CC BY
87
УДК 343.9 ББК 67.518.2 Ю17
ВЯЧЕСЛАВ ЕФИМОВИЧ ЮЖАНИН,
доктор юридических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, профессор кафедры уголовно-исполнительного права
(Академия ФСИН России), е-mail: yuzanin@mail.ru
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА МНОГОКРАТНЫЙ РЕЦИДИВ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ РОССИИ (ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)
Реферат: в статье рассматривается многократный рецидив преступлений как обстоятельство, существенно усиливающее наказание преступника, отмечается, что впервые словосочетание «повторение преступлений» упоминалось в 1397 г. в Псковской судной грамоте (ст. 8) и Двинской уставной грамоте (ст. 5). По этим грамотам за воровство в третий раз после осуждения за два предыдущих воровства применялось наказание в виде смертной казни. Таким образом, впервые на Руси устанавливалась повышенная ответственность за многократное (рецидивное) совершение преступлений. Данная тенденция сохранилась и в последующие периоды законодательного регулирования ответственности за многократный рецидив преступлений.
Так, Судебник 1497 г. и Уставная книга Разбойного приказа предусматривали усиление ответственности за совершение преступления ведомым лихим человеком в качестве своего основного занятия и лица, участвующего в трех и более разбоях. Избные, земские грамоты и наказы устанавливали смертную казнь за третью и последующие казни (татьбы). Соборное уложение 1649 г. также определяло смертную казнь за квалифицированную кражу (совершенную в третий раз). Новоуказанные статьи о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 г. хотя и отменяют пытку, смягчают членовредительские наказания, предусматривают замену лишения свободы ссылкой, но оставляют по-прежнему смертную казнь за систематическое совершение кражи и разбои. Не изменился подход к усилению ответственности за многократное совершение преступлений и в эпоху Петра I. Законодательство этого периода формулировало устрашение как одну из целей применения наказания, что особенно последовательно отражалось на рецидивистах.
С середины XIX в. правительство вынуждено было усиливать уголовную ответственность в связи с обострением классовой борьбы в России. По Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. впервые более общественно опасным признавалось специальное повторение преступлений, чем общее, а за последнее наказание усиливалось лишь в случаях, когда преступление совершено в третий раз. По Уложению 1903 г. за преступления, совершенные в виде промысла, суд мог определить дополнительные наказания в виде каторги, поселения или ареста.
Усиливалась ответственность за троекратное совершение преступлений и в годы советской власти. В качестве основания этого законодатель определял рецидив такими терминами, как «промысел», «упорный рецидив», «профессиональный преступник», «особо социально опасный». Порой он даже приравнивал их к классовым врагам.
УК РСФСР 1960 г. закрепил понятие «особо опасный рецидивист», уделяя главное внимание личности рецидивиста, но при этом предусмотрел как объективное основание признания его таковым систематическое совершение преступлений определенной тяжести. Для особо опасных рецидивистов определялись колонии особого режима. Признать их таковыми мог только суд на основе учета всех данных о преступлении и личности рецидивиста.
По действующему УК РФ лицо, совершившее преступления определенной категории, указанные в пп. «а» и «б» ч. 3 ст. 18 УК РФ, однозначно признается совершившим преступления при особо опасном рецидиве и должен быть направлен для отбывания наказания в колонию особого режима или тюрьму. С позиции экономии карательных средств делается вывод не в пользу действующего законодательства. К тому же законодатель отступил от традиции российского законодательства существенно усиливать уголовную ответственность за особо опасный рецидив, установив для них в ст. 68 УК РФ правила назначения наказания, ничем не отличающиеся от правил, предусмотренных для иных видов рецидива и за впервые совершенные преступления.
Ключевые слова: многократный рецидив, усиленная ответственность, смертная казнь, лишение свободы, дополнительные наказания, судимость, особо опасный рецидивист, рецидив, уголовное законодательство, промысел, опасное состояние, воровство, колонии особого режима, профессиональный преступник.
Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства не различало собственно рецидив преступлений и повторение преступлений. Последнее включало в себя совершение более одного преступления до осуждения и после осуждения. При этом законодатель обращает внимание на многократное (три и более раза) повторение преступлений как на особое обстоятельство, влекущее за собой усиление ответственности. Это обстоятельство свидетельствовало об упорстве лица в достижении преступных целей, его неисправимости и профессионализме.
