CC BY
21Особенности установления признаков субъекта должностных преступлений и формирования уголовно-правовых запретов на их совершение в Российской Федерации и Республике Казахстан
Осмысление и адекватная оценка собственного уголовного законодательства невозможна без сравнения с зарубежным, тем более если речь идет о ближайшем соседе — Республике Казахстан. В данной статье мы хотим обратить внимание на ряд обстоятельств, которые отличают подход казахского законодателя к регламентации уголовной ответственности должностных лиц, а также управленцев коммерческих и иных организаций от соответствующих институтов Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ). Кроме того, Закон РК от 25 сентября 2003 г. № 484 «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам борьбы с коррупцией»1 существенным образом модифицировал описание субъектов должностных и служебных преступле-
* В нашем журнале публикуется впервые.
В. Н. Борков*
ний, а также возможных мотивов коррупционного поведения. Внесенные изменения интересны и требуют анализа.
В соответствии с п. 1 примечания к ст. 307 Уголовного кодекса Республики Казахстан (далее — УК РК) (в ред. от 16 июля 1997 г.) должностными лицами признавались лица, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющие функции представителя власти либо выполняющие организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, а также в Вооруженных Силах Республики Казахстан, других войсках и воинских формированиях Республики Казахстан2. В пункте 1 примечания к ст. 285 УК РФ речь идет о признаках должностных
лиц, ответственность для которых предусмотрена главой 30 УК РФ. Как справедливо рассудил казахский законодатель, нормы об ответственности за должностные преступления расположены не только в главе 13 УК РК. Субъектам этих преступлений, как и субъектам посягательств главы 13 присущи признаки, указанные в примечании, содержащем определение должностного лица.
Только должностные лица могут быть исполнителями ряда преступлений, где основным объектом, по мнению российского и казахского законодателя, выступают личность, экономическая деятельность и правосудие. К таким составам относятся: отказ в предоставлении гражданину информации (ст. 140 УК РФ и ст. 154 УК РК), воспрепятствование законной предпринимательской деятельности (ст. 169 УК РФ и ст. 189 УК РК), привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ и ст. 344 УК РК), вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305 УК РФ и ст. 350 УК РК) и др. Поэтому понятие должностного лица (п. 1 примечания к ст. 285 УК РФ) необходимо распространить на весь Кодекс.
Заметим, в определении должностных лиц (п. 3 примечания к ст. 307 УК РК3 в редакции Закона РК от 25 сентября 2003 г. № 484 «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам борьбы с коррупцией») вообще отсутствует указание на сферу его применения. Возможно, это обстоятельство свидетельствует о том, что понятие должностного лица в Казахстане стало межотраслевым.
В первой редакции УК РК, в отличие от УК РФ, не были субъектами преступлений против государственной службы сотрудники государственных и муниципальных учреждений. В случае злоупотребления ими своими служебными полномочиями они должны были отвечать за посягательства, предусмотренные главой 8 УК РК «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях». В соответствии с ранее действующим примечанием к ст. 228 УК РК, субъектом данной группы признавалось «лицо... выполняющее организационно-распорядительные или административнохозяйственные обязанности в коммерческой организации, не являющейся государственным органом или органом местного самоуправления».
Применительно к УК РФ вопрос о правомерности отнесения к должностным лиц, наделенных полномочиями по управлению людьми или имуществом в государственных и муниципальных учреждениях, уже ставился перед Конституционным Судом Российской Федерации, куда обратился гражданин В. А. Курочкин. По его мнению, ст. ст. 285, 290 и 292 УК РФ не соответствуют ст. ст. 8 и 19 Конституции РФ, поскольку они позволяют судам общей юрисдикции расширительно толковать понятия «государственный служащий» и «должностное лицо» и
относить к числу субъектов преступлений, предусмотренных указанными статьями, преподавателей государственных образовательных учреждений. В. А. Курочкин считал, что им были совершены менее тяжкие преступления, предусмотренные главой 23 УК РФ «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях»4.
