CC BY
59
УДК 821.161 А.Е. Рылова
ЗНАЧЕНИЕ ИТАЛЬЯНСКОГО ТЕКСТА КУЛЬТУРЫ ДЛЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ МОТИВА ПУТИ В ТВОРЧЕСТВЕ Б. ЗАЙЦЕВА
Выявляется трактовка образа Италии в творчестве Б. Зайцева как особого пространства, «куда ведут все пути», что оказывает влияние на изображение мотива пути в фабуле и композиции произведений. Особое внимание уделяется рассмотрению книги очерков «Италия», дающей представление о духовном пути персонажей. Анализируются различные уровни постижения мотива пути, а также его взаимодействие с мотивами вечности, полета, плавания, образами звезды, реки.
Ключевые слова: итальянский текст культуры, мотив, образ, фабула, композиция, контекст, метафора, символ.
То, что мотив пути является доминантным в творчестве Б. Зайцева, отмечалось уже его современниками. О героях дореволюционных рассказов писателя как о странниках, держащих путь «по вечным звездам», упоминает Ю.И. Айхенвальд [1. С. 155]. О том, как тема пути реализуется в содержании и структуре отдельных произведений и во всем творчестве Б. Зайцева, пишут А.В. Курочкина [2], М.Б. Баландина [3]. Идея духовного пути прослеживается в книге А.М. Любомудрова [4], в диссертациях Н.В. Лау [5], Н.П. Бабенко [6], в исследованиях Н.И. Пак [7].
Поэтому очевидно, что путь в произведениях Б. Зайцева действительно является интегратором (термин Д.Е. Максимова) - элементом, обуславливающим единство всего творчества [8]. В художественном пространстве Б. Зайцева присутствуют чувство пути, идея пути и тема пути.
Ключевое значение итальянского текста культуры для творчества Б. Зайцева стало предметом специального исследования в работах Н.Б. Анри (Глушковой) [9], Н.П. Комоловой [10], А. Романович [11], А.А. Кара-Мурзы [12]. Г.В. Воробьева прослеживает связь темы Италии и мотива пути на примере анализа отдельных произведений писателя («Рафаэль», «Спокойствие», «Уединение») [13]. Однако систематического изучения роли итальянского текста культуры в раскрытии мотива пути в творчестве Б. Зайцева до сих пор не проводилось.
Между тем Италия является для него особым местом, «куда ведут все пути» (Т. 4. С. 452)1. Именно так ощущают эту страну герои тетралогии «Путешествие Глеба» Глеб и Элли. В их сознании, как и в сознании персонажей других произведений, Италия - дальний край, куда стремится душа. Она предстает неким идеальным локусом, сродни раю или мифическим островам блаженных, что подчеркивается с помощью метафоры «Италия виднелась вдали в голубом сиянии» (Т. 4. С. 452), перифрастически же Италия названа «страной жизни их» (Т. 4. С. 487).
В раннем, во многом автобиографическом романе «Дальний край» для Пети Италия и Венеция являются «полусказочными краями», в которые попасть можно «на волшебном корабле» и которые он, еще не зная, любит (Т. 1. С. 401). Поэтому, когда Петя с Лизаветой попадают во Флоренцию, они сразу чувствуют, что «это их город» и что «они приехали, наконец, куда надо» (Т. 1. С. 536). Здесь же, во Флоренции, Петя осознает путь жизни как стремительное движение «к таинственному, непредставимому пределу» (Т. 1. С. 543). Эта мысль получит развитие в финале романа. После известия о смерти Степана Петя с Лизаветой оказываются на некой экзистенциальной черте между жизнью и смертью: Лизавета, носящая во чреве ребенка - ожидающуюся новую жизнь, предлагает заказать панихиду «о рабах Божиих Стефане и Алексее», а сами они с Петей отправляются «в далекий, неизвестный путь, за горами и долами которого скрылись уже друзья их светлой юности, скроются и они сами, как скрывается все в подлунном мире» (Т. 1. С. 508).
В повести «Голубая звезда» Италия для Анны Дмитриевны видится как выход из того тяжелого положения, в котором они с Никодимовым оказались. Она предлагает ему: «Поселимся в Венеции» (Т. 2. С. 291), Никодимов воспринимает это как пустую выдумку - и погибает в России.
