CC BY
116Раздел IV
УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ И КРИМИНОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ТЕРРОРИЗМА
И.И. Нагорная
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ТЕРРОРИЗМ
ПО МЕЖДУНАРОДНОМУ УГОЛОВНОМУ ПРАВУ (Аналитический обзор)
Ключевые слова: международное уголовное право; терроризм; международный терроризм; уголовная ответственность; военное преступление; Римский статут.
Понятие «терроризм» является одним из наиболее спорных в международном публичном праве (2, с. 1). Международное сообщество длительное время пыталось выработать концептуальное определение терроризма, однако сделать этого так и не удалось, поскольку в отличие от «традиционных» преступлений терроризм тесно связан с идеологией и политикой. В зависимости от точки зрения субъект может быть признан героем, обычным преступником или террористом (2, с. 3; 5, с. 22).
Указанные разногласия помешали принятию ряда международных соглашений, в частности конвенции по предотвращению и наказанию терроризма и конвенции о создании Международного уголовного суда, разработанных Лигой Наций в 1937 г. Терроризм как отдельное деяние не был включен в перечень преступлений и по Римскому статуту Международного уголовного суда 1998 г. (далее - Римский статут) (7, с. 591-592; 5, с. 22).
На национальном уровне каждое государство установило уголовную ответственность за международный терроризм. Обычно подобное преступление состоит из трех элементов: 1) незаконный насильственный акт; 2) умысел, направленный на устрашение или принуждение; 3) международная природа акта (7, с. 592).
Термин «международный» применительно к терроризму также не имеет единого определения. Можно предположить, что речь идет о трансграничном или транснациональном элементе, например, в случаях применения насилия на территории нескольких государств или против потерпевших из различных стран. Также существует точка зрения, что международным является террористический акт, имевший место на территории одного государства, но при этом столь значительный, что влияет на международное сообщество в целом (6, с. 6).
А. Кассезе (A. Cassese) полагал, что необходимо установить оба вышеназванных критерия, которые он делил на четыре составляющие. По его мнению, международный террористический акт является международным преступлением, если он: 1) влияет не только на одно государство, но выходит за рамки национальных границ в том, что касается вовлеченных в него лиц, используемых средств или насилия; 2) совершается при поддержке или с молчаливого согласия государства, в котором находится террористическая организация; 3) представляет угрозу для мира и всего международного сообщества; 4) имеет серьезный и широкомасштабный характер (цит. по: 6, с. 6).
Международное право вооруженных конфликтов содержит запрет на терроризм как военное преступление, призванный защитить гражданское население. Римский статут определяет военные преступления как серьезные нарушения законов и обычаев, применимых в международных вооруженных конфликтах и вооруженных конфликтах немеждународного характера (ст. 8). Важнейшее значение при этом имеют положения Четвертой Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны (1949). Акт терроризма также признан военным преступлением, подпадающим под юрисдикцию Международного трибунала по Руанде и Специального суда по Сьерра-Леоне (5, с. 247; 7, с. 593).
В Уставе Международного трибунала по бывшей Югославии (далее - МТБЮ) нет прямых указаний на терроризм. Однако МТБЮ рассматривает его как военное преступление, как «специальный запрет в рамках общего запрета нападений на гражданских лиц». Так, в деле Prosecutor vs Galic (2003) сербский генерал Станислав Галич обвинялся в снайперской стрельбе и бомбардировках Сараево, т. е. в терроризме. МТБЮ установил следующие элементы состава данного преступления: 1) акт насилия, направленный на гражданское население или отдельных гражданских лиц, не принимающих прямого участия в военных действиях, причинивший
смерть или серьезные телесные повреждения; 2) умышленность действий; 3) цель устрашения. Апелляционная палата МТ БЮ определила, что запрет терроризма представляет собой норму международного обычного права (7, с. 593-594).
Н. Орина отмечает, что акты терроризма, совершаемые систематически и затрагивающие гражданское население, можно рассматривать как преступления против человечности. Важное значение имеет количество жертв. Основываясь на этом, главный прокурор Международного уголовного суда (далее - МУС) пришел к выводу, что террористические акты, совершенные ИГИЛ на территории Ирака и Сирии, являются преступлениями против человечности, однако МУС не обладает над ними территориальной юрисдикцией (5, с. 23-24).
Некоторые авторы связывают террористические преступления с геноцидом. Согласно Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. (ст. II) и Римскому статуту (ст. 6) геноцид представляет собой «действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». Если террористический акт имеет религиозные или этнические мотивы, он, по мнению Н. Орина, может представлять собой геноцид и подпадать под юрисдикцию МУС и универсальный принцип действия уголовного закона в пространстве. Так, данное преступление совершается представителями ИГИЛ в отношении езидов (5, с. 24-25).
