CC BY
59
УДК 821.512.157-31-31 Амма Аччыгыйа
С. И. Егорова
ОСОБЕННОСТИ СИМВОЛИЧЕСКОГО И РЕАЛЬНОГО ВРЕМЕНИ (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Н. Е. МОРДИНОВА «ВЕСЕННЯЯ ПОРА»)
Рассматривается проблема исследования художественного времени на материале классического романа якутской литературы «Весенняя пора», известного читателю в двух самостоятельных редакциях.
Цель работы заключается в выявлении особенностей символического и реального времени в текстах двух редакций с широким охватом примеров. В задачи исследования входит изучение теоретического материала о романе и освещение истории обсуждения двух его редакций. Данный факт выступает показателем не только сложности интересующей нас темы, но и доказательством равной степени оригинальности двух авторских вариантов.
В статье раскрывается особая роль времени суток в художественном тексте, их символическое и реальное значения; по-новому интерпретируются исключительно важные для произведения образы зимы, весны; представляется сопоставительный анализ хронотопа дороги и хронотопа дома и их различные функции в двух редакциях романа. В работе доказывается художественное единство временных и пространственных представлений, свойственных литературному явлению, при его рассмотрении особое внимание уделяется значительным эпизодам сюжетных событий романа, связанных с образом главного героя Никиты Леглярина и представлением его семьи как части духовного пространства персонажей. Символическое и реальное время индивидуализируется функциями календарного времени, уточняющего развитие сюжета в формах описания реальных событий начала ХХ в. Это позволяет заключить, что своеобразие и особенности времени действительно работают на раскрытие характера центрального героя с убедительным показом особенностей реального времени. Таким образом, в романе категория времени выступает важнейшим содержательным началом, своеобразным объектом художественного отображения, что подчеркнуто автором в самой формулировке названия.
Ключевые слова: якутская литература, обсуждение романа, редакция, художественное время, сюжетная линия, композиция, перспективное время, подтекст, семья, вечер, динамика образа.
S. I. Egorova
Peculiarities of Symbolic and Real Time (on the Material of N. E. Mordinov’s Novel “Springtime”)
The problem of the research of artistic time on the material of the classical novel of Yakut literature “Springtime”, which is known to readers in two different independent editions, is observed.
The aim of this work is to reveal the special features of symbolic and real time in the texts of the two editions with a wide range of examples. The objectives of the research include the study of theoretical material about the novel and the illumination of the two editions discussion history. The fact is an indicator of not only the complexity of the theme that we are interested in, but it is also an evidence of the equal originality of both written versions.
The special role of daytime in the literary text, its symbolic and real meanings are revealed in the article; is the extremely significant for the work images of winter and spring are interpreted in a new way; a comparative analysis of the chronotope of road and chronotope of home and their different functions in two editions of the novel are presented. In the work the artistic unity of the concept of time and space, which are peculiar to literature phenomenon, is being proved. Special attention is paid to significant episodes of narrative events of the novel, that are connected with the image of the main character Nikita Leglyarin and the presentation of his family as a part of the characters' spiritual space. The symbolic and the real time are individualized by functions of the calendar time, with a help of which the development of the action in forms of description of real events in the beginning of the 20th century are clarified. All of this allows suggesting that the originality and special features of time have an impact on the central character disclosure, with a convincing display of real-time features. Thus, the time issue in the novel is a major substantial beginning, original object of an artistic representation, which is emphasized by the author in the title wording.
Key words: Yakut literature, novel discussion, editing, artistic time, plotline, contexture, prospective time, subtext, family, evening, image dynamics.
ЕГОРОВА Саргылана Ивановна - к. филол. наук, доцент кафедры якутской литературы Северо-Восточного федерального университета им. М.К. Аммосова.
E-mail: sargi@mail.ru
EGOROVA Sargylana Ivanovna - Candidate of Philological Sciences, Associate Professor of the Department of the Yakut Literature, the North-Eastern Federal University named after M.K. Ammosov.