В художественной биографии «Жизнь Тургенева» Б. Зайцев особенно подчеркивает, что больной, почти умирающий Тургенев мечтал поехать с Савиной в Рим или Венецию, рисовал в письмах целые картины того, как они гуляли бы там вместе (Т. 5. С. 170).
1 Зайцев Б.К. Собрание сочинений: в 11 т. М.: Русская книга, 2000. Здесь и далее ссылки на это издание даются в тексте в круглых скобках с указанием тома и страницы.
В фабуле некоторых произведений Италия играет особую роль как место, где путь героев завершается, или получает развитие, иное преломление, или герою открывается новый путь. При этом Италия как место завершения жизненного пути видится в ранних произведениях - повести 1909 г. «Спокойствие» (в Венеции гибнет на дуэли Федя) и в романе 1912 г. «Дальний край» (во Фраскати от случайно выстрелившего ружья умирает Алеша). Причем другим героям этих же произведений в Италии, наоборот, открывается новый путь. Так, Константин Андреич из повести «Спокойствие» после гибели Феди уезжает из Венеции с чувством, будто его «гонит Бог, некуда приклониться» (Т. 1. С. 145). Однако уже в следующем городе, который он посещает, Равенне, как убедительно доказывает в своей диссертации Г.В. Воробьева, «благодаря особому мировосприятию автора пророчество Данте о Новой Жизни сбывается: для Константина Андреевича восходит новый месяц, и герой обретает силы следовать далее своим путём» [13. С. 173]. При этом обретение пути возникает во многом благодаря соотнесению Италии и России, рождающемуся из чувства, что над всем в мире царит Бог, Добрый Пастырь, каким Он предстает в мавзолее Галлы Плацидии. Поэтому Константин Андреич чувствует, что он «в чужой, но и в своей стране, потому что все страны Одного Хозяина, и везде Он является моему сердцу. И здесь я Его чувствую» (Т. 1. С. 150). Благодаря этому чувству Бога он с решимостью следует своим путем и возвращается в Россию, чтобы начать «легкое существование человека, от всего свободного» (Т. 1. С. 150). И Степану в Италии, в Сестри Леванте, тоже открывается Бог. Свою благодарность Спасителю Степан выражает в готовности следовать за Христом, Который есть «Путь, и Истина, и Живот» (Ин. 14:6): «И он понял, что в эту ночь, вот сейчас, Спаситель мог бы пройти по бедной горной тропинке с учениками. И тогда он, Степан, смиренно подошел бы к Нему, как некогда блудница, поцеловал бы руку и просил бы позволения следовать за Ним. Они направились бы в ту далекую страну Вечность, куда ведут пути всех человеческих жизней» (Т. 1. С. 551). И Степан действительно до конца следует за Спасителем, пожертвовав собой за товарищей, по слову Христа: «Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15:13). Не случайно повествование о жизни Степана завершается словами: «Перед ним открылась вечность» (Т. 1. С. 557).
В художественной биографии «Жизнь Тургенева» посещение писателем Рима предстает как переломный этап в его жизни, что выражается метафорически: «Риму и надлежало перевести Тургенева с одного пути на другой» (Т. 5. С. 103). И здесь снова мотив пути связан с мотивом вечности. Этот переход к новому пути совершается благодаря тому, что «вечность входила в него, меняла, лечила» (Т. 5. С. 103). Тут уже вечность воспринимается не как цель пути, а как качество, свойственное Риму, «вечному городу». Не случайно в этом же произведении Б. Зайцев пишет о том, что «в Риме человек чувствует и свою бренность, и свою вечность» (Т. 5. С. 42). Открывшийся Тургеневу путь Б. Зайцев называет «путем религии»: именно он стал основой «тишайшего и христианнейшего образа Лизы» (Т. 5. С. 103) из романа «Дворянское гнездо», задуманного и частично написанного в Риме.
Образ Рима является основой кольцевой композиции в рассказе «Алексей Божий человек», как об этом пишет сам Б. Зайцев в очерке, посвященном Вяч. Иванову: «Тут жили некогда родители Алексея человека Божия, отсюда и ушел он в нищету, благостность, и сюда вернулся неузнанным» (Т. 6. С. 194). Так в Риме начинается нелегкий путь святого, в Риме он и заканчивается: святой Алексей умирает в конуре на дворе родительского дома. Но в самом финале рассказа, вроде бы уже завершенного, здесь же, с той же калитки у Тибра, начинается путь другой героини, «что в миру носила имя Алексеевой жены Евлалии» (Т. 7. С. 242).