А. Коген считает, что преследование террористов за иные преступления не позволяет учесть наличие специальной цели в их действиях. Это может создать существенные трудности, особенно с учетом принципа nullum crimen sine lege. Так, террористы, как правило, не преследуют цели уничтожения какой-либо группы, они совершают убийства для достижения иных задач, что не позволяет квалифицировать их действия как геноцид. Кроме того, при террористических актах, например взрывах самолетов, часто страдают лица, принадлежащие к разным национальным и религиозным группам. Что касается преступлений против человечности, они требуют широкомасштабности или систематичности. Это не всегда возможно установить. Внесение терроризма в перечень преступлений, предусмотренных Римским статутом, позволит избежать указанных проблем (3, с. 240-242).
В 2000 г. Индия представила проект всеобъемлющей конвенции о борьбе с международным терроризмом (Draft comprehen-
sive convention against international terrorism), обсуждение которого затянулось на годы. Проект не преследовал цели объявить терроризм международным преступлением. Он лишь устанавливал обязанность государств ввести уголовную ответственность за все формы терроризма, независимо от религиозных, идеологических и иных мотивов, а также сотрудничать в вопросах предотвращения и наказания террористических актов (8, с. 41).
Проект не содержал концептуального определения терроризма, лишь перечисляя определенные наказуемые действия, включающие в себя в том числе умышленное причинение смерти, вреда здоровью и имуществу. Несмотря на поддержку проекта со стороны многих государств - членов ООН, некоторые его положения вызвали серьезные разногласия между западными странами и государствами - участниками Организация исламского сотрудничества (далее - ОИС) (8, с. 42).
Во-первых, в проекте не содержится указания на мотив преступления. Это соответствует официальной позиции ООН. Тем не менее страны ОИС заявили, что террористами не могут считаться лица, ведущие борьбу с иностранной оккупацией, колониализмом или гегемонией, направленную на освобождение и самоопределение народа (8, с. 43).
Профессор Бен Сол (Ben Saul) полагает, что такие лица должны получать статус законных комбатантов (цит. по: 3, с. 232). Однако следует учитывать, что в подобном случае согласно нормам международного права им будет запрещено применять силу к гражданским лица. Если запрет будет нарушен, возможно их привлечение к ответственности как военных преступников (3, с. 232-233).
Во-вторых, ст. 18 проекта указывает, что под действие конвенции не подпадают меры, предпринимаемые вооруженными силами во время вооруженного конфликта. Государства ОИС полагают, что необходимо использовать более широкий термин, чем «вооруженные силы», а именно - «стороны вооруженного конфликта». К последним относятся и группы повстанцев. Помимо вооруженных конфликтов предлагается добавить указание на ситуации иностранной оккупации. По мнению стран Запада, все это лишит конвенцию смысла, поскольку понятие «стороны» излишне широко и неопределенно, а многие террористические акты происходят в ситуации иностранной оккупации (8, с. 44).
В отсутствие всеобъемлющей международной конвенции о международном терроризме было принято 14 соглашений по определенным видам террористических актов. В их числе Международ-
ная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма 2005 г., Международная конвенция о борьбе с бомбовым терроризмом 1997 г. В каждом регионе мира имеются собственные многосторонние конвенции по вопросам противодействия терроризму. В качестве примера можно привести Конвенцию Совета Европы о предупреждении терроризма 2005 г. (7, с. 595-596).
Определение международного терроризма содержится в ч. 1 ст. 2 Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма 1999 г. Пункт «а» указывает на деяния, представляющие собой преступление согласно международным договорам, перечисленным в приложении к Конвенции. В п. «Ь» приводится содержательное определение: умышленное деяние, направленное на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение. Цель такого деяния состоит в запугивании населения или принуждении правительства или международной организации к совершению какого-либо действия или воздержанию от его совершения (7, с. 596-597).
Данное определение не содержит указания на международный характер действий. Кроме того, оно смешивает понятие терроризма как военного преступления и как национального преступления. Это, по мнению Т. Уэзеролла, может привести к тому, что негражданские лица лишатся всякой защиты от терроризма (7, с. 597).
А. Коген полагает, что нормы Устава ООН и действующих международных конвенций содержат полный запрет на проведение атак в отношении мирных гражданских лиц. Такие действия должны признаваться незаконными как в мирное, так и в военное время, независимо от политических целей, которые преследуют нападающие, и от того, обладают ли они статусом законных ком-батантов (3, с. 232-233).
Следует отметить, что подавляющее большинство государств присоединилось к Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма лишь после террористических атак 11 сентября 2001 г., когда их обязала к этому Резолюция Совета Безопасности ООН 1373 (2001). Это может означать, что приведенное в ней определение терроризма нельзя считать общепризнанным. Хотя, с другой стороны, данный факт можно толковать и как изменение позиции государств в связи с резонансными событиями. В любом случае определение терроризма, данное в указанной Конвенции, получило
широкую поддержку, оно достаточно удачно и должно быть внесено в Римский статут (3, с. 235-236, 250).
