CC BY
116
УДК 811.512.111’366.54
А.М. ИВАНОВА
О ПРИЧИННО-ЦЕЛЕВОМ ПАДЕЖЕ В ЧУВАШСКОМ ЯЗЫКЕ
Ключевые слова: падеж, причинно-целевой падеж, семантика падежа, послелог, Н.И. Ашмарин, морфология, тюркские языки, имя существительное, старописьменный язык.
Рассмотрен вопрос о «новом» - причинно-целевом падеже в чувашском языке, о его происхождении, значениях и функциях. Исходя из примеров, автор утверждает, что аффикс причинно-целевого падежа в чувашском языке образовался от древнетюркского послелога.
A.M. IVANOVA ABOUT THE CAUSATIVE CASE IN CHUVASH
Key words: case, the causative case, case semantics, postposition, N.I. Ashmarin, morphology, Turkic languages, noun, old writing language.
The origin, meaning and functions of a «new» causative case in Chuvash language are considered. The author is of the opinion that the affix of the causative case has been derived from the ancient Turkic postposition.
Причинно-целевой падеж признается в чувашском языкознании «новым» падежом потому, что его ввели в систему падежей после дискуссии по некоторым вопросам чувашской грамматики (1953-1955 гг.) [8].
Первооткрывателем причинно-целевого падежа был Тимухха Хветёрё (Ф.Т. Тимофеев). В вышедшей в 1928 г. книге на чувашском языке «Чаваш чёлхийён крамматёкё» он писал: «Чаваш чёлхинче пирке вёрлевлёхё (падежё. - А.И.) пур тесе калама пулать: -шан (- шён) сыпакпа пётекен вёрлевлёх. Вёрленекен самахсем румне пурин румне те -шан (-шён) сыпак хушанма пултарать: лашашан, маншан, пирёншён, усалшан» [14, с. 94].
Ф. Тимофеев утверждает, что этот падеж новый: «Можно говорить вполне обоснованно, что в чувашском языке есть причинно-целевой падеж. Окончания этого падежа - -шан (-шён). На самом деле, этот слог (сыпак) обладает тотальностью употребления. Этот падеж - новый падеж» [14, с. 94].
В действительности, причинно-целевой падеж давно оформился как отдельный падеж в чувашском языке, но открыл его именно автор первой грамматики, написанной на чувашском языке, назвав пирке падежё. Впоследствии о наличии этого падежа говорил и В.Г. Егоров [4].
Н.И. Ашмарин причинный падеж не включил в парадигму [2]. В его словаре указано, что «-шан является послелогом «за, из-за, для, ради» и т.д.; пишется слитно с тем словом, которым управляет» [3, с. 304]; «-шан - послелог, который ставится после мягкозвучного слога и пишется слитно со словом; обозначает «для, ради, из-за, вследствие того, что; ввиду того, что»: Ашшёшён анчах чататап «Я терплю его только из-за отца» [3, с. 376].
В статье, посвященной изучению тюрко-славянских калек в области грамматики, Г.Е. Корнилов причинно-целевой падеж называет «деловым» падежом. Автором обнаружены убедительные аналогии о послелоге учун со значением «цель, конец, вершина» в индо-иранском, славянском языках. В статье проанализированы примеры, иллюстрирующие происхождение компонента ради (ради этого) из пра-славянского архетипа арди- «дело, труд, работа». По мнению автора, другой русский синонимичный предлог для также восходит к алломорфу архетипа в родительном падеже существительного дело, и нет никаких препятствий для выведения тюркских параллелей чувашского аффикса -шан (-шён) типа ушин/ушун из родительного падежа слова аш/эш/иш ~ чув. ёд «дело, труд, работа» [6, с. 29].
В тюркских языках (за исключением чувашского) послелог учун/ичин/ицин/ ичун/ужун/ужун/ушун/учун/иЬин со значением «для, ради, из-за» везде пишется раздельно, но в чувашском языке он полностью превратился в падежный аф-
фикс [15, с. 42]. По данным Л.С. Левитской, «наиболее близки к чувашскому аффиксу узб. сип, к.тат. сип, азерб. диал. ст/сип/сип [7, с. 26].
Таким образом, эта падежная форма существовала в чувашском языке уже с тех пор, когда общетюркский послелог учун превратился в чувашском языке в словоизменительный, т.е. падежный аффикс -шан (-шён). Когда это произошло - неизвестно, поэтому считать этот падеж «новым» только потому, что его обнаружили в XX в., - не вполне корректно.