E-mail: sargi@mail.ru ------------------------------------------------------------- 85
Введение
«Весенняя пора» Н. Е. Мординова-Амма Аччыгыйа является первым классическим романом-эпопеей в якутской литературе. Литературная судьба этого произведения уникальна тем, что оно имеет два варианта, существенные различия которых закрепили за каждым официальные уточнения как «первая» и «вторая» редакции.
Первая редакция вышла в 1944 г. Вторая доработанная редакция в 1951 г. издана сначала на русском языке, за год до выхода на языке оригинала. Всего роман переиздавался 18 раз. В том числе первая редакция - 4 раза.
Статьи и рецензии исследователей в республиканской прессе появились сразу после выхода первой редакции романа. Особо значимые из них - выступления якутских литературоведов Н. Заболоцкого, Н. Ка-наева, И. Пухова. Был сделан и первый подстрочный перевод. На основе этого перевода в конце 1948 г. в альманахе «Дружба народов» была напечатана статья И. Жиги «Разговор на серьезную тему», где была указана «самая неприглядная национальная ограниченность» автора произведения [1, с. 329].
В 1949 г. правлением Союза советских писателей организовано обсуждение романа Н. Е. Мординова «Весенняя пора».
Однако следует указать, что основная цель и задачи обсуждения первой редакции состояли в том, чтобы автор обязательно «доработал» роман, в чем убеждают заключительные выступления в обсуждении романа в Союзе писателей СССР: «Вывод для нас ясен: мы имеем в романе Мординова ценное произведение... Исправление ошибки т. Жиги будет состоять в том, что мы издадим роман т. Мординова. Роман выйдет, и он будет говорить сам за себя.». [2]. Таким образом, в этих выводах, наряду с положительной оценкой многих замечаний, была указана и неприемлемость позиции И. Жиги.
В 1952-1953 гг. о произведении Н. Е. Мординова снова горячо заговорили такие авторитетные издания всесоюзного уровня, как «Новый мир» (М. Белкина), «Огонек» (С. Ильичева), «Звезда» (А. Павловский), «Сибирские огни» (Ф. Сафронов), «Дружба народов» (В. Гоффеншефер), «Знамя» (В. Уваров). Полити-
зированная критика тех лет, как и при обсуждении первого варианта книги, заострила свое внимание на идеологической стороне романа. В частности,
В. Гоффеншефер, полностью принимая позицию
И. Жиги, подвергнувшего серьезной критике первый вариант романа, указал, что «Н. Мординову помешала дать более полнокровные образы русских большевиков какая-то скованность, боязнь выйти за пределы историко-революционного документа, творчески
домыслить и дополнить его» [3, с. 223].
Д. Бурцев в исследовании типов проблематики в якутской прозе предпринимает попытку сопоставления двух редакций романа «Весенняя пора». «Одной из главных причин недостаточной художественной мощи первой редакции» он называет то, что данная редакция состоит из недостаточно увязанных между собой «нравоописательных», национально-исторических и личностно-познавательных компонентов» [4, с. 77]. Во второй редакции, по его мнению, «ведущим стал национально-исторический проблемный аспект: другие проблемно-познавательные тенденции в произведении подчинены данному аспекту или скоординированы с ним» [4, с. 85].
Г. К. Боескоров в монографии «Мастерство Н. Е. Мординова» подчеркивает: «Талант и мастерство писателя нашли достойное свое выражение в таких важных и узловых для художественного творчества моментах, как вдумчивый подбор более характерных и значительных явлений жизни, яркое изображение сложного переплета событий и людских взаимоотношений, впечатляющее описание явлений окружающего мира, картин быта и жизни героев, образное раскрытие их характеров и психологии, сочность и богатство языка и пр.» [5, с. 32].
