CC BY
69
Вершилов С.А.
ОСОБЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ КУЛЬТУРЫ ВОЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ (СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ)
Для того, чтобы понять настоящее, необходимо уяснить прошлое. Как представляется, военная проблематика не является исключением. В этой связи, возникла актуальная потребность в выявлении особенностей становления и современного состояния культуры военной безопасности1 в планетарном масштабе.
Проблема исследования противоречивого свойства практики военной безопасности государств издавна притягивала взоры учёных. И это вполне оправдано и понятно. Ведь своего разъяснения настоятельно требовали многочисленные факты исчезновения некоторых народов и цивилизаций, причины национальных трагедий и катастроф, возникновения войн и иных катаклизмов.
Внимательный ретроспективный взгляд даёт право утверждать, что большинство успехов и свершений, а также неудач и потерь человечества, в определённой степени, выступают формой проявления необратимых, направленных и закономерных изменений культуры. Однако противоречивость социокультурной динамики разными мыслителями преподносилась и обосновывалась на каждом этапе развития науки неодинаково. В полной мере это касалось и военной безопасности с её культурной составляющей.
Свою первоначальную оценку вооружённая борьба получила в предфило-софских произведениях, ядро которых составляли развитые формы мифологии. Уже в гомеровском эпосе, поэзии орфиков, философии Гесиода и Демокрита достаточно чётко ставится вопрос об источниках и причинах военных столкновений, намечаются первые варианты его решения.
Так, согласно Гомеру, война находится в руках богов-олимпийцев. Именно за ними остаётся последнее слово: быть между людьми грозной брани и печаль-
1 Культура военной безопасности - это пласт военно-политических отношений, предназначенный и реализуемый для исключения попыток деструктивных сил нанести ущерб военными средствами существованию мирового сообщества См.: Вершилов С.А. Культура военной безопасности России (социально-философский анализ): Автореф. дис... канд. филос. наук. М.: МПУ «СигналЪ», 1998. С. 9.
ной распре, или, по-прежнему, на земле будет царить «возлюбленный мир» («Илиада»). В «Одиссее» рассматриваются телеологические мотивы: боги устроили Троянскую войну для того, чтобы у будущих поколений людей была славная песнь о ней [См.: 1, с. 3].
По убеждению орфического поэта Лина: «Через распрю управляется всё всегда ... Жизнь сопряжена с мучительными страданиями и сонмом смертельных напастей» [2, с. 71-72]. Логично предположить, что в этом утверждении проявляется идеалистическая позиция, согласно которой всё устроено целесообразно и всякое развитие является осуществлением заранее предопределённых целей. Такой подход несовместим с научным пониманием закономерности и причинной обусловленности явлений природы, в том числе, а в нашем случае -военной безопасности.
Краеугольным камнем философии Гесиода в исследовании социальной картины выступал следующий постулат: государства погибают в том случае, когда не могут отличить плохих людей от хороших. Это подвигло древнегреческого мыслителя искать источник развития механизма обеспечения военной безопасности в противоречиях нравственного бытия человека и общества. Как бы там ни было, но «теогония» Гесиода предстала одной из первых попыток теологического анализа основ безопасности, явным достоинством которого стало определение нравственных приоритетов в поведении человека.
Такая же позиция во взглядах на устройство общества и обеспечение его защиты просматривается и во взглядах Демокрита: «Человек добродетельной (благочестивой) мысли стремится к справедливым и законным действиям, во бдении и во сне весел, здрав и спокоен» [3, с. 120].
Вместе с тем, присущие для религиозно-философского восприятия справедливость и отстаивание сверхъестественного проявления власти, значительно замедляли научное осмысление движущих сил развития культуры военной безопасности.
В определённой степени отличными выглядят правила исследования, предложенные Платоном. В них он представил своё видение решения проблемы, сосредоточив внимание на несовершенстве государственного устройства как источнике провалов безопасности и, соответственно, национальных трагедий. Неразрывно связанный философом вопрос жизнеспособности страны с конструктивным разрешением противоречий исследуемого явления привёл его к одно-
стороннему, не сбалансированному подходу в анализе взаимоисключающих сторон «стабильность - безопасность» в пользу первой. И, таким образом, представления древнегреческого мыслителя о тоталитарном государстве явились отправной точкой анализа военной безопасности для учёных последующих столетий, также не проводивших разделительной линии между противоречиями стабильности и безопасности.
