CC BY
36
ФИЛОСОФИЯ
С.Н. КОСЬКОВ, кандидат философских наук, доцент кафедры логики и методологии науки Орловского государственного университета
Тел. 8486(2) 45-13-21
ОТ НАУЧНОГО ИНПЕРСОНАЛИЗМА К РЕЛИГИОЗНОМУ ПЕРСОНАЛИЗМУ
В данной статье рассматривается неокантианство, вначале задуманное как жесткий вариант сциентистской методологии, анализирующей механизмы работы научного мышления обезличенного субъекта, через эволюцию неогегельянства перерастает в дальнейшем в религиозный персонализм, близкий к религиозному экзистенциализму. Также анализируется не простое изменение акцентов в научных пристрастиях неокантианцев марбургской школы, но более глубокое изменение — эволюция методологических программ в мировоззренческие.
Ключевые слова: субъект науки, природа знания, познающий субъект, ценностная ориентация.
Ориентация на математическое естествознание, которое характерно для марбургской школы, является ведущей, но не единственной. Неокантианцы занимаются не только проблемами обоснования математического естествознания, развивают теорию точных наук, как это скажут о себе впоследствии махисты. Так или иначе, с самого начала марбургская школа охватывает проблему культуры в целом, пытаясь ее истолковать в духе ориентации на методы математического естествознания, как наиболее развитые науки на тот период времени. Можно сказать, что именно в этот период марбургская школа близка к позитивизму, т.е. анализирует методологию конкретных наук, и в то же время выходит за эти пределы постольку, поскольку начинает на этой основе трактовать проблему культуры в целом. Такое двойственное положение, такая двойственная проблематика характерны для всей немецкой философии, за исключением махистов и представителей «Венского кружка».
Какова же основная установка, идея, которую проповедуют неокантианцы марбургской школы? У Канта не было никогда последовательной, единой, целостной точки зрения на характер априорных форм познания. Эта проблема занимает у него центральное место, и в то же время он понимает ее двойственным образом: с одной стороны, априорные формы познания выступают у него как своеобразные характеристики человеческого сознания, как антропологические характеристики. Вот отсюда и вытекает представление Канта о том, что вполне мыслимы какие-то иные, не человеческие, свойственные другим разумным существам формы восприятия и формы рассудочной деятельности. Мы просто не знаем, но вполне возможно, что они на какой-то другой планете существуют У Канта такое логическое допущение выступает как обоснование того, что его понимание структуры познающего субъекта присуще лишь разумным земным существам и только им. В таком случае они оказываются психологическими особенностями именно человека, антропологическими особен_________ ностями, что и дало повод для психологического истолкования Канта, которое было
© С.Н. Коськов
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
распространено в Германии XIX века, но не получило господства. К такого рода истолкователям относятся Фриз, Нельсон и др.
С другой стороны, дается трансцендентное истолкование априорных форм познания как всеобщих и необходимых черт знания как такового. Независимо от того, как позже скажет Гуссерль, мыслит ли таким образом человек, или ангел, или дьявол, или Бог, априорные формы познания трансцендентального субъекта совершенно не зависят от человека, и можно сказать, что это формы абсолютного познания.
Вот именно вторую точку зрения проводят неокантианцы марбургской школы, отвергая психологическое истолкование познающего субъекта Канта. Что же такое в этом случае трансцендентальный метод? «Два требования, — пишет Наторп, — предъявляются к трансцендентальному методу». С одной стороны, трансцендентальный метод подразумевает сведение всякого теоретического положения к многообразию фактов опыта. Иными словами, теоретическое положение подразумевает его фактическую экспликацию, его разъяснение на фактах естествознания, исторической науки и вообще на фактах культуры.
С другой стороны, теоретическое положение должно быть еще и оправданно «в своих основаниях», т.е. теоретическое положение не только не сводимо к фактам, это теоретическое положение должно быть оправданно с точки зрения его права на существование или того закона, воплощением которого является факт. Итак, теоретическим положениям должны соответствовать факты, но эти теоретические положения, в свою очередь, должны быть оправданны как проявления какого-то закона.
