CC BY
190
подобных построений - отмечает Ю.М. Скребнев - расшифровка, т.е. тенденция к эксплицитно выраженному уточнению [3, с. 143].
Разноуровневые языковые средства способны выражать субъективную оценку автора, и каждое из них занимает в его структуре определенное место. Все средства интенсификации политического языка неравноценны и неоднородны: частотность их употребления неодинакова. Одни несут сему интенсивности сами по себе (интенсификаты, степени сравнения прилагательных, усилительные наречия и прилагательные, префиксы и полупрефиксы) вне зависимости от окружения, другие - приобретают значение интенсивности только в сочетании с интен-сификатами и интенсификаторами или в предложенном контексте (синтаксические средства, словосложение). Одни средства занимают центральное положение, другие - подчиненное. Интенсификация свойственна в тех или иных пределах любой сфере функционирования языка. Разнообразные языковые средства, используемые в качестве интенсификаторов, постоянно конкурируют одно с другим. Прагматический эффект воздействия интенсифицированной конструкции тем больше, чем меньше степень стертости употребляемого выражения.
Литература
1. Кубрякова ЕС. Краткий словарь когнитивных терминов / ЕС. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. М.: Филол. ф-т Моск. ун-та, 1996. С. 21-25.
2. СергееваЛ.А Проблемы оценочной семантики /ЛА Сергеева. М.: Изд-во МГОУ, 2003. С. 122.
3. Скребнев Ю.М. Введение в коллоквиаписгику//СШ. Скребнев. Саратов: Изд-во Саратовск. ун-та, 1985. С. 135-153.
4. Чудинов АП. Российская политическая лингвистика: этапы становления и ведущие направления / А.П. Чудинов // Вестник Воронежского государственного университета. 2003. № 1. С. 19-31.
5. Шей зал Е.И. Интенсивность как компонент семантики слова в современном английском языке: дис. ... канд. филол. наук/Е.И. Шей зал. М., 1981. С. 13-22.
ЕГОРОВА ВИКТОРИЯ НИКОЛАЕВНА - преподаватель кафедры немецкого и французского языков, Нижегородский государственный университет, Россия, Нижний Новгород (viktoria-egorova@yandex.ru).
EGOROVA VICTORIA NIKOLAEVNA - teacher, German and French Languages Chair, Nizhny Novgorod State University, Russia, Nizhny Novgorod.
УДК 811.512.111’366.54
A.M. ИВАНОВА
ПАДЕЖНАЯ СИСТЕМА ЧУВАШСКОГО ЯЗЫКА В ИСТОРИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ: МЕСТНЫЙ ПАДЕЖ
Ключевые слова: падеж, местный падеж, семантика падежа, функции падежа, чувашский язык, морфология, словоформа.
Дана краткая характеристика изучения вопроса о местном падеже в чувашском языке, рассмотрены функции и значения данного падежа в сравнительно-историческом аспекте.
A.M. IVANOVA
THE CASE SYSTEM OF THE CHUVASH LANGUAGE IN HISTORICAL ASPECT:
THE LOCATIVE CASE
Keywords: case, the locative case, case semantics, case functhns, the Chuvash language, morphology, word form.
A brief historical and comparative survey of the locative case study in the Chuvash language is made, special attention being paid to the functions of the locative case.
Н.И. Ашмарин как в первой, так и во второй части «Опыта исследования чувашского синтаксиса» вопросами морфологии занимается глубже и основательнее, нежели вопросами синтаксиса. Наряду с общими выводами о строении и составе предложения автор изучает синтаксис чувашских падежей. В «Материалах...» он пишет, что «чувашский язык имеет шесть падежей: именительный (nominativus); родительный (qenetivus), дательно-винительный (dativus-accusati-vus), местный (lokativus), исходный (excessivus) и творительный (ablativus) [1].
