CC BY
299
УДК 821.161.1
Фокина Мадина Александровна
доктор филологических наук, профессор Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
filolog-kos@mail. ш
ОСОБЕННОСТИ СУБЪЕКТНО-РЕЧЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПОВЕСТИ А.И. КУПРИНА «ПОЕДИНОК»
В статье рассматриваются языковые средства, характеризующие речь автора и персонажей повести А.И. Куприна «Поединок», анализируется своеобразие идиостиля писателя.
Ключевые слова: авторская речь, художественный диалог, внутренний монолог.
Повесть «Поединок» была напечатана в 1905 году, в ней дано правдивое изображение отсталой, небоеспособной армии, нравственно разложившихся офицеров и забитых солдат. Произведение получило широкий читательский отклик и принесло Александру Куприну всероссийскую славу. В литературной критике и писательской среде высоко оценивались художественные достоинства повести, в том числе её яркий язык и тонкий психологизм авторского повествования.
Произведение имеет сложную субъектно-речевую организацию. В повествовании от третьего лица наряду с авторским монологическим словом широко представлены художественные диалоги, а также внутренняя, несобственно-прямая и косвенная речь героев. Кроме того, автор включает в повествование письма, записки, официальный рапорт.
Одним из приёмов диалогизации повествовательного монолога является цитация с указанием на источник сообщения. Характеризуя ротного командира, капитана Сливу, автор сообщает читателю о том, что у него «во всём мире остались только две привязанности: строевая красота своей роты и тихое, уединённое ежедневное пьянство по вечерам - “до подушки”, как выражались в полку старые запойные бурбоны» [2, с. 227]. Цитацией чужой речи здесь является метафора до подушки, которая имеет смысловые ассоциации с известными фразеологическими единицами, образованными по одной модели: до чёртиков, до упора (напиться) ‘полностью, до предела; очень сильно’ [8, с. 329, 366]. Нарицательное существительное бурбоны (бурбон - по названию французской королевской династии - ‘грубый, невежественный и властный человек’) [5, с. 112] характеризует старших, опытных офицеров, командиров по отношению к более молодым военным, которые именуются в повести фендриками (фендрик- разг. устар., в армии: ‘шутливое или пренебрежительное название молодого человека, недавно произведённого в офицеры’) [6, т. 4, с. 558] . Сравним: «Старый “бурбон” в глубине души питал слабость к подпрапорщику, как к отменному фронтовику и тонкому знатоку устава»; «Командир полка делает ему замечание, а он, несчастный прапорщик, фендрик, позволяет себе
возражать какую-то ерундистику. Безобразие!» [2, с. 316].
Со ссылкой на чужую речь в субъектно-речевом плане повествователя представлены прозвища героев:
«Подполковник Рафальский... был старый причудливый холостяк, которого в полку, шутя и, конечно, за глаза, звали полковником Бремом... Всё своё время, все заботы и всю неиспользованную способность сердца к любви и к привязанности он отдавал своим милым зверям - птицам, рыбам и четвероногим, которых у него был целый большой и оригинальный зверинец.
Все свои сбережения полковник Брем тратил на зверинец. Этот чудак ограничил свои потребности последней степенью необходимого. Но товарищам, особенно младшим офицерам, он, когда бывал при деньгах, редко отказывал в небольших одолжениях. Справедливость требует прибавить, что отдавать ему долги считалось как-то непринятым, даже смешным - на то он и слыл чудаком, полковником Бремом» [2, с. 331].
Авторская характеристика героя содержит кольцевой повтор, обрамляющий текстовый фрагмент: «старый причудливый холостяк, которого. шутя и. за глаза, звали полковником Бремом» - «на то он и слыл чудаком, полковником Бремом». Прозвище Брем дано по фамилии известного автора книг «Жизнь животных», немецкого зоолога XIX века, директора Гамбургского зоопарка.
Речь повествователя насыщена ёмкими, лаконичными описаниями-характеристиками персонажей, где ярко представлены художественные определения: «подпрапорщик Лбов, живой стройный мальчишка с лукаво-ласково-глупыми глазами и с вечной улыбкой на толстых наивных губах, - весь точно начинённый старыми офицерскими анекдотами» [2, с. 217]. Писатель создаёт индивидуальноавторское сложное прилагательное, состоящее из трёх частей: лукаво-ласково-глупые (глаза).
«Вслед за ней, часто шаркая ногами, приплелась древняя мамаша полковника, маленькая, глухая, но ещё бодрая, ядовитая и властная старушонка» [2, с. 285]. Здесь в одной фразе употреблено шесть определений, создающих точную портретную характеристику пожилой женщины: древняя -
142
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2013
© Фокина М.А., 2013
маленькая - глухая - бодрая - ядовитая - властная.
