CC BY
34К ВОПРОСУ О ФУНКЦИЯХ ЧАСТИЦЫ А В СОВРЕМЕННОЙ АКТУАЛИЗИРУЮЩЕЙ ПРОЗЕ (на материале произведений С. Довлатова)
Г.Е.Щербань (scherban@rambler.ru)
Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М.Бербекова
Немногочисленные исследования, посвященные частице а, проведены в основном на материале диалога, поскольку он считается наиболее благоприятным полем исследования частиц. В частности, А.Н.Баранов и Г.Е.Крейдлин определяют минимальную диалогическую единицу как систему иллокутивных вынуж-дений, отводя при этом важную роль таким фатическим средствам диалога, как частицы и междометия, которые служат лексическими показателями начала и конца диалогического текста, а также указывают на смену тем в диалоге. Авторы приходят к выводу, что «частицы и междометия наряду с другими лексическими показателями выполняют в диалоге особую метатекстовую функцию: они говорят о намерениях одного из партнеров провести беседу в том или ином иллокутивном ключе" [1, 87].
Русская грамматика относит частицу а к классу вопросительных частиц, совмещающих вопросительные и модальные значения, а также передающих эмоционально-оценочные характеристики высказываниям, в которых эти частицы актуализируются. Такой подход несколько отличается от принятого в современных толковых словарях, в которых частица а лишена статуса модальной. Привлечение к анализу модальных частиц концептуального аппарата лингвистической прагматики позволило А.Н.Баранову и И.М.Кобозевой [3] выявить прагматические функции частицы а и рассмотреть ее в одном ряду с такими модальными частицами, как ну и да. Опора на методику фиксации иллокутивной силы высказывания с частицей дала возможность авторам выявить непосредственный вклад семантики частицы в содержание высказывания. Эта же методика позволила нам [4] проследить взаимодействие иллокутивной компоненты частицы а с рядом ее субъективно-модальных значений в различных типах речевых актов.
А.Н.Баранов и И.М.Кобозева, рассмотрев прагматические функции частицы а в прямых ответах на вопрос, пришли к выводу, что частица а "максимально ответственна "[5] за удачу общения, так как в прямом ответе на вопрос "указывает на различные степени агрессивности ответа, его ультимативности, полемичности, категоричности" [3, 65]. Основной компонент значения частицы а они представляют следующим образом: "говорю Р, потому что ты спросил, и как бы ты не отнесся к этому, я все равно скажу Р" [Там же].
Большинство русских частиц не имеют инвариантного лексического значения, но обладают весьма значительным импликационалом, т. е. набором потенциальных сем, каждая из которых выявляется через сочетаемость с другими элементами контекста. В.В.Виноградов был одним из первых, кто высказал мысль, что значение частицы неразрывно связано с тем высказыванием, в котором она актуализируется, и вносит в него дополнительные модальные и смысловые характеристики [6].
То, что значение частицы раскрывается в контексте, не вызывает споров среди исследователей. Трудности возникают при выявлении непосредственного
модально-семантического вклада частицы в высказывание. С этой целью часто применяется методика элиминирования (изъятия) частицы из контекста, а при конкретизации значения частицы принимается во внимание лексическое значение глагола, значение всего речевого акта, контекстное окружение, авторские слова и ремарки, пунктуационное оформление. Безусловно, изучение поведения частицы а в тексте невозможно проводить без учета модального и прагматического факторов.
Исследовательский материал показывает, что функции частицы а в тексте не сводятся только к оформлению или выражению вопроса. Частица а является, пожалуй, одной из наименее изученных, и в то же время она необычайно частотна в художественых текстах как диалогических, так и монологических, авторских.
Обращение к текстам публицистики позволило З.Трестеровой [7] увидеть функции частицы а, практически не отмеченные в существующих толковых словарях, грамматиках и частных исследованиях. Ее внимание привлекают фразы, в которых а используется в качестве знака, связующего высказывание с тем, что говорилось раньше. При этом автор обоснованно относит такое а к синтаксису текста, а не к синтаксису сложного предложения. З.Трестерова приводит случаи функционирования а в качестве текстового коннектора, употребляющегося с целью присоединения, добавления, вставки, введения прямой речи, а также рассматривает довольно частотные случаи выноса текстового отрезка, начинающегося с лексемы а, в парцеллят. Основное внимание в статье уделяется коннекторам, вводящим вставные конструкции, где а служит сигналом прерывания связности текста, например: История ^жизни Христа,- а сомнений в том, что такой человек действительно жил, уже ни у кого нет,- содержит целый ряд моментов, которые не устраивали создателей Евангелий [7, 96]. Остальные случаи употребления а, по ее мнению, "скорее являются сигналом распространения текста в различных направлениях" [7, 131]. З.Трестерова отличает коннектор а от союза и частицы, считая, что союз а относится к сфере предложения, а коннектор - к тексту. В качестве частицы а отмечена ею только в случаях вводного а в начале ответа на вопрос.
