CC BY
18
УДК 008(091)
ТЛТитова, Е.В.Фролова, В.Е Козлов
ОТРАЖЕНИЕ ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ РУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА В НОРМАХ ОБЫЧНОГО ПРАВА В КОНЦЕ XIX-НАЧАЛЕ XX ВЕКА
В полиэтничном государстве важное значение приобретает сохранение этнических традиций разных народов. Нормы обычного права выражают менталитет народа и являются частью его культурного наследия. Целью статьи является исследование обычного права русских крестьян как элемента национальной культуры. В качестве источника изучения были выбраны народные пословицы и поговорки, распространенные в изучаемый период времени. Материалы статьи могут быть полезными для этнологов, социальных и культурных антропологов, историков, фольклористов и всех интересующихся данной темой.
Ключевые слова: обычное право, крестьянская община, пословицы, поговорки, национальная культура.
Tatiana A. Titova, Elena V. Frolova, Vadim E. Kozlov REFLECTION OF THE TRADITIONAL CULTURE OF THE RUSSIAN PEASANTS IN THE NORMS OF CONVENTIONAL LAW IN THE LATE OF THE XIX - THE BEGINNING OF THE XX CENTURY
In a multiethnic state, the preservation of ethnic traditions of different peoples is important. Norms of customary law express the mentality of the people and are part of its cultural heritage. The aim of the article is to study the customary law of Russian peasants as an element of national culture. As a source of study, people's proverbs and proverbs that were common during the studied period of time were chosen. The materials of the article can be useful for ethnologists, social and cultural anthropologists, historians, folklorists and all who are interested in this topic.
Key words: customary law, peasant community, proverbs, sayings, national culture.
Пореформенный период в истории Российской Империи наиболее интересен с точки зрения изучения норм обычного права крестьянства. Именно в этот промежуток времени традиционное право становится регулятором целого ряда спорных вопросов, раньше решавшихся помещиками. Законодательство, не выработавшее еще полноценной системы правоотношений, в рамках некрепостнического строя опиралось на местный обычай и вместе с тем пыталось его перевести в рамки закона, изменить и унифицировать. То есть в период с I860 года по 1900 год наиболее ярко прослеживается практическая деятельность обычного права и его принципы.
В связи с довольно качественной изученностью темы на основе официально-правовых и законодательных документов, и целью исследовать обычное право непосредственно как элемент национальной культуры, в качестве дополнительного источника были выбраны народные пословицы и поговорки, распространенные в изучаемый период времени. Являясь выражением менталитета народа, они имеют под собой прецедентную основу, а, следовательно, могут быть использованы, как свидетельства господства тех или иных моральных норм в обществе.
Главным в проблематике обычного права является вопрос осуществления суда, понятия преступления и наказания. Относительно этих предметов у крестьянской деревни было два схожих, но не тождественных понятия - «грех» и «преступление». Под грехом понимались преступления непосредственно против Бога, откровенные богохульства, нарушения церковного устава, несоблюдение христианских заповедей. Преступлением считалось убийство, воровство, грабеж. Суд за преступления по крестьянским понятиям вершил Бог и общинный сход. Причем Бог всегда являлся высшей инстанцией правосудия. Так, одна из поговорок гласит: «не боюсь я суда людского, а боюсь - Божьего» [2, с.332]. В данном случае имеется в виду не неуважение к народному суду, а апелляция к высшей инстанции. Когда подсудимый считал, что люди вынесли праведный суд. Другая поговорка: «перед судом соврешь, а перед Богом - нет» [2, с.332], наставляла человека ответственно относиться к суду, ибо правосудие все равно настигнет преступника. Распространенность этого выражения свидетельствует также о том, что нередки были случаи обмануть суд, склонить его на свою сторону. Что касается наказания за грех, то народный суд к нему относился равнодушно, люди говорили: «Бог сам накажет» [2, с.332].
Проблема отношения к преступлению и наказанию ярко демонстрирует расхождение закона и неписаного обычного права. В крестьянской среде не считалось преступлением битье жен: «Бей жену к обеду, а к ужину опять (без боя за стол не сядь)» [2, с.332] или «Бей жену обухом, припади да понюхай: дышит да морочит, еще хочет», «Кого люблю, того и бью. Жену не бить - и милу не быть» [2, с. 332]. Также вполне нормальным было самогоноварение или порубка барского леса. Эти и многие другие нарушения закон считал преступлением и жестоко карал. Однако, закон относился равнодушно ко многому, что крестьянам виделось неподобающим. Например, не дать милостыню, работать в воскресенье или иметь ребенка вне брака оскорбляло моральные нормы, но не противоречило закону. Особенно явно противоречия между обычным правом и законом
выражались в имущественных спорах. Закон охранял человека и его имущество от чужого посягательства, а народ относился к этому спокойно. Пословица гласит: «Кабы люди не крали яблок в чужих садах, может быть, и Бог не зарождал бы столько плодов» [2, с.252]. То есть для такого поведения было оправдание, подкрепленное христианской мудростью. Также оправдывалась кража бедняком у более зажиточного крестьянина: « Не умереть же ему с голоду, не ест же ему своих детей, ведь никто не назовется ему хлебом, быть и украсть» или «Ныне не евши, завтра не евши, тоже за живот возьмешься, пойдешь, украдешь и греха не побоишься» [2, с.252].