В 1804 г. в Московской синодальной типографии была отпечатана книга с двумя титульными листами и двумя заглавиями. Первое заглавие «Начальное оучение человеком, хотящим оучитися книг божественного писания» относится к первым шести листам (12 страницам) книги, представляющим собой первый букварь для чувашей с двумя азбуками - церковнославянской и гражданской. После букваря следует второй титульный лист с заглавиями на чувашском и русском языках, т.е. с параллельным текстом. Эта часть книги называется «Пичиксе кати-хизис, ]угярна чувашзам валли чуваш чильчибе чиберь биляс жин тюре вырыс законне и Тора килли юлана да, Хозанды школзамра, 1803 с]олда, ага оихра». Параллельное русское название - «Сокращенный катехизис, переведенный в пользу чуваш на чувашский язык для удобнейшего им оуразумения православного христианского закона с присовокуплением некоторых молитв, символа веры и девятословия, в Казанской академии, 1803 года апреля месяца» [10, с. 36]. Встречающийся в этом тексте элемент жин (совр. чув. -шён) не свидетельствует ни в пользу послелога учун, ни в пользу аффикса причинно-целевого падежа -шён. Автор, возможно по недоразумению, жин написал раздельно, в таком виде он действительно предстает как послелог; но логика подсказывает, что это не послелог, а аффикс -шён (<^жин), ибо общетюркский послелог учун фонетически видоизменился в жин (-шён), ср. ногайский и казахский ий'т (ужин или ушин), башк. учун. В действительности, во всех других тюркских языках анлаутный -у (-у) сохраняется (а в чувашском языке его нет), следующий за ним согласный варьируется: ч ~ ш ~ с ~ ж: як. исин, к. калк. ушын, тув. ужун [11, с. 642].
Заметим, в «Сокращенном катехизисе» 1804 г. издания показатель множественного числа в дательном падеже барымъ зане (совр. чув. парамсене. -
А.И.) написано раздельно, но в переводе П. Талиева эта словоформа дана в слитной форме: силыхзане (дылахсене. - А.И), синзане (дынсене. - А.И).
В «Кратком катехизисе» имеется форма с -шын: калаза кударасшын (ка-ласа катартасшан. - А.И.) «рассказать» [10].
По данным письменных памятников XVIII в. (1767-1769 гг.) мы можем судить о том, что формант причинно-целевого падежа -шан (-шён) к тому времени оформился полностью. В этом мы убеждаемся, читая первое печатное стихотворение на чувашском языке в честь Екатерины II. В 1767 г. Российская императрица Екатерина II совершила путешествие по Волге. Архиепископ Казанский преосвященный Вениамин решил встретить государыню церемонией литературно-музыкального приветствия на разных языках. Эти хвалебные речи были опубликованы в 1769 г. в специальном сборнике «Духовная церемония, производившаяся во время всевожделеннейшего присутствия Ея императорского Величества... Екатерины Вторыя в Казане».
Приведем чувашскую приветственную речь, написанную размеренными двенадцатисложными ямбическими стихами в возвышенно-торжественном стиле: Пелместапар абиръ тя мин барас парня.
Сана чиберъ патша пора мырынь Ання! иоратныжанъ пиря пелместа маръ хальчченъ Тора хужу сюлда пелзань и дах чечень Памалых сяван жень, ни мень сюхъ чонъ анчахъ Парня вырня полдаръ вулъда аппинь санахъ.
Словоформы рратныжанъ, сяванженъ даны в причинно-целевом падеже, и формант этого падежа представлен в виде сингармонических вариантов -жанъ (-женъ).
Текст этого стихотворения в современной графике (с соблюдением диалектных особенностей) выглядит так:
Пёлместёпёр эпир, темён парас парне,
Сана, чипер патша, порамаран анне.
Йоратнашан пире. Пёлместёмёр хальччен Торра, хашё дулте, пёлсен ытах чечен.
Памалах даваншан нимён док, чон анчах Парне вырне полтар вал та эппин санах.
