ дней Ни величавости, ни нѣги»...1)
«Лебединыя пѣсни» Майкова—это «20 октября 1894 года» (въ «Русск. Вѣсти.» 1894 г., кн. II) и «Молитва» (ib. 1896, кн. 3). 8-го марта 1897 г. Аполлона Николаевича не стало:
Еще одна завѣтная могила Прибавилась въ ряду родныхъ могилъ!...
Еще судьба жестокая сразила
Одну изъ русскихъ вдохновенныхъ силъ!... 2)
Аполлонъ Майковъ—вѣрный хранитель Пушкинскихъ традицій въ поэзіи.
Онъ видитъ, что «въ сей вѣкъ Астарты и Ваала» поэтъ «той школы и закала» не въ чести—«порой смѣшонъ, быть можетъ»:
Его коня—равняютъ съ клячей,
И съ Донъ-Кихотомъ самого,—
Но онъ въ святой своей задачѣ Ужъ не уступитъ ничего 3)!
Для него литературное творчество—даръ неба, какъ неизсякающій источникъ свѣта и истины:
«Поэзія—вѣнецъ познанья,
Надъ зломъ и страстью торжество;
Тебѣ въ ней свѣтъ на все созданье, *)
1) Е. И, В. Великому Князю Константину Константиновичу. s) П. Б. Потѣхинъ. Памяти А. Н. Майкова. СПБ. 1897 г., стр. 8.
*) Полное собр. сочин. А. Н. М—ва. Изд. 6. СПБ. 1893, т. 1, 499.
Въ ней—Божество!..* (I, 591).
« Вдохновенье—дуновенье Духа Божья!.. Пронеслось—
И безсмертнаго творенья Сѣмя бросило въ хаосъ.
Вмигъ поэтъ душой воспрянетъ,
И подхватитъ на-лету,
Отольетъ и отчеканитъ
Въ мѣдномъ образѣ—мечту»! (I, 492).
«И Ангелъ мнѣ сказалъ:
Иди, оставь ихъ грады,
Въ пустынѣ скройся ты,
Чтобъ тамъ огонь лампады,
Тебѣ повѣреннный, до срока уберечь,
Дабы, когда тщету суетъ они познаютъ, Возжаждутъ истины и свѣта пожелаютъ;
Имъ было-бъ чѣмъ свои свѣтильники возжечь»...
(I, 484).
Поэзія—не «мечта», не «горячки сердца бредъ ничтожный», а рядъ откровеній
«Съ надзвѣздной высоты,
Изъ царства вѣчной юности И вѣчной красоты»: здѣсь «земное все—восторги, страсти, муки,—въ небесное преображается».
(I, 34, 481, 498).
«Имъ только видимость—потреба,
Тебѣ же—сущность, тайный смыслъ;
Имъ—только рядъ бездушныхъ числъ,
Тебѣ же—безконечность неба,
Задача смерти, жизни цѣль—
Неразрѣшимые досель,
Но ужъ и въ чаемомъ рѣшеньѣ,
Уже въ предчувствіи его
Тебѣ дающія прозрѣнье
Въ то, что для духа—вещество
Есть только форма и явленье» (I, 488,—89).
«Муза—строгая богиня:
Ей слава міра—тлѣнъ и прахъ!
Ей—сердце чистое святыня,
И умъ окрѣпнувшій въ трудахъ!
Въ жизнь проникая постепенно,
И въ глубину, и въ высоту,
Она поетъ Отцу вселенной Съ своею лирой умиленной Его твореній красоту!.. (I, 506).
Чтобъ знали
Дѣти бѣдныя земли
Славословье силъ небесныхъ,
Высшей Правды и Любви.
Для того, чтобъ знали тоже
Братья ихъ на небесахъ
Обо всѣхъ земныхъ страданьяхъ,
Обо всѣхъ людскихъ слезахъ1'... (I, 502 — 3).
Такое высокое, священное назначеніе поэзіи, какъ искусства, требуетъ и соотвѣтствующей оболочки, формы:
«Возвышенная мысль достойной хочетъ брони; Богиня строгая—ей нуженъ пьедесталъ,
И храмъ, и жертвенникъ, и лира, и кимвалъ,
И пѣсни сладкія, и волны благовоній...