И, наконец, именно в Италии героиня романа «Золотой узор» Наталья находит укрепление в открывшемся ей ценой многих страданий пути. В финале романа она со своим спутником композитором Павлом Петровичем оказывается на Аппиевой дороге. На первый взгляд, на этой последней странице описывается путешествие по окрестностям Рима. Однако обращает на себя внимание то, что все упоминаемые в этом фрагменте топонимы: Аппиева дорога, катакомбы Св. Каллиста, гробница первых пап, крипта Св. Цецилии, часовня Quo vadis, след стопы Господней, речка Альмон, ворота Сан Себастиано - встречаются в написанном в 1919 г. очерке «Рим» из книги «Италия». И характеристики, которыми наделены эти места в очерке, во многом помогают понять подтекст финала романа. Прежде всего, все здесь связано со смертью: «Аппиева дорога настраивает серьезно, важно, как и подобает кладбищу» (Т. 3. С. 508), «можно назвать ее путем гробниц» (Т. 3. С. 508), «если смерть есть покой, то лучшего орнамента не надо ей» (Т. 3. С. 509). Кроме того, со многими местами связана память мучеников: от часовни Quo vadis апостол Петр начинает свой путь к мученичеству за Христа, в катакомбах похоронены мученики, среди них - св. Цецилия, представляются «рыдания, в сумерках,
2013. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
над телом мученика». И над всем этим - дыхание вечности: «Ибо все здесь - вечность и безмолвие, остановившиеся облака, безбрежно-голубое небо» (Т. 3. С. 509). Поэтому не случайно стирается само понятие времени: «И нет времени, и то, что было, длится, и Апостол, и Христос в пыльных сандалиях бредут к Риму» (Т. 3. С. 508). Время и вечность, прошлое и настоящее сливаются в двух молитвах: «...многие сотни христиан здесь проходили, перед вечером, в направлении катакомб. И Христос да будет с нами, как был с ними» (Там же), «язычник, иудей, христианин, легшие в эту землю, - все одинаково друг другу братья. Бог, посылающий им жаворонка, свет солнца, благоухание равнин, пошлет и душам отшедших мир. Аминь» (Т. 3. С. 509). Именно об этом - о мире усопших и о пребывании Христа с нами, как и с ними, думает Наталья в финале романа. Печаль от потери единственного сына, который в свои пятнадцать лет входил в противобольшевистскую организацию и погиб как мученик, не оставляет ее, но печаль эта светла: ведь над путем, которым она идет, сияет Вечное Солнце - Христос, о чем пишет в письме-послании ее муж, Маркел. И еще ей дает силы чувство родства всех людей. Не случайно сгущающийся сумрак ночи разгоняют огоньки, зажженные в домах: огонь из будочек монахов, свет из остерии, огонек над воротами Сан Себастиано. На этот огонек и идет Наталья.
И не только сама Италия, но и воспоминание о путешествии по ней помогают героям обрести путь. Так, в пьесе 1917 г. «Ариадна» воспоминание о совместных странствиях в Ассизи и Риме помогают супругам, Полежаеву и Ариадне, обрести утраченную гармонию. Полежаев вспоминает о чистоте, безмятежности Ассизи (Т. 8. С. 273), Ариадна говорит, что «там все чудесно» (Т. 8. С. 275), и они понимают, что, несмотря на все темное, что было между ними, они «не отреклись от лучшего, что было в жизни» (Т. 8. С. 281). А наигрываемая Ариадной «простенькая итальянская мелодия», которую играли слепые нищие у ограды на Монте-Пинчио, становится прологом к объяснению в любви. Хотя Ариадна и говорит: «Путь наш - тайна» (Т. 8. С. 277), - но основой его становится любовь. Интересно, что очерк об Ассизи, созданный в следующем 1918 г., но отражающий впечатление от той же поездки автора в Ассизи, которое легло в основу пьесы, венчается образом Вечности, неразлучным с мотивом пути: «Хорошо жить в Ассизи. Смерть грозна и страшна везде для человека, но в Ас-сизи принимает очертания особые - как бы легкой, радужной арки в Вечность» (Т. 3. С. 541).