Отношение к преступлению в крестьянской среде также зависело от принципа «свой - чужой». Все кто не относились к крестьянскому сообществу, то есть другие сословия, иноверцы или даже крестьяне, но проживавшие в удаленной местности, признавались чужими. Совершенные по отношению к ним преступления оправдывались. Украсть у помещика нарубленные дрова, копну ржи или овса, наловить в его владениях рыбу или поймать дичь не было грехом, крестьяне часто говорили: «не людское, а Божье». В их понимании природа была создана милостивым и щедрым Богом для каждого, а не только для того, кто смог поставить высокую изгородь на своей земле. Подобный вид воровства объяснялся известной всем пословицей «без труда не вытянешь и рыбки из пруда». То есть помещик не приложил своих усилий для ловли рыбы или для охоты на дичь, крестьянин все добыл сам, своим трудом, пользуясь лишь тем, что дала природа - лесными просторами и рекой. [3, с.584].
Если же преступление, осуждаемое народом, имело место быть, к преступнику относились без лишней жестокости, а скорее, как к несчастному, оступившемуся человеку. Народные пословицы гласят: «грех сладок, а человек падок», «грех воровать, да не миновать» [2, с.311]. Человека считали слабым перед искушениями «лукавого», потому часто говорили «бес попутал», «нечистый подтолкнул». Многое объяснялось дурной наследственностью - «яблочко от яблони не далеко падает» [2, с. 311]. С жалостью к преступнику относились еще и потому, что осуждение его людским судом уже считалось тягчайшей карой. Тех преступников, что были приговорены к лишению свободы законом, часто провожали всем селом, снабдив его продовольствием и прочим необходимым в далекой ссылке. Закон вызывал у народа неприятие потому, что уж сильно разнился в целях с обычным правом. Уголовное законодательство карало преступника, а людской суд был нацелен на то, чтобы человек раскаялся. Извинение в суде, покаяние всегда считалось смягчающим обстоятельством, так как роднилось с христианскими догматами - «не судите, да не судимы будете» [2, с.311].
Сама процедура суда до введения «Положения о крестьянах» 1861 года представляла собой неформальный общинный суд, сход стариков, старост, решение которых основывалось исключительно на принципах обычного права. Особенно интересно существование самосуда среди крестьян. Преступлениями, за которые допускался самосуд, считались конокрадство, серьезное воровство, поджог и иногда убийство. Эти нарушения неизбежно вели к полному разорению потерпевших, а поэтому не оправдывались никакими доводами. Расправа могла начинаться с избиения и заканчиваться убийством. Стоит учесть, что самосуд не был проявлением только спонтанной эмоциональной вспышки, часто это был отсроченный во времени, продуманный процесс, осуществляемый не только потерпевшим, но и многими другими членами общины. Даже арестованных властями преступников крестьяне иногда пытались отбить у конвоиров и судить по «своему закону» [5, с.117]. В народе говорили: «Ничем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь» [2, с.178]. Власти пытались расследовать факты самосуда, но найти одного виновного редко удавалось, так как крестьяне всегда заявляли, что «били всем миром». Если дело и доходило до законного суда, присяжные из крестьян всегда оправдывали обвиненных в совершении самосуда. Самовольно крестьяне наказывали также опорочивших себя девиц и неверных жен.
После отмены помещичьего землевладения для решения споров в крестьянской среде был учрежден волостной суд. Хотя он являлся официальным органом судебной власти, все же носил на себе сильнейший отпечаток сельского схода. Поговорка «набираем в суды, как в солдаты» [2, с.178] отражала действительность того времени. Становиться судьями за мизерное жалованье и ссориться с односельчанами по поводу вынесенного приговора никто не хотел, поэтому судьи чаще всего выносили приговоры, навязанные общественным решением и далекие от буквы закона. Лишь к началу XIX века должность волостного судьи стала престижной и высокооплачиваемой, а уважение к «законному» суду среди крестьян возросло. Главной задачей волостного суда было не покарать виновного, а примирить враждующие стороны, восстановить мир в сельской среде, поэтому субъективизм в приговорах суда являлся обычной практикой. Традицией, перешедшей в волостной
суд из сельского схода, была «божба». [4, с.12]. Если обвиняемый не находил прямых доказательств своей невиновности, ему часто достаточно было побожиться - «ей Богу», «лопни глаз», «покарай меня Бог на этом месте».
