CC BY
137
1 ОТ «НАРСПИ» К «ГАЛЁ»*
\
/
В. И. Демин
\
t
/ *
В статье на основе проведения сравнительно-типологических параллелей между поэмами А. В. Рогожина «Гале» и К. В. Иванова «Нарспи» раскрывается неизвестная страница творческих связей мордовских и чувашских художников слова, что особенно актуально в период подготовки к знаменательному событию — тысячелетию единения мордовского народа с народами Российского государства.
В преддверии тысячелетия единения мордовского народа с народами Российского государства открываются всё новые факты, свидетельствующие о точках соприкосновения этносов на разных уровнях, в том числе в области печатного слова. Одним из многочисленных свидетельств этого являются творческие связи эрзянского и чувашского художников слова А. В. Рогожина и К. В. Иванова.
Надо сказать, что братская чувашская земля подарила эрзя-мордовскому народу немало писателей и публицистов, которые внесли достойный вклад в культурную сокровищницу своего этноса и республики. Достаточно назвать имена первого мордовского ученого М. Е. Евсевьева (1864 — 1931), автора «Мордовской свадьбы» — безусловного шедевра национального словесного искусства на стадии его перехода от фольклора к авторской литературе; одного из редакторов первой общемордовской газеты «Якстере теште» («Красная звезда», 1921) П. С. Глухова (1897 — 1979); народного писателя Мордовии А. Д. Куторкина (1906 — 1991) — автора широко известных эпических полотен на историческую тему; известного отечественного очеркиста первой половины прошлого века И. 3. Антонова (1919 — 1955), чье творчество до сих пор остается своеобразным эталоном в развитии художественной публицистики; заслуженного поэта Мордовии И. Д. Пиняева (1923 — 1979), который оставил после себя не только многочисленные высокохудожественные произведения, изданные как в Саранске, так и в Москве, но и прекрасные переводы мордовских и чувашских авторов на русский язык; одного из самых значительных зачинателей лиро-эпических традиций в эрзянской литературе А. В. Рогожина (1909 — 1944), чье творчество во многом складывалось под влиянием и воздействием поэтиче-
ских исканий классика чувашской литературы К. В. Иванова, прежде всего его поэмы «Нарспи», давно уже признанной мордовской литературной критикой подлинным шедевром национальной поэзии, своеобразной энциклопедией чувашской дореволюционной жизни. Подлинно национальное, как известно, обязательно выражает и много общечеловеческих черт, становится интернациональным, близким и родным для другого народа.
Для мордовского, в частности эрзянского, читателя еще в начале 1930-х гг. таким близким и родным стала «Нарспи» К. В. Иванова в переводе А. В. Рогожина. Через несколько лет красота и величие произведения замечательного чувашского поэта своеобразное продолжение получили уже в собственных творениях эрзянского художника слова — поэмах «Галё» (1935) и «Литу-ва» (1938).
Алексей Владимирович Рогожин (псевдоним Леша Рае — Леша Волга) родился в чувашско-эрзянском селе Балабаш-Нурусове Батыревского района Республики Чувашия в 1909 г. в семье лесника. В глухом лесном краю, на далеком кордоне, жилось трудно и бедно. Возможно, тягу и любовь к поэзии мальчик унаследовал от отца, который был для своего времени достаточно грамотным человеком, знал много песен, сказок и в редкие от многочисленных дел и забот свободные минуты знакомил с ними детей. Глубоко поэтической душой обладала и мать Алексея. Неисчерпаемым источником вдохновения была и природа родного края. Вечерами мальчик часто спешил к костру заготовителей леса послушать их рассказы, сказки, легенды, песни как кладезь устно-поэти-ческих традиций разных народов, проживавших в округе. Будущему поэту не надо было напрягаться, чтобы понять, о чем в них повествовалось: кроме родного языка, он доста-
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект 10-04-23401 а/В)
© В. И. Демин, 2011
ВЕСТНИК Мордовского университета | 2011 | № 1
точно хорошо знал чувашский, татарский и русский. Пройдет время, и это знание поможет ему создать прекрасный перевод не менее прекрасного оригинала чувашского собрата по перу К. Иванова. По воспоминаниям современников, А. Рогожин переводил «Нарспи» прямо с первоисточника. С чтения оригинала он начинал выступления перед читателями, видимо, для того, чтобы они прочувствовали звучание поэмы на братском чувашском языке и потом сравнили с эрзянским. В том же году поэма была опубликована в эрзянском журнале «Сятко» («Искра»), став, таким образом, достоянием и мордовской литературы, образцом инонационального художественного опыта.