Италия, ее история и искусство могут выступать как полотно, на котором разворачивается повествование о пути человека, как, например, в рассказе «Рафаэль». Г.В. Воробьева выделяет несколько уровней текста, в которых проявляется мотив пути: буквальное, прямое воплощение - изображение героя «в движении», экзистенциальный контекст, когда герои произведения и сам автор рассуждают о жизненном пути человека вообще, и сам Рафаэль в произведении Зайцева, безусловно, воспринимает собственную жизнь как путь [13. С. 235]. Усиливают звучание мотива пути образы звезды и реки (Там же. С. 236). Обращает на себя особое внимание роль образа Рима в представлении пути Рафаэля. Ведь повесть начинается с детального описания маршрута движения Рафаэля, который можно проследить по карте: от Ардеатинской дороги по дороге Аппиевой через ворота Сан Себастиано к кварталу Трастеве-ре на западном берегу Тибра, и обратного пути в тишине и одиночестве «по пустынному Риму, Янику-лом, к Борго Нуово» (Т. 2. С. 368). Завершается роман фрагментом записей ученика Рафаэля Дезидерио, его земляка, бывшего с ним до конца. Он пишет, что, по слухам, «сам Рим, ветхий, древний Рим, который он беспокоил раскопками, отомстил ему» (Т. 2. С. 387). Но при этом Рафаэль становится неотъемлемой частью Рима. Поэтому Дезидерио пишет: «Прощай, Учитель! Прощай, Рим» (Там же), и в финале повести описывается, как «в храмах, галереях, Ватиканских станцах - ясные и мелодичные, ритмом и гармонией овеянные - процветают образы Рафаэля» (Т. 2. С. 386). Во фрагменте из очерка «Рим», посвященном Рафаэлю, Б. Зайцев замечает, что он, как и Микеланджело, «отдал себя Ватикану и навсегда остался в нем» (Т. 2. С. 387). Финал повести «Рафаэль» остается открытым. Дезидерио с купцами отправляется на их общую с учителем родину и раздумывает о том, выполнит ли он завет Рафаэля пойти в монастырь и молиться там за него: «А в монастырь... может быть, и пойду» (Там же).
Особым образом итальянский текст культуры связан с представлением мотива пути в путевых очерках Б. Зайцева - книге «Италия» и части «Италия» из книги «Далекое». В них наблюдается тот особый характер представления пути, который выявил в отношении «Итальянских стихов» А. Блока Д.Е. Максимов, говоря, что в них «намечается пунктирная тема пути: эмпирического и метафорического. На первом плане - это реальный маршрут, которым направляется поэт-путешественник-турист, заезжая в итальянские города и лирически фиксируя свои наблюдения. На втором, потаенном плане - это духовное движение автора, "вечного путника", для которого города, и произведения искусства, и вся совокупность "итальянских впечатлений" - существенно значимый повод к реализации глубинных основ внутренней жизни, связанной с его духовным путем» [8. С. 104].
В книге Б. Зайцева обращает на себя внимание разнообразие обозначений себя и своих близких в связи с путешествием. Это и нейтральное путник, и более романтически окрашенное странник, и пилигрим - слово, подчеркивающее характер отношения к созерцаемому как к святыне, которой невозможно не поклониться. О поклонении всему, что видел, к чему приобщился во Флоренции, автор пишет в конце очерка, посвященного этому городу: «Ветры, солнца, благоухания, пыль, дождь, весна и лето, зима и осень, дни и ночи Флоренции, розы ее садов и жаркий сор мостовых - все вы, великие и малые, вечные и мгновенные, древние, вчерашние, нынешние и завтрашние: примите поклонение странника краев дальних» (Т. 3. С. 459). И даже встречается и более разговорное наименование -бродяга. Используются также перифразы: «мы, русские, птицы небесные» (Т. 3. С. 523), «Русь кочевая» (Т. 3. С. 526), «бродячая Русь» (Т. 3. С. 515). Кроме самого слова путешествие, присутствуют еще пилигримство (Т. 3. С. 514), странствие (Т. 3. С. 489). И даже в воспоминаниях о путешествиях по Италии отражается семантика пути. Так, рассказ о Флоренции предваряется авторской ремаркой: «И вот, я ухожу» (Т. 3. С. 446).
