CC BY
87
ПОЭТИКА ЛИТЕРАТУРЫ
УДК 821. 61. 1.09
А. В. Громова1
Отражение культурно-исторической концепции Б. К. Зайцева в путевом цикле «Италия»
В очерковом цикле «Италия» отразилось представление Б.К. Зайцева о направлении историко-культурного развития Европы. По мысли автора, античное искусство с его ориентацией на земное бытие, создало высокие образцы прекрасного, но закономерно сменилось христианским искусством, ориентированным на бытие в духе. Культура Возрождения сочетала языческие и христианские начала. Христианство как более универсальное мировоззрение закономерно победило в истории и привело к созданию подлинно одухотворенной культуры.
A travelling cycle «Italy» reflected B.K.Zajtsev’s perception of the European historical and cultural development. By the author, Antiquity with its orientation to material life, has created fine samples of art, but was naturally replaced by the Christian art focused on life in spirit. The culture of The Renaissance combined Pagan and Christian features. The ^riston^y as more universal outlook has naturally won history and has led to creation of originally spiritualized culture.
Ключевые слова: Б.К. Зайцев, Италия, путевой цикл, культурно-историческая концепция.
Key words: B.K. Zajtsev, Italy, a series of travelling notes, cultural-historical conception.
Б.К. Зайцев, вступивший в литературу в начале XX столетия, был органично связан с культурой Серебряного века, что отразилось и на его восприятии Италии. На рубеже XIX-XX веков Италия была популярна в художественной среде, творческие деятели совершали «паломничества» по местам жизни Леонардо да Винчи и Рафаэля, Данте и Петрарки. В начале века Италию посещали художники: А.А. Бенуа, М.В. Нестеров, М.А. Врубель, Н.К. Рерих, писатели: А.А. Ахматова, А. Белый, А.А. Блок, М.А. Волошин, А. Волынский, М. Горький, Н.С. Гумилев, В.И. Иванов, Д.С. Мережковский, М.А. Цветаева и др. Искусствовед П.П. Муратов создал своеобразный художественный путеводитель: трехтомные «Образы Италии», первый том которого посвятил Зайцеву.
Италия привлекала также историков и философов: в эпоху «русского ренессанса» она воспринималась не только как колыбель искусств, но и как «прародина» христианства. Религиозным философам начала века (П.А. Флоренскому, Н.А. Бердяеву, В.Н. Эрну)
1
' Громова Алла Витальевна, кандидат филологических наук, доцент, Ленинградский государственный университет имени А. С. Пушкина.
было присуще отрицательное отношение к итальянскому Высокому Возрождению, которое, по их мнению, исказило идеи христианства [6: 433-443]. Н.А. Бердяев, работавший в Италии над книгой «Смысл творчества» (1912-1914), высоко оценивал только раннее Возрождение, которому предшествовала «святость Франциска Ассизского и гениальность Данте» [2: 223]. Философ сформулировал концепцию, согласно которой основаниями общей культуры Европы и России являются античность и христианство. Но язычество стремится к достижению совершенства в земном мире, а христианство выражает устремленность к красоте мира иного. Искусство итальянского Возрождения отразило встречу язычества и христианства, что стало основой его величия и одновременно причиной внутренней противоречивости. Сходная мысль о сущности Возрождения была выражена в романе Д.С. Мережковского «Воскресшие Боги. Леонардо да Винчи», вошедшем в трилогию «Христос и Антихрист», где историческая борьба язычества и христианства была осмыслена сквозь призму идей Ф. Ницше и В.С. Соловьева как борьба Красоты и Добра, «бездны плоти» и «бездны духа».
Многие тенденции, присущие русской культуре начала XX века, отразились в творческой деятельности Зайцева. Увлечение Италией, повлекшее за собой глубокое изучение итальянского языка и искусства, работа по популяризации итальянской культуры в России, воссоздание образа страны в художественных произведениях, выработка культурологической концепции европейского развития - во многом развились под влиянием идей, оформившихся в русской философии и литературе Серебряного века.
Зайцев относил себя к когорте «русских, прельщенных Италией». Писатель вспоминал: «С ней я впервые встретился в 1904 г. - а потом не раз жил там и на всю жизнь вошла она в меня: природой, искусством, обликом народа, голубым своим ликом. Я ее принял как чистое откровение красоты» [5, IV: 588]. Он неоднократно посещал эту страну: до революции - в 1904, 1908, 1911-1912 годах; будучи уже в эмиграции, он ездил в Рим осенью 1 923 года читать лекции в Институте Восточной Европы по приглашению профессора Э. Ло Гатто. Впоследствии писателю удалось побывать в Италии после второй мировой войны, в 1949 г.