Впервые словосочетание «повторение преступлений» упоминалось в 1397 г. в Псковской судной грамоте (ст. 8) и Двинской уставной грамоте (ст. 5). В этих грамотах в качестве повторных преступлений выделялось лишь воровство (татьба), под которым понималась группа имущественных преступлений. Усиление ответственности предусматривалось за рецидив воровства, то есть его повторение после осуждения за предыдущее воровство. Примечательно еще и то, что за воровство в третий раз после осуждения за два предыдущих воровства применялось наказание в виде смертной казни. Так, ст. 8 Псковской судной грамоты гласит: «Если что-либо будет украдено на посаде, то дважды (вора) милуя, не лишая жизни, а уличив в третий раз, то в живых его не оставлять (так же), как вора, обокравшего Кремль» [3, с. 303]. То же самое предусматривалось и по Двинской уставной грамоте: «А уличат в третьие, ино повесити...» [4, с. 192].
Таким образом, впервые на Руси указанные грамоты устанавливали повышенную ответственность за многократное (рецидивное) совершение преступлений. Различались простой и сложный рецидив воровства и предусматривалась дифференциация ответственности за них. По всей видимости, существовало представление о неисправимости преступника, о чем свидетельствовало применение смертной казни за совершение третьего воровства после наказания за два предыдущих.
Следующими нормативными актами, в которых получило развитие многократное повторение преступлений, являются Судебник 1497 г. и Уставная книга Разбойного приказа. Это время экономического подъема Руси, усиления политического влияния дворянства, начала закрепощения крестьян, завершения централизации государства.
Судебник 1497 г. впервые ввел понятие лихого человека, которым могло быть признано лицо не по составу преступления, а по опасности личности. «Применение смертной казни в зависимости от личности преступника, а не от состава преступления явилось ярким отражением усиления классо-
вого террора в период создания Судебника и феодально-сословного характера права» [8, с. 69]. Судебник выделял «квалифицированный» вид лихого человека - ведомого лихого человека. Им могло быть лицо, совершившее по злой воле особо опасное преступление (например, поджог) и совершающее преступление в качестве своего основного занятия. Помимо кражи (татьбы), Судебник 1497 г. уже знал усиление наказания за разбой, совершенный ведомым лихим человеком (ст. 8).
Более конкретно ответственность за разбой регламентировалась ст. 10 Уставной книги Разбойного приказа. «По боярскому приговору, данному в Разбойный приказ Борисом Годуновым, смертная казнь применялась к тем разбойникам, которые участвовали в одном разбое, но в нем было совершено убийство или поджог, или к лицам, участвовавшим в трех и более разбоях, хотя бы без убийства и поджога, заключались в тюрьму и до государева указа» [5, с. 414].
Таким образом, согласно Судебнику 1497 г. и Уставной книге Разбойного приказа предусматривалось усиление ответственности соответственно за совершение преступления ведомым лихим человеком в качестве своего основного занятия и лица, участвовавшего в трех и более разбоях.
Хотя по Судебнику 1497 г. и последующему Судебнику 1550 г. смертная казнь предусматривалась за вторую татьбу, однако акты местного управления (избные и земские грамоты, наказы) -только за третью и последующие татьбы. Так, в соответствии со ст. 11 Медынского наказа «за первую кражу вора били кнутом и сажали в тюрьму, если не было людей, которые могли бы за него поручиться. За вторую татьбу после бития кнутом отсекали руку, а третья и последующие кражи влекли за собой смертную казнь» [4, с. 226].
Особого внимания заслуживает Соборное уложение 1649 г., которое знало квалифицированные виды кражи, одним из которых являлось совершение кражи в третий раз. Так, ст. 12 определяла: «А приведут татя, а доведут до него татьбы три или четыре или больши: и того татя пытав казнити смертью, хотя он и убийства не учинил, а животы его отдать истцам в выт». Как видно, за подобную кражу виновный подвергался смертной казни.