В 1990-е гг. в ряде газет и журналов были опубликованы статьи о романе Н. Е. Мординова. Новые ракурсы исследования актуализируются в статье А. Ващенко «Большой народ в маленькой юрте» (1994). Он называет автора «повествователем и наблюдателем проницательным» и рассматривает роман как национальную ценность, которая «через характер протагониста Никитки» и «через сопоставление культур эпохи «с птичьего полета» открывает «прием двойной перспективы». По мнению исследователя, писатель на многих уровнях ставит вопрос «о мирном и гармоничном соседстве двух различных систем этнических ценностей, двух культур». В целом, А. Ващенко справедливо считает, что в книге Н. Е. Мординова есть много вопросов, которые понятны «лишь с высоты сегодняшнего опыта» [6, с. 7]. Главная мысль этой статьи была продолжена и расширена В. Капустиным в 1995 г. в статье «Костер каждый раз по-новому горит. (Размышления по поводу романа Н. Мординова «Весенняя пора»). Отталкиваясь от содержания второй части пятой главы романа «Дьулууру тутуспутунан» («Мечты сбываются»), исследователи выдвигают целый комплекс художественных проблем, представляющих читателю новые аспекты в раскрытии идеи произведения. Отмечая важность первой редакции романа для изучения истории становления якутской романистики, они подчеркивают неправомерность ранних откликов в дискуссиях по книге; проводят параллели между этническими литературами США, в частности, индейскими
романами 30-40-х гг. ХХ в. и прозой малых народов Сибири [7].
Целью данной статьи является определение на основе сравнительно-сопоставительного исследования двух редакций романа «Весенняя пора», их места и значения в истории якутской литературы через освещение творческой эволюции писателя. Анализируются способы раскрытия национального характера, нравственных принципов народа на уровне эстетической категории художественной картины мира у Н. Е. Мординова-Амма Аччыгыйа.
Таким образом, сравнительный анализ первой и второй редакций романа «Весенняя пора» Н. Е. Мординова в рамках указанной темы производится в характеристиках художественного времени, представленных временами года.
Художественное время и пространство в двух редакциях.
Вопросы творческой эволюции писателя
В романах огромное значение придается изображению действия во времени. Это связано не только с тем, что литературное произведение вообще является, как и музыка, временным искусством, не только с тем, что речь обладает временной протяженностью [8], но и с тем, что категория времени выступает важнейшим содержательным началом, своеобразным объектом художественного отображения [9]. К тому же перед нами роман, относящийся к эпическому роду литературы, то есть произведение, передающее события на протяжении пятнадцатишестнадцати лет [10]. В этой связи необходимо подчеркнуть важность интересующего нас вопроса для раскрытия основной идеи Н. Е. Мординова.
В самом названии романа подчеркивается временное начало - «Сааскы кэм» («Весенняя пора»). В переводе с якутского на русский язык ключевое слово «кэм» означает время, пора, срок, а «сааскы»
- весенний, вешний [11, с. 306]. Примечательно, что и во второй редакции «Весенней поры», в которой были внесены серьезные поправки в содержание романа, название не было изменено. Это означает, что автор подчеркивает философский аспект значения данного календарного времени, которое символически отражает весну якутского народа и весеннюю пору судьбы главного героя романа Никиты Леглярина. С первых страниц обеих редакций совершенно очевидно, что писатель предлагает читателю пережить с ним символическое зимнее время и открыть для себя весну, т. е. начало «предлагаемого автором» художественного времени, связанного действиями главного героя Никиты Леглярина.
А. А. Бурцев подчеркивает: «Художественный мир романа «Весенняя пора» при всей своей реальности и достоверности не лишен романтического начала.
Она присутствует в самой поэтике названия, которое предполагает идею возрождения и обновления природного и социального мира» [12, с. 84].
В романе «Весенняя пора» скрытый смысл художественного времени весьма значителен. Декодирование начальных эпизодов романа связано с образом «зловещей» зимы. Для бедного якута календарное время зимы - это стихия, в связи с которой еще более усугубляется его бедняцкая доля. Но Н. Е. Мординов не случайно в самом начале произведения образ зимы связывает с событиями, которые раскрывают перспективы семьи главного героя. Писательский подтекст основан именно на том, что зимой у Никитки появился брат, через взаимоотношения с которым развивается, закаляется его характер; именно зимой корова Чернушка телится, чтобы поддержать жизнь семьи Легляриных в голодное время. Следовательно, потаенная мысль временной концепции Н. Е. Мординова в сюжете
романа в целом выступает своего рода «адвокатом» зимнего времени года. Ибо из декодированных строк эпизода ясно, что в сознании пока еще маленького Никитки зимнее время - это пора рождаемости всего живого. Но время пока ему мыслится достаточно неопределенно. Это находит свое выражение в следующем примере первой редакции: «Появляется старик с густой бородой и, смеясь, говорит: - Ну, паренек, мать родила, корова родила, скоро и дед родит» (перевод наш - С. Е).
