CC BY
278
пейцем. Зайцев испытывает особое чувство благодарности Франции за то, что она поддерживает ту духовную, религиозную жизнь, которая в России осталась в прошлом. В очерке «Сергий Радонежский», включенном в дневники, он пишет: «Вот ведь он оказался же с нами в изгнании. Там разрушают его следы - здесь пишут новые его иконы. Троицкая Лавра закрыта, здесь (чуть ли не чудом) возникает подворье его имени, насаждающее служителей Церкви» [3, с. 26].
В то же время быт, нравы чужой страны, как правило, оставляют его равнодушным. В его дневниках и очерках практически не возникает тема западной цивилизации, обустроенности европейского мира. Более того, в первые годы жизни в Европе его даже раздражает ее внешнее благополучие, явно ассоциирующееся для Зайцева с мещанством, внутренней ограниченностью. Особенное отторжение в этом плане у него, очевидно, вызывала Германия. В дневниковом цикле «Странник» он передает впечатления от Берлина 1929 года: «Конечно, есть в нем и почтенное, и внушающее уважение: трудолюбие жителей, их дисциплина, упорство, с каким преодолевают они тяжкую, серую (особенно в низших классах) жизнь. Я знаю, что в Берлине высоко стоит техника и наука... Но нет литературы и изобразительных искусств. В ужасном состоянии религия.» [3, с. 79]. И потому, обращаясь к некоему условному г. Мюллеру, Зайцев заключает: «О, что вы можете им дать, кроме усовершенствованных клозетов, зажигалок и синема? Кроме этих казарм и лаун-тениссных площадок, ничего у вас самих нет за душой. Вы и слово-то душа позабыли, чему вы можете научить неимущих? И Бога забыли, и дух Божий от вас отлетел. Оттого и тоска такая в вашем удобно-разумном деле» [3, с. 81].
В.К. Кантор справедливо пишет о том, что русский европеец в чем-то «противоположен русскому западнику, обольщавшемуся мечтой о Европе, а потому и быстро впадавшему в уныние от реальных противоречий Западной Европы» [4]. Зайцев «не впадал» от этого «в уныние», ибо он воспринимал Европу своего рода двойным зрением, когда взгляд изнутри неизбежно открывал в ней какие-то внутренние несовершенства или даже пороки, не отменяя при этом общечеловеческих ценностей, созданных ею.
Для «русского европейца» Б.К. Зайцева чрезвычайно характерно осмысление Западной Европы сквозь традиционную дихотомию: Россия-Запад. Но она приобретает у Зайцева свое содержание и смысл, благодаря «биографической» связи писателя с той и другой культурой, одновременным ощущением себя «своим» и «чужим» в Европе и России.
П.В. Анненков и Б.К. Зайцев - люди разных эпох, разных «исторических» судеб. Вместе с тем они представляют тот тип личности, который во многом определил национальное своеобразие и одновременно европеизм русской культуры. Этот уникальный синтез дает возможность взглянуть на историю русской общественной мысли и культуры вне разного рода оппозиций (славянофилы и западники, либералы и демократы) и увидеть в ней то органическое целое, о котором писал А.И. Герцен: «Разве, привен-чивая нас к Европе, Петр I не упрочил нам права наследия? Разве мы не взяли их сами, усвоивая ее вопросы, ее скорби, ее страдания вместе с ее нажитым опытом и с ее нажитой мудростью? Мы не с пергаментом в руке являемся доказывать наши права... да мы их и не доказываем, потому что они неотъемлемы; завоеванное сознанием, законно завоевано, его не исторгнешь никаким безумием. Былое наше бедно; мы не хотим выдумывать геральдических сказок, у нас мало воспоминаний, - что за беда, когда воспоминания Европы, ее былое сделалось нашим былым и нашим прошедшим. Да, сверх того, европеец под влиянием своего прошедшего не может от него отделаться» [2].
Литература
1. Анненков, П.В. Парижские письма / П.В. Анненков.
- М., 1984.
2. Герцен, А.И. Письма из Франции и Италии / А.И. Герцен // Герцен А.И. Собр. соч.: в 30 т. - М., 1955. - Т. 5.