С 1649 г. до начала самостоятельного правления Петра 1 (1696 г.) появляется большое количество различных законодательных актов, выраженных в формах царских указов, боярских приговоров, соборных определений и др. Одним из таких актов были Новоуказанные статьи о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 г., являющиеся крупнейшим памятником истории русского уголовного права. Новоуказанные статьи в ряде слу-
чаев отменяют пытку, смягчают членовредительские наказания, стремятся по мере возможности заменить тюремное заключение ссылкой в Сибирь или окраинные города и т. д. Судебная практика также допускала отступления в сторону смягчения наказания. Однако ст. 10 Новоуказанных статей устанавливает правило усиления ответственности за повторность преступлений, согласно которому предусматривалась смертная казнь за троекратное и более (систематическое) совершение кражи. «А будет приведут татя, и заведут на него татьбы три, или четыре, или больше, и того татя пытав, казнить смертью, хотя он убивства не учинял, а животы его отдать истцам в выти». Причем послаблений в отношении многократных воров ни при каких условиях не допускалось. По другим случаям смертная казнь, предусмотренная в законе, могла быть фактически и не применена.
В Новоуказанных статьях отдельно устанавливается ответственность по предмету кражи. Так, ст. 15 предусматривает: «А будет кто из кого из пруда или саду рыбу покрадет, и того татя мзыма-ют с поличным, а сыщется про то в правду, что он покрал впервые, и такого бить батоги; а будет в другие также с поличным изыман будет, и такого за такую вину бить кнутом; а будет в третие тот же изыман с поличным, и тому отсечь рука, и дав ему против осьмой статьи письмо, отпустить на старину, а покраденное отдать истцу, или из животов его цену заплатить» [6, с. 401]. Как вытекает из приведенной нормы, ответственность дифференцируется в зависимости от того, украл виновный в первый, во второй или в третий раз.
Новоуказанные статьи вынуждены были обобщить и систематизировать, а в отдельных случаях и уточнить положения множества нормативных актов о разбое. Так, например, они предусмотрели, что объектом усиленной ответственности в разбойном процессе мог быть лишь «ведомый лихой человек», сделавший разбой своим основным занятием, в связи с чем главной задачей в этом процессе было выявление преступного прошлого лица [6, с. 458].
Государственные преобразования в эпоху Петра I потребовали принятия новых законодательных актов, регулирующих уголовную ответственность. Они формулировали устрашение как одну из основных целей применения наказания, что отразилось и на ответственности за рецидив преступлений, в том числе за многократный. Так, Указ от 10 ноября 1721 г. признавал рецидивом лишь третье воровство, а второе подпадало под понятие «повторение» и не влекло за собой усиления наказания.
Наибольший интерес из уголовно-правовых документов петровского времени представляет Артикул воинский 1715 г. с кратким толкованием.
По нему предусматривалось усиление карательной политики, несоответствие между тяжестью преступления и характером наказания. Чаще предусматривалась смертная казнь различных видов: простая (расстрел, повешение, отсечение головы) и квалифицированная (четвертование, колесование, залитие горла металлом, сожжение и др.). Применялись также телесные наказания: болезненные (битие кнутом, шпицрутенами) и членовредительские (отсечение руки, пальцев, носа, ушей и т. д.).
Глава первая Артикула посвящена преступлениям против веры. Артикулы 6 и 15 касаются ответственности за рецидив подобных преступлений, которая предусматривалась лишь за учинение третьего. «А ежели слова одного ручателя никако-ва богохуления в себе не содержит, и токмо из легкомыслия произошли, а учинителя то единожды или дважды, тогда имеет преступитель четырнадцать дней в железа заключен быть и жалование его на месяц в шпигель вычтено, или гонянием шпицрутен наказан, а в третие аркибузирован (раз-стрелен) быть» (арт. 6) [9, с. 329]. Таким образом, за причинение третьего подобного деяния виновный подлежал расстрелу. Согласно артикулу 15 предусматривалась ответственность священников за отправление службы в пьяном виде: за первый и второй раз полагалось «от начальника священника при войске жесткого за то наказан», а за третий «к духовному суду отослан, а потом своего чина и достоинства лишен будет» [9, с. 361]. Как видно, наиболее строгое наказание опять следовало за третье нарушение. Практически то же самое наблюдается и при определении ответственности за имущественные воинские преступления, когда, например, «есть ли кто свой мундир, ружье проиграет, продаст или в заклад отдаст, оный имеет в первые и в другорядь жестоко шпицрутенами, и заплатою утраченного наказан, а в третие розтре-лян быть» [6, с. 361]. Расстрел за подобное деяние, совершенное в третий раз, - очень суровая мера.