Еще один существенный момент в интерпретации философии Канта неокантианцами. Основная конструкция кантовской системы — «вещь в себе». Она непознаваема и является источником ощущений, которые представляют собой содержание сознания, его априорных форм. Это и есть те два ствола познания — ощущение и рассудок, которые, вполне возможно, вырастают из общего корня, который нам, по словам Канта, не известен. Когда неокантианцы ставят вопрос о трансцендентальном методе, то, по их логике рассуждения, вещь в себе оказывается бессмысленным образованием. Понятие вещи в себе оказывается совершенно излишним постольку, поскольку разум или закон сам себя обосновывает. С этой точки зрения совершенно иным является взгляд на созерцание. Оно представляется в совершенно другом свете.
У Канта созерцание по своему содержанию происходит из воздействия «вещи в себе» на наши органы чувств. Что сказать о неокантианцах марбургской школы? Созерцание есть мышление, но мышление развернутое, а не простое мышление закона. Если представить какую-то математическую закономерность этой формулы, то это будет мышление закона или закон. Когда мы будем эту формулу развертывать, вот в этом случае получается созерцание, т.е. мышление. В качестве примера можно использовать последовательность ряда натуральных чисел. Тогда бесконечный ряд натуральных чисел можно представить как созерцание. Но это не будет тем созерцанием, которое получаем как результат чувственного восприятия, это будет развернутое мышление. Чувственная сторона познания, чувственность Канта оказывается уже не вторым стволом древа познания, чувственность оказывается производной от разумного, от разума, от рационального мышления, т.е. из двух стволов человеческого познания остается только один.
Таким образом, в марбургской школе остается лишь одно из трех пониманий Кантом «вещи в себе». У Канта первое — «вещь в себе» как предмет, не зависящий от нашего сознания, воздействующий на нашу чувственность, вследствие чего у нас возникает ощущение. Второе понимание — «вещь в себе» как предельное или пограничное понятие, к которому наше познание стремится, но достигнуть не может. И, в-третьих, «вещь в себе» — это идея, идея мира, идея души, идея Бога. Марбургская школа отбрасывает первое и третье кантовское понимание «вещи в себе», хотя нужно оговориться, что третье значение кантовского понимания «вещи в себе» выявляется у кантианцев в науках о культуре.
«Вещь в себе» как предельное или пограничное понятие в марбургской школе выражается следующим образом: предмет познания не дан, а задан. Это задача, которую нам нужно разрешить в ходе бесконечного приближения к предмету, которого никогда не достигнем. Если опять-таки прибегнуть к иллюстрации из математической области, то как раз математическая формула и будет означать за-данность предмета, а вот формула в своем развернутом виде будет означать осуществление предмета, а это бесконечный ряд, который никогда не достигает последнего члена.
Итак, «предмет познания не дан, а задан» — это важнейшее центральное положение марбургской школы неокантианцев. Для марбургской школы нет большего оскорбления, чем сказать,
что этот философ — сторонник данного. Никакого данного нет и быть не может. Это догматизм данного, рецидив жуткой метафизики, в познании мы имеем только задачу и ее разрешение. Как видно, это исключительно математическая постановка вопроса.
Таким образом, трансцендентальный метод, который марбургцы воспринимают у односторонне истолкованного Канта, во-первых, означает отказ от тех остатков теории отражения и созерцательности философов XVII—XVIII вв., которые не смог преодолеть Кант. Во-вторых, это отказ от психологизма в истолковании Канта, который был, в принципе, значительным течением, который можно обнаружить в позитивизме и в феноменологии Гуссерля, и в ряде других направлений, в том числе экзистенциализме. В-третьих, совершенствование транцендентального метода марбургской школы по сравнению с самим Кантом и кантовским пониманием этого метода состоит в том, что марбургцы понимают трансцендентальный метод как бесконечный процесс становления предмета; тем самым в мировоззрение марбургской школы входит момент гегельянства, т.е. момент развития познания.