В развитие культуры военной безопасности достаточно весомый вклад привнесли представители нарождающейся буржуазии и, в особенности, Н. Макиавелли. Знаковым методологическим утверждением его анализа ознаменовалось установление социальных законов из логоса и практики, а не из имевшегося в тех условиях примата теологического воззрения.
В этой связи, итальянский учёный настоятельно указал на необходимость: как можно лучше понять историю общества в его действиях и свершениях, нормах закона, установлениях и учреждениях, правах, свободах и обязанностях [См.: 4, с. 71-100].
Заслуга Н. Макиавелли явно просматривается в его желании обосновать, разработать и представить стратегию военно-политического сознания и управленческих действий, обращённую в будущее, к конкретным носителям власти. Как бы там ни было, но подобное восприятие законов безопасного бытия и управления государством привело итальянского философа к своеобразному объяснению сущности и содержания противоречий военной безопасности. И оно проявилось в следующем:
во-первых, рассмотрение политики не в связке с культурой, а второго с первым стало представляться как первопричина национальных трагедий и катастроф, подрыв основ военной безопасности;
во-вторых, главное противоречие военной безопасности - это то, что является краеугольным камнем при формировании единой воли нации, с помощью которой можно не только обустроить государство, но и безопасно в нём существовать.
Его разрешение, считает учёный, предполагает неординарного руководителя: «Подлинно счастливой можно назвать ту республику, где появляется человек столь мудрый, что издаваемые им законы обладают такой упорядоченностью, что подчиняясь им, республика может, не испытывая необходимости в их изменении, жить спокойно и безопасно» [5, с. 382].
Не случайно поэтому итальянский мыслитель рассматривает ряд качеств, необходимых лидеру для эффективной управленческой деятельности, в том числе и в военной:
- быть реалистом в политике и адекватно сообразовывать предпринимаемые меры по военной безопасности с особенностями обстановки;
- быть уважаемым среди народа и умело использовать его поддержку;
- слыть культурным политиком;
- постоянно изучать уроки истории, обращаться к опыту прошлых лет;
- обладать способностью предвидения тех или иных национальных бедствий, своевременно обнаруживать их истоки [5, с. 382-412].
Вот почему, оценивая наследие творчества Н. Макиавелли, Гегель утверждал, что его учение «останется в истории важным показателем, которое он засвидетельствовал перед своим временем, что судьба народа, стремительно приближающегося к политическому упадку, может быть предотвращена только гением» [6, с. 154].
Одним из продолжателей идей Н. Макиавелли предстал английский философ Ф. Бэкон, взгляды которого формировались под влиянием научного и культурного подъёма Европы начала буржуазных революций.
Вслед за Н. Макиавелли, английский учёный непосредственно обратился к проблемам безопасности. Так, в 90-е годы XVI века он опубликовал «Трактат относительно разведки и личной опасности королевы». Этот труд, как справедливо считает Е.Б. Черняк: «.рекомендовал Тайному совету всячески распространять за границей мнение, что её Величество имеет крупную секретную разведку» [7, с. 100].
Разумеется, в данной работе Ф. Бэкон выступает не в роли родоначальника английского эмпиризма, а, скорее, как государственный чиновник высшего ранга. Но, во-первых, стремление создать гипертрофированное представление о возможностях британских служб говорит о характерной для всей эпохи Нового Времени высокой оценке проблем безопасности. Во-вторых, как, не без основания, полагает А.Ю. Моздаков: «.уже здесь мы обнаруживаем отождествление безопасности индивида и общественного целого, которое позже получит обоснование в гегелевской «Философии права» [8, с. 19].
Как и итальянский учёный (Н. Макиавелли), Ф. Бэкон стоял на позиции того, что движущей силой развития военной безопасности выступают противоре-
чивые элементы законотворческой деятельности и чрезмерной централизации государственной власти.
