CC BY
97
ФИЛОЛОГИЯ
УДК 82-1/29: 830 ББК 83.3 (2Рос=Рус)1
Жаткин Дмитрий Николаевич
доктор филологических наук, профессор г. Пенза Zhatkin Dmitriy Nikolayevich
Doctor of Philological Sciences, Professor Penza
Борисова Инна Владимировна
доцент г. Пенза
Borisova Inna Vladimirovna
Assistant Professor Penza
Отражение проблематики немецкой классической музыки в русской поэзии XIX века The Reflection of the Problem of the German Classical Music in the Russian Poetry of the 19th Century
Статья посвящена проблеме рецепции традиций и образов немецкой музыкальной классики в творчестве таких поэтов XIX века, как А.А.Фет, А.К.Толстой, Я.П.Полонский, А.М.Жемчужников, Н.П.Огарёв, А.Н.Апухтин, К.К.Случевский. Большое внимание уделено анализу стихотворения А.А.Фета «Anruf an die Geliebte Бетховена».
The article deals with the problem of reception of the traditions and images of the German musical classics in the creative activity of such poets of the 19th century as A.A.Fet, A.K.Tolstoy, Ya.P.Polonskiy, A.M.Zhemchuzhnikov, N.P.Ogaryov, A.N.Apukhtin, K.K.Sluchevskiy. Much attention is paid to the analysis of A.A.Fet’s poem «Anruf an die Geliebte by Beethoven».
Ключевые слова: русская поэзия XIX века, немецкая классическая музыка, А.А.Фет, Л. ван Бетховен, межкультурная коммуникация.
Key words: the Russian poetry of the 19th century, the German classical music, A.A.Fet, L. von Beethoven, cross-cultural communication.
Историко-литературный процесс XIX в. представляет собой сложное и многоаспектное явление, отличающееся парадигмальным характером: это особое пространство культуры, регулируемое базовыми коммуникативными стратегиями по отношению к прогрессивным иностранным тенденциям и дискурсивными горизонтами отечественной культуры того периода в целом. Являясь эстетическим фрагментом международной культурного пространства, литературный процесс XIX в. не мог не испытывать тяготения к рецепции сложившихся традиций западноевропейской культуры. Изучение наследия русских поэтов XIX в. с позиций культурной рецепции зарубежных феноменов различных видов искусства позволяет выявить истоки оригинальности и самобытности их творчества, объяснить эмоциональную насыщенность и глубину их произведений.
Ярким примером органической связи русской поэзии XIX в. и немецкой классической музыки может служить творчество А. А. Фета - одного из самых «музыкальных» поэтов не только в литературе своей эпохи, но и в целом в истории русской литературы. Апофеозом сопричастности Фета к музыке Бетховена стало стихотворение «Anruf an die Geliebte Бетховена» (1857). «Anruf an die Geliebte» («Призыв к возлюбленной») - название одной из песен, входящей в цикл «An die ferne Geliebte» («К далёкой возлюбленной», 1816). Этот цикл, созданный на тексты стихотворений А.Ейтелеса, считается последним крупным творением Бетховена для голоса с фортепьяно. В.Д.Конен рассматривает его как своеобразную точку отсчёта в развитии песенного жанра в XIX в. [4, с. 352353]. Наличие в фетовском оригинальном творчестве стихотворения, в названии которого упоминается имя Бетховена и одно из его песенных произведений, объясняется в немалой степени популярностью песенного жанра в России и духом лирической поэзии, который, безусловно, присутствует в бетховенских
песнях. По-видимому, Фет намеренно не переводит название музыкального произведения в заголовке стихотворения на русский язык: поэту видится естественным тот факт, что любой образованный человек того времени хорошо знаком с данным произведением немецкого композитора, творчество которого гармонировало с умонастроениями современной эпохи. В результате творческого преломления музыкальных впечатлений в живом воображении Фета из-под его пера рождается законченное поэтическое произведение, которое сам он называет «тоскливым признанием» и «души молящим стоном». Строки этого стихотворения обращены к «прекрасному созданью», чей образ воспринимается не иначе как «божество». «Безвестные силы», дыханьем которых «окрылён» творец, зародились в его душе при прослушивании бетховенской мелодии. Находясь во власти творческой фантазии композитора, он «млеет и дрожит». «Предсмертная мука», столь ярко прочувствованная лирическим героем, предстаёт неким пограничным состоянием, в котором до предела обострены все чувства человека, тоскующего по своей возлюбленной.