В.А.Мишланов, рассматривая коннектор а в современных пермских говорах, признает, что статья З.Трестеровой послужила "внешним толчком" для его заметок [8]. Он полностью солидарен с З.Трестеровой, что сферой бытования коннектора а является текст, а не сложное предложение. При этом он понимает, что разграничение а-союза и а-коннектора (средства межфразовой связи) - задача непростая, "ибо в самом языке нет четкой демаркационной линии между тем и другим" [8, 136].
Наше внимание привлекли некоторые функции частицы а в современной актуализирующей прозе, которая противопоставляется синтагматической. Противопоставление это строится на основе неодинаковых принципов повествования. Если в синтагматической прозе превалируют подчинительные связи, т.е. «организация предложения представляется как иерархическая система, где элементы сообщения находятся в определенной взаимозависимости» [9, 10], а границы предложения и высказывания, как правило, совпадают, то актуализирующая проза характеризуется синтаксической расчлененностью высказывания. Размер предложения в этом типе прозы значительно сокращается, что приводит к несовпадению границ предложения и высказывания: «синтагматическая цепочка нарушается в различных синтаксических звеньях» [9, 12]. Этот новый тип прозы Г.Н.Акимова связывает с тенденцией к аналитизму в синтаксисе.
Наше обращение к прозе С.Довлатова не случайно, так как его произведения являются ярким образцом современной актуализирующей прозы, сформиро-
вавшейся во многом под влиянием писательской техники Э.Хемингуэя, а также под воздействием монтажных принципов авангардного кинематографа, когда образ (картинка) монтируются непосредственно на глазах у читателя. Проза С.Довлатова характеризуется обилием синтаксических конструкций, нарушающих целостность синтагматической цепочки. Он широко применяет парцелляцию, сегментацию, малый абзац. Как писал П.Вайль, «его-то (Довлатова - Г.Щ.) предложения укорачивались прежде всего для того, чтобы повысить удельный вес каждого, чтобы мысль или образ не смешивались с другими, чтоб поставить их на некий пьедестал из заглавной буквы и точки» [10, 458].
Сам С. Довлатов сравнивал свой текст со связкой сарделек. В одном из писем к А.Арьеву он писал по поводу редактирования «Филиала»: «правки серьезной там быть не должно, а если таковая потребуется, то мой «розановский пунктир» облегчает задачу - можно выкидывать целые абзацы, потому что весь текст -как связка сарделек» [11, 358]. Можно заметить, что в качестве «ниток», связующих эти «сардельки», часто выступают служебные слова, в том числе и частицы. В связи с этим разделяем озабоченность многих авторов по поводу отсутствия четких критериев разграничения частиц и омонимичных им союзов. Признавая всю сложность затронутой проблематики, мы не предлагаем решения этой проблемы, более того, предполагаем, что однозначного решения здесь быть и не должно, поскольку в ряде случаев имеются основания для выделения гибридного типа слов, совмещающих функции частиц и союзов. Однако, рассмотрев лексему а, осуществляющую связь между сегментами текста различной протяженности, мы все же склонны рассматривать ее как частицу, поскольку, помимо связующей, она выполняет в тексте функции, не свойственные союзам, как-то: смена модального плана повествования, сообщение абзацной фразе различных иллокутивных характеристик, чаще всего иллокуции утверждения или вопроса. Кроме того, частица а способна производить анафорическую отсылку к антецеденту в верхнем контексте, осуществляя дистантную когезию. Например: В общем, академических словарей недостаточно. Они совершенно не выражают разнообразия будничной лексики. Тем более ненормативной лексики, давно уже затопившей резервуары языка. Комфортабельно освоившейся в языке. Даже вытесняющей из него привычные слова и выражения.