Вероятно, именно в период ежедневной работы над «Нарспи» А. Рогожин задумал подобное произведение о родном народе. Самыми плодотворными в творческом отношении для автора стали годы, проведенные в Саранском пединституте. Здесь он сначала учился, а с 1937 г. преподавал. За это время творчество художника слова стало подлинной гордостью эрзянского народа.
Первым шагом в претворении творческой мечты А. Рогожина стала поэма «Галё», опубликованная в журнале «Сятко» в 1935 г. Как и в «Нарспи», в произведении повествуется о трагической любви двух молодых людей. Но если у К. Иванова прекрасная Нарспи — дочь богатых родителей, а благородный Сетнер — сын бедняка, то у А. Рогожина оба персонажа — пастух Галё и батрачка Окле — сироты, представители низших слоев сельского общества. Однако в обоих случаях в основе трагической любви героев лежит классовое неравенство, которое вкупе с патриархальными устоями и предрассудками разбивает счастье молодых людей, созданных друг для друга. Девушка не может распоряжаться своей судьбой. И чувашка Нарспи, и эрзянка Окле против воли выданы замуж за богатых, но ненавистных им людей, и в борьбе за счастье погибли.
По мысли обоих поэтов, гармоническое развитие общества возможно только тогда, когда отпадет разница в социальном положении людей, когда исчезнут дикие нравы, насаждаемые «власть имущими», что, к сожалению, характерно и для сегодняшнего дня. При этом необходимо отметить: как известно, в своей поэме юный К. Иванов не дает четких философско-политических установок на пути и не предлагает способы избавления общества в целом и каждого человека в отдельности от эксплуатации. Да и требовать этого от 18-летнего юноши, конечно же, было невозможно. Безмерно талантливого чуваш-
ского поэта, жизнь которого оборвалась в самом расцвете, когда только расправлялись его могучие крылья, можно, пожалуй, назвать революционером по душе и по чувству, а не закаленным борцом за новую жизнь, как иногда пытаются его представить. Правда, в поэме достаточно заметно пробивается мысль о том, что за свободу надо бороться, и не в одиночку, как Нарспи и Сетнер, а сплоченно и организованно. А. Рогожин рос и воспитывался в другое время и в ином обществе, поэтому мысли его собрата по перу озвучены в поэме «Галё» с особой силой и явственностью.
Трагедия судеб и любви главных героев, Галё и Окле, показана на фоне революционных событий 1905—1907 гг. и, в отличие от «Нарспи», при большом стечении народных масс. В действие своего произведения А. Рогожин вводит всех жителей села Малая Тулдава, каждый из которых имеет особенные характер, образ мыслей и чувства. При этом автор далек от какой-либо идеализации деревни, что в некоторой степени было характерно для К. Иванова и что иногда ставили ему в вину те, кто не хотел или не мог понять влюбленности поэта в родной край, не мог принять чистоты его взора на все окружающее, благородства души и нежности чувств — тех достоинств, которыми он в избытке наделил и Нарспи, и Сетнера.