По его словам, «местный падеж в чувашском языке употребляется всегда в своей полной форме: усеченная же его форма, без аффикса, встречается лишь в немногих выражениях» [2, с. 282]. Но, как ни странно, приводимые автором примеры-выражения являются не формами местного падежа с усеченной формой, а формами дательного (винительного): кёр карта, хас кёту, атте каяс (в разговорной речи здесь было бы сказано: кёр картана, хас кётёве, атте патне каяс) [2, с. 247]. Интересный пример приведен со словом такмак «сумка»: Сова подарила старику чудесную сумку (такмак), из которой при словах тух такмак - выскакивали две вязовых дубины и начинали колотить того, кто произносил эти слова. При словах кёр такмак дубины снова убирались в сумку, на свое прежнее место. В этом примере также нет усеченной формы местного падежа (выражение тух такмак равно по содержанию речению такмакран (исх. п.) тух, а кёр такмак равно речению такмака (дат.-вин. п.) кёр).
Возможно, под «усеченной формой местного падежа» Н.И. Ашмарин имел в виду форму существительного в именительном падеже, выполняющую функцию обстоятельства места. Или же, говоря о полной форме местного падежа, он думал об усеченных алломорфах местного падежа -т-, -р-, -ч-(напр., в словоформах ял-т-и, пёве-р-и, килё-н-ч-и).
Н.И. Ашмарин пишет, что основное назначение местного падежа - служить для указания местонахождения предмета при ответе на вопрос где?:
Акаш адта? «Где лебедь?» -Аталта «На Волге».
Чёппи адта? «Где его лебедята?» - Тинёсре «На море».
Ах, аттедём, аннедём! «Ах, батюшка и матушка!»
Савна ачарсем умарта «Ваши любимые дети перед вами».
Эл, савманни, хыдарта «Я, нелюбимая, за вами» [2, с. 283].
Местный падеж употребляется во временном значении, а также для указания положения и обстоятельств, в которых находится тот или иной предмет: Пар дуна вахатра ута дулаттамар «Когда шел град, мы косили сено» [2, с. 284].
По Н.И. Ашмарину, местный падеж указывает на место или должность, занимаемые лицом, или его занятие: Иван ачи Тимёрселёнче учительте тарать «Сын Ивана служит в Тимурзине учителем»; Кётудёре дуресси дамалах япала мар «Быть пастухом не очень-то легко».
Местным падежом определяют нахождение предмета в чьих-либо руках, в чьем-либо пользовании или владении: Вата дынра ас, нумай пуранна дынра тан-пуд «У старых людей - разум, у людей долго живущих - мудрость».
Если нужно обозначить нахождение предмета у кого-либо в более тесном смысле, например, указать на то, что та или другая мелкая вещь находится в данный момент при субъекте, то ставят послелог дум: Санан ху думанта укда пур-и? «Есть ли у тебя при себе деньги?» Кёлет удди ман думра (ман патамра) икё кун тачё (или дурерё) «Ключ от амбара находился при мне два дня».
Н.И. Ашмарин, назвав слова пат и дум послелогами, мог обратить внимание на формы личной принадлежности этих слов: думанта - второе лицо принадлежности в единственном числе; патамра - первое лицо принадлежности в единственном числе. Мы думаем, что эти слова не полностью перешли в послелоги, ибо сохраняют главную категориальную форму имени существительного. Фактически ни один послелог не может выступать в форме принадлежности, тем более иметь неполное склонение.
В местном падеже ставят название достигнутого возраста по вопросу, сколько кому лет: Эсё миде дулта? (или мидере?) «Тебе сколько лет?» Ватар пёр дулта (или ватар пёрте (пёррере)) «Мне тридцать один год».
Подробно описывая функции и значения местного падежа, Н.И. Ашмарин замечает, что данным падежом указывается расстояние между объектами: Ялтан пёр духрамра варман хуралди пурчёларать «В версте от деревни стоит изба лесника».
В этом падеже ставят наименование предмета, за добыванием которого кто-либо отправляется, или если говорящий скорее хочет указать на нахождение известного лица за известным занятием: Пёр кайакра дурекен дын кавакала пашалпа перес пек тёллесе тарать «Пребывающий на охоте человек целится в утку словно готов в нее выстрелить»; Хайсем вёсем ялан та пирён ялта дёвёре «Сами они постоянно живут в нашей деревне, где занимаются портняжничеством» (букв, на портняжничестве) [2, с. 290].