Самым тяжким преступлением являлось убийство, но степень его тяжести зависела от мотивов и обстоятельств. Убийство по неосторожности убийством не считалось, а рассматривалось, как воля Божья. Нормой было, если убийца, извинившись перед родителями и родственниками убитого, давал им денег. В таком случае факт преступления скрывался от властей. В народе об этом была поговорка: «мертвого не воскресишь, а живого загнешь, пользы не получишь». Убийство иноверца также не осуждалось в общине: «нехристь, что собака». Стоит, однако, учесть, что такие преступления не были убийствами на религиозной почве. Самыми тяжкими в деревне считались расправы со старшими (по родству, по роли на селе), с беззащитными (женщинами, детьми) и предумышленные убийства. Аборт также причислялся к особо тяжким преступлениям, закон и неписаное право в этом в вопросе были созвучны - суровая кара ждала и женщину и врача, осуществившего процедуру. Что касается убийств внутри семьи, большая доля их приходилась на расправу жены над мужем. Это объяснялось жестоким отношением к женщине. Частыми явлениями были отравления женой мужа, в селе это воспринимали спокойно, ведь убийца действовал тайно и не проявил дерзости [1, с.55]. Также оправдывались убийства, связанные с различного рода суевериями. Например, убийства колдунов и чародеев, а также расправа с человеком, встретившимся на пути процессии по опахиванию села против падежа скота, неурожая или эпидемии.
Важным предметом споров в крестьянской среде был вопрос о земле. Разделы и отчуждение земельной собственности сельские и волостные суды осуществляли по принципам местных обычаев. Например, прописанная законом система наследования земельных угодий не была приоритетной для сельских судей, если народная традиция предписывала что-либо другое. Вообще собственность в крестьянском понимании была коллективной - общинной или семейной, но никогда не индивидуальной.
Порядок наследования в крестьянской общине определялся всегда нормами обычного права. Письменное завещание, предусмотренное законом, никогда не использовалось, устное пожелание являлось достаточным. На это говорили: «чем отец перед смертью благословил, тем тому и владеть». Отличием от закона в этом вопросе было и то, что наследовать за умершим могли не только кровные родственники, но и все члены семьи, трудившиеся в хозяйстве покойного. В этом плане обычное право было гарантом обеспечения имуществом даже тех, кто при нормах официального законе оставался ни с чем.
Особым образом разбирались преступления против личности. Ярким примером являются драки, домашние побои и избиения женщин. Лишь с появлением волостных судов, женщина впервые смогла обратиться за защитой. Это было редким явлением, но с развитием эмансипации число таких дел к началу XX века резко возросло. Суд защищал обиженных, но самым суровым наказанием в таких делах был, как правило, денежный штраф.
Вообще, обычное право по отношению к женщине имело ряд особых норм. Так, особым для разбирательства делом являлся вопрос о целомудренности невесты. В идеале, конечно, девушка должна была хранить девственность до свадьбы, но здесь прослеживается двойственное отношение в обществе. Поговорка «хорош соболек, да измят» была довольно популярной в деревне, девушка, имевшая красивую внешность или богатое приданое, а значит являвшаяся завидной невестой в любом случае, редко хранила невинность. Общество такую девушку не осуждало, а говорило: «Плевок моря не испортит» или «Какая есть - такую бери, а чего не найдешь - того не ищи». Среди девушек в ответ на чей-либо осуждающий комментарий были распространены следующие оправдательные поговорки: «Свой чемодан - кому хочу, тому и дам» или «Поспала - ничего украла». Родители такой невесты в миру за нее отвечали так: «Чей бы бычок не скакал, а телятко наше», «грех да беда, с кем не быва». [5, с.173]. Но так было не всегда, пословицы тех районов Российской империи, где мужское население во много раз превосходило женское свидетельствуют совсем о другом порядке дел. Здесь обычное право предписывало судить и наказать нерадивую невесту. После брачной ночи, всему миру должна была демонстрироваться рубашка с кровью в качестве доказательства целомудрия. Если девушку ловили на вранье, то наказания могли быть самыми разнообразными. Женщин запрягали в борону, отрезали косу, били окна в доме родителей невесты, надевали на шею хомут, нередко избивали и многое другое. Люди говорили: «Если любишь - люби одного» или «Коли таскалась - мужем наказалась». Измены карались обществом не менее сурово, причем виновной в таких обстоятельствах всегда считалась женщина, как существо, отмеченное
печатью первородного греха. Закон в свою очередь не предусматривал наказания за адюльтер.