Благодаря музыке Бетховена в душе творца происходит сильный эмоциональный всплеск, он «готов упасть во прах», испытывая при этом лишь чувство блаженства. «Каждая новая мука», которая, несомненно, навеяна постепенным развитием музыкальной темы композитора, отнюдь не вводит творца в состояние уныния и депрессии, поскольку она сознательно связывается с «торжеством красы» предмета его обожания. Эмоциональный накал лирического повествования достигает своего максимума в словах «хоть раз услышь», из которых явствует, что творец неоднократно обращался в мыслях к своей возлюбленной, но всякий раз его призывы и мольбы оставались без ответа. Слова «я образ твой ловлю перед разлукой» [10, т. 1, с. 128], подчёркивающие неизбежность грядущей разлуки, расставания и в конечном итоге смерти, не вносят ощущения трагического конца, наоборот, эта тоска очень дорога лирическому герою, он поёт ей торжественный гимн и благодарит возлюбленную за те сильные чувства, которые окрашивают его существование, заставляют обостренно воспринимать окружающую действительность, попутно обогащая свой внутренний мир. В ав-
торе стихотворения несложно увидеть человека тонкой душевной организации, в равной мере чутко откликающегося на внешние проявления разных жанров искусства. Творец способен проводить параллели между ними, аккумулировать свои эмоции и чувства и в конечном итоге синтезировать свои впечатления в нескольких строках, посвящённых возлюбленной. Чувство внутреннего достоинства помогло запечатлеть искреннее, страстное признание, при этом не упрекнув предмет своего обожания в холодности и равнодушии.
В своём стихотворении автор приобщает читателя к великим законам бытия с его вечными проблемами: радость и страдание, любовь и равнодушие, бунт и смирение, жизнь и смерть. Именно торжественность, духовность, осознание бренности земного мира с его страстями и разочарованиями, очевидно, роднят музыкальное произведение Бетховена и навеянную им поэтическую импровизацию Фета. Следовательно, музыка Бетховена явилась для поэта своеобразным камертоном, с которым он сверял искренность своих чувств и который не давал ему утратить внутреннего чувства сопереживания, отзывчивости и гармонии с окружающим миром.
А.К.Толстой с большим уважением относился к немецкой музыкальной классике. В своём стихотворении «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..» он высказывал мысль о том, что все великие творения «вечно носились <...> над землёю, незримые оку», и художники лишь сумели увидеть и услышать их [см.: 9, с. 66]. «Похоронный марш» Бетховена А.К.Толстой причислял именно к таким творениям. В этом произведении ему слышались «ряд раздирающих сердце аккордов», «плач неутешной души над погибшей великою мыслью», «рушенье светлых миров в безнадёжную бездну хаоса» [9, с. 66]. «Подслушать» эти «неземные рыданья» глухому Бетховену помог «слух душевный» [9, с. 66], каковым, по мнению поэта, должен обладать истинный художник.
В поэме Я.П.Полонского «Свежее предание», сотканной из его юношеских воспоминаний, есть строки, также навеянные исполнением произведений немецких композиторов. Герой с восхищением следит за предметом своего
обожания, и эмоции, получаемые от прослушивания музыки, усиливаются созерцанием самой исполнительницы: «Когда Моцарт или Бетховен / Был оживлён её игрой, / Когда рояль её гремела, / Как божий гром, иль нежно пела, / И слышался кристальный звук / Под пальцами искусных рук...» [7, с. 335].
Ещё одним ярким примером воздействия бетховенской музыки на слушателя является стихотворение А.М.Жемчужникова «Септуор Бетховена» (1856). Когда двум скучающим дамам вздумалось «заняться Бетховеном» и сыграть «известный септуор», ничто не предвещало яркого эмоционального отклика героя на «давно знакомую» музыку. Постепенное нарастание его сопричастности с «пленительными звуками» явственно прослеживается на протяжении всего стихотворения, что подтверждается специфическими лексико-семантическими выразительными средствами: «Глубокое мечтанье / Вдруг овладело мной»; «И стала музыка отрадней мне звучать»; «И веселей смотреть, и легче мне дышать»; «И сердцем наконец, до слёз я умилился». Важно отметить, что у Жем-чужникова прослушивание музыки Бетховена ассоциируется с неким душевным катарсисом, столь необходимым русскому человеку: у героя «заговорила вслух встревоженная совесть», он понял, как «сердцем сух и чёрств, как жизненно беден», и «честно, искренно покаялся во всём» [3, с. 76-77].