Тем же падежом пользуются и в том случае, если нужно указать, в течение какого времени успевает совершиться то или другое событие, или, говоря иначе, сколько требуется времени на то, чтобы известное событие совершилось: Урпа утмал кунта кёрекене ларать теддё «Ячмень попадает на стол (в виде пива. - А.И.) за шестьдесять дней» (Пословица).
И.П. Павлов отметил почти те же значения локатива, которые указаны Н.И. Ашмариным, но добавил еще два: местный падеж обозначает состояние лица или предмета: Пурте таран ыйхара «Все в глубоком сне»; $ёмёрт шура дедкере «черемуха в белом цвету»; местный падеж указывает на то, чем занят человек (или заняты люди) в то или иное время: вырмара «на жатве», дырлара «за сбором ягод»; кёмпара «за сбором грибов»; утара «на сенокосе» [8, с. 109-110]. Эти значения Н.И. Ашмариным не отмечены.
A.И. Иванов указал на основное значение местного падежа - место (время) пребывания: Хёйялти клубра ёдлет «Сам он работает в деревенском клубе». Из частных значений им отмечены следующие: 1) периодичность действия (повторяющееся время): Раман уйахра 100 тенкё илет «Роман получает в месяц 100 рублей»; 2) отношение к профессии: Вал учительте ёдлет «Он работает учителем»; 3) положение в пространстве и времени: Паша санчарта тарать «Лошадь на цепи»; Петёр диччёре ёнтё «Пете уже семь (лет)». Далее автор отмечает синтаксические особенности местного падежа [5, с. 119].
П.П. Сергеев пишет о многозначности местного падежа, но указывает только на четыре значения: место действия, время действия, профессию и в чьем владении находится предмет или событие [10].
B.А. Андреев при описании значений местного падежа сразу же делает оговорку: «Однако по многозначности местный падеж значительно уступает такому полисемантическому падежу, как исходный» [3, с. 81]. Но тут же подчеркивает, что он (местный падеж. - А.И.) подчинен общей закономерности функционирования падежей, отражающих противопоставление (оппозицию) обстоятельственных и объектных значений. По мнению автора, значения местного падежа наиболее отчетливо обнаруживаются в функции обстоятельства времени и места, дополнения, а в некоторых случаях - в функции сказуемого. В.А. Андреев солидарен с мнением Н.И. Ашмарина, что имя в форме местного падежа выражает помимо значения места (наиболее простое значение) также и значение местонахождения: Пуртре таса та тирпейлё «В доме чисто и уютно» [3, с. 82]. Вслед за А.С. Ивановым, В.А. Андреев пишет: «Наряду с обозначением простого времени, местный падеж выражает временной промежуток через действие, состояние или событие, протекающее во времени, но в большинстве примеров фигурируют слова или словосочетания, обозначающие время: вахатра «во времена»; сивё данталакра «в холодную погоду»; пуш уйахён вёдёнче «в конце марта», дын ёмёрёнче «в жизни человека» [3, с. 83].
В качестве примеров В.А. Андреев приводит строки из поэмы К.В. Иванова «Нарспи»:
Хайён ашшё килёнче Нарспи канлё дыварать:
Ыра тёлёксем курса Тёлёкре те саванать.
«В доме своего отца Нарспи спит спокойно: видя прекрасные сны, она радуется и во сне» (буквальный перевод у В.А. Андреева).
«И Нарспи в родимом доме Безмятежно, мирно спит.
Сон ей снится легкий, светлый,
Радость, счастье он сулит» (перевод П. Хузангая).
В этих строках словосочетание в местном падеже ашшё килёнче «в доме своего отца» выражает местонахождение Нарспи, в то же время и место жительства. А в словоформе тёлёкре «во сне» выражено не значение места, а косвенно обозначено время, или временной промежуток. В данном контексте слово тёлёкре «во сне» подразумевает сновидение, сон, т.е. периодически наступающее физиологическое состояние, противоположное бодрствованию, на время которого полностью или частично прекращается работа сознания.