Таким образом, пореформенная крестьянская действительность ярко демонстрирует противоречия между обычным правом и официальным законом. Крестьянское правосудие в отличие от государственного судопроизводства имело своей целью не покарать преступника, а восстановить мир в сельской общине. В соответствии с этим понимание преступления в крестьянской среде было весьма противоречивым. Поведение и поступки, не способные нанести вред стабильности общинного мира не считались достойными наказания.
Литература
1. Безгнн В.Б. История сельской повседневности. - Тамбов: изд-во ТГТУ, 2008. - С. 55 Слезин А.А. На историческом переломе. - Тамбов: изд-во ТГТУ, 2005. - 187 с.
2.Даль В.И. Пословицы русского народа. Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, поверий и проч.- М. : Москва, 1862. - 956 с.
3.Кошелев В.А. Воспоминания русских крестьян XVIII - первой половины XIX века. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 802 с.
4. Курашов А. В. Основные принципы обычного права русского крестьянства конца XIX - начала XX вв. :По материалам центральных губерний: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - М., 2003. - 30 с.
5. Муравьева М.Г. Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.). - СПб.: Институт этнологии и антропологии РАН. - 2012. - 200 с.
References
1. Bezgin V.B. Istoriya sel'skoy povsednevnosti. - Tambov: izd-vo TGTU, 2008. - S. 55 Slezin A.A. Na istoricheskom perelome. - Tambov: izd-vo TGTU, 2005. - 187 s.
2. Dal' V.I. Poslovitsy russkogo naroda. Sbornik poslovits, pogovorok, recheniy, prisloviy, chistogovorok, poveriy i proch.- M. : Moskva, 1862. - 956 s.
3. Koshelev V.A. Vospominaniya russkikh krest'yan XVIII - pervoy poloviny XIX veka. - M. : Novoye literaturnoye obozreniye, 2006. - 802 s.
4. Kurashov A. V. Osnovnyye printsipy obychnogo prava russkogo krest'yanstva kontsa XIX - nachala XX vv. :Po materialam tsentral'nykh guberniy: avtoref. dis. ... kand. ist. nauk. - M., 2003. - 30 s.
5. Murav'yeva M.G. Bytovoye nasiliye v istorii rossiyskoy povsednevnosti (XI-XXI vv.). - SPb. : Institut etnologii i antropologii RAN. - 2012. - 200 s.
УДК 930.2
АМ.Фазлиев, З.С.Миннуллин, Ф.Н.Шакуров
АРХЕОГРАФИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ АН СССР В ТАТАРИИ В НАЧАЛЕ 1930-Х ГОДОВ
Сбор и изучение восточных, в том числе татарских письменных памятников имеет двухсотлетнюю историю и связан с именами ряда выдающихся отечественных востоковедов и историков. Однако ещё не все страницы этой истории получили подробное освещение в специальной литературе. Разработка проблем восточной, и, в особенности, тюрко-татарской археографии остаётся по сей день актуальной задачей отечественной историографии. Определённый интерес в этом плане представляет изучение предпосылок и причин организации археографической экспедиции Академии наук СССР в 1934 г. в ТАССР. В силу ряда причин это крупное археографическое мероприятие до сих пор остаётся малоизвестным даже некоторым специалистам.
Ключевые слова: археография, художественная культура, татарское народное творчество, рукописи, восточные языки, документальные памятники.
Aivaz M.Fazliev, Zavdat S.Minnullin, Farit N.Shakurov ARCHEOGRAPHIC RESEARCHES OF USSR ACADEMY OF SCIENCES IN TATARIA IN THE BEGINNING OF 1930-IES
Collection and study of eastern, including Tatar written monuments has a 200 year history and is associated with the names of well-known native orientalists and historians. However, not all pages of this history have received detailed coverage in the specialized literature. The development of problems of the eastern, and especially of the Turkic-Tatar archeography, remains to this day an actual theory of Russian historiography. The definite interest in this regard is the study of the prerequisites and reasons for organizing the archeographic expedition of the USSR Academy of Sciences in 1934 in the Tatar Soviet Socialist Republic. The topics of the manuscripts collected by the archeographic expedition are very diverse: history and culture of Islam, Muslim law, philosophy, Eastern philosophy, geography, mathematics, literature, types of Tatar folk art, Shajara (pedigrees), documentary monuments. However, for a number of reasons, this large scientific event still remains unknown even to some specialists.
Keywords: archeography, art culture, Tatar folk art, historic manuscripts, eastern languages, documentary monuments.
Какова же предистория организации Археографической экспедиции АН СССР 1934 г.? Е.АСерова считает, что экспедиция была организована по инициативе АН СССР [1]. А в автобиографии известного татарского археографа С.Г.Вахидова [2] утверждается, что эта экспедиция
