CC BY
116
Как отмечают многие авторы [3 и др.], изучение животноводческой лексики мюхрекского диалекта рутульского языка является необходимым и востребованным. Оно продиктовано рядом важных обстоятельств: это, во-первых, развитием с одной стороны рутульско-лезгинского и, с другой стороны,
Библиографический список
рутульско-азербайджанского и рутульско-русского двуязычия, которое постепенно приводит не только к расширению и обогащению рутульской лексики, словарного запаса, но и, к большому сожалению, к частичной утрате его исконного словарного фонда.
1. Гаджиев Г.А. Названия некоторых домашних животных у лезгин. Отраслевая лексика дагестанских языков: названия животных и птиц. Махачкала, 1984.
2. Силдя. Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков. Названия животных, птиц, пресмыкающихся и насекомых. Москва, 1971.
3. Кулиева РБ. Животноводческая лексика хновского говора рутульского языка. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Москва, 2008.
References
1. Gadzhiev G.A. Nazvaniya nekotoryh domashnih zhivotnyh u lezgin. Otraslevaya leksika dagestanskih yazykov: nazvaniya zhivotnyh i ptic. Mahachkala, 1984.
2. Sildya. Sravnitel'no-istoricheskaya leksika dagestanskih yazykov. Nazvaniya zhivotnyh, ptic, presmykayuschihsya i nasekomyh. Moskva, 1971.
3. Kulieva R.B. Zhivotnovodcheskaya leksika hnovskogo govora rutul'skogo yazyka. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 2008.
Статья поступила в редакцию 20.11.16
УДК 82
Shirvanova E.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Russian Literature, Dagestan State University
(Makhachkala, Russia), E-mail: uzlipat066@mail.ru
THE IMAGE OF THE FILAMENT AND THE MOTIVE OF AFFECTION IN STORY OF THE FABRIC THE STORY OF ALEXANDER KUPRIN "DUEL". The article examines how in the story "The Duel" by Alexander Kuprin the author describes the features of thread as a poetic image, combining different moments in the plot of the literary text. The motive of thread in the story is linked to its central problem of freedom and non-freedom. The plot of this work through the image of thread can be traced to the motive of affection, which focuses on various moments of meaning: context and tension, tear and affection, freedom and non-freedom, purchase (winding yarn) and loss (unwinding). The author concludes that the image of thread, associated with its central problem of freedom and having no freedom, softly and unobtrusively woven into the fabric of the work, and as a word and as a symbol, and as a motive has strengthened the perception of the work.
Key words: story, image of thread, motif, plot, symbolism, work, associations, parallel, mythological image, antithesis.
Э.Н. Ширванова, канд. филол. наук, доц. каф. русской литературы, Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, E-mail: uzlipat066@mail.ru
ОБРАЗ НИТИ И МОТИВ ПРИВЯЗАННОСТИ В СЮЖЕТНОЙ ТКАНИ ПОВЕСТИ А.И. КУПРИНА «ПОЕДИНОК»
В статье анализируется как в повести А.И. Куприна «Поединок» описаны особенности нити как поэтического образа, соединяющего в сюжетной ткани произведения различные смысловые моменты. Мотив нити в повести связан с её центральной проблемой - свободы и несвободы. В сюжете этого произведения через образ нити прослеживается мотив привязанности, который акцентирует различные смысловые моменты: связи и натяжения, разрыва и привязанности, свободы и несвободы, приобретения (наматывания нити) и потери (разматывание). Автор делает вывод о том, что образ нити, связанный с ее центральной проблемой - свободы и несвободы, вкрадчиво и ненавязчиво вплетенный в ткань произведения, и как слово, и как символ, и как мотив, способствовал усилению восприятия произведения.
Ключевые слова: повесть, образ нити, мотив, сюжет, символика, произведение, ассоциации, параллель, мифологический образ, антитеза.
Повесть А.И. Куприна «Поединок» - одно из лучших произведений писателя. Основанное на автобиографических мотивах, оно воплотило в себе все впечатления автора от учебы в кадетском корпусе и четырех лет военной службы. Все события, происходящие в повести, показаны Куприным через призму восприятия подпоручика Ромашова, в душе которого и происходит «поединок», вынесенный автором в заглавие. Это поединок между обществом, то есть армейской средой, в которой живет герой, и его живым, человеческим «я», поединок между тем Ромашовым, которого видят и воспринимают люди, и тем, который есть на самом деле, но спрятан глубоко под военным мундиром. Ромашов безволен и не может активно противостоять миру, который его окружает, но он хотя бы не смирился, как остальные офицеры, с жизнью, полной жестокости, бездуховности и однообразия.