По этому поводу есть интересная мысль у И.Г. Милославского. Вопреки тому, что в русском языке нет местного падежа, он выделяет его контекстуально: Я живу в ... (состояние «место жительства»). Контекстов, требующих такого набора, в русском языке немало: Он находится в ... (состояние «место нахождения»); Я гуляю в ... (состояние «место гуляния») [7, с. 75].
По мнению В.А. Андреева, в позиции сказуемого форма местного падежа служит для указания положения, состояния и обстоятельств, в которых находится тот или иной предмет. В приводимых примерах словоформы местного падежа все до единой даются с основами слов, означающими место: пулёмёнче «в своей (его, ее) комнате»; дупдемре «в моем сундуке», урамёнче «на такой-то улице», сапкара «в колыбели»; ср. пулём «комната» - отдельное, огороженное от других помещение (место) в квартире; дупде «сюпсе, укладка, сундук» - долблёная из цельного дерева кадушка (т.е. место) для пищевых припасов или укладки для одежды; урам «улица» - пространство (место) между двумя рядами домов в населенных пунктах для проезда и прохода; сапка «колыбель, зыбка» - 1) качающаяся кровать, люлька (место) для младенца; 2) родина, место рождения.
По мнению З.Г. Ураксина, в башкирском языке местный падеж с аффиксами -да/-дэ, -та/-тэ, -на/нэ, -ла/-лэ обозначает местонахождение предмета, действия, но не в плане направления к нему или, наоборот, удаления, как при использовании дательного и исходного падежей, а в плане пребывания, нахождения на данном месте. В названиях времени, имеющих количественное определение, он выражает протяженность действия в определенном промежутке времени безотносительно к начальному или исходному моменту действия: аулда удеу (ср. чув. ялта (мест, п.) ус) «вырасти в деревне»; калада йэшэу (чув. хулара (мест, п.) пуран) «жить в городе» [4, с. 148].
Ряд значений местного падежа, по данным З.Г. Ураксина, обусловлен характером лексического содержания слов, принимающих форму местного падежа: 1) значение местонахождения у названий пространства и места (функция обстоятельства места): алда ~ чув. малта «впереди»; артта ~ чув. хыдалта «позади»; 2) значение протяженности во времени у названий времени, имеющих количественное определение (функция обстоятельства времени): ике азнада ~ чув. икё эрнере «за две недели»; кай/?ь/ вакытта ~ чув. хаш вахатра «иногда»; 3) значение состояния, положения, в котором находится субъект (функция сказуемого/' Кала хэрбихэлдэ «Город в военном положении»; сюда можно отнести несколько абстрагированное обозначение местонахождения: Акыл йэштэ тугел, башта (поел.) ~ чув. Ас-тан дамрак-лахра (усёмре) мар, пудра «Ум не в возрасте, а в голове»; 4) обозначение объекта действия (функция косвенного дополнения): Бер кемдец дэ Зиннэттэ эше юк~ чув. Зиннатпа (творит, п.) никаман та ёд дук «Никому нет дела до Зинната».
В сочетании с предыдущим качественным определением местный падеж выражает обстоятельственно-характеризующее значение (функция обстоя-
тельства образа действия): кайын шарттарза эшлэу ~ чув. йывар лару-тарура (мест, п.) ёдле «работать в трудных условиях»; ауыр хэлдэ калыу ~ чув. йывар лару-тарура (мест, п.) пул «оказаться в трудном положении».
При глаголах движения местный падеж, образованный от названий средств передвижения, обозначает способ передвижения (функция обстоятельства образа действия): автобуста барыу ~ чув. автобусра (мест, п.) пыр, чаще всего автобуспа (твор. п.) пыр «ехать на автобусе»; Без вагонда барабыз ~ чув. Эпир вагонта (мест, п.) пыратпар «Мы едем в вагоне».