В самые голодные и холодные годы гражданской войны Зайцев вместе со своими московскими друзьями, литераторами и искусствоведами Б.А. Грифцовым, А.К. Дживелеговым, П.П. Муратовым, М.А. Осоргиным стал создателем «Studio Italiano» («Итальянской студии») [6: 90-99]. В разгар первой мировой войны Зайцев начал работу над переводом «Ада» Данте, продолжал этот труд во время второй мировой войны, выверяя строку за строкой в парижских бомбоубежищах. Перевод увидел свет лишь в 1961 г.
Зайцев запечатлел облик Италии в ряде своих произведений: художественных, документальных, мемуарных. Центральное место среди них занимает цикл «Италия». Уже после первой поездки в 1904 г. были написаны первые очерки Зайцева: «Флоренция», «Сиена», «Фьезоле». Впоследствии (1907-1920-е гг.) цикл был дополнен произведениями, опубликованными в различных периодических изданиях: журналах «Золотое руно», «Литературно-художественная неделя», в «Московском альманахе», сборниках «Слово», «Кольцо», в берлинской газете «Дни» и др. Полностью «Италия» вышла отдельным, седьмым, томом собрания сочинений писателя в книгоиздательстве З.И. Гржебина в 1923 г.
Первые рецензенты высоко оценили лиризм произведения и внимание автора ко всем проявлениям прекрасного и доброго в итальянской жизни: будь то шедевры Микеланджело, или жизнь итальянского бедняка [7]. А. Бахрах назвал книгу лирическим дневником влюбленного в Италию писателя [2]. Одновременно критики отметили «неровность» и отрывочность повествования, неравномерность глав и частей. Не отрицал «неровности» и сам Зайцев, ссылаясь на то, что книга включила очерки разных лет. В предисловии он предупреждал: «<...> не надо ждать исчерпывающего от заметок и воспоминаний, написанных в уединении и, преимущественно, для себя» [5, III: 428]. Несмотря на кажущуюся фрагментарность, цикл Зайцева обладает идейно-художественным единством. По мнению современных исследователей, основу этого единства составляет созданный при помощи импрессионистических средств пантеистический образ Италии.
Анализу итальянских мотивов в жизни и творчестве Зайцева посвящены работы Н.Б. Глушковой-Анри [4], Н.П. Комоловой [6], А. Романович [8]. Литературоведы исследовали культурологические истоки русского «италофильства» (в частности, в произведения романтиков), провели историко-культурные сопоставления итальянских мотивов в творчестве Зайцева и И.-В. Гете, Н.В. Гоголя, П.П. Муратова, проанализировали поэтику произведения и центральный образ книги - красочный и многоцветный образ Италии. По их наблюдениям, в итальянских очерках Зайцева присутствует подсвеченное библейской символикой пантеистическое одушевление мира: «обожествленная Природа, представленная во всех четырех стихиях: воды, воздуха, земли и огня» [4: 168]. Хронотоп основан на «естественном сочетании многочисленных реминисценций античности с самой неприхотливой <...> злободневностью» [8; 57].
Исследователи подробно охарактеризовали стиль произведения, присущие ему лиризм и импрессионистичность. Так, каждый фрагмент книги соответствует определенному состоянию природы и времени суток, находящему отзвук в душе повествователя. В качестве примера можно привести очерк «Венеция», в котором основой лирической
композиции является суточное движение времени: последовательно изображаются ночь, утро, день и снова ночь. Некоторые современные литературоведы полагают, что «неровность» итальянского повествования Зайцева обусловлена во многом образом автора, настроение и привязанности которого оказываются основополагающими для концептуально-идейного восприятия книги. В лирико-импрессионистическом произведении Зайцева автор - фигура не менее значимая, чем описания соборов, картин, фресок великих мастеров, итальянских пейзажей, улочек городов, а также самих жителей Италии. Движение повествования определяется всплесками чувств, эмоций и сменой настроения рассказчика в описываемых им городах. Так, в самом начале произведения вечно-праздничная, блистательная Венеция сменяется приземленной Генуей, запоминающейся путешественнику запахом тления на кладбище Campo Santo. Как писал А. Бахрах: «<...> переход разителен. Смена отразилась даже на стиле описания, на ритме фраз» [1: 19]. И тут же перед читателем открывается любимый писателем город -Флоренция, «таинственная родина души <...> счастьеподательница» [5, III: 458], город великого Данте. Главу о Флоренции продолжают сходные по настроению и созданные примерно в те же годы (19071908) очерки, посвященные Сиене, Фьезоле, Пизе, но за ними следует контрастно-обыденное описание повседневной жизни простых итальянцев в главе «Май в Виареджио» (1918). В следующей главе, где изображается «суровый и неласковый», «грозный и трагичный» Рим [5, III: 512], размышления автора обращены преимущественно к истории. Однако далее в повествование врывается современность, бытовые зарисовки будней и праздников Рима, Кави, Сестри наглядно воссоздают картину жизни Италии начала ХХ века. Заканчивается книга возвышенно-смиренным образом Ассизи, города св. Франциска Ассизского. Такой финал книги не случаен для Зайцева, с особым интересом и пиететом относившегося к образу этого католического святого.