Малѣйшую черту обдумай строго въ ней,
Чтобъ выдержанъ былъ строй въ наружномъ безпорядкѣ,
Чтобы божественность сквозила въ каждой складкѣ, И образъ весь сіялъ—огнемъ души твоей»... (I, 495).
Но само собою разумѣется, что безукоризненная внѣшняя отдѣлка далеко еще не все:
«Формы, мой другъ, совершенство—не все еще въ
дѣлѣ искусства:
Чистая пусть извнутри свѣтится въ ней мнѣ душа»... Для поэта дороже всего полная свобода и
незавимость.
«О мысль поэта! ты вольна,
Какъ пѣсня вольной гальціоны!
Въ тебѣ самой твои законы,
Сама собою ты стройна!..» (I, 29).
Чтобы не быть наемникомъ, поэтъ не долженъ считаться ни съ вѣкомъ, ни съ минутой:
«Не отставай отъ вѣка»—лозунгъ лживый,
Коранъ толпы. Нѣтъ: выше вѣка будь!.. (I, 497) «Нѣтъ! мысль твоя пусть зрѣетъ и растетъ,— Лишь въ вѣчное корнями углубляясь,
И горизонтъ свой ширитъ, возвышаясь Надъ уровнемъ мимобѣгущихъ водъ!..» (ІЬ.)
«Куда бъ ни шелъ шумящій міръ.
Чтб бъ разумъ будничный ни строилъ.
На что бъ онъ хоръ послушныхъ лиръ На всѣхъ базарахъ ни настроилъ,—
Поэтъ не слушай ихъ“... (I, 488).
,,Пусть для всѣхъ погаснетъ небо,
И въ тьмѣ приволье всѣ найдутъ,
И ради похоти и хлѣба На все святое посягнутъ,—
Одинъ онъ—съ поднятымъ забраломъ—
На площади—предъ всей толпой—
Швырнетъ Астартамъ и Вааламъ Перчатку съ вызовомъ на бой» (I, 499).
Только личный внутренній міръ—источникъ поэзіи: «Твори, избранникъ музъ, лишь вторя Чудеснымъ сердца голосамъ;
Твори—съ кумиромъ дня не споря,
И строже всѣхъ къ себѣ будь самъ!
Пусть въ испытаньяхъ закалится Свободный духъ — и образъ твой Въ твоихъ созданьяхъ' отразится,
Какъ общій обликъ родовой»... (I, 513—4).
Исходный пунктъ поэзіи Майкова, какъ отмѣтилъ еще Бѣлинскій,—природа, съ ея живыми впечатлѣніями, такъ сильными, таинственными и обаятельными для юной души, еще не извѣдавшей другой сферы жизни. Поэтъ—существо, которое наиболѣе испытываетъ на себѣ непосредственное вліяніе явленій природы: онъ по преимуществу ея сынъ, ея любимецъ, наперсникъ тайнъ , ея.
Мирныя картины природы какъ нельзя болѣе гармонируютъ съ всегдашнимъ ровнымъ, спокойнымъ, созерцательнымъ настроеніемъ поэта.
«Пусть говорятъ—поэзія мечта,
Горячки сердца бредъ ничтожный,
Что -міръ ея есть ніръ пустой и ложный,
И блѣдный выныслъ—красота...
Пусть такъ! Но въ полдень листьевъ шопотъ Такъ полонъ тайны, шумъ ручья Такъ сладкозвученъ, моря ропотъ Глубокомысленъ, солнце дня Съ такой любовію пріемлетъ Пучина моря, лунный ликъ Такъ сокровенъ, что сердце внемлетъ Во всемъ таинственный языкъ;
И ты невольно симъ явленьемъ Даруешь жизни красоты,
И этимъ милымъ заблужденьямъ И вѣришь и не вѣришь ты»! (I, 34 — 35).
Въ то же время нашему поэту «рано старыхъ мастеровъ,
Поэтовъ Греціи и Рима
Далось почуять красоты» (II, 458).