В авторских описаниях выразительно используются названия букв кириллической азбуки: «Офицерское собрание занимало небольшой одноэтажный домик, который был расположен глаголем»; «От напряжения его лицо покраснело, и на лбу вздулись, точно ижица, две сходящиеся к переносью жилы» [2, с. 289].
В художественных диалогах, представляющих субъектно-речевой план персонажей, создаются семантически объёмные речевые характеристики: с одной стороны, автор передаёт специфику речи русского офицерства; с другой стороны, отражает индивидуальное своеобразие конкретного героя.
Прослеживается чёткая дифференциация речевых особенностей молодых офицеров и старших командиров. В речи молодёжи преобладают хвастовство, бравада, пренебрежительные, иронические интонации. Их любимые разговоры, как замечает повествователь, - «о случаях неожиданных кровавых расправ на месте и о том, как эти случаи проходили почти всегда безнаказанно» [2, с. 222]. Например:
«Был. случай, что оскорбили одного корнета в кафешантане. И он съездил домой на извозчике, привёз револьвер и ухлопал двух каких-то рябчиков. И всё!»; «Подпрапорщик Краузе в Благородном собрании сделал скандал. Тогда буфетчик схватил его за погон и почти оторвал. Тогда Краузе вынул револьвер - рраз ему в голову. На месте! Тут ему ещё какой-то адвокатишка подвернулся, он и его бах!» [2, с. 221].
В этих словах молодых офицеров нет сострадания к случайным жертвам и раскаяния в безнаказанных убийствах, они используют в речи лексику, содержащую негативную оценочность: «ухлопал двух каких-то рябчиков»; «рраз ему в голову»; «ад-вокатишка подвернулся, он и его бах!». Автор сопровождает речь героев соответствующими ремарками: «сказал с усмешкой - не то иронической, не то поощрительной»; «говорил с напускным пренебрежением».
В художественных диалогах молодых офицеров наблюдаем также языковую игру, что проявляется в их шутливых обращениях к собеседнику, имя и/ или фамилия которого иронически обыгрываются, переосмысливаются. Например, фамилия главного героя, подпоручика Ромашова, подвергается неоднократным модификациям в ряде реплик: Рома-шевич, Ромашевский, Ромуальд, Ромашенко. Его насмешливо именуют Принцем Гамлетом, анахоретом сирийским, институткой, воробышком. Герой застенчив и задумчив, носит очки, худ и нескладен. Все эти качества молодого подпоручика осмеиваются в офицерской среде. Его грубо отчитывает начальство: «И на кой мне чёрт вас в роту прислали? Нужны вы мне, как собаке пятая нога...»
(ротный командир); «Служите без году неделя, а начинаете хвостом крутить. Мальчишка, желторотый птенец.» (полковой командир) [2, с. 227, 377].
Старшие командиры жестоко обращаются и с подчинёнными офицерами, и с рядовыми солдатами. Их речь изобилует едкими оскорблениями, грубой бранью: «Капитан Слива, извольте сейчас же поставить этого сукина сына под ружьё с полной выкладкой. Пусть сгниёт, каналья, под ружьём. Вы, подпоручик, больше о бабьих хвостах думаете, чем о службе-с .»; «Один из лучших офицеров в полку, старый служака - и так распускаете молодёжь. Подтягивайте их, жучьте их без стеснения. Нечего с ними стесняться. Не барышни, не размокнут.» (полковник Шульгович) [2, с. 226, 227].
Авторская позиция убедительно выражена словами генерала, корпусного командира, недовольного полковым смотром: «Полк никуда не годен. Солдат не браню, обвиняю начальников. Кучер плох - и лошади не везут. Не вижу в вас сердца, разумного понимания заботы о людях. Людей завертели, как извозчичьих лошадей. Офицеры имеют запущенный и дикий вид, какие-то дьячки в мундирах.» [2, с. 375]. Ключевой метафорой является окказиональное выражение дьячки в мундирах, образованное по продуктивной семантикосинтаксической модели, широко используемой в русской литературе Х1Х-ХХ веков в качестве негативной характеристики героев: свинья в ермолке (Н.В. Гоголь); нуль во фраке (А.Н. Островский), моль в пламенном плаще (А.М. Ремизов) и др. Ср. с ироническими именованиями военных людей: Кутейкин в эполетах (А.С. Пушкин); Манилов в генеральских погонах (В. Максимов).
Внутренняя речь как субъектно-речевой план персонажа представлена в основном размышлениями подпоручика Ромашова, критически обдумывающего свою жизнь, полковые события и явления окружающего мира. Диалогизация внутренних монологов главного героя осуществляется в его рассуждениях о себе от третьего лица:
«И так как у Ромашова была немножко смешная, наивная привычка, часто свойственная очень молодым людям, думать о самом себе в третьем лице, словами шаблонных романов, то и теперь он произнёс внутренне:
“Его добрые, выразительные глаза подёрнулись облаком грусти. ”»;
«И всё-таки Ромашов в эту секунду успел по своей привычке подумать о самом себе картинно в третьем лице:
“И он рассмеялся горьким, презрительным смехом”» [2, с. 227-228, 240].