Действительно, в соответствии со ст. 1 Федерального закона от 27 мая 2003 г. № 58-ФЗ «О системе государственной службы в Российской Феде-рации»5, государственная служба — это деятельность по обеспечению исполнения полномочий органов государственной власти и лиц, занимающих государственные должности РФ и субъектов РФ. Система государственной службы включает в себя: государственную гражданскую службу, военную службу и правоохранительную службу. И только применительно к правоохранительной службе законодатель допускает возможность ее прохождения «.в учреждениях, осуществляющих функции по обеспечению безопасности, законности и правопорядка, по борьбе с преступностью, по защите прав и свобод человека и гражданина» (ст. 7 Федерального закона от 27 мая 2003 г. № 58-ФЗ «О системе государственной службы в Российской Федерации»).
Важно понимать, что интересы власти и службы как видовой объект должностных преступлений непосредственно связаны с задачами государственного управления, т. е. нормальной деятельностью соответствующих органов и лиц, занимающих государственные должности. И те и другие наделены распорядительными полномочиями в отношении не подчиненных им по службе субъектов правоотношений и могут в пределах предоставленной им компетенции принимать решения, вызывающие юридические последствия для третьих лиц. Подобные полномочия отсутствуют у руководителей государственных учреждений. Так, начальник окружного управления внутренних дел — представитель власти, а начальник учреждения высшего профессионального образования системы МВД подобными полномочиями не обладает.
Видимо, поэтому Конституционный Суд РФ, признав в общем не противоречащими Конституции РФ ст. ст. 285, 290 и 292 УК РФ, вместе с тем отметил, что «.законодатель — с учетом определенного главой 30 УК РФ объекта уголовно-правовой охраны — может внести изменения и уточнения в законодательное определение субъекта преступлений, предусмотренных этой главой уголовного за-кона»6. Разъясняя свою правовую позицию, высший орган конституционного контроля выразил сомнение в том, что сотрудники государственных и муниципальных учреждений могут непосредственно посягнуть на общественные отношения, развивающиеся в сфере государственного управления. Таким образом, подход казахского законодателя к дифференциации субъектов служебных преступлений,
предшествующий указанным выше изменениям, выглядит взвешенным и обоснованным.
Законом РК от 25 сентября 2003 г. № 484 «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам борьбы с коррупцией» существенной коррекции были подвергнуты признаки субъектов служебных преступлений. В новой редакции УК РК предлагается три вида субъектов посягательств главы 13 «Коррупционные и иные преступления против государственной службы и государственного управления». Причем, судя по структуре и санкциям ст. 307 УК РК «Злоупотребление должностными полномочиями», опасность данного преступления возрастает, если оно совершается:
— лицом, уполномоченным на выполнение государственных функций, либо приравненным к нему лицом (ч. 1 ст. 307);
— должностным лицом (ч. 2 ст. 307);
— лицом, занимающим ответственную государственную должность (ч. 3 ст. 307).
Ряд вопросов порождают определения субъектов, перечисленных в примечании к ст. 307 УК РК. Например, к лицам, уполномоченным на выполнение государственных функций, наряду со «всеми государственными служащими», относятся собственно должностные лица, а также депутаты Парламента и судьи (п. 1 примечания к ст. 307 УК РК). Вместе с тем должностные лица выступают в качестве самостоятельного субъекта квалифицированного состава, предусмотренного ч. 2 ст. 307 УК РК. В свою очередь, депутаты Парламента и судьи занимают ответственные государственные должнос-ти7 (ч. 3 ст. 307 УК РК), так как непосредственно исполняют функции государства.
Думаем, что особенность законодательной техники, которая используется в УК РК при дифференциации ответственности за злоупотребление должностными полномочиями, состоит в следующем. В части 1 статьи 307 УК РК злоупотребление совершается «...лицом, уполномоченным на выполнение государственных функций, либо приравненным к нему лицом.». Часть 2 статьи 307 УК РК карает за «то же деяние, совершенное должностным лицом». Но как было показано ранее, все лица, уполномоченные на выполнение государственных функций, за исключением служащих, не наделенных властными, организационно-распорядительными или административно-хозяйственными полномочиями, являются должностными, поэтому им следует вменять квалифицированный состав (ч. 2 ст. 307 УК РК). Фактически в качестве субъектов основного состава злоупотребления выступают служащие, не обладающие ни одним из трех видов полномочий, и лица, приравненные к выполняющим государственные функции. В свою очередь, если лицо, выполняющее государственные функции, не только называется должностным, а еще и занимает ответственную
государственную должность, то в случае совершения им злоупотребления ему нужно вменять особо квалифицированный состав (ч. 3 ст. 307 УК РК).