Не будем говорить о том, хорошо это или плохо. Язык не может быть плохим или хорошим. Качественные и тем более моральные оценки здесь неприменимы. Ведь язык - это только зеркало, на которое глупо пенять.
Причем употребление ненормативной лексики все менее четко определяется социальными, географическими, цеховыми рамками. Все шире растекаются потоки брани, уличного арго, групповой лексики, тюремной фразеологии. Раньше жаргон был уделом четких социальных и профессиональных групп. Теперь он - почти национальное достояние. Раньше слово "капуста", например, мог употребить только фарцовщик. Слово "лажа" - только музыкант. Слово "кум", допустим,- только блатной. Теперь эти слова употребляют дворники, генералы, балерины и ассистенты кафедр марксизма-ленинизма. Случилось то, что лаконично выражается народной поговоркой: "Какое время, такие песни ".
Вот мы и подошли к главному. С чем имеет дело хороший переводчик? Он имеет дело не с песнями. Он имеет дело - с временем.
А число словарей, в общем-то, пополняется. Вышел, например, "Словарь блатного жаргона " (Переводные картинки).
В приведенном текстовом фрагменте (ТФ) частица а осуществляет дистантную когезию, вводя в текст анафорическую номинацию "словарей". Частица сообщает заключительному абзацу иллокуцию напоминания, так как после первого упоминания о словарях континуум прерывается авторским отступлением-
рассуждением о зеркальной функции языка. А не только восстанавливает смысловую связь последнего абзаца с первым, осуществляя ретроспекцию к содер-жательно-фактуальной информации в верхнем блоке, но и меняет модальный план повествования, освещая событие под иным углом зрения (ср.: словарей недостаточно - а число словарей в общем-то пополняется). Изъятие частицы приводит к тому, что анафорическая связь оказывается ничем не мотивированной, поскольку, являясь маркером синсемантичности присоединяемого сегмента, частица отсылает к упомянутому ранее факту. В то же время позиция абзацной фразы указывает на то, что частица служит средством перехода к новой мысли, т.е. используется в качестве оформителя зачина, обеспечивая непрерывность и логическую последовательность повествования.
Одной из разновидностей дистантной когезии, осуществляемой частицей а, являются случаи, когда в препозитивном блоке ТФ представлено несколько референтов, образующих однородное множество, из которого а осуществляет выбор.
Нам представляется, что существует два типа множеств, с которыми соотносятся частицы, осуществляя операцию выбора: а) ситуационное, члены которого не имеют жесткой привязки к определенной тематической группе, следовательно, непредсказуемы, формируются в ряд непосредственно автором или инициатором диалога в зависимости от ситуации; б) ассоциированное множество, члены которого относятся к одной тематической группе и обладают настолько высокой предсказуемостью, что порой достаточно обобщающего слова (мебель, животный или растительный мир, орудия производства и т.п.), чтобы получатель мог по ассоциации продолжить ряд. Часто в функции предсказующего компонента выступает предикат, например: - Что будете пить, есть, смотреть и т.п., т. е. в семантике глагола уже как бы заложено ассоциированное множество, которое возникает в сознании партнера при выборе. Так, например, глагол пить предполагает набор напитков, есть - продуктов питания и т.д. Ситуационное множество всегда эксплицитно, ассоциированное может быть как эксплицитным, так и имплицитным. В последнем случае оно входит в общий пресуппозиционный фонд знаний собеседников или автора и читателя.
Частица а, осуществляя операцию выбора, соотносится с эксплицитным ситуационным множеством, например:
Выбирая между дураком и негодяем, поневоле задумаешься. Задумаешься и предпочтешь негодяя.
В поступках негодяя есть своеобразный эгоистический резон. Есть корыстная и неизменная логика. Наличествует здравый смысл.
Его деяния предсказуемы. То есть с негодяем можно и нужно бороться...
С дураком все иначе. Его действия непредсказуемы, сумбурны, алогичны.
Дураки обитают в туманном, клубящемся хаосе. Они не подлежат законам гравитации. У них своя биология, своя арифметика. Им все нипочем. Они бессмертны...
Наша газета существует четырнадцать месяцев. Я не говорю, что все идет замечательно. До сих пор нет хорошего экономиста. Нет странички для женщин. О юном поколении совсем забыли...
Мы все это знаем. Что-то делаем, пробуем, ищем.
