Научная статья на тему 'Остраннение в романе Е. Замятина «Мы»'

Остраннение в романе Е. Замятина «Мы» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1003
149
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Новикова М. А.

Остраннение рассматривается в статье как всеобщий универсальный закон словесного творчества, нарушающий автоматизм восприятия, делающий объект описания ощутимым, творческим. Исследование сконцентрировано на способах языковой манифестации остраннения в романе Е. Замятина «Мы», которые не только выполняют повествовательную функцию, но и являются средством развертывания философских, мировоззренческих смыслов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Ostrannenie in E. Zamyatin's novel «WE»

The scientific novelty of this article lies in the fact that ostranenye is a universal law of creation. The research is concentrated on methods of language manifestations of such conceptual areas, as text field of different types of ostranenye.

Текст научной работы на тему «Остраннение в романе Е. Замятина «Мы»»

ОСТРАННЕНИЕ В РОМАНЕ Е. ЗАМЯТИНА «МЫ»

М.Л. НОВИКОВА

Кафедра русского языка основных факультетов.

Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, 6,117198 Москва, Россия

Остраннение рассматривается в статье как всеобщий универсальный закон словесного творчества, нарушающий автоматизм восприятия, делающий объект описания ощутимым, творческим. Исследование сконцентрировано на способах языковой мани-фестации остраннения в романе Е. Замятина «Мы», которые не только выполняют повествовательную функцию, но и являются средством развертывания философских, мировоззренческих смыслов.

Современная филологическая наука обнаруживает устойчивую тенденцию к синтезу образующих ее дисциплин, тем самым в значительной степени ликвидируя разобщенность литературоведческого и лингвистического подходов к изучению художественных произведений. Лингвистика и литературоведение в течение долгого времени сохраняли разобщенность, очевидно, в связи с тем, что они функционируют как очень специализированные науки, защищая свои интересы.

Говоря об исследовании поэтического языка, хотелось бы подчеркнуть, что оно стоит на грани лингвистики и науки о литературе, «изучение литературных видов речи прежде всего должно быть направлено на эстетические их свойства, как отличительные; именно они определяют систему применения языковых элементов в литературном творчестве» [4, с. 28]. Большое внимания уделяли изучению языка художественных произведений М.М. Бахтин, Г.О. Винокур, В.В. Виноградов. Связывающий воедино лингвистический и литературоведческий подходы - прием остранения выдающегося представителя русской формальной школы В.Б. Шкловского. Наиболее общий, основополагающий прием создания образности - описание, с помощью которого предмет, событие и т. п. изображается как бы впервые, по-новому увиденными. Эстетический эффект остранения возникает в результате нарушения привычного автоматизма восприятия, благодаря новому, творческому видению предмета.

Этот прием истолковывался чаще всего как передача события через героя, не понимающего происходящего и потому необычно, «странно» воспринимающего его. У этого, как и всякого другого приема в художественном произведении, есть своя цель. Цель остранения - потребность в нарушении «традиции», желание противостоять косности восприятия и стимулировать его свежесть с помощью неожиданного взгляда на реалии бытия и искусства. «Люди,

живущие на морском берегу, так привыкают к шороху волн, что перестают его слышать. Подобным же образом мы почти не слышим слов, которые произносим... Мы смотрим друг на друга, но более друг друга не видим. Наше ощущение мира выцвело, сталось одно лишь опознаванье» [6, с. 11].

Сам В.Б. Шкловский дал описание остранения на материале романа Л.Н. Толстого «Война и мир» [7]. Однако он не считал этот прием «специально толстовским» и, определяя его границы, подчеркивал: «Я лично считаю, что остраннение есть почти везде, где есть образ» [8, с. 12]. Задача искусства, по мнению В.Б. Шкловского, состоит в том, чтобы дать ощущение вещи, как видение, а не как узнавание. В связи с этим основополагающим является прием «остраннения» вещей и прием затрудненной формы. Необходимо обратить внимание на то, что и тема, и материал художественного произведения оказываются чрезвычайно важными для его восприятия. Выбирают величины значимые, ощутимые. Каждая эпоха имеет свой индекс, свой список запрещенных за устарелостью тем.

Остраннение толковалось формальной школой как универсальный закон словесного искусства, обнаруживающийся на всех уровнях художественной структуры: переживаемость звуков (Л.П. Якубинский), осложненность поэтической семантики (Ю.Н. Тынянов), заторможенность сюжетообразующих компонентов (В.Б. Шкловский) и т. д.