Во второй редакции Н. Е. Мординов, помимо внесения изменений во внешности говорящего,
негодование Никитки уточняет употреблением местоименного наречия «когда» в вопросительном значении: «Вдруг появляется нарядный человек
с резко выступающими скулами на мрачноватом лице и, смеясь, говорит Никитке: - Ну, паренек, мать родила, корова родила, скоро и дед родит. ...
- Когда родит дед? - спрашивает он у матери» [13, с. 6].
В свете вышеизложенного становится очевидно, функцию какого огромного значения выполняет
подтекст, актуализирующий категорию времени.
Например, П. Максимова указывает, что в литературном произведении большое значение имеют композиционные особенности. Именно «авторский
вариант композиции гарантирует диалектическую
взаимосвязь формы и содержания, тем самым
уточняет параметры смысловой и исторической
(можно сказать: пространственной и временной)
основы жанра» [14, с. 8].
О том, что к рассказываемому периоду Никитка еще мал для того, чтобы определить точность времени, говорит употребление наречий «биирдэ» (однажды), «кэнникинэн» (впоследствии) и неопределенного
местоимения «когда-то». В целом содержание
эпизодов с употреблением данных слов в обеих
редакциях одинаково. К примеру: «Однажды
дед, шатаясь, вваливается в юрту, срывает с себя жеребковую шапку и, швырнув на лавку старую оленью доху, быстро выходит опять» [13, с. 6], «Как он понял впоследствии, его отец Егордан отправился в Охотск с грузами богача Федора Веселова» [15, с. 7].
Речь идет об услышанной Легляринами страшной вести о смерти Егордана. Данные примеры показывают превосходство хронологической последовательности повествования в романе. Автор следит за развитием сознания маленького Никитки.
У Н. Е. Мординова в обеих редакциях «Весенней поры» излюбленное время суток - вечер. К примеру, во второй редакции именно вечером появляется долгожданный отец семейства Легляриных Егордан; именно вечером в обеих редакциях главный герой Никитка впервые воочию видит русского человека [15]. Вечером для всей дружной семьи Легляриных и Эрдялиров наступает долгожданная пора волшебных сказок бабушки Дарьи, имевших первостепенное значение для морального и духовного роста Никитки, вечером Эрдялир приносит в тесный балаган Легляриных добытую им по первой редакции ласку, по второй - красную лису [15]. Здесь у писателя образ вечера приобретает особый статус: «дьоро киэИэ», что приблизительно означает «благодатный» (быйаннаах, илгэлээх, утуекэн) [16, с. 131]. А во второй редакции, нисколько не утрачивая своего значения, этот вечер усиливается особой значимостью: писатель к данному сочетанию слов добавляет качественное прилагательное «дьоллоох», что означает «счастливый» [13, с. 40].
Все сюжетные линии романа, функционировавшие в хронологическом композиционном порядке посредством художественного времени, безусловно, работают на раскрытие становления характера Никиты. Поэтому каждый эпизод в родном доме важен для отображения системы постепенного преодоления главным героем новых ступеней в своем развитии. Немаловажна данная конструкция сюжета и композиции для демонстрации взаимоотношений героев романа в малом социуме среды главного героя. Подтверждением указанных умозаключений может выступить следующая деталь художественного произведения. Эпический образ Василия Манчары послужил для Никиты гуманистическим идеалом защитника бедных. Во второй редакции об этом человеке в кругу своей семьи Никитка впервые слышит в вышеупомянутый счастливый, благодатный вечер [15, с. 41-42]. Символично и то, что именно вечером в обеих редакциях романа Егордан извещает сыну Никитке о своем намерении отправить его учиться в пансион. Анализ сюжетно-композиционной системы романа показывает, что пансион
становится той первой реальной ступенью, которую предстоит преодолеть главному герою во имя своего самоутверждения в нелегкой жизни.