Артикулы 189 и 191 предусматривали усиление ответственности за квалифицированную кражу, причем она впервые в русском законодательстве дифференцировалась в зависимости и от суммы похищенного, и от количества совершенных краж. Так, артикул 189 устанавливал наказание за первую и вторую кражи на сумму, не превышающую 20 рублей, соответственно «шестью сквозь полк прогнать шпицрутен», а «в другорядь двенадцатью», а за третью - «отрезав нос и уши, сослать на каторгу, а украденное всегда от него отобрать». Согласно же артикулу 191 за кражу ценою более 20 рублей, а также совершенную в четвертый раз, преступник подвергался смертной казни через повешение.
Таким образом, по Артикулу воинскому 1715 г. усиление наказания предусматривалось за третий и последующие рецидивы преступлений - от членовредительства и каторги до расстрела или повешения.
Как известно, в середине Х1 Х в. обострилась классовая борьба и правительство вынуждено было усилить уголовную репрессию. Так, согласно ст. 113 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. усиливается ответственность за заранее непреднамеренное преступление, совершенное в третий раз, - она приравнивается к ответственности за заранее обдуманное умышленное преступление, совершенное в первый раз. Дословно текст этой статьи выглядит следующим образом: «Учинивший какое-либо преступление, хотя и без обдуманного заранее намерения или умысла, но в третий раз, наказывается столь же строго, как учиненное в первый раз с обдуманным заранее намерением или умыслом» [10, с. 196].
По Уложению впервые специальное повторение преступлений признавалось более общественно опасным, чем общее. Однако за общее повторение усиливалось наказание лишь в случаях, когда преступление совершено в третий раз. Так, ст. 138 определяет, что «в случае, когда закон не назначает именно наказание за повторение того же преступления, или же за учинение оного в третий и ли четвертый раз и т. д., суд назначает всегда самую высшую меру наказания за то преступление, или за повторение оного, или же за учинение в третий раз определенного» [10, с. 200].
Особое место среди правовых актов проводимой в стране судебной реформы занимает Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями 1864 г., так как в нем впервые был определен срок, по истечении которого повторное преступление не могло быть признано рецидивным (1 год, 2 года, 3 года и т. д. - в зависимости от опасности преступления).
Однако ни в Уложении 1845 г., ни в указанном Уставе, ни в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. не было специальных норм, предусматривающих усиление ответственности за многократный рецидив преступлений. Лишь в Уложении 1903 г. были предусмотрены обстоятельства, усиливающие ответственность многократных рецидивистов. Так, согласно ст. 64 лицу, учинившему до провозглашения приговора два и более тождественных или однородных преступных деяний, по привычке к преступной деятельности или вследствие обращения такой деятельности в промысел ему определяется ответственность по правилам о совокупности, если закон не предусматривал за это особого наказания. Далее статья определяет, что «сверх того суд может, назначая как тягчайшее наказание:
1) каторгу без срока, - воспретить перевод на поселение ранее истечения двадцати лет;
2) срочное лишение свободы, - продлить, если в законе назначен предельный высший срок - до высшего размера такого рода наказания, а если предельный высший срок не назначен, то каторгу -до двух лет и арест до одного года;
3) денежную пеню, - определить, кроме того, арест на срок не выше одного месяца» [11, с. 290-291].
Таким образом, в этой статье за совершение преступной деятельности в виде привычки (или промысла) лицо, помимо основного наказания подвергалось дополнительному воздействию в виде или воспрепятствования перевода на поселение, или продления срока лишения свободы, или определения дополнительного, более строгого наказания (ареста). Это новое явление в уголовном законодательстве начала ХХ века.
Можно сделать и другой вывод - законодатель предусматривал усиление борьбы с профессиональными преступниками, которые набирали силу в начале ХХ века.
Будучи министром юстиции того времени, И. Г. Щегловитов относительно подобных нововведений Уголовного уложения писал, что «касается собственно индивидуализации карательных мер в соответствии с подразделением преступников на случайных и профессиональных, то в этом отношении Уголовное уложение ограничивается усилением репрессии для преступников обычных и рецидивистов...» [1, с. 19].
Таким образом, дореволюционная история развития законодательства о рецидиве преступлений свидетельствует о том, что законодатель всегда стремился усиливать ответственность за многократный рецидив на порядок выше, чем за простой рецидив и повторение преступлений. За совершение трех и более преступлений, как правило, следовала смертная казнь.