Мотив как образное зерно художественного произведения, срастаясь с другими мотивами, сопряжёнными с темой, развёртываясь, образует его сюжетную мозаику. Процесс разрастания мотива, его превращения в цельное словесное поэтическое образование очень любопытен и «постперцептивен», то есть
заставляет вернуться и переосмыслить прочитанное. С этой точки зрения любопытным нам представляется прочтение повести А.И. Куприна «Поединок». В пестрой сюжетной ткани этого произведения прослеживается мотив привязанности, и неоднократно возникает образ нити, который акцентирует различные смысловые моменты: связи и натяжения, разрыва и привязанности, свободы и несвободы, приобретения (наматывания нити) и потери (разматывание).
Этот образ присутствует и в прямом своем значении как пряжа: Зегржт, друг Назанского, любит шить, вязать, вышивать, и Ромашов появляется в его квартире, когда тот пришивал красную материю к рубахе. Символика красного цвета выполняет роль художественного предварения, вызывая ассоциации с кровью, раной, смертью, мишенью. Здесь нить как художественная деталь несёт на себе смысловую нагрузку «привязанности». Не случайно в диалогах Ромашова с Рафальским, Зегржтом, в тосте Осадчего присутствуют слова «веревка», «привязать», «привязанность», «завязался».
В прямом значении образ нити присутствует и в сцене вязания кружева Шурочкой Николаевой. А.И. Куприн со свойственны-
ми ему «преклонением перед высокой любовью, перед красотой женщины, свободой и непринужденностью предметных и психологических описаний, с полновесным и конкретным словом, эпической «ровностью» повествования» [1] рисует облик Шурочки. Её образ часто сопровождают метафоры: «обвила руки вокруг шеи Ромашова», «протянула детским голосом». В воспоминаниях самого Ромашова часто всплывают моменты, связанные с нитью: «мать наказывала его тем, что привязывала его тоненькой ниткой за ногу к кровати, а сама уходила» [2, с. 91]. Порвать нить ничего не стоило, но удерживало его что-то глубокое внутреннее, «...нитка оказывала на него странное гипнотизирующее действие» [2, с. 91].
В разговоре с Назанским Ромашов говорит о своей юношеской любви, когда ему доставляло удовольствие сидеть около неё, и когда она что-нибудь работала, взять нитку и тихонько тянуть к себе. Только и всего. Она не замечала этого, совсем не замечала, а у меня от счастья кружилась голова» [2, с. 81]. На-занский назвал это общение через «нить, точно через проволоку, точно электрический ток» «смертельно прекрасным чувством» [2, с. 81].
Ромашов всё время ищет связи между тем, что он видит и чему подчиняется, между условностями, приказами, поручениями и действительной жизнью. Он пытается, старается уловить невидимую нить, связующую окружающий мир и его собственное внутреннее «Я». Нить - не только связь, это зацепка, поддержка, чья-то подсказка, помощь. Это свидетельство неактивности, инертности, нерешительности, безволии Ромашова. Он цепляется за офицеров, за Шурочку. Вот и в сцене вязания Шурочкой кружева Ромашов осторожно берет «пальцами нитку, шедшую от клубка к её руке» [2, с. 61]. Шурочка старалась отнять нить из рук Ромашова, но он снова овладел ею и «потихоньку, еле заметно для самого себя, потягивал ее.» [2, с. 68].
Ассоциативно возникает параллель: Шурочка и мифологические образы Ариадны и мойр, и образ нити приобретает значение путеводности и судьбоносности, которые также имеют место в сюжетной мозаике повести. Станет ли для него любовь к Шурочке спасением или гибелью? «Казалось, что какой-то таинственный, связующий и волнующий ток струится по этой нитке» [2, с. 69]. Далее герой переносит свой влюбленный взгляд на волосы, которые «сходятся сзади в узел». Кружево, волосы -служат здесь естественными аналогами нити в символическом значении интриги (кружево, паутина) и любви (волосы).
Именно в сцене вязания Шурочка рассказывает о дуэли офицеров, которую называет «кровавой бойней» и обзывает дуэлянта «фендриком, как вы, Ромочка» [2, с. 62], предрекая тем самым (не случайно звучит брошенное Николаевым слово «каркаешь») будущую дуэль.
Как антитеза мотиву привязанности, в повести звучит мотив разрыва, срыва. Ромашов рвет конверт с письмом от Петерсон, в котором строчка «ветки могучие ивы» звучит как метафора связи, которую сложно разорвать, и Ромашов рвет письмо на клочки, поскольку он осознает, что связь с этой дамой для него грязна и скучна [2, с. 52]. Недаром после второго письма Раисы Петерсон во сне Ромашова преследует чувство брезгливости и испачкан-ности от связи с нелюбимой женщиной.