И мешают газете вовсе не агенты КГБ. Не палестинские террористы. Не американские либералы. А мешают ей старые знакомые, жизнерадостные и непобедимые - дураки (Марш одиноких).
В синтаксическую сферу действия частицы в данном случае входит предикат "мешают", а семантически а относится к члену субстантивной группы "дураки", на который падает выбор автора, осуществляющего посредством частицы а
операцию выбора, подготовленного верхним контекстом, в котором антецедент "дураки" является членом ситуационного множества: Мешают не агенты КГБ... не террористы... не либералы ... не негодяи, а ... дураки. В таких случаях связующая функция частицы особенно весома, так как при пропуске сказуемого она в состоянии самостоятельно обеспечить синтаксическую и семантическую связь с антецедентом в верхнем контексте, и, напротив, изъятие частицы-союза не допускает элиминирования сказуемого.
То, что в данном случае мы имеем дело с гибридным типом слова - частицей-союзом,- свидетельствует возможность трансформации последнего абзаца в сложносочиненное предложение, в то время как автор использует экспрессивный вариант выноса сегмента, начинающегося с частицы а, в парцеллят. Кроме того, а допускает перестановку соединяемых ею частей: Мешают ей старые знакомые .дураки. А не американские либералы. В то же время способность лексемы а осуществлять ретроспективный выбор сближает ее с такими частицами, как хоть и ну, которые также способны проводить операцию выбора. Различие между этими частицами заключается в соотнесенности с неодинаковыми ассоциированными или ситуационными множествами. Если частица хоть требует "иерархизации искомого множества" [3, 54], из которого частица прикрепляется к наименее весомому компоненту, то частицы а и ну "работают" с равноправными множествами, т. е. любой член множества может заполнить синтаксическую валентность частицы. Однако, в отличие от частицы ну, для которой операция выбора сопряжена с интеллектуальным затруднением говорящего, испытывающего часто колебания при выборе того или иного члена множества, частица а не сигнализирует о подобном затруднении, а выполняет отсылочную функцию к антецеденту в верхнем контексте, при этом на семантику выбора накладывается иллокуция напоминания. Кроме этого, если для частиц ну и хоть наличие в верхнем контексте эксплицитного множества необязательно, так как оно содержится в пресуппозиционном фонде знаний собеседников, то для а наличие эксплицитного множества необходимо. Ср.: - На чем поедешь? - Ну, на телеге [пример - Баранов, Кобозева 1988:55]. Здесь очевидно, что в ассоциированное имплицитное множество входят все средства передвижения, перечислять которые инициатору диалога нет смысла, так как все это множество входит в пресуппозицию диалогических партнеров. В то время как частица а, работая исключительно с ситуационными множествами, не способна апеллировать к пре-суппозиционному фонду получателя:
Вспоминается еще один эпизод. Когда-то я работал в партийной газете. Каждую неделю в редакцию приходил человек из обкома. Вынимал из портфеля список тех, кого нельзя печатать. И кого нежелательно упоминать. "Булгаков, Ахматова, Мандельштам, Гумилев."
Я не знаю фамилии этого человека из обкома. А имя Мандельштам будет жить, пока жив русский язык!.. (Марш одиноких);
Изнутри крышка была заклеена фотографиями. Рокки Марчиано, Армстронг, Иосиф Бродский, Лоллобриджида в прозрачной одежде. Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал.
А Бродского не тронул. Всего лишь спросил - кто это? Я ответил, что дальний родственник... (Чемодан).
Таким образом, если частицы хоть и ну способны соотноситься как с имплицитным, так и эксплицитным ассоциированным или ситуационным множествами, то а "работает" только с эксплицитным ситуационным множеством, каждый член которого может заполнять синтаксическую и семантическую валентность частицы.
Рассмотренные монологические тексты организованы в смысловое единство посредством повтора одного из референтов, что обеспечивает дистантную коге-зию. Однако совершенно очевидно, что для целостности ТФ одного повтора оказывается здесь недостаточно, поэтому частица а выступает в роли дополнительного средства связи, выполняя ретроспективную функцию отсылки к антецеденту в верхнем контексте.
Аналогичную картину наблюдаем в случаях, когда частица а обеспечивает связь между членами повторяющихся глагольных групп, оформляя кольцевой повтор, который замыкает ТФ. Ср.:
Линн Фарбер молчала. Хотя в самом ее молчании было нечто конструктивное. Другая бы непременно высказалась: - Закусывай! А то уже хорош!