Первые годы советской власти, связанные с гражданской войной, привели к падению экономики, разрухе, голоду населения. К тому же армию преступников пополняли деклассированные элементы, превратившие преступную деятельность в постоянное средство существования. В стране процветала профессиональная преступность. На это реагировали законы, в которых можно было встретить такие термины: «совершение преступления в виде промысла», «упорный рецидив», «систематически», «профессиональный преступник», «особо социально опасный» [7, с. 72-110] и пр. Усиливались меры в отношении лиц, систематически совершающих преступления, занимающихся профессиональной преступной деятельностью. Так, в соответствии со ст. 29 Временной инструк-
ции от 23 июля 1918 г. «О лишении свободы и о порядке отбывания такового». Распределительная комиссия наделялась правом представлять в местный революционный трибунал лиц, причисляемых к типу хулиганов, погромщиков или упорных рецидивистов, для решения вопроса о дальнейшей их изоляции после отбытия наказания. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г. предполагали учитывать при назначении наказания, «совершено ли деяние профессиональным преступником (рецидивистом) или первичным» (ст. 11). По смыслу ст. 11 профессиональным преступником (рецидивистом) могло быть признано судом лицо, преступная деятельность которого свидетельствовала о стойкости преступных устремлений.
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. предусматривал как тождественные термины «профессиональный» и «промысел» и впервые разделял понятия «рецидивист» и «профессиональный преступник». Так, ст. 25 требовала при назначении наказания учитывать, совершено ли преступление «профессиональным преступником или рецидивистом, или оно совершено в первый раз» [2, с. 110]. Профессионального преступника могли признать социально опасным и назначить дополнительное наказание в виде лишения права заниматься профессией или промыслом, если они привели к преступному образу жизни.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. также использовал для обозначения множественности преступлений такие термины, как «в виде промысла», «систематически», «неоднократно» и др. Этот кодекс стремился к расширению сферы уголовной репрессии за систематическое повторение не только тождественных и однородных преступлений, составляющих основу профессиональной преступности, но и, что характерно, неоднородных преступлений. Эта тенденция сохранилась и в последующих законодательных актах.
Известным постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 26 марта 1928 г. «О карательной политике и состоянии мест заключения» профессиональные преступники и рецидивисты по степени социальной опасности были приравнены к классовым врагам и к ним предполагалось применение суровых мер репрессии.
В дальнейшем в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. в ст. 23 было закреплено понятие «особо опасный рецидивист». В последующих законах это понятие получает дальнейшее развитие в плане придания все большего значения личности особо опасного рецидивиста. Так, в УК РСФСР 1960 г. не только были указаны формальные признаки особо опасного рецидивиста (осуждение за предыдущее преступление,
наличие судимости за него, определенное состояние многократности опасных преступлений), но и закрепилось положение о том, что виновный представляет значительную опасность для общества. Таким образом, этот закон уделил серьезное внимание особенностям личности преступника.
Уголовный кодекс РФ 1996 г. впервые в истории уголовного законодательства дает определение понятия «рецидив преступлений», а также устанавливает признаки опасного и особо опасного рецидива преступлений на основании систематичности (многократности) совершения преступлений определенной категории тяжести и осуждения за них к реальному лишению свободы. Вначале законодатель определил совершение преступления при опасном и особо опасном рецидиве в качестве квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков некоторых составов преступлений, а затем Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ исключил их в качестве таковых, оставив только в виде отягчающих наказание обстоятельств (ст. 63). Этим же законом были значительно гуманизированы правила назначения наказания рецидивистам, что идет в разрез с традициями российского законодательства, устанавливающими более строгие правила. На страницах юридической печати учеными и практиками отмечено, что подобное отношение законодателя к оценке общественной опасности рецидива выглядит чересчур либеральным и неоправданным [12, с. 124-126].