Это мысль о предмете как заданном составляет основное ядро гносеологии марбургской школы и получает свое выражение в «Логике чистого познания» Германа Когена. Основным понятием этой «Логики чистого познания» является «понятие первоначала». Это понятие первоначала (Die Ursprung), от древнегреческого «ар-хее», и выражает именно то начало и именно тот принцип, исходя из которого развертывается всякое понимание всего сущего и всего познания. Однако это не вещественное «архее», как у милетцев или у Гераклита, а это первоначало понимается как начало мысли, начало идеальное, основная форма бытия, т.е. основная форма мысли. Другими словами, исходный пункт логики первоначала есть тезис о тождестве бытия и мышления. Если у Гегеля формой тождества бытия и мышления является понятие, лежащее в основе всего, то, с точки зрения Когена, в основе всего лежит не понятие, а суждение.
Здесь, несомненно, сказывается влияние формальной логики, согласно которой истинностью обладает не понятие, а суждение. Поэтому и формой бытия должно быть не понятие, а суждение. В силу этого Коген заменяет кантовскую систему категорий системой суждений и пытается рассмотреть генезис и субординацию этих суждений. Сообразно таблице суждений выделяются прежде всего суждения законов мышления.
Эти суждения законов мышления — суждения законов первоначала, суждения тождества и суждения противоречия. Во-вторых, суждения математики — это суждения реальности, множества и суждения общности. В-третьих, суждения математического естествознания — суждения субстанции, закона, понятия. В-четвертых, суждения методики — суждения возможности, действительности, необходимости, т.е. модальные суждения. После формулировки этой системы суждений Коген вводит существеннейшие понятия своей методологии, принцип бесконечно малого.
Принцип бесконечно малого означает, с точки зрения Когена, во-первых, что этой математической теорией, в данном случае теорией бесконечно малых, можно дать математически функциональное выражение всем утверждениям и принципам естествознания, а следовательно, и философии. Во-вторых, проявление, результат его состоит в том, что бесконечно малое ни в коем случае не может быть понято как вещественное. С помощью бесконечно малого мы можем, к примеру, выразить атомистику, описать атом.
В результате такого описания сам атом разлагается на бесконечно малые и вместо материи, вещества мы получаем формулу. Материя исчезла, остались только формулы. Понятие бесконечно малого, взятого Когеном из реальной практики математики и естествознания XIX века, превращается в средство доказательства основного тезиса марбургцев — заданности предмета. Это означает, что мы уже не можем говорить о субстанции как о каком-то объективном начале. Субстанция как объективное начало заменяется формулой, заменяется функцией. Некоторое видоизменение вносит в эти установки Когена Наторп.
В своих «Логических основах точных наук» он подчеркивает следующее: во-первых, утверждает он, борясь против психологизма, мы не должны впадать в крайности. Если проанализировать развитие формальной логики, то можно увидеть, что это развитие формальной логики состояло в том, что психологическое истолкование логики, к примеру, тем же иидуктивистом Джоном Стюартом Миллем (или среди немецких мыслителей можно выделить Гербарта) было достаточно мощной традицией, согласно которой логические законы воспринимались, трактовались как психологические. Их тезис сводился приблизительно к следующему: если логика есть результат психологической деятельности, то наша задача заключается в том, чтобы очистить эту психологическую деятельность от такого рода случайностей, и тогда мы получим логику — явный рецидив мечты Фрэнсиса Бэкона
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
и Декарта очистить наше мышление от искажения и затуманенное™. И вот тогда объект будет дан субъекту как на ладошке. Вот тогда корреспондентская теория истины восторжествовала бы, вот тогда субъект познал бы объект во всей его полноте и адекватности. Но, к счастью, неокантианцы отбрасывают эту традиционную субъектно-объектную модель познания и попадают в лапы так ненавидимой ими метафизики, т.е. учения о каких-то универсальных константах бытия.