«Люблю я вызывать изъ области гробницы Преданья древности, въ ихъ пеплѣ вѣковомъ;
Мнѣ живо чудятся пира и колесницы,
И юный Эпиктетъ въ вѣнкѣ за пиршествомъ, Тимпанъ и звуки лиръ, и пляшущія жрицы,
И образъ муміи въ нарядѣ гробовомъ,—
И веселъ я... Такъ что жъ?
Прійдутъ иныя лѣта,
И свянутъ для меня гирлянды Эпиктета...
Увлекаясь красотами древне-классической поэзіи, Аполлонъ Николаевичъ создаетъ «благодарнѣйшую почву для своихъ личныхъ вдохновеній» посмотрите,—приглашаетъ Бѣлинскій,—сколько эллинскаго и антологическаго въ его стихотвореніяхъ: любое изъ нихъ можно принять за превосходный переводъ съ греческаго; любое изъ нихъ можно перевести съ русскаго на чужой языкъ, какъ греческое, и только бы переводъ былъ изященъ и художественъ, никто не будетъ спорить о греческомъ происхожденіи пьесы... Эллинское созерцаніе составляетъ основной элементъ его таланта.
Но какъ истинный поэтъ, всесторонне отзывчивый художникъ, Майковъ, своего рода «всечеловѣкъ», онъ всюду какъ у себя дома: и подъ пламеннымъ небомъ Италіи съ Испаніей, и на суровомъ Скандинавскомъ сѣверѣ, и среди
родныхъ полей съ лугами; для него одинаково понятны—и жизнерадостные боги Греціи н грозно-величественныя символы Апокалипсиса ‘):
„Въ его стихахъ живетъ Эллада И Римъ великихъ христіанъ,
И всѣ цвѣты родного сада,
Сказанья сѣверныхъ славянъ»... (Федоровъ).
«Едва-ль не цѣлый свѣтъ Воспѣлъ ты, вдохновенный,
Востокъ, Элладу, Римъ,
Красы былого міра Бряцаньемъ струнъ живымъ Намъ воскрешала лира» 1 2).
Воспитанный въ «античномъ духѣ», подхваченный потокомъ европейскаго неоклассицизма, явившагося на смѣну романтизму,—Майковъ не ігало платилъ дани культу античной, языческой красоты; но подъ конецъ своего литературнаго поприща порвалъ съ прелестями эллинизма и сталъ только чисто-русскимъ человѣкомъ и православнымъ христіаниномъ. Онъ воспользовался братскими совѣтами Жуковскаго: «Скажите,—писалъ Ж—ій Плетневу 7 декабря 1851 года,—скажите отъ меня Майкову, что онъ со своимъ прекраснымъ талантомъ можетъ начать разрядъ новыхъ русскихъ поэтовъ, служащихъ высшей правдѣ, а не матеріальной чувственности. Пускай онъ возьметъ себѣ за образецъ Шекспира, Данте, а изъ древнихъ—Гомера и Софокла. Пускай напитается исторіей и знаніемъ природы, а болѣе всего—знаніемъ Руси, которую намъ создала ея исторія,—Руси богатой будущимъ, не той Руси, которую выдумываютъ намъ поклонники безумныхъ доктринъ нашего времени, но Руси самодержавной, Руси христіанской,—и пускай, скопивъ это сокровище знаній, это сокровище матеріаловъ для поэзіи,— пускай проникнетъ свою душу святынею христіанства, безъ которой наши знанія не имѣютъ цѣли, и всякая поэзія не что иное, какъ жалкое сибаритство—русалка, убійственно щекочущая душу» 3).
1) «Русская мысль», 1888 г., № Б, 94.
2) Потѣхинъ. Памяти А. Н. Майкова, 12.
*) Языковъ, ib., 47.