Остраннение, понимаемое широко, это акт творческой деформации, соединение несоединимых понятий, удар по языковым штампам и как результат этого - осознание вещи в ее ощутимости. «Фактура - главное отличие того особого мира специально построенных вещей [курсив наш - М.Н.], совокупность которых мы привыкли называть искусством» [6, с. 102]. Здесь В.Б. Шкловским заложена идея, впоследствии реализованная учеными в ходе развития семиотической теории языка, о том, что поэтический язык, язык художественной литературы, язык как словесное искусство является вторичной моделирующей системой. Художественная литература говорит на особом языке, который надстраивается над естественным языком как вторичная система. Языковая картина мира, отраженная в сознании писателя, находит свое воплощение в системе словесных образов, которые обусловлены художественным замыслом произведения, «вписаны» в его фабулу, органичны общей тональности авторского отношения к героям.

Одним из блестящих мастеров остранения был основоположник новой художественной прозы начала прошлого века Е.И. Замятин. Этот прием писатель использовал на протяжении всего творчества, например, в рассказах «Мамай», «Пещера», в повестях «Рассказ о самом главном», «Островитяне» и др. Особенно показательным является роман «Мы» - направленный против бесчеловечного, антигуманистического тоталитарного режима, как на Западе, так и в России, против обезличивания человека, превращения личности в бездушный механизм гигантской машины - Единое государство. Симптоматично, что в романе нет «я», личность уничтожена и название романа «Мы» является символом безликости такого общества.

Обратимся к остраннению и его роли в образно-речевой структуре роман «Мы» Е.И. Замятина, являющегося, по словам автора, его «самой шуточной и самой серьезной вещью». Тема романа - «наше прошлое, доведенное до абсур-

да, до логического предела, и опрокинутое в тысячелетнее будущее, Земля под стеклянным колпаком «единого государства», единой уравнительной идеи» [2, с. 225-240].

Тема требовала соответствующих форм ее образного воплощения, а некоторые особенности, а именно: отход от реализма и быта, быстро движущийся фантастический сюжет, сгущение в символике и красках, внимание к синтетическому признаку явления, а не к детальному описанию его, отразилось в концентрированном, сжатом языке, в выборе слов с максимальным коэффициентом полезного действия.

Действие романа происходит в далеком будущем, в фантастическом Едином Государстве, в котором проступают зримые черты ужасающего настоящего. Государство изолировано от мира Зеленой стеной - диким лесом, в который нельзя ходить его жителям. Роман написан от имени главного героя - Д-503, инженера-физика, строящего «Интеграл», техническое сооружение, которое должно «проинтегрировать» межпланетное пространство и изменить основы бытия.

Образ покорения природы с помощью техники был постоянным в искусстве авангарда и творчестве писателей начала прошлого века. Но Е. Замятин иронизирует над доктринами «пролетарских мыслителей» о безграничных возможностях науки, коллективизма, техницизма, выступая против обезличивания человека. Роман «Мы» рассматривается «в общем контексте естественнонаучной и художественной диалектики Е. Замятина, обращенной к противостоянию органического и механического, живого и окостеневшего, энергии и энтропии, к мучительной загадке власти, свободы, счастья» [1, с. 538].

Образный план остраненных образов романа создает эмоциональный каркас текста, поддерживаемый его логическим «остовом». Отношения, существующие в действительности, в романе представлены в творчески переработанном виде, образная трансформация языкового материала, создаваемая использованием остраненных структур, реализуется как эмоционально-оценочная функция, прежде всего, отрицательная, эстетически воздействуя на читателя. Остраненные образы в этой связи выступают как развернутые композиционные построения, важное средство интеграции текста.

Безусловно, сам роман «Мы», являясь реализацией творческого замысла автора, представляет собой чрезвычайно пеструю и сложную картину, его нельзя рассматривать только как поверхностную структуру, изолированную, существующую в одном измерении. Созданный автором свой собственный мир - это некий порядок, целое, которое сложилось из восприятия его составляющих, множества частных смыслов.

Существенно и то, что смысл произведения оформляется в зависимости от того, каким образом формируются его составляющие, как они функционируют и трансформируются. Комбинация проникновения в свойства целого и его частей, их диалогические отношения обуславливают правомерность постановки вопроса о том, что избирательное исследование ведущих линий анализа речевой структуры произведения и, в частности, остраненных образов, как важнейших его составляющих, должен проводиться на основе детерминантного подхода, поиска ведущих доминантных средств. Роман «Мы», как и всякое подлинно художественное произведение - сложное целое и в нем всегда оказывается неко-

торый доминирующий, господствующий момент, который и определяет собой построение всего повествования, смысл и название каждой его части.

Антропоцентризм как воззрение, согласно которому человек есть центр и высшая цель мироздания, завоевывает все более прочные позиции в качестве ведущего принципа в различных областях научных исследований. Применительно к филологии он становится особенно значительным в науке о языке художественной литературы, основателем которой был В.В. Виноградов.