Однако в механизме их разрешения он особую роль отводил разработке принципов политики безопасности: ускользания от опасности и своевременного, адекватного реагирования на возрастание угроз стране [См.: 9, с. 393-400].
Достаточно смелым для того периода стал и его подход в обосновании роли материальных элементов военной безопасности. Экономика, по мнению Бэкона, может быть и основой устойчивых гарантий существования нации, и первопричиной кризиса обороны страны [См.: 10, с. 383]. Всё зависит от её количественной и качественной определённости, способности обеспечить эффективное воздействие на прогресс общества.
Совершенно иные методологические посылки для познания противоречий культуры военной безопасности выдвинул другой английский мыслитель -Т. Гоббс.
Основная из них - научное представление общества. И хотя он исходил из традиционного для того времени отождествления общества и государства, всё же последнее трактовал не с теологических позиций, а как человеческое устроение, рациональное зерно которого - переход от состояния «человек человеку -волк» к принципам общественного договора.
По его мнению, следование данным принципам и есть ориентир для конструктивного разрешения противоречий исследуемого социального явления. Правомерно утверждать, что движущей силой развития культуры военной безопасности Т. Гоббс считал противоречивое единство элементов, тенденций законотворческой и правоохранительной деятельности, просвещения народа в духе уважения законов [См.: 11, с. 144, 263].
К сожалению, «политическая любовь» философа к утверждению принципа неделимости верховной власти и неограниченной монархии, права правительства на применение насилия во имя повиновения граждан не позволили ему увидеть в этом источнике серьёзных вызовов культуре военной безопасности.
Совсем не случайно и то, что данные теоретические просчёты оказались в фокусе научного интереса ещё одного английского мыслителя Дж. Локка. Он, проанализировав доводы Гоббса, углубил предметное поле исследования противоречий безопасности, включив в него изучение процессов и явлений, разрушающих механизм управленческого воздействия на общество. При этом он на-
делял народные массы правом не поддерживать и даже свергать безответственное государство [См.: 12, с. 128]. Одним из первых социальных философов Локк рассмотрел противоречивость насилия как средства военной безопасности: «Применяя силу, правитель частично перечёркивает то, ради чего он призван трудиться, а именно всеобщую безопасность... Ибо, сколько-нибудь подрывая, или нарушая безопасность любого из своих подданных ради защиты остальных, он ровно на столько же вступает в противоречие со своим же объявленным наперёд намерением, в каковое должна входить только охрана людей, на что имеют права даже самые ничтожные» [13, с. 79].
Под воздействием философских произведений Т. Гоббса и Дж. Локка оказались научные взгляды Б. Спинозы. Вместе с тем, для голландского мыслителя было свойственно предрасположение к более объективному исследованию содержания целей практики безопасности, что отражало иной подход при анализе противоречий развития её культуры. Например, гражданский мир он рассматривал не только как отсутствие войны, а как объединение душ и национальное согласие [См.: 14, с. 311]. Им впервые был выдвинут постулат о свободе как важном факторе развития культуры безопасности и укрепления гарантий безопасного бытия гражданского общества [См.: 15, с. 267]. Кроме того, Б. Спиноза вскрыл закономерную связь между политической организацией и функционированием механизма обеспечения военной безопасности, расширив тем самым методологию исследования противоречий её развития [См.: 14, с. 313-374].
В середине XVIII века французский мыслитель Ш.Л. Монтескье предпринял попытку нарисовать идеальный образ «просвещённого монарха». Руководитель государства, по его мнению, должен заботиться о народном благосостоянии, устанавливать общеобязательные справедливые законы и править с помощью философов, которые «всегда говорили о народе, изредка о царе и никогда о себе» [16, с. 162-163].
Монтескье выдвинул плодотворную установку: понять военную безопасность общества как определённую целостность и отрешиться от поверхностного взгляда на неё как механический агрегат индивидов и институтов. Заявляя, что рассматривает «части только для того, чтобы познать целое», мыслитель характеризовал культуру безопасности через понятие «общего духа народов» как результата многих вещей, управляющих людьми: климата, религии, законов, принципов правления, примеров прошлого, нравов и обычаев [См.: 16, с. 174].