Определяя эстетическую категорию художественной картины мира, В. М. Переверзин находит, что ее формированию в творчестве писателя способствует исторический реальный характер жизненного опыта народа: «Все то, что мы обнаруживаем у Н. Е. Мординова - быт народа, отношение к труду, связь с природным миром, жизнь и культ стариков и младенчества, мужчин и женщин, формы помощи людей друг другу ... народный календарь, сезоннохозяйственные работы, родительские благословения и проклятия, проводы на войну, рыбалка и охота, песни, легенды, мифы, поговорки и пословицы, естественные смерти и трагические расправы, революция и война -все это оживает в его художественном мире, чтобы навсегда остаться в памяти благодарных читателей. В нем, этом мире - история народа и страны, в нем - вековые традиции нравственных принципов и трудовых навыков, которые сформировали национальный характер, особенности его ментальности. Все вышеизложенное формирует вполне определенные черты художественной картины мира у Мординова» [17, с. 86].
В обеих редакциях романа, хотя и в разных частях («Волшебное слово», «Княжеский указ»), писатель одинаково содержательно раскрывает глубоко философский смысл особенностей национального характера. Этот эпизод напрямую связан с художественным временем изображения. В один из вечеров брат Эрдялира Федот произносит страшное слово в адрес жены, которое автор сознательно не называет и условно обозначает многоточием. Главный герой Никита в тот миг чувствовал то же самое, что и все домашние: «Все опустили головы, делая вид, что ничего не слышали» [13, с. 139].
Здесь писатель связывает произошедшее с душевными переживаниями обитателей балагана. Ощущениями Никиты Н. Е. Мординов показывает, как потускнел образ вечера и дает ему объяснение: «куИадан киэИэ» («плохой, дурной вечер») [16, с. 193]. О том, что картина эпизода действительно запечатлевается в переживаниях Никиты говорит фраза: «В тот вечер Дарья не проронила ни слова», [13, с. 139].
Благодаря хронологической последовательности сюжетно-композиционной структуры романа читатель помнит, что из всех обитателей юрты сказки, пословицы, поговорки Дарьи особенно необходимы и ожидаемы именно для Никиты.
Таким образом, во всех сюжетных линиях романа
Н. Е. Мординов сознательно подчеркивает значимость временных представлений, о которых он повествует. Ввиду того, что роман «Весенняя пора» - произведе-
ние автобиографического жанра, для него естественным и специфичным становится воспроизведение биографического времени, картин детства, отрочества, юности. Например, все девять частей первой главы второй редакции посвящены раннему детству главного героя. Автор передает характерные подробности, отражающие и своеобразие детского возраста, и точные приметы давнего бытия. Действия маленького Никитки описываются в романе как сегодняшние, «сиюминутные».
«Испуганный Никитка с криком тычется в колени матери» [15, с. 6], - рассказывает Н. Е. Мординов и далее замечает: «ehYргэнэ санаата», «оИох кYЛYн ыИар», («хмурится», «принимается раскидывать золу с очага»).
У повествователя живет непосредственное ощущение времени: «Кэрэ саас кэлэн истэ» [15, с. 8], («Приближается прекрасная весна») (перевод наш - С. Е).
Следует обратить внимание на то, как автор свободно распоряжается временем. При сопоставлении сюжетно-композиционных особенностей двух редакций романа, очевидно, что ввиду внесения дополнительных сюжетных линий и расширения численности персонажей, чтобы глубже проникнуть в природу своего героя, во второй редакции писатель временным категориям отводит существенное место. Например, в первой части «Ийэ» («Мать») добавлен фрагмент, где изображается картина одного из радостных весенних дней. О том, какой долгожданной является для Никитки весна, говорят такие строки: «Как только начало пригревать погорячее солнышко и появились первые проталины...». [15, с. 7]. Эти строки подчеркивают формирование эмоционально-оценочного начала в характере Никиты, чей хрупкий мир уже тесно связан с природой и ее явлениями. Таким образом, следует обратить внимание на то, что писатель особенно четко определяет время в художественном пространстве романа по отношению к главному герою произведения.