Центральной категорией ее, организующей единство литературного произведения и одновременно методом его целостного анализа и синтеза, является «образ автора» как антропоцентрическая сущность, фокусирующий и опосредующий все стороны художественного текста. Поэтому ключ к постижению текста, проникновение в его суть и поэтическое своеобразие состоит, прежде всего, в раскрытии детерминирующего характера такой категории. Автор представляет собой «центр» литературного произведения, его идеи, композиции и системы языковых изобразительных средств. В этом смысле основная задача изучения текста сводится к тому, чтобы в объекте поэтического изображения найти его субъект, в изображенном найти изобразителя. В романе «Мы» Е. Замятин изображает мир в виде отчужденного, механического, неживого. С презрением он относится к тоталитарному миру, изображая его как механически обезличенный. Это нашло отражение в системе образов романа.

Современная филологическая наука оперирует категорией текстовое семантическое поле [5, с. 37-45]. Взаимосвязанные в системе текстового семантического поля остраненные образы - это эстетически значимая параллель ко всему развитию текста, играющая важную роль в его композиционном развитии. Текстовый анализ дает возможность установить некоторые закономерности развития систем остраненных образов в композиционной структуре текста.

Текстовое поле представляет собой протяженную, динамически развивающуюся структуру. Основным законом развития такого поля является импликация, отношения типа А —> В (А влечет В; если А, то В). Для анализа языка произведений художественной литературы особую значимость имеют способы реализации остранения, лежащие в основе целых изобразительных систем как взаимодействия различных словесных рядов и образов (тропов, фигур).

Импликация как глубинный уровень текста раскрывает механизм его развертывания на основе причинно-следственных отношений (образ] —> образг словесный образ] —> словесный образг и т. п.). Импликация выступает как основа интеграции и развития сложных и пространных по своей протяженности образных систем, представляющих собой остраненное моделирование поэтической реальности, являющихся взаимодействием тропеических и иных (нетро-пеических) средств художественной речи.

В основе их организации и развертывания лежат причинно-следственные связи и отношения, определяющие саму логику их построения и развития. Текст есть отражение определенной закономерной последовательности событий моделируемого мира, потока авторского сознания. Причинно-следственными отношениями определяются и закономерности развертывания образных словесных рядов. Писатель сравнивает не вещь с вещью, а вещь одного ряда с вещами другого ряда. Слово является одновременно носителем двух смыслов.

Интересным представляется разработанная А.К. Жолковским и Ю.К. Щегловым оригинальная литературоведческая концепция, известная под названием «Тема - текст», в которой содержание литературных произведений (целостных образных систем - поэтических мирах писателей) исследуется в сложном развитии - от темы (идеи, замысла) до конкретного словесного воплощения текста. Эта концепция основана на исследовательской задаче выделения и описания различных звеньев от абстрактной формулировки темы (идеи) к конкретному словесному составу текста, вплоть до синтаксических оборотов, отбора лексики, ритма и т. д. Для этого и было выведено ключевое понятие «приемы выразительности». «Чтобы тема превратилась в текст, она должна пройти через сетку приемов выразительности [выд. наши. - М.Н.], обогащаясь и конкретизируясь на каждом шагу» [3, с. 6]. Остранение - яркий прием выразительности, своеобразный фокус текста. Обратимся к некоторым примерам.

Люди в романе, живущие по строгим законам Великой скрижали, регламентирующей их поведение - безликие, лишенные индивидуальности нумера. Жизнь предельно рационализирована, люди лишены прав на личную жизнь, на семью. В Едином Государстве существует единый строгий режим. Так описывал Е. Замятин страшную реальность тоталитарного государства, не имея возможности открыто выразить свое отношение. «Мерными рядами, по четыре, шли нумера - сотни, тысячи нумеров... не омраченные безумием мысли лица». Их характеристики даются с помощью математических и физических категорий, технических сравнений. «Эта милая О., у нее неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, у нее «опережение мысли ... как бывает (тогда вредное) опережение подачи искры в двигателе». Герои романа могут представить себе «жизнь, не облеченную в цифры», их окружают «стеклянные стены алгебраического мира», и т. д.

Дальнейшее развитие образов происходит по законам импликации. Структура образов романа обнаруживает ярко выраженную импликацию А влечет В. Если люди - механизмы, нумера, цифры, то их жизнь - процесс интеграции Вселенной, изумительные уравнения, квадратная гармония непреложно прямых улиц, незыблемая закономерность. Их мысли пронизаны этим же чувством «квадрату меньше всего пришло бы в голову говорить о том, что у него все четыре угла равны: он этого уже просто не видит... Их я все время в этом квадратном положении», их мозг был «хронометрически выверенным, сверкающим без единой соринки механизмом».