Мы приближаемся к пониманию основной идеи Закона РК от 25 сентября 2003 г. № 484 «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам борьбы с коррупцией». Она состоит в расширении круга субъектов коррупционной деятельности. В соответствии с п. 2 примечания к ст. 307 УК РФ: «К лицам, уполномоченным на выполнение государственных функций, приравниваются:
1) лица, избранные в органы местного самоуправления;
2) граждане, зарегистрированные в установленном законом порядке в качестве кандидатов в Президенты Республики Казахстан, депутаты Парламента Республики Казахстан и маслихатов, а также в члены выборных органов местного самоуправления;
3) служащие, постоянно или временно работающие в органах местного самоуправления, оплата труда которых производится из средств государственного бюджета Республики Казахстан;
4) лица, исполняющие управленческие функции в государственных организациях и организациях, в уставном капитале которых доля государства составляет не менее тридцати пяти процентов».
Таким образом, в результате внесенных изменений казахский законодатель дифференцировал ответственность государственных служащих и служащих органов местного самоуправления и признал коррупционными злоупотребления сотрудников учреждений, а также предприятий и иных организаций, которые полностью либо на треть (35%) государственные.
Полагаем, подобную концепцию уголовно-правовой охраны нормального функционирования должностных лиц и органов государственного управления бесспорной признавать нельзя. Поиск коррупционеров за пределами органов власти кажется нам стратегической ошибкой. Коррупционер не тот, кто, используя близость к государственной собственности, расхищает ее, а тот, кто, эксплуатируя делегированные ему государством полномочия, порождает у граждан уверенность в продажности власти, ее неспособности поддерживать правопорядок, защищать их законные права и интересы, способствует подрыву экономического и политического авторитета государства, его обнищанию и ослаблению.
Нужно заметить, что накануне изменений термин «коррупция» прозвучал в Постановлении Верховного Суда РК от 13 декабря 2001 г. № 18 «О практике рассмотрения судами уголовных дел о преступлениях, связанных с коррупцией»8. «Под преступлениями, связанными с коррупцией, понимаются умышленные уголовно наказуемые деяния должностных лиц, совершенные с использованием своих служебных полномочий в интересах других лиц
с целью незаконного получения от них имущественных благ и преимуществ как лично для себя, так и для других лиц».
Высшая судебная инстанция РК занимала верную позицию. Управленцы полностью или частично государственных предприятий субъектами коррупционных преступлений выступать не должны. Нарушая долг службы, они могут общественно опасным образом посягать на государственную собственность. Но, во-первых, собственность не выступает в качестве основного объекта должностных преступлений. В противном случае любое хищение государственного имущества следовало бы рассматривать как преступление против власти. Во-вторых, субъектами должностных посягательств могут быть только служащие, обеспечивающие исполнение полномочий органами государственной и муниципальной власти, а также лица, осуществляющие власть непосредственно.
Еще Б. Н. Чичерин, исследуя цели государства, писал: «Оно не вмешивается в частные промышленные предприятия, но заведует общими условиями промышленной деятельности, каковы, например, монетная система или пути сообщения, находящиеся в общем пользовании; оно устанавливает общие условия безопасности и санитарные требования и т. д. Этим оно, с одной стороны, содействует частным интересам, а с другой стороны, подчиняет их интересу общественному»9.
Осуществляя организационно-распорядительные и административно-хозяйственные полномочия в коммерческих структурах, на общественные отношения по поводу государственного управления посягнуть невозможно. Причинить изнутри вред интересам власти и службы могут только ее представители, руководители, а также лица, занимающиеся материальным обеспечением государственных органов.