- С. 21.
3. Зайцев, Б. Дни / Борис Зайцев. - М., 1995. - С. 47.
4. Кантор, В.К. Русский европеец как явление культуры / В.К. Кантор. - М., 2001. - С. 7.
5. Федотов, Г.П. Революция идет / Г.П. Федотов // Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры: в 2 т. - СПб., 1991. - Т. 1. - С. 135
6. Чаадаев, П.Я. Философические письма / П.Я. Чаадаев // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. - М., 1987.
УДК 811.161.1
А.А. Добрычева
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Е.А. Стародумова ОСОБЕННОСТИ СИНТАКСИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПРОЗЫ СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА
В статье рассматриваются синтаксические средства, характерные для прозы Сергея Довлатова. Анализируются способы организации предложения и способы организации текста. Особое внимание уделяется описанию синтаксических конструкций в коммуникативном аспекте и невербальным средствам организации текста. Делается вывод об отражении идиостиля Сергея Довлатова в синтаксисе его прозы.
Сергей Довлатов, синтаксис текста, коммуникативный синтаксис, парцелляция, невербальные средства синтаксиса.
The syntactical means typical for Sergey Dovlatov’s prose are considered in the article. Methods of organizing the sentences and the text are analysed. The author pays special attention to the description of syntactical constructions in the communicative aspect and non-verbal means of the text structure. The author of the article draws a conclusion about Sergey Dovlatov’s individual style.
Sergey Dovlatov, syntax of the text, communicative syntax, parceling, non-verbal syntactic means.
Язык писателей по самой своей природе и функциям может служить предметом многоаспектного исследования. Это общий язык народа в специфическом его применении в зависимости от тех особых целей, которые ставит перед собой писатель. Произведения Сергея Довлатова изучены в большей степени с литературоведческой точки зрения. Лингвистические работы немногочисленны и описывают отдельные языковые аспекты прозы Сергея Довлатова [1], [6]. Однако языковая организация его текстов заслуживает не меньшего внимания, чем идейнообразная, поскольку для автора «форма» произведений также значима, как и содержание. Сергей Довлатов кропотливо работал над своими текстами, тщательно подбирая слова и выстраивая их в нужном ему порядке. Мемуаристы неизменно упоминают об особом педантизме Сергея Довлатова по отношению к своим рукописям: «Его проза придумана и сконструирована от начала до конца - от самого начала до самого конца. Его тексты, воспринимающиеся как „кусок жизни“, в самом высоком художническом смысле „искусственны“: от идейной сверхзадачи до языка, который при всей кажущейся естественности тоже отнюдь не записан, а сконструирован (кто же в жизни говорит так, чтоб в предложении не встречались слова, начинающиеся с одной буквы)» [2, с. 177].
Определим характерные синтаксические особенности прозы Сергея Довлатова, рассматривая способы организации не только предложения, но и текста. С точки зрения организации предложения тексты Сергея Довлатова характеризуются лаконичностью, то есть употреблением коротких, преимущественно простых предложений. Это подтверждается статистическими данными: 89% от общего объема проанализированных синтаксических единиц - простые предложения, среди которых наиболее употребительной конструкцией является простое двусоставное предложение. Практически все простые предложения являются распространенными, причем более половины из них имеют только такие распространители, наличие которых обусловлено семантикой предиката. Например:
Я сидел на чемодане («Чемодан»)1. - Семантика предиката предполагает наличие субъектного актанта и локатива: сидел (кто?) и сидел (где?).
Но поразило меня другое («Марш одиноких»). -Семантика предиката предполагает наличие двух актантов (субъекта и объекта): поразило (кого?) и поразило (что?).
Мы собрали вещи («Наши»). - Семантика предиката предполагает наличие двух актантов (субъекта и объекта): собрали (кто?) и собрали (что?).
1 Здесь и далее цит. по кн.: [3] (в скобках указано название цитируемого произведения).
Я поехал дальше («Заповедник»). - Семантика предиката предполагает наличие субъектного актанта и локатива: поехал (кто?) и поехал (куда?).