Характеризуя сложный душевный склад Ромашова, автор сопровождает его внутреннюю речь системой ремарок, образующих следующий смысловой ряд: «сказал сам себе; думал, едва-едва шевеля губами, произнося слова внутри себя, молча-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2013
143
ливым шёпотом; с жаром сказал про себя; прибавил мысленно; закричал внутри Ромашова какой-то торжествующий голос; сурово, почти злобно спросил он самого себя; странный, точно чужой голос шепнул вдруг извне в ухо Ромашову; с острой ненавистью к самому себе подумал Ромашов» [2, с. 247, 263, 275, 277].
В ремарках и описательных характеристиках автора нередко содержатся вкрапления несобственно-прямой речи, которая формально представляет речевую сферу повествователя, а на самом деле является фрагментом высказывания от имени персонажа:
«И Ромашов поразительно живо увидел себя учёным офицером генерального штаба, подающим громадные надежды. Имя его записано в академии на золотую доску. Профессора сулят ему блестящую будущность, предлагают остаться при академии, но - нет - он идёт в строй. Надо отбывать срок командования ротой. Непременно, уж непременно в своём полку.
А там война. Нет, до войны лучше Ромашов поедет военным шпионом в Германию. Изучит немецкий язык до полного совершенства и поедет. Какая упоительная отвага! Один, совсем один, с немецким паспортом в кармане, с шарманкой за плечами. Обязательно с шарманкой... » [2, с. 231-232].
В речи повествователя передаются нереальные представления мечтательного героя о своей успешной военной карьере: громадные надежды; блестящая будущность; упоительная отвага. Включение разговорных элементов несобственно-прямой речи в повествовательный монолог создаёт ироническое отношение автора к наивной непосредственности молодого, неопытного офицера, склонного к романтическому приукрашиванию безрадостной, обыденной жизни в захолустном гарнизоне.
Внутренние размышления Ромашова содержат серию проблемных вопросов. Полностью разочаровавшись в офицерской службе, герой ищет выхода из жизненного тупика:
«Да, что мне делать? Уйти со службы? Но что ты знаешь? Что умеешь делать? Сначала пансион, потом кадетский корпус, военное училище, замкнутая офицерская жизнь. Знал ли ты борьбу? Нужду? Нет, ты жил на всём готовом, думая, как институтка, что французские булки растут на деревьях. Попробуй-ка, уйди. Тебя заклюют, ты сопьёшься, ты упадёшь на первом шагу к самостоятельной жизни. Постой. Кто из офицеров, о которых ты знаешь, ушёл добровольно со службы? Да
никто. Все они цепляются за своё офицерство, потому что ведь они больше никуда не годятся, ничего не знают.» [2, с. 277].
Внутренний монолог представляет собой сверх-фразовое единство, содержит параллельные синтаксические конструкции, семантико-синтаксичес-кие повторы. Диалогизация монолога осуществляется путём чередования вопросов и ответов. Герой сначала задаёт себе жизненно значимые вопросы, затем сам на них отвечает. Семантическая цепочка слов нет - никто - никуда - ничего усиливает безысходность, драматизм сложного положения подпоручика Ромашова.
Таким образом, ведущими формами субъектноречевой организации повести Александра Ивановича Куприна «Поединок» являются третьеличный монолог повествователя, художественные диалоги персонажей и внутренняя речь главного героя. В тексте произведения активно осуществляется ди-алогизация повествовательного монолога и внутренних монологов, что создаёт психологизм повествования. Объединению речевых планов повествователя и персонажей способствует введение в текст несобственно-прямой речи, отражающей индивидуальные особенности речевого поведения главного героя: эмоциональность, импульсивность и в то же время - глубину, аналитизм его размышлений. Неоднородная субъектно-речевая организация художественного текста является важной композиционно-смысловой составляющей в общей повествовательной структуре произведения.
Библиографический список
1. Болотнова Н. С. Филологический анализ текста. - М.: Флинта: Наука, 2009. - 520 с.
2. Куприн А.И. Поединок // Куприн А.И. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 2. - М.: Правда, 1982. - 448 с.
3. Николина Н.А. Филологический анализ текста. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. -256 с.
4. Попова Е.А. Коммуникативные аспекты литературного нарратива. - Липецк, 2001. - 268 с.
5. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. - М.: Русский язык, 1981-1984.
6. Современный словарь иностранных слов. -М.: Русский язык, 1992. - 740 с.
7. ФокинаМ.А. Филологический анализ текста: учеб. пособие. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2013. - 140 с.
8. Фразеологический словарь русского литературного языка: в 2 т. / сост. А.И. Фёдоров. - М.: Цитадель, 1997.
144
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2013