На основании изложенного можно сделать следующие выводы:
- с первых нормативных актов Русского государства законодатель, обращая внимание на многократный рецидив преступлений, усиливал за него ответственность по сравнению с простым рецидивом;
- в начальный период развития государственности на Руси усиление ответственности за многократный рецидив преступлений определялось, как правило, в виде смертной казни, связывалось с понятием «неисправимость» преступника, а затем, в ХУШ-Х1Х вв., постепенно стали применяться лишение свободы и каторжные работы с назначением дополнительных наказаний;
- в первые годы советской власти законодатель не в состоянии был строго классифицировать преступ-ления и личности преступников при формировании карательной политики, в результате чего допускались разные формулировки многократного рецидива, порой не отличающие его от простого рецидива. Но непременно законодатель стремился к расширению сферы уголовной репрессии в отношении многократных рецидивистов;
- постепенно законодатель выделил особо опасного рецидивиста (по УК РФ 1960 г.), а затем опасный и особо опасный рецидив (по УК РФ 1996 г.), предусмотрев их в качестве особо квалифицирующих признаков многих составов преступлений и отягчающего наказание обстоятельства; были предусмотрены специальные правила назначения наказания при всех видах рецидива преступлений, в
соответствии с которыми могло быть назначено более строгое наказание;
- в новейшей истории развития ответственности за рецидив преступлений (после 2003 г.) в рамках гуманизации уголовной политики, вопреки традициям российского законодательства, законодатель либерализи-ровал ответственность за многократный рецидив, приравняв ее, по сути, к ответственности несудимых лиц.
Список литературы
1. Журнал Министерства юстиции 1903 г. // Право. 1903. № 1. С. 19-26.
2. Отечественное законодательство Х1-ХХ веков : пособие для семинаров / под ред. О. И. Чистякова. М., 2000. Ч. 2. ХХ в. 352 с.
3. Памятники русского права. М., 1953. Вып. 1. Памятники права Киевского государства X-XII вв. 442 с.
4. Памятники русского права. М., 1957. Вып. 2. Памятники права феодально-раздробленной Руси XII-XV вв. 527 с.
5. Памятники русского права. М., 1955. Вып. 3. Памятники права периода образования Русского централизованного государства XIV-XV вв. 529 с.
6. Памятники русского права. 1649. М., 1957. Вып. 6. Соборное уложение царя Алексея Михайловича. 512 с.
7. Российское законодательство X-XX веков. М., 1985. Т. 2. Период образования и развития централизованного государства. 520 с.
8. Российское законодательство X-XX веков. М., 1986. Т. 4. Законодательство периода становления абсолютизма. 544 с.
9. Российское законодательство X-XX веков. М., 1988. Т. 6. Законодательство первой половины XIX века. 432 с.
10. Российское законодательство X-XX веков. М., 1994. Т. 9. Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций. 513 с.
11. Хрестоматия по истории отечественного государства и права. 1917-1991 гг. М., 1997. 592 с.
12. Южанин В. Е., Армашова А. В. Проблемы рецидива преступлений и ответственности за него по уголовному праву России. М., 2007. 192 с.
VYACHESLAVEFIMOVICH YUZANIN,
doctor of law, professor, honored worker of higher education, professor of the department of the penal law (Academy of the FPS of Russia), е-mail: yuzanin@mail.ru
RESPONSIBILITY FOR REPEATED RECIDIVISM ACCORDING TO THE LAW OF RUSSIA
(HISTORICAL ASPECT)
Annotation: the article discusses the multiple recidivism, as a circumstance substantially strengthen the punishment of the offender. It is noted that for the first time «the repetition of crimes» mentioned in 1397 in the Pskov Judicial Charter (Art. 8) and Dvina charter deed (v. 5). For these charters for theft for the third time after two previous convictions of theft applied imposition of the death penalty. Thus, for the first time in Russia was placed increased responsibility for multiple (recurrent) crimes. This trend continued in all subsequent periods of legislative regulation of responsibility for multiple recidivism.
So of Law in 1497 and statutory order book Rogue included the strengthening of responsibility for a crime driven dashing man as their main occupation and those involved in three or more robberies. Izbnye, Zemsky letters and mandates established the death penalty for the third and subsequent executions (tatba). Conciliar Code of 1649 also defines the death penalty for qualified theft (perfect for the third time). In new articles about tatebnyh, armed and murderous deeds in 1669, although abolish torture, soften humanized punishment, the replacement of imprisonment link, but leave on - still the death penalty for the systematic practice of theft and robbery did not change the approach to strengthen the responsibility for multiple offenses and in the era of Peter I. Legislation of this period to formulate deterrence as one of the goals of punishment, which is particularly reflected in consistently repeat offenders.
From the middle of the XIX century. the government was forced to strengthen criminal liability in connection with the intensification of the class struggle in Russia. According to the Penal Code and Criminal Corrections 1845
for the first time a socially dangerous accept special repetition of crimes than the general, and in the last sentence was enhanced only in cases where the offense is committed for the third time. By Ulozhenie 1903 for crimes committed in the form of fishing, the court may determine the additional penalty of prison, settlements or arrest.