«Галё» состоит из трех частей. В первой автор знакомит нас с Галё, который очень рано остался сиротой: в четыре года — без матери, в десять лет — без отца. Все его богатство — это увесистый отцовский кнут, с помощью которого он зарабатывал себе на жизнь, пас сельское стадо. Единственным лучом света в жизни парня стала такая же сирота-красавица Окле, которая за кусок хлеба гнула спину на кулака Ортю. Галё знакомится с саратовским рабочим-большевиком Мирё, который приехал в их село поднимать крестьян против поработителей. Во второй части повествуется о том, как кулак Ортя насильно выдал Окле замуж за недалекого умом боярского сына Обалдуя Степана. Здесь голос автора приобретает глубоко трагедийные нотки. А. Рогожин вложил в образ девушки всю любовь и нежность в высшем понимании смысла этих слов. С первых и до последних строк поэмы все в эрзянке Окле, как и в чувашке Нарспи, несмотря на неимоверные трудности и лишения жизни, дышит очарованием естественности, природным целомудрием, дополняемыми общительностью, душевной полнотой и внешней красотой, верностью и глу-
«Финно-угроведение. Филологические науки»
147
биной чувства. Вспомним героиню К. Иванова:
На лицо... прекрасна, Как цветочек полевой. Очи — черные агаты — Блещут силой огневой... Лишь окинет парня взором — Затрепещет сердце в нем; Улыбнется — переполнит Душу негой и теплом... Запоет ли в хороводе — Будто пташка-соловей; Захохочет — всякий скажет: Нет девицы здоровей.
Эрзянский поэт сравнивает Окле с цветком в буйстве зеленых трав, стан ее, как у березки стройненькой, глаза — спелые ягоды черемухи, шелковой травой переливаются волосы. Говорить начнет — соловьем поет, средь людей пройдет — павой кажется.
Оказавшись в доме нелюбимого человека, Окле, как и Нарспи, терпит страшные издевательства, но не сдается. Стремясь к светлой, свободной любви и жизни, она погибает. Это случается уже в третьей части поэмы, в которой повествуется о том, как после побега из тюрьмы Галё снова встречается с Мирё и они вместе поднимают народ против поработителей. При разгроме имения Обалдуя Степана тот убивает жену, которая пытается открыть восставшим ворота.
Заканчивается поэма коротким авторским сообщением: восстание было подавлено, Мирё поймали и казнили, Галё сослали в Сибирь, откуда он вернулся после февральских событий 1917 г., участвовал в Октябрьской революции, «когда разорвали тяжелые узы мозолистые руки трудящихся».
Как видим, сюжет произведения не отличается сложностью. Несмотря на это, поэту удалось показать жизнь эрзянского села и его отдельных представителей в сложном переплетении их судеб и стремлений. Для этого А. Рогожин нередко использует прием противопоставления. Для ослабления или, наоборот, усиления напряженности восприятия происходящего он мастерски вводит в сюжетную канву повествования сказки, легенды и песни родного народа. Это например, услышанные от отца легенды о Вирь-аве (хозяйке леса) и Стеньке Разине. Сообщается о несметных кладах народного героя, которых без жертвоприношений не найти. Таким образом автор обращает внимание на многолетние стремления народа к богатой и счастливой жизни. Ради лучшей доли трудовой люд не раз приносил в жертву лучших, но жить счастливее не стал, по-прежнему терпит великую нужду и стра-
дания. Почему? В поисках ответа на этот вопрос поэт вводит в повествование сон Галё о встрече с Разиным. Тот объясняет: не будет у вас другой судьбы до тех пор, пока не подниметесь всем миром. В одиночку никто ничего не добьется... Проснувшись, Галё слышит девичью песню о Ванюше, который, оставив дома жену Катюшу, отправился «на уральскую сторону счастье искать». Прошли два года, от «Ванюши-молодца никаких вестей нет», а у Катюши даже глаза ослепли от слез, она вся высохла, «белым саваном побелела». Эти стихи напоминают эрзянскую народную песню «Кудажонь пакся» («Куда-жово поле»). В ней повествуется об отправившемся на поиски «вольного поля» и сгинувшем на стороне муже, о чем его жене сообщили пролетавшие над селом перелетные птицы.
Как и в народных песнях, при изображении любимых героев А. Рогожин использует разнообразные метафоры, эпитеты, сравнения и уменьшительно-ласкательные слова. Нередко встречаются синтаксические параллелизмы. Так, замужество за нелюбимым человеком для Окле — это то же самое, что темная ночь с упавшей в бездну звездой; жизнь хлебопашца такая же горькая, как дым от непотушенных головешек. Поэма написана хореем. При необходимости автор укорачивает или, наоборот, удлиняет предложения. Так, начало восстания написано шестисложником. Вместе с ростом восстания убыстряется и ход повествования. Слова не просто нанизываются друг на друга, они, кажется, летят, словно искры из-под подкованных копыт быстроногого коня. Вот один из таких примеров на языке оригинала:
Кувси вармась, Ардтни шаньчсэ, Пиче виресь Стякшиы, ланчи. Тесэ цётор, Пук штор тосо:
Увт ды шалт Моли ушосо. Увны вармась, Шалны виресь, Труди цятнень Сыргась виесь.