Кстати, в баре и закусывать-то нечем...
Молчит и улыбается.
На следующих четырех двойных я подъехал к теме одиночества. Тема, как известно, неисчерпаемая. Чего другого, а вот одиночества хватает. Деньги, скажем, у меня быстро кончаются, одиночество - никогда...
А девушка все молчала. (Ремесло);
Какое это счастье - говорить что думаешь!
Какая это мука - думать что говоришь!
Говорить умеет всякий. (На Четырнадцатой улице есть попугай в зоомагазине. Говорит по-английски втрое лучше меня.)
А думать - не каждый умеет. (Марш одиноких).
Контактная когезия (или смежная межфразовая связь) осуществляется частицей а несколькими способами: а) путем нанизывания парцеллированных конструкций, что создает параллелизм в пределах тематически связного отрезка текста, усиленный анафорой, при этом антецедент и повтор находятся в отношениях прямой корреляции:
Но главная проблема решена. Будущее наших детей - прекрасно. То есть -наше будущее.
Поэтому наша газета взывает к мужеству и оптимизму.
А истинное мужество в том, чтобы любить жизнь, зная о ней всю правду! (Марш одиноких);
Жить невозможно. Надо либо жить, либо писать. Либо слово, либо дело. Но твое дело - слово. А всякое Дело с заглавной буквы тебе ненавистно (Заповедник);
Человек умирает не в постели, не в больнице. Не в огне сражений и не под гранатами террористов.
Человек умирает в истории.
Пусть ему дана всего лишь минута. Порой этой минутой завершается час. А этим часом - год. А годом - столетие, эпоха (Марш одиноких); б) путем ввода суммирующей анафоры, сопровождающейся сменой модально-оценочного плана повествования и переключением текстовых регистров: частица а оформляет оценочный вариант гененеритивного регистра [12], сменяющего информативный регистр, который и подвергается оценке:
Я дважды был женат, и оба раза счастливо.
Наконец, у меня есть собака. А это уже излишество (Ремесло);
Потом я узнал, что Вахтину хорошо заметны его слабости. Что он нередко иронизирует в собственный адрес. А это неопровержимый признак ума (Ремесло);
"Главнокомандующий" - такое длинное слово, шестнадцать букв. Надо же пропустить именно букву "л ". А так чаще всего и бывает (Наши). В данных случаях сегмент, вводимый в текст частицей а, завершает ТФ.
Позиция фразы, завершающей микротему ТФ, для частицы а наиболее характерна: в абзацный зачин вводится сквозной мотив ТФ, вокруг которого "вертится" повествование, которое часто уходит в сторону, обрывая связь со сквозным мотивом. Частица а восстанавливает эту связь, возвращая читателя к месту обрыва микротемы и завершая ТФ. Причем отрезок, заполняющий семантическую валентность а, часто выполняет модально-оценочную функцию, подводя как бы оценочный итог ТФ:
Короче, нам требовался бизнесмен-менеджер. Попросту говоря, хороший администратор. Деловой человек. Потому что Мокер занимался только общими вопросами.
Журналистского опыта было достаточно. С административными кадрами дела обстояли значительно хуже. Умный пойдет в солидную американскую фирму. Глупый вроде бы не требуется. А без хорошего менеджера работать невозможно (Ремесло);
В 54-м году я стал победителем всесоюзного конкурса юных поэтов. Нас было трое победителей - Леня Дятлов, Саша Макаров и я. Впоследствии Леня Дятлов спился. Макаров переводит с языка коми. А я вообще неизвестно чем занимаюсь (Наши).
При тождестве референтов частица а водит синонимичный коррелят, который находится с антецедентом в отношениях повторной номинации:
Однако мы все же предприняли небольшое расследование. Выяснилось, что легенды о нас распространяет "Слово и дело". Боголюбов в разговоре с посетителями делал таинственные намеки. Появилась, мол, в Нью-Йорке группа авантюристов. Намерена вроде бы издавать коммунистический еженедельник. Довлатова недавно видели около советского посольства. И так далее. А слухи распространяются быстро (Ремесло).