О книге «Италия» действительно можно сказать, что здесь сходятся все пути: в ней сконцентрированы многие аспекты представления мотива пути, которые были рассмотрены выше. Так, здесь есть представление о пути жизни как о стремительном движении к Вечности, иной родине: «Прямо, все прямо к Вечности, скорбной стезе!» (о капелле Медичи (Т. 3. С. 448)), о Джиованни деле Банде Нере: «. да будет легка ему та, дальняя родина, к которой все мы несемся неудержимо» (Т. 3. С. 454).
Дороги Италии напоминают о путях, которыми шли апостолы Петр и Павел, запечатлевшие любовь ко Христу своей мученической кончиной на итальянской земле, в Риме. Поэтому пребывание в этих местах помогает приобщиться к этим событиям; не случайно так часто используются наречия места здесь, тут, там. Это приобщение позволяет воспринять произошедшее не просто как легенду, а как действительно бывшее с реальными, живыми людьми. Это выражается в обилии бытовых деталей: «их пыльные сандалии постукивали по пути остийском» (Т. 3. С. 510), «здесь где-нибудь в корчме Павел ночевал; а с зарей продолжал путь к месту славы и кончины», «тут в последний раз перед мученичеством Апостолы увиделись, и тут прощались», «Петр и Павел, разлучившиеся там на смерть, по дороге в Остию» (Там же).
В книге мотив пути также традиционно соотносится с образом звезды и мотивом полета: «. летишь еще Швейцарией <...>, а вдали все та же звезда: чудный город Флоренция» (Т. 3. С. 439), с мотивом плавания, выраженным в образе корабля: о соборе святого Петра - «И как великий корабль, христианский пастырь, медленно, медленно и безостановочно он плывет куда-то, и стоит на месте» (Т. 3. С. 487), и даже исповедальни в этом соборе напоминают «каюты с окошками» (Т. 3. С. 494).
В связи с рассуждениями о роли Марка Аврелия в истории Рима автор говорит о том, что только путь со Христом имеет цель, а значит, продолжение: «В его образе Рим языческий дошел до крайнего своего утончения, предельной духовности. - и ощутил, что дальше пути нет. Путь предлагался - христианством. Но Император не пошел за ним» (Т. 3. С. 485). Путь же без Христа обречен на безысходность, вечное бесцельное странствие, напоминающее символистскую концепцию «вечного возвращения», которую выразил Блок как «бесцельное стремление всадника на усталом коне, заблудившегося ночью среди болот», который «будет вечно кружить и кружить по болотам, от кочки до кочки в фиолетовом тумане, под большой зеленой звездой» [14. С. 75]. Именно такой аспект изображения образа конной статуи Марка Аврелия избирает в своём повествовании Б. Зайцев: «И медленно, ниоткуда не выехав, никуда не въезжая, мерно следует на своем коне Марк Аврелий» (Т. 3. С. 485).
Если книга «Италия» была написана до эмиграции, то очерки части «Италия» из книги «Далекое» созданы уже в конце жизни автора, когда он знал, что больше в Италии ему оказаться не суждено. В них путешественники также названы странниками, пилигримами, но появляются и новые наименования - «пришельцы из загадочной страны» (Т. 6. С. 273). Не случайно в связи с образом Петрарки, скитавшегося по Италии, здесь возникает мотив изгнанничества. В очерке, посвященном описанию Аркуа, места, где прошли последние годы Петрарки, автор вспоминает о своей встрече с творчеством этого поэта и о том, как «звон светло-серебряный стиха Петрарки» помог выжить в страшные годы революции: «такой спутник помогал тогда» (Т. 6. С. 275). Как и во многих произведениях, мотив пути и здесь организует композицию очерков об Италии: так, очерк «Латинское небо» начинается главкой «К Риму», а завершается главой «Отплытие» (обратим внимание на привычное сочетание мотива пути с мотивом плавания). Венчает же всю книгу «Далекое» глава «Благословение - благодарение», где, памятуя слова Апостола «За все благодарите», автор благодарит Господа за свои путешествия-паломничества в
«страну доброго и ласкового народа, простую и очаровательную», страну «Божиих чудес, явленных в ободрение и утешение кратких наших жизней» (Т. 6. С. 285).