Видимо, именно это чувство очищения и освобождения от земной скверны руководило поэтом, когда в 1890 г. он ввёл в свою поэму «Загробная тоска», посвящённую Л.Н.Толстому, строки о своём любимом композиторе: «Перед большим оркестром дирижёр / Начало возвещал рукой подъятой / Симфонии Бетховена Девятой» [3, с. 129]. Именно эта музыка, по сюжету, является одной из тех немногих земных радостей, которая заставляет умершего ненадолго опять вернуться в эту бренную жизнь. Первое, что он слышит у порога родного дома, это доносящиеся «сквозь шум глухой деревьев и дождя» звуки одного из любимых произведений Бетховена «Trio B-dur» - именно музыка Бетховена, по замыслу автора, является тем пограничным состоянием, которое столь зыбко отделяет жизнь телесную и жизнь духовную.
Устойчивый интерес Жемчужникова к музыке Бетховена подтверждается четверостишьем «Девятая симфония Бетховена», написанным им в начале 1890-х гг. Это произведение композитора поэт воспринимает как «памятник из мыслей музыкальных», выражающий «мятежность душ печальных, борьбу, мечтательность, святых восторгов клик» [3, с. 129]. Именно такое благоговейное отношение Жемчужникова к творчеству Бетховена на протяжении всей жизни, стремление к наиболее глубокому проникновению в музыкальные замыслы композитора позволили А.Н.Серову назвать поэта «дилетантом, лучше почувствовавшим Бетховена, чем многие присяжные музыкальные критики» [цит. по: 1, с. 172].
Н.П.Огарёву в творчестве Бетховена наиболее близки свободолюбивые мотивы, что подтверждается строками его стихотворения «Героическая симфония Бетховена» (середина 1870-х гг.), в которых поэт «применил торжественные звуки» симфонии к «людям доблестным, погибшим среди муки / За дело вольное народа и страны» [5, с. 200]. Видимо, музыка Бетховена позволяет каждому из слушателей обращаться внутренним взором к самым ключевым и наиболее волнующим их мыслям и чувствам, сметая всё наносное и искусственное и обнажая саму суть: ложь и лицемерие чужды бетховенской музыке, она взывает к совести слушателя, проповедуя аскетизм и жертвенность. Недаром Огарёв считал, что «великие мастера», к которым он причислял и Бетховена, создавшего Героическую симфонию, «прогремевшую плачем и торжеством», «связаны с общественной жизнью», они «возникают из неё и говорят за неё» [6, с. 46].
А.Н.Апухтин в своём стихотворении «Судьба (к 5-ой симфонии Бетховена)» (1863), впоследствии положенном на музыку С.В.Рахманиновым, обыгрывает легенду о том, что про тему, которой начинается 5-я симфония и которая служит основой первой её части, сам композитор сказал однажды: «Так судьба стучится в дверь». В воображении поэта рисуется яркий образ судьбы - «грозного часового» с «походною клюкой» и «мрачными очами», который может разрушить «богатство, молодость и славу» [2, с. 134-135]. В сравнении судьбы
с «грозным часовым» можно видеть отзвук стихотворения А.С.Пушкина «Анчар» (1828) - «Анчар, как грозный часовой». В настроении стихотворения ощущается бренность всего земного и тщетность попыток справиться с судьбой, которая «уж многих одолела». Едва ли это настроение было навеяно самой музыкой Бетховена - скорее это отвлечённая субъективно окрашенная фантазия автора, выражающая его сиюминутное настроение. Тем более, что биограф Апухтина М.И.Чайковский прямо говорит по поводу его музыкальных увлечений, что он любил «сам себя обманывать поклонением Моцарту и Бетховену, которых в сущности, очень мало знал» [цит. по:1, с. 176].
У К.К.Случевского есть стихотворение «Девятая симфония», которое может служить интересным документом для анализа психологии музыкального переживания. Прослушивание музыки Бетховена оборачивается для поэта мучительным желанием найти звукам образное выражение и столь же мучительным отчаяньем от невозможности такого преобразования. В его воображении «встали образы», которые «носятся шумно», подобно «людям», и от их движения «ветер обвевает». Почти физически он ощущает это воплощение бестелесных звуков в нечто реально существующее, что нельзя выразить словами, лишь «сердце, что море в грозу, запевает и бьётся», а мысли «сбежались» и «дружно обступили» [8, с. 105]. Это бремя эмоционального напряжения выражается автором в двух параллельных рядах образов - зрительных и слуховых, которые как бы враждебны друг другу и стремятся к взаимному уничтожению. Исход этой борьбы неясен самому автору, он просит дать ему звуков - «сказать, что придётся». Обретение некоей гармонии, по-видимому, невозможно, однако тот процесс постижения высшей истины, к которому зовёт бетховенская музыка, ценен сам по себе, поскольку будоражит душу читателя, не даёт ей окостенеть в бытовых заботах и вновь ведёт к столь ценному для русской души катарсису.