Среди широко представленных простых предложений число осложненных предложений невелико. Чаще всего осложняющими элементами в таких предложениях являются ряды однородных членов, например:
Говорил о родине, о Боге, о преимуществах высокого социального давления, о языковой и колористической гамме («Наши»).
Глаша одинаково симпатизирует Вагину и Янову, Бернштаму и Эткинду, Рафальскому и Парамонову... («Марш одиноких»).
Кроме однородных членов осложнять простые предложения могут причастные и деепричастные обороты, обособленные определения, например:
Собираясь утром в редакцию, я натянул уродливую лыжную шапочку, забытую кем-то из гостей («Чемодан»).
Он сидел в канцелярии, не зажигая лампы («Зона»).
Разноцветные, сверкающие кожей, медью, хромом, неуклюже-изысканные, они производили яркое впечатление («Чемодан»).
Сложные предложения в текстах Сергея Довлатова малочисленны и представлены в основном предложениями минимальной структуры (как правило, сложные предложения состоят всего из двух предикативных частей). В основном это сложноподчиненные предложения, реже - сложносочиненные. Например:
Стулья забрал художник Чегин, который до этого обходился ящиками («Чемодан»).
Мы оказались в тесной кабине, где пахло бензином («Зона»).
Мой дядя хотел застрелить собаку, но жена его отговорила («Наши»).
На уровне организации текста Сергей Довлатов широко использует средства коммуникативного синтаксиса. В частности, встречаются сегментированные конструкции, номинативные цепочки, параллелизм синтаксических конструкций. Например:
- сегментированные конструкции: Книги? Но, в основном, у меня были запрещенные книги. Которые не пропускает таможня. Пришлось раздать их знакомым вместе с так называемым архивом. Рукописи? Я давно отправил их на Запад тайными путями («Чемодан»);
- номинативные цепочки: После этого было многое. Операция с плащами «болонья». Перепродажа шести немецких стереоустановок. Драка в гостинице «Космос» из-за ящика американских сигарет. Бегство от милицейского наряда с грузом японского фотооборудования. И многое другое («Чемодан»);
- синтаксический параллелизм: Я дарил их всем
своим знакомым. Хранил в них елочные игрушки. Вытирал ими пыль. Затыкал носками щели в оконных рамах («Чемодан»).
Самым продуктивным и наиболее важным экспрессивным средством в текстах Сергея Довлатова является парцелляция. Например:
Мне захотелось чего-то более непосредственного. Далекого от нравственных сомнений («Чемодан»).
Затем он щедро наделил самогоном всех участников поездки. В том числе и слегка протрезвевшего шофера («Наши»).
Парцеллированные конструкции в текстах Сергея Довлатова служат для актуализации ремы высказывания и характеризуются в первую очередь моно-субъектностью. Чаще всего расчленяются простые предложения, то есть в качестве парцеллята выступает какой-либо член предложения, причем главные члены предложения могут парцеллироваться только в ряду однородных членов. Например:
- парцеллят-сказуемое: Однажды Луиза Генриховна надевала мне короткие штаны. И засунула мои ноги в одну штанину («Чемодан»);
- парцеллят-дополнение: Наступила пауза еще более тягостная. Для меня («Наши»);
- парцеллят-обстоятельство: Он читал в натопленной сушилке. За столом, пожелтевшим от ружейного масла. Под железными крючьями для тулупов («Зона»).
Отчленение в качестве парцеллятов частей сложного предложения малопродуктивно. Например:
Я узнал, что Рейнхард перебрался из Восточного сектора на Запад. Что работа в гостинице тяготит его, хоть и приносит немалый доход... («Наши»).
Важное место в организации текста занимают вводно-модальные конструкции, сообщающие повествованию яркую субъективную окраску, например:
И тут, как говорится, нахлынули воспоминания. Наверное, они таились в складках этого убогого тряпья («Чемодан»).
Таким образом, я превращался на лето в маленького гувернера («Чемодан»).
Кажется, я отвлекся («Зона»).