Объективно разнообразие направлений общественной опасности посягательств должностных лиц и управленцев коммерческих предприятий, неодинакова степень их разрушительного влияния на систему правоотношений. Особенно зримо это проступает сквозь призму целей и задач коммерческих организаций и государства. Цель предпринимательской деятельности — извлечение прибыли. Основная задача государства — обеспечение безопасности личности, соблюдение интересов общества и государства. Поэтому вредоносность преступлений управленцев коммерческих организаций, независимо от формы собственности, значительно ниже опасности нарушения долга службы должностными лицами, так как они обязаны всемерно защищать интересы личности, общества и государства. Вот почему объединение казахским законодателем в одной статье ответственности должностных лиц и руководителей государственных предприятий, а также признание последних субъектами коррупционных преступлений ошибочны.
Статья 315 УК РК устанавливает ответственность за «бездействие по службе, то есть неисполнение должностным лицом из корыстной или иной личной заинтересованности своих служебных обязанностей, если это повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых интересов общества или государства...». Считаем, что наличие подобной нормы в уголовном законе играет важную роль в охране нормального функционирования власти и службы.
В соответствии со сложившейся судебной практикой ст. 285 УК РФ вменяется должностным лицам как в случае противоречащего интересам службы использования, предоставленных им полномочий, так и при невыполнении собственных обязанностей. Но очевидно, что последнее не вполне соответствует признакам состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ. Бездействуя, должностное лицо скорее не использует свои служебные полномочия, чем использует их, на что прямо указывается в диспозиции. Наверное поэтому ст. 107 УК РСФСР 1922 г. и ст. 111 УК РСФСР 1926 г. предусматривали ответственность за «бездействие власти, т. е. невыполнение должностным лицом действий, которые оно по обязанности своей службы должно было выполнить».
Признание повышенной общественной опасности, например, непресечения сотрудником правоохранительной структуры преступления, характерно еще для российского дореволюционного законодательства. Так, ст. 371 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных устанавливала единую ответственность как для лиц, превысивших власть с намерением «сделать» преступление, так и для лиц, противозаконно бездействовавших, попустительствуя преступлению. В обоих случаях они приговаривались «.к высшей мере наказания, определенного за то преступление»10.
Полагаем, что отсутствие нормы об ответственности за бездействие власти — недостаток отечественного уголовного закона. Дело в том, что даже если рассматривать злоупотребление как использование либо неиспользование служебных полномочий применительно к конкретным случаям, то подобное поведение не может охватывать невыполнение лежащих на представителе власти обязанностей. Очевидно, что полномочия и обязанности должностного лица не тождественны.
Злоупотребление должностными полномочиями — это принятие или непринятие какого-либо управленческого решения — властного, организационно-распорядительного или административнохозяйственного. В свою очередь, должностным лицам могут корреспондироваться обязанности, выполнение которых само по себе правоотношений для третьих лиц не порождает. Например, сотрудники милиции обязаны предотвращать и пресекать преступления, оказывать помощь пострадавшим от них
гражданам, разыскивать лиц, совершивших преступления, без вести пропавших, похищенное имущество и т. д. Сами по себе защита потерпевшего и физическое задержание преступника не могут рассматриваться как реализация властных полномочий. Подобные действия способен и вправе совершить каждый человек. Милиционер же в перечисленных случаях выполняет обязанности, а не реализует полномочия. И если он в названных ситуациях бездействует, то ответственность должна наступать за невыполнение обязанностей.
Напомним, ст. 315 УК РК устанавливает ответственность за бездействие по службе. В ее сферу попадают не только пассивность представителей власти, но и невыполнение обязанностей, связанных с руководством людьми, оборотом бюджетных средств, государственного имущества.
Считаем, по-настоящему общественно опасным может быть служебное бездействие только представителей власти. Анализ содержания властных полномочий свидетельствует о том, что наделенные ими лица непосредственно решают государственные задачи по обеспечению безопасности граждан, защите законных интересов участников правоотношений и обеспечению правопорядка. В свою очередь, и осуществление организационно-распорядительных функций может состоять в руководстве и координации деятельности представителей власти, а благоприятную материальную базу для них создают лица, наделенные административно-хозяйственными полномочиями. Но государство выдвигает на передний рубеж защиты интересов личности, общества именно представителей власти.