С развитием математической логики психологическое истолкование логики отбрасывается и перед нами выступает формализм, т.е. законы логики оказываются чистыми формами мышления, оказываются аналитическими, бессодержательными предложениями.
2+2 будет 4 не потому, что 2 пряника + 2 пряника будет 4 пряника, 2+2=4 — это будет так только потому, что 4=4-м, согласно чистому закону тождества, который никакого отношения к пряникам не имеет. Конечно, утверждает Наторп, в этом случае мы приобретаем свидетельства о всеобщности и необходимости логических форм, но они полностью теряют свое содержание. Логицизм математики имеет своим следствием сведение синтетической деятельности мышления к анализу, т.е. сведение всякого познания к тавтологиям.
С этой точки зрения единственной формой познания оказывается закон тождества а=а. И поскольку мы рассуждаем согласно этой формуле, мы никогда не можем сделать шага вперед, тогда когда формула действительного знания, действительного познания, т.е. формула синтеза, а=Ь. «Анализ, — утверждает Наторп, — это тавтология, синтез — это гетерология, т.е. это разнородность, это движение вперед». Гносеологическим основанием для утверждения а=Ь является учение о предмете как бесконечной задаче, а логика первоначала является методологическим основанием.
Другими словами, Наторп приходит к выводам и основанию Г. Когена, исходя из анализа логических установок, логического формализма. Познание есть синтез, есть расширение знания. Логико-методологическая основа расширения этого знания реализуется через систему основных логических функций. У Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля они называются категориями, у Наторпа, как и Когена, они называются суждениями. Наторп приближает свою систему основных познавательных функций к кантовской системе категорий и рассматривает эту систему основных логических функций, по сути дела, как систему суждений: количества — т.е. единства, множественность, це-
лостность; качества — тождества различия, непротиворечивость; отношения — субстанция, причина, взаимодействие; модальности — возможность, действительность, необходимость. Практически он возвращается к кантовской системе категорий, только выражает эту кантовскую систему категорий как систему суждений, вводит основные математические понятия: число, исчисление, бесконечность и устойчивость, направление и измерение и т.д.
Главное здесь — отметить, что Наторп понимает движение, развитие научного познания как синтез, как развитие, как совершенствование. Движение познания прогрессивно, оно идет вперед. Логико-математической основой, как уже отмечалось, такого прогрессивного развития является система логических функций. Закономерно возникает вопрос: а для чего же нам нужна эта система — система категорий, или суждений, или основных логических функций?
Эта система нужна нам, еще по Аристотелю, для того, чтобы иметь возможность всесторонне описать исследуемый предмет. Эта система категорий есть система всех уже возможных высказываний, суждений о предмете, в результате чего предмет получает всестороннее определение. Он определяется как сущность, затем как количество, качество, место и т.д. Однако эта всесторонняя характеристика предмета оказывается не описанием предмета в системе категорий, а решением задач. Вначале стоит не предмет, а задача. И эта задача решается путем развертывания всех этих определений, которые конструируются в виде основных логических функций. Оказывается, что представление о познании как об описании, которое характерно для эмпирического естествознания, особенно для механицизма, заменяется ги-потетико-дедуктивным методом, заменяется методом, близким к математике (по меньшей мере по форме), понимающей развитие знаний как решение задач.
Следующий шаг вперед делает Кассирер, который в своей работе «Познание и действительность» с подзаголовком «Понятие о субстанции, понятие о функции» формулирует основные положения, связанные с функциональным пониманием познания. Что это значит, что понятие о субстанции заменяется на понятие функции? Кассирер берет основной, как он думает, принцип формальной логики и подвергает его критическому анализу. «Формальная логика, — утверждает он, — описывает наш процесс познания как абстрагирование, а абстрагирование совершается в соответствии с законом обратного соотношения объе-
ма и содержания понятия, т.е. чем больше объем понятия, чем большее количество предметов подходит под данное понятие, тем меньше содержание этого понятия, и наоборот».