В романе знаменательна еще одна важная деталь, которая в череде многочисленных событий, наполняющих ежедневную жизнь Никиты все новыми и новыми реалиями, занимает особое место. Речь идет об общем календаре бабушки Дарьи и Никиты. В обеих редакциях эта деталь [15 - «Аптаах тыл» («Волшебное слово»), с. 23; 13 - «Кыра баладанна» («В маленькой юрте»), с. 33], играющая немаловажную роль в сохранении целостности сюжета, идентична. Писатель, не спеша, подробно описывает механизм действия древнего календаря якутов, который, как известно, обычно изготавливался мастером по желанию заказчика из древесины. Народу известны два вида календаря: простой, незамысловатый и более сложный, с широким охватом информации. В нашем случае читателю предлагается второй вид календаря. Примечательно, что во всем процессе перестановок
в календаре участвует Никита, но под руководством Дарьи. Календарь имеет огромное воспитательное и развивающее значение. Второе значение в том, что ребенок уже понимает важность и нужность своей деятельности для всего Дома: «Не только домочадцы, но и соседи справляются у них о днях и месяцах» [13, с. 28].
Не менее интересно в плане фокализации и примечание о том, что «кроме календаря, у бабушки Дарьи и Никитки заведены разной величины лучинки с зазубринами, чтобы отсчитывать сроки. По этим лучинкам узнают разное: когда следует есть мясо, когда ждать желанного гостя, когда наступит ближайший праздник. Каждый день отламывается от лучинок по одному зубцу» [13, с. 28]. Указанная деталь, гармонично занимающая свое место в цепи событий романа, безусловно, связана с этнографическими особенностями народной жизни.
В первой редакции в части «Аптаах тыл» («Волшебное слово»), во второй - в части «Кыра баладанна» («В маленькой юрте») Н. Е. Мординов в уста бабушки Дарьи вложил мифологическую сказку, в которой бык повинен в преднамеренном продлении и ужесточении зимы. Автор при этом подбирает слова, характеризующие коллективное сознание всех обитателей юрты, которые в данном контексте почти в равной степени относятся и к сознанию Никитки. Это доказывает, что эпизод явно построен на основе его наблюдений. В данном отрывке читатель имеет возможность прочувствовать теплый микроклимат семьи Легляриных, их оптимизм, природное чувство юмора, которое имеет свои границы, меру, логику и мотивацию: «Все в юрте начинают ругать быка, по чьей вине, оказывается, так долга суровая зима и так коротко благодатное летнее время» [13, с. 19].
Приведенные нами суждения по поводу применения писателем художественного образа времени позволяют утверждать, что оно действительно работает на раскрытие характера центрального героя романа, да и не только.
В обеих редакциях романа сказки, которые
преобразовывают внутренний мир Никитки, даются одинаково содержательно. Здесь Дарья, повествуя о сказочном далеком прошлом, использует сочетание слов, характеризующих временное представление
о рассказываемом: «былыыр-былыр» («В самую
старую старину»). Вслед за данным словосочетанием идет весьма толковое разъяснение Дарьи, в котором явственно ощущается исторический образ
времени: «сылгы, ынах кыыл сылдьар кэмнэригэр» [15 с. 14; 13, с. 22], «когда лошадь и корова, как звери лесные, жили вдали от людей» [13, с. 19].
Во второй редакции писатель в сказку о коршуне снова вносит образ времени: «Когда все якуты были
равны между собой и скот общий держали» [13, с 34].
Примеры, приведенные выше, в общем контексте излагаемого позволяют читателю представить целостную картину произведения, эмоциональнокультурную комфортную атмосферу, в которой растет главный герой Никита Леглярин.
О том, что обитатели юрты вполне ощущают время, говорят многие введенные во вторую редакцию эпизоды, например, в части «Кэргэн кэпсэтии» («Сватовство»), где бабушка Никитки Варвара раньше других догадывается о хитрости Веселова в договоре с Егорданом: «С Дулгалаха твоего никогда больше восьмидесяти копен не собирали» [13, с. 53].
В данном случае бытовой подробностью определяется уже не только время, но одновременно и пространство, что подчеркивает сращенность этих категорий.