Одним из наиболее сложных вопросов регламентации ответственности за служебные преступления и их квалификации выступает вопрос о минимальной сумме взятки. В УК РК он урегулирован официально. В соответствии с п. 2 примечания к ст. 311 УК РК «Получение взятки», «не является преступлением в силу малозначительности и преследуется в дисциплинарном порядке получение впервые лицом, уполномоченным на выполнение государственных функций, либо приравненным к нему лицом имущества, права на имущество или иной имущественной выгоды в качестве подарка при отсутствии предварительной договоренности за ранее совершенные законные действия (бездействие), если стоимость подарка не превышала двух месячных расчетных показателей».
Напротив, российский уголовный закон формально позволяет считать взяточником любого, даже того, кто, не договариваясь заранее, получил хоть рубль за деяния, связанные с выполнением должностных обязанностей. Это обстоятельство, во-первых, приводит к криминальной стигматизации государственного аппарата; во-вторых, размывает в общественном сознании представление об общественной опасности такого тяжкого преступле-
ния, как получение взятки, что негативно влияет на борьбу с коррупцией. Полагаем, у должностного лица, получившего недорогой подарок (коробка конфет, пачка сигарет), отсутствует цель наживы, обязательная для взяточничества как коррупционного поведения.
Размышления по поводу определения минимальной суммы взятки предварим некоторыми критическими замечаниями в адрес уже существующих подходов. А. В. Наумов, ссылаясь на то, что Гражданский кодекс РФ установил запрет дарения государственным служащим, служащим муниципальных учреждений и ряду других лиц подарков, сумма которых превышает пять минимальных размеров оплаты труда, делает вывод, что пять минимальных размеров оплаты труда — граница, разделяющая подарок и взятку11. Подобную позицию занимает А. В. Галахова12.
Между тем нормы гражданского права противоречивы уже сами по себе. По статье 572 ГК РФ, при наличии встречной передачи вещи или права либо встречного обязательства договор не признается дарением. А статья 575 ограничивает стоимость «подарков», передаваемых государственным служащим в связи с исполнением ими служебных обязанностей. Кроме того, гражданское законодательство не может устанавливать ограничения для государственных служащих — это не его предмет регулирования. В статье 575 «Запрещение дарения» речь идет, скорее, о разновидности оснований признания сделки недействительной.
Исследуя вопросы определения роли уголовного права в системе межотраслевых связей, Н. И. Пи-куров приходит к выводу, что в рассматриваемом случае не уголовно-правовой запрет корректируется с помощью нормы гражданского права (ст. 575 ГК РФ), а, напротив, нарушение уголовно-правовой нормы (ст. ст. 290, 291 УК РФ) служит юридическим основанием для признания гражданско-правовой сделки ничтожной13. Позиции правоведов, пишущих о примате гражданско-правового метода регулирования, принижающих роль уголовного законодательства, критикует П. С. Яни14. Статью 575 ГК РФ В. Степанов справедливо характеризует как коррупциогенную15. Мы также полагаем, что вопросы уголовной ответственности должны быть исключительно в компетенции уголовного закона.
Федеральный закон от 27 июля 2004 г. № 79-ФЗ «Об основах государственной гражданской службы в Российской Федерации» в качестве правовой обязанности предписывает государственным служащим не получать от физических и юридических лиц вознаграждения и иные блага материального характера, связанные с исполнением должностных обя-занностей16. Конечно, не любое нарушение этого закона опасно. Существо противоречия заключается, с одной стороны, в формальной уголовной противоправности получения даже мелких подарков
должностным лицом при обстоятельствах, описанных в ст. 290 УК РФ, а с другой — в малозначительности указанных действий. Такое положение вещей подрывает авторитет уголовного закона, снижает эффективность его охранительного воздействия.
Казахский законодатель использовал один из вариантов решения проблемы — он закрепил в уголовном законе (в примечании к ст. 311) размер минимальной суммы заранее не обусловленной взятки-вознаграждения за выполнение законных действий. Подобный подход, очевидно, позволил сделать норму конкретной, ликвидировал размывание преступного и непреступного поведения.