Кассирер на самом деле утверждает, что дело обстоит далеко не так, в особенности если иметь в виду математическое естествознание. В математическом естествознании мы имеем дело с функциями, а не с такого рода отношениями между понятиями. Понятие в математическом естествознании выражает ряд предметов, фиксирует закон этого ряда предметов, а следовательно, не исключает, а сохраняет свойство предметов этого ряда. И на основании закона можно воспроизвести весь этот ряд. Если, к примеру, взять простейшую функцию у=х, то соответствующая прямая в декартовой системе координат будет выражать собой ряд точек, отвечающих этой функции.
Итак, любая математическая формула фиксирует некоторый ряд явлений и позволяет нам воспроизвести реальность, не отвлекаясь ни от одного из предметов данного ряда. К примеру, периодическая система химических элементов Менделеева позволяет нам теоретически воспроизвести все свойства данного элемента на основании знания этой периодичности химических элементов и его порядкового номера; другими словами, на основе знания закона свойства элемента выступают как функция его места в этой таблице или порядкового номера.
Можно сказать, что Кассирер здесь уловил эту самую идею, которую принято называть идеей конкретного понятия. Впервые она была обоснована применительно к математике Ламбертом еще в конце XVIII в., а далее она была развернута у Гегеля — не только абстрактно всеобщее, но такое всеобщее, которое воплощает в себе богатство индивидуального и отдельного. Еще Декарт, разрабатывая свою теорию функции бесконечно малых, показал, что бесконечное можно объять формулой, т.е. законом, который подразумевает бесконечное множество, формулой, которая подразумевает множество событий, под нее подходящих, так же как из формулы развертывается бесконечный ряд. Хотя нужно оговорить, что всякий закон охватывает какой-то срез, а не весь континуум, но тем не менее под этот срез можно подвести бесконечное множество событий. В этой связи уместно вспомнить слова Энгельса о том, что закон природы гораздо конкретнее любого конкретного случая.
Таким образом, согласно неокантианцам, впрочем, не только им, закон воспроизводит не только всеобщее, но позволяет нам воспроизводить ин-
дивидуальное и отдельное. Именно эту мысль противопоставил Кассирер одностороннему формально-логическому учению о познании как об образовании абстракции. Еще одна мысль Кассирера, которая полностью созвучна идеям Германа Когена: если понятие выражает закон, то объектом этого закона является не объективная реальность, а объектом этого закона является не что иное, как мысли.
Здесь объективная реальность исчезает, материя, вещество пропадают, остаются одни формулы. То есть если мы говорим об атоме, то мы не говорим ни о какой объективной реальности, не зависящей от нашего сознания. Когда мы говорим об атоме, то мы формулируем некоторый закон, описывающий его поведение. И кроме этой формулы, этого закона, больше ничего нет. Но это означает, что Кассирер, развивая свое функциональное понимание познания, подменяет предмет познания способом его воспроизведения мыслью. Философский аналог такого рода рассуждения мы можем встретить в системе философии Гегеля, конкретнее — в методе восхождения от абстрактного к конкретному в философских теориях Гегеля и Маркса.
По мнению Маркса, Гегель ошибся, приняв этот метод восхождения от абстрактного к конкретному за способ становления самого предмета. Между тем, утверждает Маркс, метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ воспроизведения этого предмета мыслью. К этому можно добавить, что математическая функция есть способ воспроизведения объективной реальности мыслью, есть способ выражения необъятного, т.е. бесконечного. Подобно Гегелю, Кассирер принимает функцию за математический способ воспроизведения реальности и ее закономерности за саму эту реальность, что вполне созвучно ситуации, связанной с научной революцией на рубеже ХІХ-ХХ вв., рефреном и лейтмотивом которой была мысль о том, что материя и вещество исчезли, остались только формулы.