Increasing penalties for crimes and three times during the Soviet era. As the base of the legislator defined relapse terms such as «fishing», «stubborn relapse», «career criminal», «particularly socially dangerous» Sometimes he even likened them to the class enemy.
Of the Criminal Code in 1960 introduced the concept of a «particularly dangerous recidivist», focusing on the personality of the recidivist. But it is provided as an objective basis recognized as such systematic crimes specific gravity. For dangerous offenders determined the special regime colony. At the same time recognize them as such could only court, by taking into account all the data about the crime and the personality of the recidivist.
Under the current Criminal Code offender specific category listed pp «A» and «b» h. 3 tbsp. 18 of the Criminal Code, clearly deemed to have committed crimes at especially dangerous relapse and should be sent to serve his sentence in a colony of special regime or prison. From the standpoint of saving funds punitive author concludes not in favor of the legislation. In addition, the legislator departed from the tradition of the Russian legislation significantly strengthen criminal liability for especially dangerous recidivism, setting them in the article. 68 of the Criminal Code sentencing rules, no different from the rules provided for other types of recurrence and for the first time the crimes committed
Key words: repeated recurrence, the strengthened responsibility, death penalty, imprisonment, additional punishments, criminal record, especially dangerous recidivist, recurrence, criminal legislation, trade, dangerous state, theft, colonies of a particular treatment, professional criminal.
References
1. Zhurnal Ministerstva justicii 1903 g. [Magazine of the Ministry of Justice of 1903]. Pravo - Law, 1903, no. 1, p. 19-26.
2. Otechestvennoe zakonodatel'stvo ХI-ХХ vekov [Domestic legislation of the XI-XX centuries]. Under the editorship of O. I. Chistyakov. Moscow, 2000, part 2: ХХ century, 352 p.
3. Pamjatniki russkogo prava. Vyp. 1: Pamjatniki prava Kievskogo gosudarstva X-XII vv. [Monuments of Russian law. Issue 1. Monuments rights of the Kievan state X-XII centuries]. Moscow, 1953, 442 p.
4. Pamjatniki russkogo prava. Vyp. 2: Pamjatniki prava feodal'no-razdroblennoj Rusi XII-XV vv. [Monuments of Russian law. Issue 2. Monuments rights fragmented feudal Russia XII-XV centuries]. Moscow, 1957, 527 p.
5. Pamjatniki russkogo prava. Vyp. 3: Pamjatniki prava perioda obrazovanija Russkogo centralizovannogo gosudarstva XIV-XV vv. [Monuments of Russian law. Issue 3. Monuments rights education period centralized Russian state XIV-XV centuries]. Moscow, 1955, 529 p.
6. Pamjatniki russkogo prava. Vyp.6: Sobornoe ulozhenie carja Alekseja Mihajlovicha [Monuments of Russian law. Issue 6. Council Code of Tsar Alexei Mikhailovich]. Moscow, 1957, 512 p.
7. Hrestomatija po istorii otechestvennogo gosudarstva i prava. 1917-1991 gg. [Readings on the history of the Russian state and law. 1917-1991]. Moscow, 1997, 592 p.
8. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov. T. 2: Period obrazovanija i razvitija centralizovannogo gosudarstva [Russian legislation X-XX centuries. Vol. 2. The period of formation and development of a centralized state]. Moscow, 1985, 520 p.
9. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov. T. 6: Zakonoda-tel'stvo pervoj poloviny XIX veka [Russian legislation of the X-XX centuries. Vol. 6. Legislation of the first half of the XIX century]. Moscow, 1986, 544 p.
10. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov. T. 6: Zakonodatel'stvo pervoj poloviny XIX veka [Russian legislation X-XX centuries. Vol. 6. The legislation of the first half of the XIX century]. Moscow, 1988, 432 p.
11. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov. T.: 9. Zakonodatel'stvo jepohi burzhuazno-demokraticheskih revoljucij [Russian legislation X-XX centuries. Vol. 9. Legislation epoch of bourgeois-democratic revolutions]. Moscow, 1994, 513 p.
12. Juzhanin V. E., Armashova A V. Problemy recidiva prestuplenij i otvetstvennosti za nego po ugolovnomu pravu Rossii [The problem of recidivism and responsibility for the criminal law of Russia]. Moscow, 2007, 192 p.