Будучи по преимуществу «жрецомъ чистаго искусства», въ извѣстномъ смыслѣ «парнасцемъ», Майковъ откликается по временамъ и на «злобу дня», но помнить при этомъ, что «злоба» «злобѣ»—рознь: «Ничто не подавило въ нашемъ
сознаніи, что можно быть ученымъ и образованнымъ человѣкомъ и чувствовать, что мы въ тоже время русскіе и что въ насъ превыше всего одно святое чувство любви къ отечеству!.. На насъ, писателяхъ, лежитъ великій долгъ—увѣковѣчить то, что чувствовали вмѣстѣ со всѣми»...
Поэтъ не остается «улитко-подобной флегмой», отзываясь на «ту электрическую искру, которая потрясла всѣ сословія русскаго народа» въ эпоху крымской войны; горячо привѣтствовалъ онъ и «великія идеи новаго царствованія (Александра II), открывшія новые горизонты».
«Какъ живая, представляется Та картина, гдѣ Малюткой Вѣсть свободы возвѣщается -Средь толпы, къ свободѣ чуткой...
Какъ живой, ты намъ являешься,
Какъ въ восторгѣ вдохновенья Съ просьбой къ Богу обращаешься Ты о нивѣ просвѣщенья»...
Въ этихъ строкахъ Потѣхинъ f«Памяти А. Н. Майкова», 69 вспоминаетъ Майковскую «Картинку» и «Ниву» (I, 373-4 и II, 306 - 8).
«О, Боже! Ты даешь для родины моей Тепло и урожай, дары святые неба,—
Но, хлѣбомъ золотя просторъ ея полей,
Ей также, Господи, духовнаго дай хлѣба!
Уже надъ нивою, гдѣ мысли сѣмена Тобой насажены, повѣяла весна,
И непогодами несгубленныя зерна Пустили свѣжіе ростки свои проворно.
О, дай намъ солнышка! Пошли Ты ведра намъ, Чтобъ вызрѣлъ ихъ побѣгъ по тучнымъ бороздамъ! Чтобъ намъ, хотъ опершись на внуковъ, стариками Прійти на тучныя ихъ нивы подышать,
И позабывъ, что мы ихъ полили слезами, Промолвить: «Господи, какая благодать»! (I, 374).
Горячо любя свою родину, поэтъ твердо вѣритъ и въ лучшее будущее того народа, «что пронесъ
Сквозь всяческихъ невзгодъ имъ созданное царство, И всѣмъ, всѣмъ жертвовалъ во имя государства, Жива бо церковь въ немъ, а въ ней Господь Христосъ»... (II, 450). «Труденъ въ мірѣ, Русь родная,
Былъ твой путь; но дни прошли—
И, въ свой новый вѣкъ вступая,
Ты у Господа моли,
Чтобъ въ сынахъ твоихъ свободныхъ
Коренилось и росло
То, что въ годы бѣдъ народныхъ,
Осѣнивъ тебя, спасло;
Чтобы ты была готова,—
Сердце чисто, духъ великъ,—
Стать на Судище Христово Всѣмъ народамъ каждый мигъ;
Чтобъ въ вождяхъ своихъ сіяя Силъ духовныхъ полнотой,
Богоносица святая,
Міръ вела ты за собой
Въ свѣтъ—къ свободѣ безконечной
Изъ-подъ' рабства суеты, —
На исканье правды вѣчной И душевной красоты» .. (И, 425—6).
Говорить, что муза Майкова «осталась на-вѣки чуждой современности» (Мережковскій и др.)—слѣдуетъ съ оговорками, хотя «не отставай отъ вѣка» и не было его девизомъ: «Онъ жилъ въ самомъ себѣ; писалъ лишь для себя, Безъ всякихъ помысловъ о славѣ въ настоящемъ,
О славѣ въ будущемъ...
Лишь Красоту любя,
' Искалъ лишь Вѣчное въ явленьи преходящемъ»...
(«Моему издателю»: I, 516). «Духъ вѣка вашъ кумиръ; а вѣкъ вашъ краткій мигъ. Кумиры валятся въ забвенье, въ безконечность... Безумные! ужель вашъ разумъ не постигъ.
Что выше всѣхъ вѣковъ—есть Вѣчность“!..
Дм. Абрамовичъ. -
19 Іюня 1900 г. с. Коснище.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризаіщи Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академической интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