В дальнейшем неокантианство, не отказываясь от гносеологических проблем математического естествознания, сосредоточивает свое внимание в основном на проблемах культуры. Это можно уже увидеть в программном манифесте, написанном Наторпом, «Кант и марбургская школа», когда тот утверждает, что трансцендентальный метод подразумевает сведение теоретического положения к фактам науки, истории, искусства, религии и т.д. Он тем самым уже подчеркивает, что трансцендентальный метод охватывает своим влиянием всю сферу человеческой культуры.
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
Если, по мнению неокантианцев, в математическом естествознании способом математического воспроизведения является функция, математическое понятие, математическое выражение, закон, то начиная с геологии, биологии, а в особенности с гуманитарных наук выступает другой, противоположный принцип — принцип цели. Без введения понятия цели невозможно, по мнению неокантианцев, дать теоретическое воспроизведение, социальных явлений в особенности.
Эта мысль была еще у Канта, который считал, что мир живой природы и мир человека необходимо подразумевают понятия цели, что он и развил в своей телеологии, которая объединяет гносеологию и мировоззрение, по сути дела, является рефлексией культуры.
Отсюда у Когена появляется «Учение о чистой воле» как основа этических учений. Если, по мнению неокантианцев марбургской школы, понятие природы строится на базе логики, математики, математического естествознания, основным смыслом которых является понятие функции, согласно которой задается предмет и строится понятие природы, то понятие культуры строится на основе этики, юриспруденции и гуманитарных наук в целом, и здесь основным принципом является принцип цели.
Почему же принцип или понятие цели является основным для гуманитарных наук? Это вытекает из того, что основное понятие гуманитарных наук есть понятие личности. Идейным источником такой постановки вопроса является творчество все того же Канта, его этика и категорический императив, согласно которому человек — не только средство, но прежде всего цель; цель сама по себе. И глав-
ной «вещью в себе», по Канту, является человек, но не как эмпирический субъект, а как личность.
Таким образом, произошло не просто изменение акцентов в научных пристрастиях представителей данного направления, а более глубокое изменение — эволюция методологической программы в мировоззренческую, хотя субъект познания остается по-прежнему инперсонифициро-ванным, а его мышление — механизмом работы теоретического мышления. Основой такой эволюции служат глубоко религиозные идеи о том, что Господь Бог создал человека свободным. Поэтому человеческое общество в своем идеале должно быть царством свободы, царством свободных индивидов, что, конечно же, недостижимо в земной жизни и что, в свою очередь, может служить регулятивным идеалом для поведения и для реформистского пути эволюции, что стало идейным основанием для западной социал-демократии. Такое понимание человека, общества в сочетании с символической трактовкой культуры является по сути дела раскрытием религиозной подоплеки кантовской телеологии как рефлексии культуры.
В заключение отметим: как в свое время кантианство переросло в гегельянство, так и неокантианство плавно эволюционирует в неогегельянство, религиозную метафизику, в философскую теологию. Таким образом, неокантианство, вначале задуманное как жесткий вариант сциентистской методологии, анализирующей механизм работы научного мышления обезличенного субъекта, в дальнейшем через эволюцию неогегельянства перерастает в религиозный персонализм, близкий к религиозному экзистенциализму.
S.N. KOSKOV
FROM SCIENTIFIC IMPERSONALIZE TO RELIGIOUS PERSONALIZE
In this article is considering the philosophy of new Kantians that was thinking as a strict version of scientific methodology. This version analyses the work’s mechanisms of scientific mode of thinking impersonal subject. The philosophy of new Kantians is develop into religious personalize over evolution the philosophy of new Hegelians. There is considering the evolution of methodology’s programs to world outlook’s programs.
Key words: subject of science, nature of knowledge, learning subject, orientation