Эмоции рассказчика колеблются от радостного упоения жизнью до мыслей о смерти, бренности существования. Классическим примером являются, например, часто цитируемые строки о «ночной меланхолии Венеции» [5, III: 434]. Даже в благословенной автором Флоренции автору приходят мысли о кончине: «Память о вечерах во Флоренции связана с лучшими часами жизни. В них есть та острая сладость, которая на грани смерти. <...> "Хорошо умереть во Флоренции", ибо больше всех любил ее при жизни. И она несет тебе экстаз и тень могилы» [5, III: 444]. Завершается книга размышлениями
о том, что смерть менее пугающа для человека в Ассизи, где она «принимает очертания особые - как бы легкой, радужной арки в Вечность» [5, III: 541].
Рассмотрение поэтики импрессионистического образа Италии в цикле путевых очерков Зайцева было бы неполным без упоминания того крепкого фундамента, на котором зиждется все художественное строение. Несмотря на кажущуюся композиционную неравномерность и отрывочность повествования, обусловленную лиризмом и импрессионистичностью стиля, отдельные главы «Италии» скрепляются последовательно проведенной культурно-исторической концепцией, которая придает произведению облик завершенности.
Как отметили современные исследователи, путевые циклы Зайцева, в том числе «Италия», несут черты древнерусского жанра хожений. По мнению Н.Б. Глушковой, этот жанр не был утрачен в ХХ веке, он лишь трансформировался и послужил основой для создания нового жанра «культурологического хожения», представленного такими произведениями, как «Тень птицы» И.А. Бунина, «Образы Италии» П.П. Муратова, «Италия» Зайцева [3].
Большая часть цикла «Италия» создавалась писателем до эмиграции и оказалась тесно связана с эстетикой Серебряного века, когда заметно усилился интерес к культуре других времен и народов, стремление сопоставить настоящее и прошлое, понять пути мирового развития. В книге Зайцева присутствует вполне определенная концепция развития европейской культуры, не выраженная в пространных декларациях и рассуждениях и складывающаяся из отдельных штрихов, вычленяемых из потока эмоциональных описаний и авторских впечатлений.
Основу этой концепции составляет излюбленная мысль Зайцева, сформулированная писателем в публицистическом очерке «Удобное и прекрасное» (1914) и развитая позднее в цикле «Странник» (1925-
1 929), об извечной борьбе двух типов существования: духовного и бездуховного. Первый тип порождает искусство, культуру, религию и благодаря этому преодолевает конечность материального бытия, ведет в вечность. Бездуховная жизнь вязнет в плоти бытия, в материи, и даже создавая прекрасные вещи (наряды, украшения), ценя красоту и придавая праздничность существованию, остается в рамках бренного, то есть смертного. Поэтому наряду с оппозицией «духовное / бездуховное» в цикле проходит лейтмотивная оппозиция «живое / мертвое». Описывая итальянские города, Зайцев как будто оценивает степень духовности каждого из них, опираясь на свои впечатления от быта, архитектуры, произведений искусства, привлекая свои знания по истории страны и ее культуры. Даже природа вовлечена в создание образа каждого города и также подвергается оценке.