Функция прогнозирования посттекста реализуется частицей а, когда она скрепляет автосемантичные блоки ТФ, оформляя между ними сопоставительные отношения. Как правило, а маркирует вопросительное высказывание, которое часто занимает позицию абзацной фразы. Элиминирование частицы а приводит к тому, что связь между блоками разрушается, поскольку частица выполняет в таких случаях две, на первый взгляд, взаимоисключающие функции: с одной стороны, а цементирует блоки в единый ТФ, обеспечивая между ними связь, с другой - является средством делимитации, сегментируя ТФ на блоки. ТФ подобного типа строятся таким образом, что первый блок фоновый, в нем содержится сообщение об имеющем место положении дел, другой блок также содержит сведения об имеющем место положении дел, однако наличие вопросительного высказывания с частицей прогнозирует содержание второго блока, что ситуация в нем имеет прямо противоположное содержание. Изъятие частицы не только нарушает единство ТФ, но и снимает презумпцию несоответствия содержания второго блока содержанию первого, например:
Дома все было очень просто. Там был обком, который все знал. У любой газеты было помещение, штат и соответствующее оборудование. Все необходимое предоставлялось государством. Начиная с типографии и кончая шариковыми авторучками.
Дома был цензор. Было окошко, где вы регулярно получали зарплату. Было начальство, которое давало руководящие указания. Вам оставалось только писать. При этом заранее было известно - что именно.
А здесь?
Английского мы не знали. (За исключением Вилли Мокера, который объяснялся не без помощи жестов). О здешней газетной технологии не имели представления. Кроме того, подозревали, что вся эта затея стоит немало денег (Ремесло).
Одной из особенностей вопросительной частицы а в авторском тексте является то, что здесь происходит сужение ее функций. Если в диалоге частица а оформляет вопросительные реплики различной семантики, то в монологических текстах ее роль сводится к оформлению вопросов, близких к риторическим. Принимая во внимание тот факт, что не все вопросительные предложения способны передавать побудительную семантику - побуждение адресата к ответу,-мы вслед за И.Хинтиккой [13] и Е.В.Падучевой [14] разграничиваем вопросительные высказывания в синтаксическом и семантическом плане. Предложения, синтаксически оформленные как вопрос, но не выражающие собственно вопрос, И.Хинтикка предлагает называть вопросительными предложениями с нестандартной семантикой, в состав которых входят риторические вопросы, косвенные речевые акты, вопросы-переспросы и некоторые другие.
Частица а принимает участие в оформлении вопросов, которые не передают побудительную семантику, но "соединяют в себе утверждение (или отрицание) с вопросительной формой" [15, 78].
Располагаясь на границе двух блоков ТФ, вопросительная частица а служит средством его делимитации. В то же время она создает полемический контекст, являясь средством усиления экспрессии и вызывая текстовое ожидание:
Казалось бы - свобода мнений! Очень хорошо. Да здравствует свобода мне-ний1 Для тех, чьи мнения я разделяю.
А как быть с теми, чье мнение я не разделяю?! (Марш одиноких);
Наши друзья заново рождались и умирали в поисках счастья.
А мы? Всем соблазнам и ужасам жизни мы противопоставили наш единственный дар - равнодушие (Чемодан).
В случаях, когда вопросительная частица а и отрезок, заполняющий ее валентность, замыкают ТФ, частица создает эффект обрывистости, недоговоренности, текстовое ожидание снимается, но усиливается перлокутивное воздействие на получателя, который должен домысливать ситуацию под влиянием авторского эмоционально-оценочного восприятия. При этом функции частицы а выходят за рамки межфразовой связи, обнаруживая соотнесенность со всем ТФ. Ср.:
Наши дети так быстро меняются. Английский язык им дается легко. Они такие независимые, уверенные, практичные...
Мы были другими. Мы были застенчивее и печальнее. Больше читали. Охотнее предавались мечтам.
Мы носили черные ботинки, а яблоко считали лакомством...
Я рад, что нашим детям хорошо живется. Что они едят бананы и халву. Что рваные джинсы у них -крик моды.
Для того мы и ехали.
Только я не знаю, как это связано - витамины и принципы, джинсы и чувства... Какая тут пропорция, зависимость? Хорошо, если прямая. А если, не дай Бог - обратная? (Марш одиноких);
Могу указать две-три неточности. Например, автор говорит:
"Солженицын - единственный в мире изгнанник - нобелевский лауреат ". То есть как? А Бунин? А Томас Манн? (Соглядатай).