Принято считать, что местный падеж в башкирском языке не управляется послелогами [4, с. 149]. Такое же положение имеется и в чувашском языке, но в современном башкирском языке встречаются случаи употребления формы местного падежа с послелогом кейе, кейенсэ в значении «нахождение в определенном состоянии, устойчивое неподвижное положение в пространстве»: Салауат эйэрзэ кейе бэуелеп кителе иденэ килде «Салават качнулся в седле и пришел в себя». На чувашский язык это предложение можно перевести так: Салават йёнер динче (мест, п.) сулланса илчё те тана кёчё, но в данном случае слово динче является не послелогом, а именем существительным - сокращенной формой от ди (дий) «поверхность»: йёнер дийёнче букв, на поверхности седла, т.е. на седле.
В.И. Сергеев отмечает, что местный падеж является узловым падежом, связывающим чувашский язык с другими тюркскими, монгольскими, тунгусо-мань-чжурскими и некоторыми финно-угорскими языками, в которых наблюдается материальное сходство этого падежа с чувашским. Ср.: чувашский -та(-те), -ра(-ре), -че; -т, -р, -ч, другие тюркские -та(-те), -да(-де), -до(-дб), -то(-тб)] монгольские: -да(-дэ, -до),-та(-тэ, -то) - в бурятском языке, -да(-де), -та(-те) - в калмыцком; финно-угорские: -та(-тб) - в марийском, -t- в мансийском, -t(-tt) - в венгерском; тунгусо-маньчжурские: -ду, -до, -дэ [9].
По мнению исследователей тунгусо-маньчжурских языков, общераспространенные форманты локативных (пространственных или местных) падежей -ду, -до, -дэ могут быть сопоставлены с существительным до (диал. дуо) «внутренность», «нутро» - одним из широкоупотребительных существительных, тяготеющих (особенно в притяжательной форме) к именам-послелогам с пространственным значением [11, с. 213].
Местный падеж (локатив) Г.И. Рамстедт признает для всех алтайских языков: тюрк, -да(-та), чув. -та, -ра. От этого же падежа, по Рамстедту, образованы тюркские прилагательные с аффиксом -ки\ ев-да-ки (чув. кил-т-и) «в доме находящийся, домашний». От локатива образовался также исходный падеж - с энклитическим присоединением слова йан (чув. ен) «сторона» (-да + йан —> -дан) ~ чув. -тан, -ран. Мнение Г.И. Рамстедта не полностью совпадает с мнением А.М. Щербака, который допускает, что прототипом различных вариантов аффикса исходного падежа было деепричастие majl'H ~ та]ан «сторонясь, оставляя в стороне» и преобразование его происходило как в направлении стяжения (majl'H > тУн; та]ан > -тан), так и по линии утраты последнего слога (majl'H ~ та]ан > -та > -та) [12, с. 47].
В венгерском языке локатив (местный падеж) на -t (-tt) считается отмирающим падежом, т.е. является остатком древнего падежа. Данные аффиксы присоединяются только к названиям городов, обычно сложным, с компонентом hely или var. Fehervart или Fehervarott «в Фехерваре». По всей вероятности, локатив в венгерском языке в древности был довольно продуктивным падежом. Об этом свидетельствует ряд послелогов (например, melett «около», elott «перед», alatt «под» и т.д.), а также большое количество наречий: lent «внизу», font «наверху» [6, с. 142]. Возможно, формант -t присутствует и в составе застывших падежных оформителей -nta, -nte в словах havonta «ежемесячно» (чув. кашни уйахра)] evente «ежегодно» » (чув. кашни дул (та)).
Литература
1. Ашмарин Н.И. Материалы для исследования чувашского языка. Ч. II. Учение о формах (Морфология) / Н.И. Ашмарин. Казань: Типо-литогр. Имп. ун-та, 1898.103-392 с.
2. Ашмарин Н.И. Опыт исследования чувашского синтаксиса / Н.И. Ашмарин. Казань: Типо-литогр.
В.М. Ключникова, 1903. 4.1. 573 с.
3. Андреев В.А. Очерки по функциональной грамматике чувашского языка: категория склонения в чувашском языке / В.А. Андреев. Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2000.166 с.