В старописьменных памятниках чувашского языка формант причинноцелевого падежа -шан (-шён) выступает в различных фонетических вариантах, среди них есть и -шин: силых казяртарасшин «для прощения грехов»; тытнишин «за содержание (веры)» (примеры из: [10, с. 51-70]; -шын: паллама-шын Торра «познавать Бога» [с. 73]; -жин: хуважин мар «не за себя» [с. 82]; онжин, пиринжин, сиринжин, вулзамжин [с. 95]; хамар силыхзамжин «за грехи наши»; хамара сирлагасжин «ради нашего спасения», -жиин: сирлахныжиин [с. 97].
По мнению чувашеведов, существительные в целевом (причинно-целевом) падеже употребляются только в роли дополнения, и по этой причине данный падеж может претендовать на название падежа [5, с. 186]. В монографии В.А. Андреева сплошь и рядом приведены следующие высказывания: 1) «В ряду значений имени существительного в причинно-целевом падеже, объединенных семантикой цели, можно выделить обстоятельственное значение цели действия»... [1, с. 126]; 2) «Анализ функционирования формы причинно-целевого падежа позволяет выявить ... ряд взаимно-связанных значений, характеризующихся семантикой причины. Здесь могут быть выделены следующие значения: обстоятельственное значение причины действия...» [1, с. 129]; 3) «Однако степень развития обстоятельственных (конкретных) и объектных (более абстрактных) значений данного падежа в настоящее время приобрела такой же характер, как и в «старых падежах»; 4) «Характерной чертой имени в причинно-целевом падеже является то, что в нем совмещены две противоположные группы значений: обстоятельственное значение причины действия и значение объекта - цели действия, с одной стороны, и обстоятельственное значение причины действия и значение объекта - причины действия, с другой» [1, с. 131]. В итоге автор заключает: «таким образом, исследование значений и функционирования имени существительного в причинно-целевом падеже показывает, что этот падеж по своим обстоятельственным значениям образует корреляцию внутри самого себя: обстоятельственное значение причины действия противостоит обстоятельственному значению цели действия. Со всеми другими падежами второй группы они могут быть соотнесены также по обстоятельственным значениям: с дательно-винительным (направительным), местным и исходным падежами по пространственно-обстоятельственным значениям, а с творительным и лишитель-ным падежами по обстоятельственным значениям образа действия» [1, с. 132].
Что имел в виду В.А. Андреев под «обстоятельственным значением» причинно-целевого падежа - неизвестно, ибо он нигде не говорит об употреблении этого падежа в роли обстоятельства как члена предложения. Лишь косвенно можно догадываться о том, что имел в виду автор, говоря, «со всеми другими падежами второй группы они могут быть соотнесены по обстоятельственным значениям». В действительности, дательно-винительный падеж может выступить в роли обстоятельств: вармана (адта?) кайначчё «ходил в лес» -обстоятельство места; када (хадана?) ан юл «не оставайся до вечера» - обстоятельство времени; дырлана (адта?) кайна - «ходил за ягодами» - обстоятельство цели; варманта ёдлет «работает в лесу» - обстоятельство места в
местном падеже; вармантан тухна «вышел из леса» - обстоятельство места в исходном падеже, урампа пырать «идет по улице» - обстоятельство места в творительном падеже; вал юнкунсар килмест «он не придет до среды» - обстоятельство времени в отрицательном (лишительном) падеже.
Видимо, А.И. Иванов допустил ошибку объявив, что «существительные в этом (целевом. - А.И.) падеже употребляются только в роли дополнения. Не исключена возможность употребления целевого падежа в обстоятельственном значении: Эпир дырлашан варман тарах дуресе кун сутрамар «Мы напрасно провели день, бродя по лесу в поисках ягоды». В данном предложении словоформа дырлашан выступает в роли обстоятельства цели, т.е. в обстоя-тельственом значении цели действия. Обстоятельственное значение причины действия явно проявляется в следующих предложениях: (^ак ырлахшан сире епле ырламан «Как не похвалить вас за такие блага»; Пёр шарпакшан дынна выртаслах хёнесе парахна «Из-за одной спички человека избили до смерти».
A.И. Иванов во всех подобных случаях пишет, что существительные в этом падеже употребляются только в роли дополнения, и выделяет значения цели, причины и отношения [5, с. 178].
И.П. Павлов указывает на наличие следующих значений причинно-целевого падежа: значения причины, цели, возврата и объекта [9]. По нашему мнению, наличие значения возврата сомнительно, это лишь подзначение основного объектного значения.