А. Клер считает, что атаки 11 сентября 2001 г. выявили недостаточную эффективность отдельных конвенций в сфере борьбы с терроризмом и подняли на новый уровень вопрос о необходимости выработки общепризнанного понятия терроризма (2, с. 4).
Важное значение для появления такого понятия имеет решение Специального трибунала по Ливану (далее - СТЛ), учрежденного для установления виновных лиц в совершенном 14 февраля 2005 г. убийстве бывшего премьер-министра Ливана Рафика Харири (Rafik Hariri) и в других преступлениях, связанных с этим убийством, и привлечения их к уголовной ответственности (7, с. 600-601).
Согласно ст. 2 Устава СТЛ судьи должны были применять Уголовный кодекс Ливана, в ст. 314 которого указано на три элемента терроризма: 1) запрещенное действие, независимо от того, является ли оно преступлением по другим статьям Кодекса; 2) намерение создать устрашающую ситуацию; 3) использование средств, могущих привести к возникновению опасности для общества. В 2011 г. Апелляционной камерой СТЛ было принято промежуточное решение, в котором указывалось на необходимость принять во внимание международные конвенции и международное обычное право для толкования уголовного законодательства Ливана (8, с. 39; 7, с. 600-601).
Это позволило выйти за пределы ограниченного понимания терроризма. Так, суды Ливана неоднократно подчеркивали, что последний имеет место только в случае, если использованные средства угрожают населению в целом. Убийства официальных лиц и членов их семей не признавались террористическими актами, если такой опасности не возникало (2, с. 9-10).
Терроризм как преступление содержит в себе следующие элементы: 1) совершение запрещенного деяния или угроза его совершения; 2) намерение посеять страх среди населения или принудить прямо или косвенно национальный или международный орган власти к совершению какого-либо действия или воздержанию от его совершения; 3) трансграничный элемент деяния. Важно отметить, что первые два элемента одинаковы для определения национального и международного терроризма, что свидетельствует о единой сущности указанных преступлений. СТЛ отказался от термина «политическая цель», хотя он широко упоминался как в академической литературе, так и в Докладе Рабочей группы по разработке политики по вопросу о роли ООН в связи с террориз-
мом (2002) (U.N. report of the policy working group on the U.N. and terrorism). СТЛ посчитал, что на настоящий момент использование данного признака не получило распространения в практике государств и не должно считаться нормой международного обычного права (7, с. 603-604). Апелляционная камера СТЛ указала, что «норма международного обычного права о международном терроризме, по крайней мере для мирного времени, действительно возникла» (цит. по: 4, с. 164).
По-прежнему остается открытым вопрос о так называемых «борцах за свободу» (freedom fighters), которые участвуют в национально- освободительных движениях (3, с. 248; 8, с. 39).
Указанные проблемы были частично сняты Апелляционным судом Англии в решении по делу Regina vs Gul в 2012 г. Подсудимый Гул, гражданин Великобритании, был осужден к пяти годам лишения свободы за распространение публикаций террористического характера. Фактически его преступление состояло в том, что он загружал в Интернет видео нападений боевиков на военные объекты в Чечне, Афганистане и Иране, сопровождая это молитвами и восхвалениями нападавших. В жалобе Гула было указано, что согласно нормам международного права нельзя считать такие нападения террористическими, поскольку они были направлены на военные объекты при вооруженном конфликте (7, с. 605-606; 1).
По Закону Великобритании о борьбе с терроризмом (2000) (Terrorism act) понятие террористического акта включает в себя угрозу действием или действие по политическим или идеологическим мотивам, которые создали серьезную опасность для жизни людей или собственности и были совершены с целью повлиять на принятие решений правительством или международными организациями либо запугать население. Однако специальной цели не требуется, если субъект использовал огнестрельное оружие или взрывное устройство. Данное понятие очень широко, оно включает в себя большинство действий при вооруженных конфликтах немеждународного характера, независимо от их соответствия международному гуманитарному праву и от того, совершены ли они вооруженными силами государства или негосударственными формированиями (1).
Апелляционный суд Англии отказался от толкования общего понятия терроризма по международному обычному праву и от решения вопроса о наличии или отсутствии вооруженного конфликта, сославшись на то, что в международном праве не существует разрешительных норм, регулирующих действия «борцов за
свободу». По мнению Суда, практика государств не признает исключения из понятия «терроризм» для повстанцев, нападающих на правительственные силы (7, с. 606-608).