Вместе с тем, стремление обосновать проведение прогрессивных социальных преобразований на основе безопасности противоречиво сочеталось у Монтескье с консервативным желанием примирить людей с существующими общественными отношениями. Наблюдая нарастание во Франции социального кризиса, сильно обострившегося к концу 40-х годов XVIII столетия, знакомясь с умонастроением нового поколения просветителей, Монтескье был явно напуган перспективой быстрого и радикального изменения общественного строя страны.
Однако, не принижая представленных воззрений учёных в развитии теории исследуемого явления, необходимо акцентировать внимание на следующем: ничто в военно-политической и социально-экономической ситуации того периода не способствовало претворению в жизнь прогрессивных выводов.
Так, Н. Макиавелли, исследовав противоречия военной безопасности, доказал потребность в замене наёмной армии милиционной и, как представитель властных структур, предпринял попытку претворить эту идею в жизнь, которая, к сожалению, потерпела крах.
Французские просветители, отстаивавшие идею о нереальности военной безопасности государства без гарантий безопасности гражданина, пролоббировали её в качестве конституционного положения в Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и Конституции Франции 1791 г. Вместе с тем, как члены правительства, они не препятствовали созданию механизма разрешения противоречий «безопасности», который не имел ничего общего с их прогрессивными заявлениями. Итогом функционирования созданного ими органа воздействия из 25 миллионного населения страны в период с 1789 по 1794 гг. по подозрению были арестованы и содержались под стражей около 500 тыс. и казнены 40 тыс. человек [17, с. 63].
Логично предположить, разрабатывая соответствующие цивилизационному и национальному развитию императивы военной безопасности, философы приукрашивали грядущий капитализм, представляли его государственное устройство разумным и способным к конструктивному разрешению противоречий. С большой долей вероятности можно утверждать, в провозглашённых постулатах мыслители настолько «забежали вперёд», что люди оказались в растерянности, с одной стороны, принять новые положения «в эксплуатацию», а с другой -адекватно их оценить.
Нельзя оставить без внимания и тот факт, что представители власти не только того времени, но и более позднего, не очень приветствовали допуск рационально мыслящих учёных в область своей деятельности по организации безопасности. Сами же, и это в лучшем варианте, полагали необходимым применять из разработанных наукой программ только те идеи, что достаточно полновесно способствовали удовлетворению насущных потребностей правящей элиты, а не всей нации в целом. Это, в свою очередь, сказывалось на разрешении противоречия между объективными основами существования человечества вне опасности и стратегией развития культур военной безопасности.
Обращает на себя внимание также то, что при всех своих упущениях и недоработках, неординарные для того периода времени рекомендации социальных философов постоянно подвергались остракизму и забвению. В результате чего, не пришлось долго ждать проявлений экономики на военных рельсах, тоталитарных режимов правления, социальных катастроф, поразивших цивилизацию в эпоху капитализма, что способствовало неверному направлению в развитии культур военной безопасности.
Кроме того, это подталкивало к возникновению исковерканных механизмов обеспечения гарантий культуры безопасности, предрасположенных, к тому же, генерировать своим функционированием вызовы и угрозы нации и человечеству в целом. Поэтому-то, вместо объективного подхода к исследованию военной безопасности общества, явно проявилось желание обеспечить спокойствие режимов правления, которые необходимо защищать от внешней угрозы с помощью оружия, а от внутренних посягательств - репрессивными органами и средствами.
Как бы там ни было, но установки: опираться на главный постулат - силу, единственную основу - стабильность и спокойствие власти, один источник -концентрацию ресурсов, весомо предопределили ущербное развитие культуры военной безопасности, при котором вероятность трагедий и катастроф только возрастала.
Согласно Н.Н. Рыбалкину: «Причина здесь в приверженности к старой парадигме развития культуры безопасности, в её явно выраженной внешней направленности, силовом акценте и примате сохранения основ государственного режима» [18, с. 10].