Таким образом, закономерные для исследуемой эпохи сложные взаимоотношения русской поэзии с европейским опытом проявились в процессе освоения, усвоения и преображения традиций и образов немецкой музыкальной классики. Результатом эстетического отражения этого процесса стало зарожде-
ние новой литературной традиции, закреплённой в поэтическом наследии русских писателей XIX в. Художественная целостность восприятия немецкого музыкального наследия определила особую поэтику и образно-речевую организацию текстов, способную отобразить российскую действительность того времени. Подобная совокупность эстетического опыта двух видов искусств, нашедшая своё выражение в художественной трансформации музыкальных образов, привела к расширению выразительных средств и экспрессивных возможностей литературного творчества. Механизмы этой трансформации определялись особенностями творческого дарования того или иного поэта, его «акустическим» опытом, а также шкалой нравственно-эстетических ценностей.
Библиографический список
1. Алексеев, М.П. Бетховен в русской литературе [Текст] / М.П.Алексеев // Русская книга о Бетховене. - М.: Госиздат, музыкальный сектор, 1927. - С. 158183.
2. Апухтин, А.Н. Полное собрание стихотворений [Текст] / А.Н.Апухтин. -Л.: Сов. писатель, 1991. - 448 c.
3. Жемчужников, А.М. Избранные произведения [Текст] /
А.М.Жемчужников. - М.-Л.: Сов. писатель, 1963. - 346 c.
4. Конен, В. Д. Очерки по истории зарубежной музыки [Текст] / В.Д.Конен.
- М.: Современник, 1997. - 480 c.
5. Огарёв, Н.П. Избранное [Текст] / Н.П.Огарёв. - М.: Правда, 1987. - 408 c.
6. Огарёв, Н.П. О литературе и искусстве [Текст] / Н.П.Огарёв. - М.: Современник, 1988. - 270 c.
7. Полонский, Я.П. Сочинения: В 2 т. [Текст] / Я.П.Полонский. - М.: Худ. литература, 1986. - Т.1. - 584 c.
8. Случевский, К.К. Стихотворения и поэмы [Текст] / К.К.Случевский. -СПб.: Академический проект, 2004. - 572 c.
9. Толстой, А.К. О литературе и искусстве [Текст] / А.К.Толстой. - М.: Современник, 1986. - 216 c.
10. Фет, А. А. Сочинения: В 2 т. [Текст] / А. А.Фет. - М.: Худ. литература, 1982. - Т. 1-2.
Bibliography
1. Alexeyev, M.P. Beethoven in the Russian Literature [Text] // The Russian Book about Beethoven. - M.: Gosizdat, Music Sector. 1927. - P. 158-183.
2. Apukhtin, A.N. Complete Set of Poems [Text] / A.N.Apukhtin. - L.: Sov. Pisatel’, 1991. - 448 p.
3. Zhemchuzhnikov, A.M. Selected Works [Text] / A.M.Zhemchuzhnikov. - M.
- L.: Sov. Pisatel’, 1963. - 346 p.
4. Konen, V.D. Essays on the History of Foreign Music [Text] / V.D.Konen. -M.: Sovremennik, 1997. - 480 p.
5. Ogaryov, N.P. Selected Works [Text] / N.P.Ogaryov. - M.: Pravda, 1987. -408 p.
6. Ogaryov, N.P. On Literature and Art [Text] / N.P.Ogaryov. - M.: Sovremennik, 1988. - 270 p.
7. Polonskiy, Ya.P. Set of Works: In 2 v. [Text] / Ya.P.Polonskiy. - M.: Khud. Literatura, 1986. - V. 1. - 584 p.
8. Sluchevskiy, K.K. Verses and Poems [Text] / K.K.Sluchevskiy. - SPb.: Aca-demicheskiy Proekt, 2004. - 572 p.
9. Tolstoy, A.K. On Literature and Art [Text] / A.K.Tolstoy - M.: Sovremennik, 1986. - 216 p.
10. Fet, A.A. Set of Works: In 2 v. [Text] / A.A.Fet. - M.: Khud. Literatura, 1982. - Vs. 1-2.