Таковы основные функции частицы а в составе ТФ с позиций плана содержания. Можно сказать, что конструктивно- синтаксическая роль частицы а сводится, в основном, к осуществлению дистантной когезии между сегментами
текста различной протяженности. При этом текстовый отрезок, вводимый частицей а, как правило, замыкает ТФ, оформляя генеритивно-оценочные регистры. Контактная когезия, осуществляемая частицей а, менее частотна. Интересно, что для вопросительной частицы а более характерна функция делимитации ТФ, хотя элемент связности все же присутствует в виде выражения противительных и сопоставительных смысловых отношений между блоками ТФ, но это уже находится в сфере плана выражения, на уровне которого частица а оформляет в тексте несколько типов смысловых отношений, сообщая текстовому отрезку, заполняющему ее валентность, модально-оценочные характеристики.
Таким образом, текстовые функции частицы а непосредственно связаны с ее модально-прагматическими функциями. Осуществляя когезию, частица а не только мотивирует анафорическую связь сегмента, заполняющего ее валентность, с верхним контекстом, но и часто выступает в роли метатекстового оператора, меняя модальный план повествования и осуществляя переход к новой микротеме. При этом в большинстве случаев а занимает позицию абзацного зачина.
Частица а реализует свой прагматический потенциал, сообщая текстовому отрезку, в котором она актуализируется, различные иллокутивные характеристики, как-то: напоминания, утверждения, вопроса, в последнем случае текстовые функции частицы осложняются: она одновременно "работает" на связность и расчлененность текста, оформляя вопросы с нестандартной семантикой, которые усиливают экспрессивный эффект и диалогизирует авторский монолог, придавая ему динамичность. В таких случаях частица а способна вызывать текстовое ожидание.
Способность осуществлять операцию выбора сближает частицу а с частицами хоть и ну, однако, в отличие от них, иллокуция выбора у а ослаблена, так как она может выбирать только из эксплицитного ситуационного множества.
Что касается участия частицы а в блочной организации текста, то ее синтаксическая позиция отмечена как на стыке блоков ТФ, так и на стыке ТФ. В первом случае, помимо конструктивно-синтаксической, а выполняет функцию выражения различных смысловых отношений между блоками: противительных (здесь важно отличать частицу а от омонимичного ей союза), уступительных (часто в контаминации с частицей ведь), сопоставительных, причинно-следственных. Важную роль при этом играют конкретизаторы отношений, находящиеся в синтаксической сфере действия частицы. Во втором случае а либо закрывает микротему ТФ, что характерно для вопросительной частицы а, оформляющей генеритивно-оценочные регистры, оценочная сема которых направлена непосредственно на содержание всего ТФ; либо открывает ТФ с новой микротемой, меняя модальный план повествования.
ЛИТЕРАТУРА
1 . Баранов А. Н., Крейдлин Г. Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания.- № 2.- 1992.
2. Русская грамматика.- Т. 1.- М., 1980.
3. Баранов А.Н., Кобозева И.М. Модальные частицы в ответах на вопрос // Прагматика и проблемы интенсиональности.- М., 1988.
4. Щербань Г.Е. Роль частицы А в организации минимального вопросо-ответного единства // Государственные языки КБР в теории и практике.-Нальчик, 1998.
5. Николаева Т.М. Функции частиц в высказывании.- М., 1985.
6. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Избранные работы по русскому языку.- М., 1975.- С. 53-88.
7. Трестерова З. К употреблению А в роли текстового коннектора // Живое слово в русской речи Прикамья.- Пермь, 1993.
8. Мишланов А.А. Коннектор А в современных пермских говорах // Живое слово в русской речи Прикамья.- Пермь, 1993.
9. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка.- М., 1990.
10. П.Вайль. Без Довлатова // Малоизвестный Довлатов.- СПб., 1996.
11. Письма к А.Арьеву // Малоизвестный Довлатов.- СПб., 1996.
12. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка.- М., 1998.
13. Хинтикка И. Вопрос о вопросах // Философия в современном мире.- М., 1 974.
1 4. Падучева Е. В. Вопросительные местоимения и семантика вопроса // Разработка формальной модели естественного языка.- Новосибирск, 1981.
15. Реформатский А.А. Введение в языкознание.- М., 1955.