В этой связи, замечает И.С. Даниленко: «Общественная практика всё время требовала проектов лучшей подготовки и ведения войн. Создание положительной науки о войне не вписывалось в эти проекты» [19, с. 32]. При таких условиях объективное исследование всей совокупности противоречий культуры военной безопасности, неприемлемое политическим режимам, оказывалось небезопасным как для субъектов власти, так и для тех, кто его инициировал - особенно, это касалось последних. Дело в том, что мыслитель, занимавшийся в прежние века изучением проблемы, заявленной в теме статьи, по справедливому мнению З. Фрейда: «. заслуживал верное сокращение своего земного существования и ему быстро предоставляли удобный случай сделать собственные заключения о загробной жизни» [20, с. 124].
Итак, искажение критериев культуры военной безопасности множило вероятность трагедий и катастроф не только потому, что её потенциал был недостаточным в противодействии различным «кульбитам» вызовов. Такая логика мышления таила в себе возможность привнесения псевдокультурных элементов в форме борьбы с «врагами народа», различного рода «изгоями» и инакомыслием, что само по себе генерировало источники новых катаклизмов.
Особенно это актуально для складывающейся эпохи глобализации. Следует согласиться с утвердительно-вопросительным резюме Е.М. Примакова: «К чему приводит политика, не считающаяся с многополярным устройством современного мира, показали события начала XXI века» [21, с. 27].
Специфика нынешнего состояния культуры военной безопасности на планете обусловлена содержанием проблем защиты социальных субъектов от внешних и внутренних вызовов и угроз. Это также результат освоения присущего нациям опыта по обеспечению культуры военной безопасности.
В эпоху глобализации анализ состояния культуры военной безопасности приобретает особую значимость. В то же время, исследование отечественной научной литературы позволяет сделать вывод - во всё возрастающем потоке работ, посвящённых вопросам военной безопасности и реагированию на вызовы в планетарном масштабе, проблема оценки культуры её обеспечения присутствует лишь отдельными фрагментами [См., например: 21; 22; 23].
По мнению автора, ситуация в данной области научного знания за рубежом также далека от радужной. В её облике проступают явные черты деструкций и дисфункций, что, учитывая современный статус культуры военной безопасно-
сти, делает её опасной и обременительной для всего человечества [См., например: 24; 25].
Кардинальные изменения конца XX - начала XXI столетий существенно трансформировали систему реагирования на военные вызовы в современном мире, охваченного процессами глобализации. Планета становится иной. Человечество сталкивается сегодня с комплексом тесно взаимосвязанных проблем: последствиями распада СССР и Югославии, созданием и лихорадочным движением новых «центров силы», обострением противоречий между богатыми и бедными странами. При этом, всё сильней проявляют себя две противоположные тенденции мировой политики, не способствующие становлению и укреплению заявленного в теме статьи явления: с одной стороны, предопределяемая приоритетами развития экономики и технологии взаимосвязь международного сообщества способствует оформлению глобального рынка; с другой - поднялись волны национализма и сепаратизма, которые захлёстывают уже многие страны мира.
К тому же, в жестоком споре этих тенденций всё возрастающую роль стал играть терроризм. Следует признать, что в активизации и изобретательности терроризма не «последнюю скрипку» сыграла гегемонистская политика США. Это государство поспешило воспользоваться своими преимуществами победителя в «холодной войне». Применяя военную мощь, Америка стала навязывать многим странам свою волю, мировоззрение и политику. В свою очередь, такой подход не мог не вызвать протеста и активного сопротивления явных и скрытых конкурентов и противников Соединённых Штатов. Но поскольку не все государства и силы обладают современным оружием и значительной военной машиной, то выбор пал на неадекватные и оригинальные способы. И нет гарантии, что в ответ на абсолютизацию США роли силы в решении спорных вопросов, в том числе и в технологии «возмездия» за совершенные теракты, «другой Усама Бен Ладан» остановится в поиске принципиально новых и не менее чудовищных способов нанесения ответных ударов. К сожалению, нельзя не отметить, что питательная среда терроризма после радикальных изменений в мире не исчезла.
Наибольшая опасность, которую несут интеграционные процессы для культуры военной безопасности, связана с их неравномерностью и возможностью выпадения из них довольно широкого круга стран. Это происходит вследствие неадекватности их экономических и политических структур и неспособно-
сти осуществить необходимые преобразования в рациональные исторические сроки.