Люди - механизмы. «Каждое утро с шестиколесной точностью ... мы миллионы встаем как один ... И, сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же секунду,., мы подносим ложку ко рту, выходим на прогулку, отходим ко сну». Жители Единого Государства уверены, что ничего нет «счастливее цифр, живущих по стройным, вечным законам таблицы умножения. Ни колебаний, ни заблуждений. Истина - одна... дважды два, и этот истинный путь - четыре». Эмоции людей представлены в виде графиков и схем, их смех как «крутая, гибко-упругую кривая», а прерванная беседа как «ассиметричное неловкое молчание».

Отношение к искусству в Едином Государстве потребительски утилитарное, это общество «из влюбленного шепота волн добыло электричество», «при-

ручило и оседлало когда-то ликую стихию поэзию, она - уже не беспардонный соловьиный свист: поэзия - государственная служба, поэзия - полезность»

Пейзажные зарисовки созданы с использованием тематических групп одного семантического поля - «непреложные прямые улицы», «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ, «квадратная гармония серо-голубых шеренг». Даже музыка представляется в романе как «суммирующие аккорды формул Тейлора, Маклорена; целотонные, квадратно-грузные ходы Пифагоровых штанов, грустные мелодии затухающе-колебателъного движения»; мелодия -математическая композиция (математик - причина, музыка - следствие, а человеческие чувства описываются в романе с помощью этих средств иронически-насмешливо, математическими величинами - «блаженство и зависть - это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем и т. п.

Все герои имеют свои темы, которые выражаются с помощью определенных словесных рядов. Главный герой Д-503, его характеристики, представлены полем математических и физических величин, поскольку он - член общества, цель его жизни - «раздробление бесконечности на удобные, легко перевариваемые порции - дифференциалы. В этом именно божественная красота стихии -математики». Нет необходимости возвращаться к уже описанным остраненным образам. Хотелось бы подчеркнуть, что сомнения в справедливости законов Единого Государства, появляющиеся у него в начале романа, представлены словами одной лексико-семантической группы. «Выньте из меня V-1. Этот иррациональный корень врос в меня, как что-то чужое, инородное, он пожирал меня, его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому что он вне ratio», «плоскости сместились, все стало неэвклидным».

Героиня романа по имени 1-330 также описана единицами такого же лексико-семантического поля: «брови ее так перекрещиваются, что образуют X, насмешливый темный треугольник, обращенный вершиной вверх, две глубокие морщинки, от носа к углам. И эти два треугольника противоречили один другому, клали на все лицо этот неприятный раздражающий X». Она и означает у в этом уравненном мире X - то, что нарушает гармонию этого мира, то, что при водит к созданию еще одного текстового семантического поля - жизни за Стеной, с ее буйством красок и дисгармонией. Происходит смена текстовых полей и характеристик остраненных образов. «Нет больше домов: стеклянные стены распустились в тумане, как кристаллики соли в воде», «Мне никогда больше не влиться в точный механический ритм».

Моделируемая «картина мира» в романе Е. Замятина во всей своей полноте предстает как целостная система взаимодействующих текстовых полей, в которых синтезируются идеи, образные языковые средства их выражения. Именно для того, чтобы увидеть какую-то вещь или процесс по-настоящему, представить их как компонент поэтической картины мира, необходимо нарушить автоматизм восприятия, сделать их ощутимыми, творчески воспринимаемыми, используется особая форма их описания в романе. Социальная утопия «Мы» - художественный памфлет о настоящем и попытка прогноза на будущее. Задача такой сатиры более выполнима в плане конструктивизма. И автор строит роман как систему текстовых полей из кубов, геометрических фигур и цифр, подтверждая положение о том, что художник обладает правом на собственное видение мира, независимое от «текущих задач настоящего момента».

ЛИТЕРАТУРА

1. Барабанов Е. Комментарии // Евгений Замятин. Сочинения.

2. Браун Як. Взыскующий человек. Творчество Евг. Замятина II Сиб. Огни, кн. 5/6,

1923.

3. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. Инварианты -Тема - Приемы - Текст. - М., 1996.

4. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. - Л., 1974.

5. Новикова М.Л. Остраннение как языковая структура текстового поля // Научные доклады высшей школы // Филологические науки». - 1999. -№ 6.

6. Шкловский В. Литература и кинематограф. - Берлин, 1923.

7. Шкловский В. Матерьял и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир». - М., 1928.

8. Шкловский В. О теории прозы. - М., 1983.

9. Шкловский В. Ход коня. - Берлин, 1923.

OSTRANNENYE IN Е. ZAMYATIN’S NOVEL «WE»

M.L. NOVIKOVA

Russian Language Department Russian Peoples’ Friendship University 6, Miklucho-Maklay St., 117198 Moscow, Russia

The scientific novelty of this article lies in the fact that ostranenye is a universal law of creation. The research is concentrated on methods of language manifestations of such conceptual areas, as text field of different types of ostranenye.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.