Так, открывающий цикл очерк «Венеция» рисует пышный, «златонасыщенный» образ Венеции, «златоволосой царицы», обрученной с морем [5, III: 432]. Сущность Венеции - тяга к празднеству и роскоши; с ее обликом более всего связаны карнавал,
пиршество, богатство, наслаждения, и в искусстве она дала, прежде всего, прикладные произведения: «Какими сложными, изящными разводами вплетает она золото в шагрень, в рисунки на бокалах, в вазы хрустальные; как нежно выковала из него ухищренные ожерелья, как блестит оно на ручках кресел и в извивах рам на потускневших <...> зеркалах. Не им ли залиты прически тех прославленных красавиц Тициана, Пальмы, Джорджионе?» [5, III: 432]. Таким образом, даже высшие достижения ренессансной венецианской живописи, по мысли Зайцева, порождены тяготением к роскоши и земным благам. Но земные блага бренны : вот почему этот город оказывается «двуликим», «радостно-скорбным»: «Нет острее ночной меланхолии Венеции, как нет ярче дневного ее очарования. Нет пронзительнее контраста, между золотом Тициана и волной хаоса, меж вихрем бала <...> и великой безглагольностью полночных вод» [5, III: 434]. Таким образом, за часто цитируемым отрывком о двух ликах Венеции скрывается не просто смена авторских настроений, но вполне осмысленная идея, варьирующаяся в различных произведениях Зайцева и принимающая подчас не только отвлеченный, но и
конкретный культурологический характер.
В описании Генуи доминирует мысль о ее преклонении перед богатством. Море породило «грубоватую и безжалостную династию» генуэзских купцов, в которых «крепко засел <...> дикий лигур и дикий лангобард <. > детище гор и ущелий Ривьеры <. > мало
поддающееся духовному возделыванию» [5, III: 435, 437]. Поэтому в Генуе мало храмов, нет выдающихся памятников архитектуры, нет «высокой печати духовной культуры» [5, III: 436], а главной достопримечательностью города является огромное кладбище с крематорием в центре. Генуя ведет «стихийную, чувственно-острую жизнь» [5, III: 439], которая отделяет ее от жизни вечной.
Противоположностью этому городу выступает любимая автором Флоренция, в которой все пленяет и вызывает «вечное опьянение
сердца» [5, III: 440]. В самом начале обширного очерка о Флоренции
задается мысль: «В ее регистре много нот» [5, III: 441]. Особое внимание уделяется многообразному флорентийскому искусству, в котором можно встретить подчас контрастные образы, но «в божественном горне - Флоренции - сплавляется Кастаньо и Беато Анджелико. Ибо есть в ней нечто от древней, бессмертной гармонии» [5, III: 441]. Поэтому создается впечатление, что «тлен не может коснуться этого города, ибо какая-то нетленная объединяющая идея воплотилась в нем и несет жизнь» [5, III: 441-442]. Флоренция не просто «живая», но «вечная и мудрая», «бессмертная» [5, III: 446].
Зайцева (в отличие от его великих предшественников, в частности, Гете) в Италии интересовали не следы античности, а искусство эпохи Возрождения. Вот почему особенно притягательной оказалась для него Флоренция - главный центр культуры
итальянского Ренессанса. Зайцев упоминает существующее мнение о сходстве Флоренции с Афинами, что позволяет ему сделать вывод о слиянии в этом городе языческой, античной гармоничности и христианства, «которым многое еще осветлено, еще оласковлено» [5, III: 442]. Зайцев чувствовал двойственную душу Флоренции - города Савонаролы и Боттичелли. Хотя город ассоциируется у Зайцева с образом Венеры Боттичелли, но говоря о памятниках, главным символом Флоренции он назвал не ее и не прославленного «Давида» Микеланджело, а более одухотворенную скульптуру Св. Георгия работы Донателло.
Характеризуя флорентийскую школу живописи, Зайцев отмечает ее движение к реализму: в XV веке «флорентийцы, оставаясь верными духу света, плавности внутренней, проявляли это уже в усложненных формах реалистических» [5, III: 461]. Им
противопоставлена сиенская школа, замкнувшаяся в консерватизме и отвергшая реализм, что определило ее место на «духовном проселке» человечества. Она оценена как «второстепенная» и «негениальная», поскольку воевала «против природы, духа жизни» [5, III: 463]. Именно по этой причине она постепенно предается забвению.