Связанное с этим углубление разрыва в уровнях развития и размежевание на активных участников и аутсайдеров военно-политических отношений создают основы для опасного проявления националистического или сепаратистского радикализма в остальных регионах мира. В такой ситуации логично утверждать, что сохраняются старые и закладываются новые источники международной напряжённости и вооружённых конфликтов, возрастает уязвимость всех членов международного сообщества перед лицом новых вызовов и угроз. Совсем не случайно именно на этом акцентировано внимание в концептуальном документе «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» [26, с. 288].
Следует признать, на планете интенсивно ведётся борьба за третий глобальный передел мира. И если из калейдоскопа событий и многообразия явлений выделить наиболее яркий фактор, который воздействует на судьбы стран и народов, то с большой долей вероятности можно утверждать - самым заметным выступает военный. Приоритет в использовании силового компонента для решения спорных вопросов остаётся в числе существенных признаков современной действительности.
Таким образом, состояние культуры военной безопасности на планете вызывает серьёзные опасения, ибо существуют реальные и потенциальные вызовы всему мировому сообществу.
* * *
1. Дырин А.И., Кузин В.П. Проблемы войны и мира в социально-философской мысли античности. М.: Гуманитарная академия Вооруженных Сил, 1992.
2. Фрагменты ранних греческих философов. М.: Наука, 1989. Ч. 1.
3. История философии в кратком изложении / Пер. с чеш. И.И. Богута. М.: Мысль, 1991.
4. ЮсимМ.А. Этика Макиавелли. М.: Наука, 1990.
5. Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия: Избр. соч. М.: Худ. литература, 1982.
6. Гегель. Политические произведения. М.: Наука, 1978.
7. Черняк Е.Б. Пять столетий тайной войны. Из истории секретной дипломатии и разведки. М., 1991.
8. Моздаков А.Ю. Понятие безопасности в классической и современной философии // Вопросы философии. 2008. № 4.
9. Бэкон Ф. Опыт или наставления нравственные и политические. Соч. в 2-ух т. т.; 2-е испр. и доп. изд. М.: Мысль, 1977. Т. 1.
10. Бэкон Ф. О смутах и мятежах. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1977. Т. 1.
11. Гоббс Т. Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М.: Гос. соц.-экон. изд-во, 1936.
12. Локк Дж. Послание о веротерпимости // Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1988. Т. 3.
13. Локк Дж. Опыт о веротерпимости // Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1988. Т. 3.
14. Спиноза Б. Политический трактат // Избр. произв.: В 2 т. М.: Политиздат, 1957. Т. 2.
15. Спиноза Б. Богословско-политический трактат // Избр. произв. В 2-х т. М.: Политиздат, 1957. Т. 2.
16. Кузнецов В.Н., Мееровский Б.В., Грязнов А.Ф. Западноевропейская философия XVIII века. М.: Высш. шк., 1986.
17. Смирнов В.П. Великая французская революция и современность // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 7.
18. Рыбалкин Н.Н. Философия безопасности. М.: Моск. психолого-социальный институт, 2006.
19. Даниленко И.С. От прикладной военной науки - к системной науке о войне // Военная мысль. 2008. № 10.
20. Фрейд З. Будущее одной иллюзии / Сумерки богов; сост. и общ. ред. А.А. Яковлева: Перевод. М.: Политиздат, 1990.
21. Примаков Е.М. Мир без России? К чему ведёт политическая близорукость. М.: ИИК «Российская газета», 2009. 239 с.
22. Дырин А.И. Безопасность? - Только с Россией! // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Философские науки». № 2. 2009. Выпуск в серии № 15. М.: Изд-во МГОУ, 2009. С. 59-65.
23. Злобин Н.В. Второй новый миропорядок: Геополитические головоломки. М.: Эксмо, 2009. 320 с.
24. Brzezinski Zbigniev. Second Chance: Three President and the Crisis of America. New York: 2007. 362 p.
25. Toffler A. War and Anti-War. N., Y., Bantam, 1994. 278 p.
26. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 537 // Безопасность Евразии. 2009. № 2. С. 287 -299.