Еще одним продуктивным средством организации текста являются вставные конструкции. Вслед за
Н.П. Перфильевой [4, с. 193 - 213] мы рассматриваем вставки как текстовое явление, которое может проявляться эксплицитно (с помощью вербальных и невербальных маркёров) и имплицитно (без маркёров, указывающих на границы вставки). В текстах Сергея Довлатова встречаются вербальные вставки, имеющие хотя бы одну маркированную границу. Например:
Незнакомец говорил по-русски с едва заметным акцентом.
Вел он себя непосредственно и даже чуточку агрессивно. Дважды хлопнул редактора по спине. Уговорил парторга сыграть в шахматы. В кабинете ответственного секретаря Минца долго листал технические пособия.
Тут мне хотелось бы отвлечься. Я убежден,
что почти все шпионы действуют неправильно. Они зачем-то маскируются, хитрят, изображают простых советских граждан. Сама таинственность их действий - подозрительна. Им надо вести себя гораздо проще. Во-первых, одеваться как можно шикарнее. Это внушает уважение. Кроме того, не скрывать заграничного акцента. Это вызывает симпатию. А главное - действовать с максимальной бесцеремонностью («Чемодан»).
Но более распространены эксплицитные невербальные вставки, в которых маркёрами являются знаки препинания. Например:
Это не ряса. Это заграничная куртка. И подарок Леже. (Куртка, и вправду, досталась мне от Фернана Леже. Но эта история - впереди.)1 («Чемодан»)
Внезапно коварный зек оглушил меня рукояткой пистолета. (Как вы догадываетесь - моего собственного пистолета.) Затем выпрыгнул на ходу и бежал («Зона»).
Для повышения экспрессивности текстов своих произведений Сергей Довлатов использует и невербальные средства организации текста. Одним из таких средств является абзацное членение. Как отмечают исследователи, членение текста на абзацы - это своеобразный композиционный прием, отражающий принцип отбора материала писателем. Сергей Довлатов чаще всего использует так называемые «малые абзацы», представляющие собой «синтактико-сти-листические единицы текста в одно-два предложения» [5, с. 112 - 121]. Например:
У меня появились долги. Они росли в геометрической прогрессии. К ноябрю они достигли восьмидесяти рублей - цифры, по тем временам чудовищной.
Я узнал, что такое ломбард, с его квитанциями, очередями, атмосферой печали и радости.
Пока Ася была рядом, я мог не думать об этом. Стоило нам проститься, и мысль о долгах наплывала, как туча.
Я просыпался с ощущением беды. Часами не мог заставить себя одеться. Всерьез планировал ограбление ювелирного магазина.
Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка - преступна («Чемодан»).
Абзацное и тема-рематическое членение текста не всегда совпадают, но, как правило, сложное синтаксическое целое, имеющее отдельную тему, представляет собой цельный, нерасчлененный фрагмент текста. У Сергея Довлатова же сложное синтаксическое целое, объединенное одной темой, может состоять из нескольких абзацев, более того, каждое новое высказывание может выделяться в отдельный абзац или даже одно высказывание может включать в себя несколько абзацев. Например:
Возьмите лагерную живопись. Если это пейзаж, то немыслимо знойной, андалузской расцветки. Если натюрморт, то преисполненный калорий.
1 В примерах сохранена авторская пунктуация, которая не всегда совпадает с принятыми нормами постановки знаков препинания (имеем в виду, в частности, сочетание точки и скобки).
Лагерные портреты необычайно комплиментарны.
На воле так изображают крупных партийных деятелей.
И никакого модернизма. Чем ближе к фотографии, тем лучше. Вряд ли тут преуспели бы Модильяни с Гогеном... («Зона»).
Такое дробное абзацное членение повышает экспрессивность текста. Именно малые абзацы позволяют автору максимально воздействовать на читателя, так как внимание последнего полностью сконцентрировано на выраженной в абзаце авторской мысли, оно не отвлекается на восприятие содержания других компонентов текста.
Как правило, эти экспрессивные средства (и вербальные, и невербальные) употребляются в сочетании с парцелляцией. Например:
- вставка и парцелляция: Имя Донат - неясного, балтийско-литовского происхождения. (Что соответствует неясному положению моего отца. В семьдесят два года он эмигрировал из России.) («Наши») - первое предложение во вставной конструкции является парцеллятом по отношению к предшествующему вставке предложению;
- абзацное членение и парцелляция: Прошел год. «Новый американец» крепнет и обретает стабильность. В Форест Хиллсе я стал не менее популярен, чем Консон.