Еще одно истолкование образа нити - нить мыслей, которую порой Ромашов теряет. Творчески реализуя «общую идею активного человека» [3, с. 187] А.И. Куприн раскрывает глубокий
Библиографический список
внутренний, духовный процесс освобождения героя. Раздумия, размышления представляются Ромашову паутиной мыслей, блуждая в которой он старается найти ответ на мучительные вопросы: «Где же причины этого страшного недоразумения? Где начало этого узла?» [2, с. 98]. И где конец - быть может, в смерти? Крикливый, бестолковый, обычно молчаливый и сумрачный Осадчий, неожиданно «развязывает» язык во время завязавшегося между офицерами спора. Он говорит о красоте войны, крови, пленении, смерти. Все молчат, пораженные кровожадностью Осадчего, но поддерживают его тост. В его речи звучит неоднократно слово «виселица» (удавка, узел). И Ромашов узнает, что по вине Осадчего повесился молодой солдат. В самом конце мая в то же самое число в этой же роте снова произошло самоубийство через повешение. Об этом неоднократно упоминается в тексте в диалогах офицеров. Они вызывают у Ромашова ужас от того, что один человек доводит до самоубийства другого.
Виселица и веревка как аналоги нити часто сопровождают в тексте описания действий солдат и офицеров (во время учений, смотра). «Выстроиться в нитку» должны были роты полка во время смотра. Для этого «от желонера до желонера туго натянули на колышки длинные веревки - строевой шик». Каждый солдат первой шеренги должен был касаться носками веревки. Масса людей, «таинственно скованных одной незримой волей, вызывает у Ромашова восторг. Эта мысль во время смотра, когда перед ним по веревке выстроены роты всего полка пришла ему в голову в момент «гордости от сознания, что он принадлежит этой стройной неподвижной могучей массе» [2, с. 204]. Окончание смотра. Звучит церемониальный марш, и «Ромашов чувствует, что между генералом и музыкой протянулась невидимая волшебная нить, которую и радостно и жутко перейти» [2, с. 213].
Смотр начинался с построения рот по веревке и заканчивался радостным вздохом роты, которая под музыку перешла через «невидимую нить», проходить которую солдат учили две недели. И все ради одной минуты шествия роты перед генералом. Что заставляет людей жить на привязи? Почему они двигаются и живут как связанные веревкой?
Мотив нити в повести связан с её центральной проблемой -свободы и несвободы. Ромашов нарушает линию во время смотра, разрывает веревки на письмах Петерсон, словно пытаясь вырваться из паутины несвободы. Если в начале повести мы наблюдаем за жизнью Ромашова как за «наматыванием» нити (вспомним клубок в его руках, который наматывает Шурочка), то в конце, напротив, возникает мотив «разматывания» «крикливой и пестрой ленты с уродливыми, нелепыми, кошмарными картинками. События в конце повести сменяют друг друга с высокой скоростью, словно Ромашов бежит, унося с собой что-то. Первое правило литературно-профессионального кодекса А.И. Куприна гласит: «Если хочешь что-нибудь изобразить... сначала представь себе это совершенно ясно: цвет, запах, вкус, положение фигуры, выражение лица... Найди образные, незатасканные слова, лучше всего неожиданные. Дай сочное восприятие виденного тобою, а если не умеешь видеть сам, отложи перо...» [3, с. 156 -158].
Таким образом, образ нити, связанный с её центральной проблемой - свободы и несвободы, вкрадчиво и ненавязчиво вплетённый в ткань произведения, и как слово, и как символ, и как мотив, способствовал «сочности восприятия» произведения.
1. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской реалистической литературе рубежа XIX-XX веков. Москва, 1987. Available at: http:// stu.melissa.ru/index
2. Куприн А.И. Собрание сочинений: в 9 т. Под общей редакцией Н.Н. Акоповой, вступ. ст. Ф.И. Кулешова, примеч. И.А. Питляр. Москва, 1970.
3. Афанасьев В. Александр Иванович Куприн. Москва, 1972. References
1. Kolobaeva L.A. Koncepciya lichnosti vrusskojrealisticheskojliterature rubezha XIX-XX vekov. Moskva, 1987. Available at: http://stu.melissa. ru/index
2. Kuprin A.I. Sobranie sochinenij: v 9 t. Pod obschej redakciej N.N. Akopovoj, vstup. st. F.I. Kuleshova, primech. I.A. Pitlyar. Moskva, 1970.
3. Afanas'ev V. AleksandrIvanovich Kuprin. Moskva, 1972.
Статья поступила в редакцию 14.11.16