Наконец, для творчества Б. Зайцева итальянская культура является источником архетипических образов, связанных с представлением мотива пути. Большинство из них связано с образом Данте и его великой «Божественной комедией».
Уже в рассказе 1916 г. «Путники», в котором мотив пути, как очевидно из названия, является определяющим2, в качестве эпиграфа выбрана заключительная строка из части «Ад» поэмы Данте, приведенная на латинском языке, которая в переводе М. Лозинского звучит так: «И здесь мы вышли вновь узреть светила» (Т. 2. С. 178). В этой строке присутствует указание на проделанный до этого сложный путь по кругам ада, лирическому герою и его спутнику предстоит дальнейший путь (впереди еще чистилище и рай), и в связи с мотивом пути упоминается образ светил небесных. Все указанные в строке комедии моменты отражаются в последней строке произведения Б. Зайцева: «Предстояло идти в еще далекое для него странствие, в бурях земных противоречий, под блеском звезд, казавшихся неподвижными, как вечность» (Т. 2. С. 208). Какая-то часть пути героем уже пройдена - об этом весь предыдущий рассказ, лейтмотивом которого можно назвать фразу Казмина: «Мы странники» (Т. 2. С. 202), далекое странствие еще предстоит, и этот путь освещают звезды. Таким образом, эпиграф из «Божественной комедии» организует композицию рассказа, делает ее кольцевой, акцентируя внимание на главной мысли и, может быть, подспудно указывая и на цель странствия - ведь путь Данте венчает встреча с Господом, путь жизни героев как путь к Богу является лейтмотивом в последующих произведениях Б. Зайцева.
Три терцины Данте (1-я, 4-я и 7-я из 1-й главы), уже в переводе самого Б. Зайцева, предваряют одну из глав («Данте у скифов») очерка «Москва 20-21 гг.» из четвертой части книги «Москва». В первой терцине речь идет о пути, понимаемом при этом метафорически как путь жизни («на половине странствия нашей жизни» (Т. 6. С. 119)) и как образ жизни человека («с праведного пути сбился» (Там же). Все мотивы, присутствующие в этих строках, проявляются в дальнейшем повествовании. «На половине странствия нашей земной жизни», по мнению комментаторов, в частности, М. Лозинского, Данте на момент вступления в «темный лес» было 35, самому же Б. Зайцеву в 1917 г. - 36 лет; «с праведного пути» сбившейся представляется вся страна, «дикий лес, внушающий ужас при одном воспоминании» - это все послереволюционное бытие в России, ярко, красочно описанное Зайцевым, когда действительно «немногим горше» казалась смерть. Но было найдено нечто доброе: это и шуточное «эклер - победа жизни», и описание духовной близости людей, их сочувственного отношения друг к другу. В связи с образом Данте появляется мотив изгнания, потери родной страны, скитания по земле чужой: «Он потерял семью, Флоренцию, родную землю. Скитаясь в Северной Италии <...> написал великое творение» (Т. 6. С. 121). Поэтому не случайно именно здесь, в очерке, созданном в начале эмиграции (он был опубликован в журнале «Возрождение» в 1928 г.), встречается знаменитое рассуждение Б. Зайцева о трех эпохах восприятия Италии русским человеком: «...сейчас ощущаешь три эпохи русского человека: первую, мирно-довоенную, поэтическую, когда Италия входила золотым светом. Вторую, трагическую, - в ужасе, ярости и безобразии жизни она была единственным прибежищем, Рафаэль и Божественная Империя, Парнас и музы Ватикана умеряли бешенство скифа. И вот теперь, - третья...» (Т. 6. С. 122). Описание третьей эпохи отражает вехи пути Б. Зайцева и современников, выраженные в символах из поэмы Данте: «... спустились мы в "бытие". Пусть ведет вечный Вергилий. Началось схождение в горький мир, в "темный лес", - и в образах, отражающих православное мировоззрение писателя: «Не позабудешь Италии, и не разлюбишь ее. Но нельзя уже позабыть "человечества", его скорбного взора, его преступлений и бед, крестного его пути» (Там же).