Уголовный кодекс штата Миннесота в качестве цели уголовного законодательства, наряду с защитой общественной безопасности и благополучия посредством воспрепятствования преступлениям, провозглашает, что «защита индивида против злоупотреблений уголовным правом осуществляется путем точного определения запрещенного поведения». Одна из целей Уголовного кодекса штата Нью-Йорк состоит в том, чтобы «должным образом предупредить о характере запрещаемого поведения и о наказаниях, которые могут быть применены за него»17. Мы также считаем, что точность закона будет способствовать повышению эффективности общего и специального предупреждения.
Необходимо согласиться с Б. В. Волженкиным в том, что «независимо от размера незаконное вознаграждение должностного лица за выполнение им действия (бездействия) с использованием служебного положения. должно расцениваться как взятка в следующих случаях: 1) если имело место вымогательство этого вознаграждения; 2) если вознаграждение (или соглашение о нем) имело характер подкупа, обусловливало соответствующее, в т. ч. и правомерное, служебное поведение должностного лица; 3) если вознаграждение передавалось должностному лицу за незаконные действия (бездей-ствие)»18.
Взвешенное решение, на наш взгляд, содержится в Модельном уголовном кодексе для Содружества Независимых Государств, принятом Межпарламентской Ассамблеей государств-участников СНГ 17 февраля 1995 г. Рекомендуется не признавать преступлением, в силу малозначительности содеянного, получение публичным служащим имущества, права на имущество или иной имущественной выгоды в качестве подарка при отсутствии предварительной договоренности за уже совершенное действие (бездействие), не нарушающее служебных обязанностей данного лица, если стоимость подарка не превышает однократного минимального размера заработной платы, установлен-
19
ного законодательством19.
Следует подчеркнуть, что установление минимальной суммы взятки-вознаграждения за со-
вершение должностным лицом законных действий не преследует цели отграничения преступления, предусмотренного ст. 290 УК РФ, от допустимого подарка — правомерного поведения. Задача состоит в разведении общественно опасного деяния как проявления коррупционности от дисциплинарного проступка, запрещенного федеральным законом.
1 См.: Казахстанская правда. — 2003. — 27 сент.
2 См.: Уголовный кодекс Республики Казахстан / предисловие министра юстиции Республики Казахстан, д-ра юрид. наук, проф. И. И. Рогова. — СПб., 2001. — С. 339.
3 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Республики Казахстан. — Алматы, 2003. — С. 288.
4 См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 18 декабря 2002 г. № 367-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Курочкина Владимира Александровича на нарушение его конституционных прав положениями статей 285, 290 и 292 Уголовного кодекса Российской Федерации» // <www. garant. ги>. — 2005. — 15 июля.
5 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. — 2003. — № 22. — Ст. 2063; Рос. газета. — 2003. — 18 нояб. (доп. вып.)
6 См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 18 декабря 2002 г. № 367-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Курочкина Владимира Александровича на нарушение его конституционных прав положениями статей 285, 290 и 292 Уголовного кодекса Российской Федерации».
7 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Республики Казахстан. — С. 292.
8 См.: Бюллетень Верховного Суда Республики Казахстан. — 2001.— № 12.— С. 17.
9 Чичерин Б. Н. Курс государственной науки: в 3 т. — М., 1894 // <http://www. garant. ги>.
10 Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. — М., 1998. — Т. 6: Законодательство первой половины XIX века. — С. 267.
11 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. А. В. Наумова — М., 1996. — С. 824.
12 См.: Галахова А. В. Должностные преступления. — М., 1998. — С. 33.
13 См.: Пикуров Н. И. Уголовное право в системе межотраслевых связей. — Волгоград, 1998. — С. 190.
14 См.: Яни П. С. Проблемы уголовной ответственности за экономические преступления // Законность. — 2001.— № 1.— С. 3.
15 См.: Степанов В. «Обычный подарок» или обычная взятка // Чистые руки. — 2000. — № 4. — С. 86.
16 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. — 2004. — № 31. — Ст. 3215.
17 Никифоров Б. С., Решетников Ф. Н. Современное американское уголовное право. — М., 1990. — С. 40-41.
18 Волженкин Б. В. Служебные преступления. — М., 2000. — С. 204.
19 См.: Правоведение. — 1995. — № 6. — С. 145.