Хотя на доходах это отражается слабо... («Марш одиноких») - предложение во втором абзаце является парцеллятом по отношению к последнему предложению первого абзаца.
Еще одним продуктивным невербальным средством, придающим тексту экспрессивную окраску, является окказиональная пунктуация, в частности, нестандартное употребление тире. Тире здесь употребляется не в прямой функции (для разделения частей бессоюзного сложного предложения или для выделения вставной конструкции), а для обозначения актуального членения предложения. С помощью тире графически выделяется и тем самым актуализируется рема высказывания. Например:
Но у меня же - сроки («Чемодан»).
Нелепо брать в Тулу - самовар («Марш одиноких»).
Лагерный язык - затейлив, картинно живописен, орнаментален и щеголеват («Зона»).
Стоит также отметить и другие графические средства, используемые Сергеем Довлатовым. В первую очередь это употребление курсива (например, в «Зоне» и «Марше одиноких») для выделения значимых частей текста. В «Марше одиноких», состоящем из множества небольших по объему рассказов («колонок редактора»), курсивом выделены первый и последний фрагменты, которые нельзя поставить в один ряд с остальными рассказами. Эти рас-
сказы являются предисловием и послесловием ко всей книге, они написаны позже остальных «колонок редактора», и эта их обособленная позиция подчеркивается в первую очередь графическим оформлением. В «Зоне» повествование состоит из двух пластов
- непосредственно текста романа и писем автора к издателю, содержащих некоторые комментарии и размышления по поводу описываемого в произведении. Письма к издателю также выделены курсивом, что указывает на их «чужеродность» по отношению к основному тексту романа.
Еще одно распространенное в текстах Сергея Довлатова графическое средство - это выделение отдельных фраз прописными буквами. Например:
На каждом шагу я различаю УКАЗУЮЩИЙ ПЕРСТ СУДЬБЫ («Зона»).
С точки зрения БУКВЫ Лурье достоин осуждения. Но В СУЩНОСТИ Лурье был прав («Марш одиноких»).
Неожиданно кто-то вполголоса декламирует:
- В ВОРОНЕЖ ГДЕ-ТО БОГ ПОСЛАЛ КУСОЧЕК СЫРА... («Марш одиноких»).
С помощью такого графического выделения автор концентрирует внимание на ключевых, по его мнению, словах, расставляет смысловые акценты в тексте.
Таким образом, представляется возможным говорить об особом стиле Сергея Довлатова, который выражается в лаконичности структурной организации предложения и в то же время повышенной экспрессивности на текстовом уровне. Это достигается использованием различных средств: вводно-модальных и вставных конструкций, абзацного членения, графических средств, парцеллированных конструкций. Парцелляция широко и разнообразно представлена в прозе Сергея Довлатова и является ведущим приемом организации текста в его произведениях.
Литература
1. Бирюкова, О.А. Семантико-прагматические функции и стилистические возможности частиц в художественном тексте (на материале прозы С. Довлатова): автореф. дис. ... канд. филол. наук / О.А. Бирюкова. - Владивосток, 2007.
2. Вайль, П. Искусство автопортрета / П. Вайль, А. Ге-нис // Звезда. - 1994. - № 3. - С. 177 - 180.
3. Довлатов С. Собрание сочинений: в 4 т. / С. Довлатов; сост. А.Ю. Арьев. - СПб., 2003. - Т. 2, 3.
4. Перфильева, Н.П. Метатекст в аспекте текстовых категорий / Н.П. Перфильева. - Новосибирск, 2006.
5. Покусаенко, В.К. К вопросу о функциях абзаца / В.К. Покусаенко // Структура предложения и абзац: сб. статей.
- Ростов н/Д, 1974. - С. 112 - 121.
6. Ронкин, В. Аналитичность идиостиля Сергея Довлатова / В. Ронкин // Сергей Довлатов: Творчество, личность, судьба (итоги Первой Междунар. конф. «Довлатовские чтения»). - СПб., 1999. - С. 291 - 303.