B.И. Сергеев пишет, что слова с аффиксом причинно-целевого падежа выражают следующие значения: а) цель и значение: укдашан «из-за денег», юратушан «за любовь»; б) причину или повод: сивёшён (ср. сивёрен) «из-за холода»; в) отношение: сывлахшан «за здоровье», «для здоровья» и т.д. [12, с. 94].
Л.П. Сергеев без сомнения утверждает, что существительное в причинном падеже в предложении может выполнять функцию и дополнения, и обстоятельства [13]. В качестве примера обстоятельства приводит предложение Миршён дирёп тарар яланах «Давайте крепко стоять за мир всегда». Сравним у А.И. Иванова: Миршён, демократишён, социализмшан кёрешеддё «Борются за мир, демократию и социализм», где первые три слова даны как дополнения [5, с. 178].
В.А. Андреев, вслед за А.Н. Кононовым, в ряду значений имени существительного в причинно-целевом падеже, объединенных семантикой цели, условно выделяет значение предназначения или назначения: ... выльах тух-тарё ял дыннишён яланах кирлё «...для жителей села ветеринарный врач всегда необходим» [1, с. 127], далее подчеркивая, что «имя в причинно-целевом падеже выражает также значение объекта, по отношению к которому проявляется свойство, качество или состояние, названное в управляющих компонентах (в именах существительных, прилагательных, наречиях и др.), где также проявляется значение предназначения» [1, с. 128].
Литература
1. Андреев В.А. Очерки по функциональной грамматике чувашского языка: категория склонения в чувашском языке / В.А. Андреев. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2000. 166 с.
2. Ашмарин Н.И. Опыт исследования чувашского синтаксиса / Н.И. Ашмарин. Казань: Типо-литогр. В.М. Ключникова, 1903. Ч.1. 573 с.
3. Ашмарин Н.И.Словарь чувашского языка / Н.И. Ашмарин. Чебоксары: Гос. ком. Чуваш. Респ. по печати, 2000. Т. XVII. 435 с.
4. Егоров В.Г. Современный чувашский литературный язык в сравнительно-историческом освещении / В.Г. Егоров. Чебоксары: Чувашкнигоиздат, 1954. 240 с.
5. Иванов А.И. К вопросу о падежах в чувашском языке в связи с изучением его специфики / А.И. Иванов // Учен. зап. ЧНИИ. Вып. 8. Чебоксары, 1953. С. 167-193.
6. Корнилов Г.Е. О тюрко-славянских кальках в области грамматики / Г.Е. Корнилов // Вопросы фонетики, грамматики и лексикологии чувашского языка. Чебоксары: Науч.-исслед. институт, 1988. С. 29-33.
7. Левитская Л. С. Историческая морфология чувашского языка / Л.С. Левитская М.: Наука, 1976. 206 с.
8. О дискуссии по некоторым вопросам чувашской грамматики // Учен. зап. ЧНИИ. Чебоксары, 1955. Вып. 12. С. 230.
9. Павлов И.П. Хальхи чаваш литература чёлхи: морфологи / И.П. Павлов. Шупашкар: Чавашиздат, 1965. 343 с.
10. Петров Н.П. История старочувашской письменности: избр. труды / Н.П. Петров; сост. Т.В. Денисова, А.Н. Матвеева. Чебоксары: Изд-во ЧГПУ, 2009. 101 с.
11. Севортян Э.В. Категория падежа / Э.В. Севортян // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков: морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1956.
12. Сергеев В.И. Морфологические категориальные и некатегориальные формы в современном чувашском языке / В.И. Сергеев. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2002. 299 с.
13. Сергеев Л.П. Чаваш чёлхи / Л.П. Сергеев, В.И. Котлеев. Шупашкар: Чаваш кён. изд-ви, 1988. 327 с.
14. Тимухха Хёветёрё. Чаваш чёлхийён крамматёкё: (фонеттёк, морфолоки, динтакдис) / Тимухха Хёветёрё. Шупашкар: Чаваш халах изд-ви, 1928. 203 с.
15. Федотов М.Р. Чувашский язык в семье алтайских языков / М.Р. Федотов. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1983. Ч. II. 136 с.
ИВАНОВА АЛЕНА МИХАЙЛОВНА - кандидат филологических наук, доцент кафедры чувашского языкознания и востоковедения имени М.Р. Федотова, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (amivano@rambler.ru).
IVANOVA ALENA MIKHAYLOVNA - candidate of philological sciences, assistant professor, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