Данте стал спутником на пути жизни для самого писателя: «Вот и пошел в путь со странным и великим спутником за плечами - годы он сопровождал меня» (Т. 9. С. 408). Образы поэмы Данте помогают метафорически описать весь ужас жизни Парижа периода Второй мировой войны: «Когда сирены начинают выть, рукопись забирается, сходит вниз <...> "Ад" в ад и опускается. Минотавров, Харонов здесь нет, но подземелье, глухие взрывы, сотрясение дома и ряды грешников, ожидающих участи своей, - все как полагается <...> Ураган пронесся, вновь свет и день, восхождение на гору Чистилища - не так высоко, пятый этаж» (Т. 9. С. 409). Жизнь автора пронизана интенциями из произведения Данте, поэтому вполне закономерен вывод: «. семисотлетний странник продолжает
2 О значении мотива пути в рассказе пишет, в частности, Г.В. Воробьева в своей диссертации [13. С. 229-235].
странствие» (Там же). И он не просто странствует сам, он освещает путь других скитальцев, изгнанников: «.это некий маяк. Жизнь наша идет, все мы проходим и уходим, он же неколебим» (Там же).
Через образы Данте Б. Зайцев осмысливает характерные черты творчества близкого ему Жуковского. В одноименной художественной биографии писатель замечает, что Маша (Протасова-Мойер) в сознании Жуковского «поднята на высоту Беатриче» (Т. 5. С. 231). И в связи с этим соотносятся в одном ряду образы: «Не Дева ли Радужных ворот Соловьева, Прекрасная Дама молодого Блока?» (Там же). Кроме других аспектов, являющихся общими для этих образов, их объединяет еще и особое отношение к мотиву пути. Беатриче сопровождает Данте на его пути по раю. Дева Радужных Ворот у Соловьева - именование Вечной Женственности, акцентирующее ее родство с Изидой в ипостаси Нейт, местной богини города Сатиса, которая считалась «открывательницей путей». Именно она могла открыть радужные врата на запад, в потустороннюю область мертвых [15. С. 89]. О тесной связи образа Прекрасной Дамы Блока с мотивом пути писали многие исследователи, начиная с Д.Е. Максимова, который связывал с ней возникновение в сознании поэта представления о цели пути [8. С. 48]. Итак, приведенная Б. Зайцевым генеалогия образов помогает точнее раскрыть значение образа Маши для Жуковского: она открывает ему путь, «ведет его к Богу» (Т. 5. С. 231), призывает его «идти горним путем» (Т. 5. С. 237).
Наконец, структура мотива пути в поэме Данте, отражённая в исследовании Б. Зайцева «Данте и его поэма», сопоставима с характером представления мотива пути в творчестве самого писателя. Так, Б. Зайцев выделяет в поэме буквальный смысл - описание странствия, аллегорический смысл -историю человеческой души, историю «человека, блуждавшего по греховной и темной жизни, но с помощью Разума (Вергилия) и Божественной мудрости (Беатриче) вышедшего на путь истины», моральный смысл - указание для человека пути спасения, анагогический смысл - символ жизни человечества, его блужданий в потемках идолопоклонства и помощи Божией, проявившейся в облике Христа, Который «вывел путника ко спасению» (Т. 8. С. 489).
Рассмотрим, как указанные смыслы проявляются в тетралогии «Путешествие Глеба», где мотив пути действительно является ключевым.
Буквальный смысл проявляется в том, что значительное место в романе занимает рассказ о странствиях персонажей: всего описано 27 путешествий, еще одно описание путешествия в Италию дано ретроспективно, из них 22 совершает сам Глеб с различными спутниками, дважды говорится о путешествии Лизы, по одному разу - о поездках Элли, Сони, матери.
Аллегорический смысл заключается в изображении жизни как странствия к Вечности. Так, детство Глеба представлено как начало «жизненного странствия» (Т. 4. С. 53), первая часть тетралогии, «Заря», заканчивается размышлениями о том, что «И отец, и мать, и Глеб, и другие совершали таинт-ственно данный им путь жизни, приближаясь - одни к старости и последнему путешествию, другой к отрочеству и юности» (Т. 4. С. 152), Элли названа «путницей, встреченной на пути» (Т. 4. С. 395).
Моральный смысл - указание пути спасения - формульно выражен в словах о. Парфения: «Духу предложен путь ко спасению. "Тесен путь и узки врата", но предложен: приобщение к Царствию Божию. Путь же погибели широк и легок - прямо ведет к геенне огненной» (Т. 4. С. 261). Однако позднее в сознании Глеба эта категоричность преломляется и смягчается, поэтому ему кажется, что бой часов с тоненькой кампанилы в Сестри возвещает «мир и благоволение всем душам, всем бедным, заблудшим и грешным, как и великим святым» (Т. 4. С. 497).