Категория «сиюминутности», конкретности и точности времени звучит из уст Эрдялира, с которым связаны детские впечатления Никиты. Особенно ярко это проявляется в следующем эпизоде новой сюжетной линии второй редакции романа. «Сейчас из Кымнайы приедет Бобров, фельдшер» [13, с. 40], «... давай мыть Егордана. Сейчас фельдшер приедет» [ВР, с. 41].
Подобные фрагменты времени существенно подкрепляют сюжет реалистического произведения. В этом случае понятен и смысл прозвища Дмитрия Харлампьева - Эрдялир: «ранний»,
«заблаговременный» [16, с. 545].
Как видно из вышеизложенного, свободное распоряжение писателем художественным временем дает ему возможность, следуя своей центральной интенции, то «растягивать» его и вести повествование неторопливо, обстоятельно, особенно в первых семи частях первой главы второй редакции, то ускорять его течение (восьмая и девятая части второй редакции), то спрессовывать его до минуты, по-своему значимой в жизни ребенка (и в первой, и во второй редакциях одинаково подробны и продолжительны эпизоды охоты Легляриных, картины описания пожара и его последствий во время сенокоса). «Бег времени», посредством чего в романе убыстряется и сюжетное время, наблюдается в новой части второй редакции «Он оруу», («Судьба»), где рассказывается об идеологической борьбе местного масштаба между русским фельдшером и богачами, попом и шаманом наслега. Речь идет об «урожайных» успехах фельдшера Боброва, о противостоянии его «барометра» против примет природы (охватываются одновременно весеннее и летнее времена года) и о продолжавшемся конфликте его, Афанаса Матвеева, Эрдялира с богачами наслега после нечестного дележа рыбы.
«Художественное время как длительность, или событийное время, характеризуется такими
признаками, как продолжительность, прерывность или непрерывность, конечность или бесконечность, замкнутость или открытость» [18], - так определяется структура времени в литературе. В этом ракурсе многообразие временных представлений, раскрытых
в романе Н. Е. Мординова, проявляется также в настойчивом соотнесении прошлого, настоящего
и будущего, ибо временные сдвиги лежат в основе сюжета и носят философский характер. В
воспроизведении их существенную роль играют так называемые внесюжетные элементы, в данном случае вставные рассказы: про стрелка Петра Чомута, бегуна Сына Чабычаха, силача Якова Сыйылла. Ситуация и место функционирования этих элементов в обеих редакциях тоже одинаковы - в эпизодах не указывается, кто именно рассказчик. Но во второй
редакции ввиду удачного применения писателем художественно-изобразительных средств, которые заключаются в образно-временных соотнесениях категорий времени, читатель как будто видит среди слушателей Никитку, старающегося не пропустить ни единого слова.
В первой редакции в данном эпизоде ключевыми словами являются данные опорные слова, носящие основную смысловую нагрузку, рассматриваемую в данном контексте. А старик Молох [15] - Легляр [13], в прошлом знаменитый стрелок, «часто удивляется тому, как это нынешним охотникам не всегда удается попасть в дичь из дробовика» [15, с. 58], («аныгы дьон доруоп саанан сыыкалларын бэккикиир») [15, с. 128]. В данном контексте у читателя создается впечатление, что эти рассказы главный герой слышал неоднократно, иначе говоря, есть все основания полагать, что фрагмент эпизода вполне передает мысль коллективную (в частности, дома Легляриных). В основе мрачной истории о родовом проклятии Веселовых лежит предание, которое действительно имело место быть в жизни действующих лиц романа. Правдоподобность смысла этой ретроспекции в форме внесюжетного рассказа особенно аргументированно удается, как нам кажется, в первой редакции. Потому что здесь писатель использует настоящее образное время, выраженное в форме настоящего глагольного времени, ассоциирующегося с реальным временем повествования: «Об этом есть такая страшная
история» (пер. наш. - С. Е).
Как видим, данные ретроспективные рассказы повествователя, основанные на потоке воспоминаний в свете настоящего и будущего, включают в себя и воображение персонажей о некой далекой, но одновременно и близкой настоящей категории времени. Поэтому можно говорить о претворенном в романе фрагментарно-ассоциативном времени, образы которого возникают ассоциативно, будучи порожденными конкретными обстоятельствами,
и в последнем случае - с обрядовыми, языческо-религиозными представлениями [19, с. 28].