4. Грамматика современного башкирского литературного языка / 3.3. Абсапямов, М.Х. Ахтямов, Т.М. Гарипов и др:, отв. ред. А.А. Юлдашев. М.: Наука, 1981.495 с.
5. Иванов А.И. Склонение и его роль в чувашском языке / А.И. Иванов //Учен. зап. НИИ яз., лит., истории и экономики при Совете Министров Чуваш. АССР. Чебоксары, 1969. Вып. 39. С. 106-126.
6. Майтинская К.Е. Историко-сопоставительная морфология финно-угорских языков / К.Е. Майтинская. М.: URSS.2009.262c.
7. Милославский И.Г. Морфологические категории современного русского языка / И.Г. Милославский. М.: Просвещение, 1981.254 с.
8. Павлов ИЛ. Хапьхи чаваш литература чёлхи: Морфологи / ИЛ. Павлов. Шупашкар: Чавашиздат, 1965.343 с.
9. Сергеев В.И. Чувашско-тунгусо-маньчжурские лексико-семантические параллели I В.И. Сергеев. Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2001. 264 с.
10.Сергеев Л.П. Чаваш чёлхи /Я/7. Сергеев, В.И. Котлеев. Шупашкар: Чаваш кён. изд-ви, 1988. 327 с.
11 .Суник О.П. Существительное в тунгусо-маньчжурских языках в сравнении с другими алтайскими языками / О.П. Суник. Л.: Наука, 1982. 247 с.
12. Щербак AM. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (Имя)/Л.М. Щербак. П.: Наука, 1977.183 с.
ИВАНОВА АЛЕНА МИХАЙЛОВНА - кандидат филологических наук, доцент кафедры чувашского языкознания и востоковедения имени М.Р. Федотова, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (amivano@rambler.ru).
IVANOVA ALENA MIKHAYLOVNA - candidate of philological sciences, assistant professor, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 81'373.2
Г.Е. КОРНИЛОВ
ТОПОНИМИЯ РЕСПУБЛИК ПОВОЛЖЬЯ (БАШКОРТОСТАН, КОМИ, МАРИЙ ЭЛ, МОРДОВИЯ, ТАТАРСТАН, УДМУРТИЯ, ЧУВАШИЯ) - XXIII:
А-АНЛАУТНЫЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ НАЗВАНИЯ*
Ключевые слова: компаративистика, этимология, контактология, ономатология, топонимика.
Статья продолжает инвентаризацию и интерпретацию топонимов и апеллятивов с компонентами «айланма», «аймак», «айман» в тюркских и финно-угорских языках Поволжья. В ней предпринята попытка реконструкции архетипов с привлечением данных некоторых индоевропейских языков.
G.Ye. KORNILOV TOPONIMICS OF THE VOLGA REGION REPUBLICS (THE BASHKIR, THE KOMI, THE MARI, THE MORDVA, THE TATAR, THE UDMURT,
THE CHUVASH REPUBLICS) - 23-TH CENTURY: A-ANLAUT GEOGRAPHIC NAMES
Keywords: comparative linguistics, etymology, contactology, onomatology, toponymy.
The article continues the inventarization and interpretation of toponims and appeals with the «айланма»,
«аймак», «айман» components in the Turkish and Finno-Ugrian languages of the Volga region. The attempt to reconstruct the arhitypes with the data of Indo-European languages has been taken.
0.0.2.4.1. *АЙЛАНМА, по-татарски Эйлэнмэ, название озера «в бассейне р. Сюнь (Актан.) ...» [7, с.188]. Для этого лимнонима с территории Актаныш-ского р-на Татарстана Ф.Г. Гарипова приводит убедительные параллели: водоворот Айлампа (-па - алломорф общетюрк. -ма) в Кыргызстане, озеро Айланма «Кружное» в междуречье Тавды и Исети на Среднем Урале, водоворот Айламма (<*Айланма) в Балкарии.
’ Работа выполнена при финансовом содействии Министерства образования и науки РФ (грант ГО 2-1.6-123).