Рассматривая это же дело в 2013 г., Верховный суд Великобритании отметил, что в международном праве нет общепризнанного понятия терроризма. Нет и определения статуса «борцов за свободу». Последние не являются комбатантами, их действия, даже если они направлены только на военные цели, наказуемы по внутреннему праву государства. Также Суд отметил, что Парламент Великобритании не связан международными нормами при определении понятия терроризма в национальном уголовном праве (1).
А. Коко подвергает критике данные аргументы, указывая на то, что понятие «терроризм» в международном праве было выработано на основе решения СТЛ, хотя оно и распространяется только на мирное время. Наказуемость деяний повстанцев по внутреннему праву государства вовсе не означает, что их действия можно квалифицировать именно как терроризм. Последний аргумент Верховного суда Великобритании основан на знаменитом деле Lotus 1927 г., по которому Постоянной палатой международного правосудия Лиги Наций был выведен следующий принцип: суверенные государства вправе делать все, что не противоречит прямому запрету международно-правовых норм. По мнению А. Коко, Верховному суду Великобритании следовало учесть, что в настоящее время появилось множество конвенций о борьбе с терроризмом и защите прав человека, и в законодательстве Великобритании следует дать более четкое и менее широкое определение терроризма (1).
Важнейшее значение имеет также решение Кассационного суда Франции по делу Reunion Aerienne vs Libya (2011), связанному со взрывом французского самолета над Тенере в 1989 г., в результате которого погибло 170 человек. Шесть ливийцев были признаны виновными и приговорены к пожизненному лишению свободы. Дело затронуло интересы страховых компаний, которые требовали возмещения ущерба жертвам за счет осужденных и Ливийского государства. В Кассационном суде Франции обжаловалось решение апелляционной инстанции, постановившей, что иски против Ливии недопустимы, так как государство обладает юрисдикционным иммунитетом (7, с. 609).
Суд поддержал довод об иммунитете государства при совершении террористического акта. В то же время он признал, что международные нормы об ответственности за такой акт носят
императивный характер (jus cogens) и в принципе могут являться основанием для ограничения юрисдикционного иммунитета. Однако в данном случае такое ограничение было признано непропорциональным (7, с. 610).
Решения СТЛ, Апелляционного суда Англии и Кассационного суда Франции позволили достичь существенного прогресса в выработке понятия международного терроризма как преступления и признании его обязательной нормой международного обычного права (7, с. 611).
Список литературы
1. Coco A. Crocodile tears: The UK Supreme Court's broad definition of terrorism in R. vs Mohammed Gul. - Mode of access: http://www.ejiltalk.org/crocodile-tears-the-uk-supreme-courts-broad-definition-of-terrorism-in-r-v-mohammed-gul/ Коко А. Крокодиловы слезы: Верховный суд Великобритании дал широкое определение терроризма в деле R. vs Mohammed Gul.
2. Clere A. An examination of the Special tribunal for Lebanon's explosive declaration of «terrorism» at customary international law: A dissertation completed in partial fulfilment of the requirements of the degree of bachelor of laws (Honours). -Dunedin: Univ. of Otago, 2012. - 71 p.
Клер А. Изучение революционного факта объявления запрета «терроризма» нормой международного обычного права Специальным трибуналом по Ливану: Дипломная работа на соискание степени бакалавра права.
3. Cohen A. Prosecuting terrorists at the International criminal court: Reevaluating an unused legal tool to combat terrorism // Michigan state international law review. -East Lansing, 2012. - Vol. 20, N 2. - P. 219-257.
Коген А. Преследование террористов в Международном уголовном суде: Переоценка неиспользуемых правовых инструментов в борьбе с терроризмом.
4. Ezeani E.C. The 21 st century terrorist: Hostis humani generis? // Beijing law review. - Beijing, 2012. - N 3. - P. 158-169.
Езеани Е.К. Террористы XXI века: Враги рода человеческого?
5. Orina N.M. A critique of the international legal regime applicable to terrorism // Strathmore law journal. - Nairobi, 2016. - Vol. 2, N 1. - P. 21-36.
Орина Н.М. Критика международного правового режима, применимого к терроризму.
6. Paulussen Ch. Impunity for international terrorists?: Key legal questions and practical considerations. - The Hague: ICCT, 2012. - 23 p.
Паулюссен К. Безнаказанность международных террористов? Ключевые юридические вопросы и практические выводы.
7. Weatherall T. The status of the prohibition of terrorism in international law: Recent developments // Georgetown journal of international law. - Washington, 2015. -Vol. 46. - P. 589-627.
Уэзеролл Т. Статус запрета терроризма в международном праве: Недавние исследования.
8. Wilt H.G. van der. Defining the crime of terrorism in international law - a legal minefield. - Amsterdam, 2013. - P. 1-59. - Mode of access: http://dare.uva.nl/cgi/ arno/show.cgi?fid=492342
Вилт Х.Г. ван дер. Определение преступления терроризма в международном праве - минное поле в праве.