Рим, как и Флоренция, вечен, бесконечен в пространстве и времени: «Я круглый и потому бесконечный» [5, III: 478]. Он становится связующим звеном между эпохами язычества и христианства, достигнув вершин как в государственном и церковном строительстве, так и в искусстве. Рим сначала уносит автора и читателя во времена античности (главы « У врат», «Утро в Риме», «Форум», «Палатин» и т. д.), сменяющиеся эпохой Возрождения («Ватикан», «Микельанджело и Рафаэль», «Вилла Мадама», «Слава Рима»).
В древней истории Зайцев особо выделяет фигуру Марка Аврелия, как бы предвестника христианской этики: «В Марке Аврелии римская государственность достигла высшей культуры; философия язычества - высшего благородства» [5, III: 484]. «В его образе Рим языческий дошел до крайнего своего утончения, предельной духовности. - и ощутил, что далее пути нет. Путь предлагался -христианством» [5, III: 485].
Центральную часть очерка «Рим» занимает описание Ватикана: «Как нельзя себе представить Рима без античности, руин и акведуков, так немыслим он и вне иного древнего установления - католицизма» [5, III: 492]. Но Ватикан в представлении Зайцева ценен, прежде всего, тем, что «католическая слава» Рима существовала «в союзе» с искусством Ренессанса: «Папы любили, ласкали, иногда обижали художников, но не могли жить без них, ибо сами были вершинами просвещения и вкуса <...> Папы грудью обороняли Рим и несли в него просвещение, культуру» [5, III: 492]. Само искусство Ренессанса интерпретировано как «полуязыческое», что отразилось в трактовке
творчества двух его гениев: Микеланджело и Рафаэля. Так, в творчестве Микеланджело (который соотносится с Титанами, восставшими на Зевса) подчеркнута «нескромность»: «<...> он Бога славит. Но сама сила его как-то подозрительна. В ней есть сверхчеловеческое; ей чуждо смирение» [5, III: 495]. Рафаэль сравнивается с «загадочным певцом и пророком древности» Орфеем: «Его корни - христианство и античность, особенно античность, платонизм; но и любовь к земной прелести, просветленная христианством» [5, III: 497].
Венчают римский цикл главы «Первохристианство, катакомбы», «Quo vadis», «Аппиева дорога», «S.Paolo fuori le mura», отражающие путь автора по святыням первохристианства, которые являют особую «славу» Рима - «древнюю, очень скромную и прекрасную» [5, III: 505].
Книга «Италия» завершается главой об Ассизи - городе, вошедшем в историю благодаря Франциску, одному из самых известных католических святых, явивших миру высокий образ бытия в духе.
Итак, в очерковом цикле «Италия» Зайцев создал образ этой страны, опираясь на поэтику и эстетику импрессионизма. Единство эмоциональным картинам придает не только образ автора, но и последовательно проведенная культурологическая концепция, представление Зайцева о направлении историко-культурного развития Европы, что отразилось в расположении глав книги. По мысли автора, античное искусство с его ориентацией на земное бытие, дало высокие образцы прекрасного, но закономерно сменилось христианским искусством, ориентированным на бытие в духе. Культура Возрождения сочетала языческие и христианские начала. Христианство как более универсальное мировоззрение закономерно победило в истории и привело к созданию подлинно одухотворенной культуры. Культурноисторические построения Зайцева во многом сходны с идеями философов и писателей Серебряного века: Н.А. Бердяева, Д.С. Мережковского, В.Н. Эрна, что отразило одну из характерных тенденций эпохи: стремление осмыслить настоящее и прошлое мировой культуры.
Список литературы
1. Бахрах А. Италия Б. Зайцева [Рец.] // Новая русская книга. - Берлин, 1923. - №3/4. - С.19-20.
2. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. - М., 1994.
3. Глушкова Н.Б. Паломнические «хожения» Б.К. Зайцева: Особенности жанра: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1999.
4. Глушкова-Анри Н.Б. Италия в творчестве Б.К. Зайцева // Проблемы изучения жизни и творчества Б.К. Зайцева. - Калуга: Гриф, 2001. - Вып.3. -С. 167-175.
5. Зайцев Б.К. Собр. соч.: в 11 т. - М.: Русская книга, 1999- 2001.
6. Комолова Н.П. Италия в русской культуре Серебряного века: Времена и судьбы. - М.: Наука, 2005.
7. Муратов П.П. Б. Зайцев. Италия [Рец.] // Современные записки. - Париж, 1923. - №15. - С.402.
8. Романович А. Италия в жизни и творчестве Б. К. Зайцева // Русская литература. - 1999. - №4. - С.54-67.