Язык поэмы насыщен неологизмами и архаизмами, собранными поэтом из разговорного языка родного народа. Особую красоту придают пейзажи, написанные рукой настоящего Художника.
К недостаткам поэмы следует отнести не до конца последовательно раскрытый образ Галё; поверхностно представленное время действия; некоторый схематизм в создании отдельных портретов. Несмотря на это, поэма, созданная на основе «Нарспи» К. Иванова с опорой на эрзянский фольклор и собственные новаторские поиски, до сих пор
148
ВЕСТНИК Мордовского университета | 2011 | М» 1
остается одним из лучших достижений мордовской классической поэзии.
Безусловно, те же особенности у другого произведения А. Рогожина — поэмы «Литу-ва», посвященной далекому прошлому мордвы, нелегкой судьбе женщины-эрзянки, которую насильно пытаются выдать замуж за сельского богатея Патолыча. При этом главным сватом выступает не кто-либо, а родной отец Литувы, который таким образом мечтает выйти из постоянной нужды. В отличие от «Галё» и «Нарспи» данное произведение
Поступила 29.06.10.
заканчивается благополучно: богатея Патолыча убивает слуга, Литува выходит замуж за любимого Иваша, от имени которого поэт завершает поэму: «Тогда только жизнь улыбнется тебе, когда ненавистное сбросишь ярмо».
Значение творчества К. Иванова, прежде всего поэмы «Нарспи», трудно переоценить. Новаторство автора способствовало обогащению и дальнейшему развитию лироэпи-ческих традиций литературы не только чувашского, но и других поволжских народов.
НАЦИОНАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТРАДИЦИОНАЛИЗМ И ФОРМИРОВАНИЕ РЕАЛИСТИЧЕСКИХ ОСНОВ МОРДОВСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Т. И. Кубанцев, Т. Д. Кирдяева
В статье описано становление финно-угорских литератур в контексте общероссийского литературного процесса. На примере творчества 3. Ф. Дорофеева рассмотрен реализм в мордовской литературе.
Научно-детерминационное сближение категорий «национально-художественный традиционализм» и «деятельность творческой индивидуальности» позволяет поместить их на стыке теории и истории литературы, культурологии и поэтики, морали и эстетики и тем самым помогает трактовать литературу как целостный процесс в синкретике общего (традиций) и особенного (писателей). При этом под традициями понимаются не только хронотопические проявления сходной повторяемости идейно-содержательных свойств литературных произведений, но и механика накопления литературой художественного опыта.
Синтетический подход к заявленной проблеме (в национальном, общероссийском и мировом контекстах), использующий опыт контактологического и сравнительно-типоло-гического исследования взаимоотношений национальных литератур, выдвигает в качестве важного звена комплексное рассмотрение межлитературных связей в системе «национальная литература — зональная общ-
ность литератур — региональная общность литератур — всемирная литература». В этом случае происходит изучение межнациональной общности литератур в разных ее формах. Хотя такой путь исследования в литературной компаративистике встречался, он ранее существовал без органической взаимосвязи с контактологией и сравнительной типологией. В отечественном же сравнительном литературоведении (основы такого изучения литератур были заложены академиком Н. Конрадом) он актуализировался лишь в последнее время, что позволяет экстраполировать его на истоки общности финно-угорских литератур, которые восходят к значительно более ранним временам.
В широкой ретроспективе явственно прослеживается принципиальное историко-типологическое сходство как судеб народов Поволжско-Приуральского региона, так и путей развития их духовной культуры, что обусловило в конечном счете образование в новейший период их истории межлитературной общности. Отсюда следует, что при изу-
© Т. И. Кубанцев, Т. Д. Кирдяева, 2011
«Финно-угроведение. Филологические науки»
149