Анагогический аспект представления мотива пути связан с тем, что путь Глеба изображается на фоне исторической жизни огромной страны в годину небывалых испытаний и бед.
Итак, итальянский текст культуры играет ключевую роль в представлении мотива пути в творчестве Б. Зайцева. Италия предстает идеальным пространством, сродни раю, куда стремится душа. Итальянский текст важен для фабулы произведений: в Италии путь героя завершается, продолжается, получая иное преломление, развитие, в Италии герои укрепляются в намеченном пути, и даже воспоминание о странствиях по Италии помогают вернуться на правильный путь, итальянский аспект развёртывания мотива пути отражается в организации композиции. Образы, связанные с личностью Данте и его поэмой, являются ключом к многоплановому прочтению мотива пути в отдельных произведениях Б. Зайцева и во всем творчестве в целом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Айхенвальд Ю.И. Борис Зайцев // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. С. 153-164.
2. Курочкина А.В. Поэтика лирической прозы Б. Зайцева: дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2003.
3. Баландина М.Б. Художественный мир Б. Зайцева: поэтика хронотопа: дис. ... канд. филол. наук. Магнитогорск, 2003.
4. Любомудров А.М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К. Зайцев и И.С. Шмелев. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. 272 с.
5. Лау Н.В. Мотив «духовного странничества» в прозе русской эмиграции: дис. ... канд. филол. наук. М., 2011.
6. Бабенко Н.П. Духовно-нравственные проблемы творчества Б.К. Зайцева 1900-1920-х гг.: дис. ... канд. филол. наук. Чебоксары, 2010.
7. Пак Н.И. «Русь вечная» в творчестве Б. К. Зайцева // Творчество Б. К. Зайцева в контексте русской и мировой литературы XX века. Калуга: Изд-во КОИПКРО, 2003. Вып. 4. С. 152-164.
8. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, 1975. 526 с.
9. Анри (Глушкова) Н.Б. Италия в творчестве Б.К. Зайцева // Проблемы изучения жизни и творчества Б.К. Зайцева. Вып. 3. Калуга: Гриф, 2001. С. 167-174.
10. Комолова Н.П. Италия в судьбе и творчестве Бориса Зайцева. М.: ИВИ РАН, 1998. 86 с.
11. Романович А. Италия в жизни и творчестве Б. К. Зайцева // Рус. литература. 1999. № 4. С. 54-67.
12. Кара-Мурза А.А. Борис Константинович Зайцев: феномен «русского европейца» ХХ столетия // Творчество Б.К. Зайцева и мировая культура. Орел: ОГУ, 2011. С. 8-24.
13. Воробьева Г.В. Система мотивов малой прозы Б. К. Зайцева 1901-1921 годов и ее эволюция: дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2004.
14. Блок А.А. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 5. Проза. 1903-1917. М.-Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1962.
15. Кравченко В.В. Вестники русского мистицизма. М.: Издатцентр, 1997. С. 84-97.
Поступила в редакцию 15.10.13
A.E. Rylova
Meaning of Italian text of culture for representation of way's motive in Zaitsev's works
The article reveals a special interpretation of the image of Italy in B. Zaytsev's works as a special space, "where all the ways lead." Therefore Italy as a place of action has an impact on the reflection of the motive in the plot and composition of the works. Special attention is paid to the book of essays "Italy": reference to it helps to a better understanding of the meaning of the texts, which give an idea of the characters' spiritual ways. The various levels of comprehension of the motive of the way, as well as its interaction with the motives of eternity, flying, swimming, images of stars, and the river are analyzed.
Keywords: Italian text of culture, motive, image, plot, composition, context, metaphor, symbol.
Рылова Анна Евгеньевна, кандидат филологических наук
Шуйский филиал
Ивановского государственного университета 155900, Россия, Ивановская обл., г. Шуя, ул. Кооперативная, 22 E-mail: [email protected]
Rylova A.E., candidate of philology
Shuya Affiliate of Ivanovo State University 155900, Russia, Ivanovo region, Shuya, Kooperativnaya st., 22 E-mail: [email protected]