Приведенные нами суждения по поводу применения писателем художественного образа времени позволяют утверждать, что оно действительно работает на раскрытие характера центрального героя романа, да и не только.
Заключение
В целом литературную критику, касающуюся изучения творчества Н. Е. Мординова, можно представить в виде хронологически последовательного постоянного интереса исследователей к его литературному наследию. В романе органично сочетаются все категории художественного времени, которые существенны и в идейно-содержательном, и в структурном планах произведения в целом. В хронотопе дома доминантным является суточное время - вечер, вокруг которого разворачиваются события, самые знаменательные для мироощущения главного героя. Следовательно, в хронотопе дома в романе Н. Е. Мординова «Весенняя пора» органично сочетаются все категории художественного времени, которые существенны и в идейно-содержательном, и в структурном планах произведения в целом.
Роман-эпопея «Весенняя пора» Н. Е. Мординова в истории якутской литературы является классическим памятником словесности всего ХХ в.
Л и т е р а т у р а
1. Жига И. Разговор на серьезную тему // Дружба народов. - 1948. - № 18.
2. Григорьев А. Встретимся ли еще с «Весенней
порой?» (Интервью с В. Капустиным) // Сахаада. - 1992. -
1 июля.
3. Гоффеншефер В. Заметки о романе Н. Мординова «Весенняя пора» // Дружба народов. Альманах художественной литературы. Советский писатель, 1953. - 219 с.
4. Бурцев Д. Т. Типы проблематики в якутской прозе. - Якутск: Изд-во ЯНЦ СО РАН, 1992. - 142 с.
5. Боескоров Г. К. Мастерство Н. Е. Мординова.
Якутск: кн.изд-во, 1973. - 236 с.
6. Ващенко А. Большой народ в маленькой юрте //
Литературная газета. - 1994. - 14 сент. - С. 7.
7. Ващенко А., Капустин В. С. Костер каждый
раз по-новому горит. Размышления по поводу романа
Н. Мординова «Весенняя пора» // Сахаада. - 1996. - 18 января.
8. Чичерин А. Образ времени в лирике Пушкина. -М.: Сов. писатель, 1978.
9. Флоренский П. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. -М.: Прогресс. 1993.
10. Канаев Н. П. Творчество Н. Мординова. - Якутск:
Якутское книжное изд-во, 1964. - 175 с.
11. Русско-якутский словарь. Под ред. П. С. Афанасьева и Л. Н. Харитонова. - М.: Сов. энциклопедия, 1968. - 668 с.
12. Бурцев А. А. Черты поэтики романа Н. Е. Мординова «Весенняя пора». Вестник Северо-Восточного
федерального университета им. М.К. Аммосова. - 2012. -Т. 9. - № 4. - 170 с.
13. Мординов Николай. Весенняя пора: Роман / Авториз. пер. с якут. яз. А. Дмитриевой, Л. Корниловой. - М.: Сов. писатель, 1951. - 780 с.
14. Максимова П. В. Жанровая типология якутской
поэзии. Вопросы эволюции и классификации форм.
Новосибирск: Наука, 2002. - 255 с.
15. Мординов Николай. Весенняя пора: Роман /
Пер. с якут. яз. А. Дмитриевой, Л. Корниловой. - М. Худож. лит., 1993. - 396 с.
16. Якутско-русский словарь. Под ред. П. Слепцова. -М.: Сов. энциклопедия, 1972. - 605 с.
17. Переверзин В. М. Грани художественной правды. Страницы большой прозы ХХ века. Пособие по спецкурсу. -Якутск, 1997. - 104 с.
18. Медриш Д. Структура художественного времени и фольклоре и литературе // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. - Л.: Наука, 1974. - С. 122.
19. Усвяцова Р Роль времени и пространства в романе Жана Кейроля «Инородные тела» // Филолог. науки: науч. докл. высш. школы. 1978. - № 6. - С. 28-35.
R e f e r e n c e s
1. Zhiga I. Razgovor na ser'eznuju temu // Druzhba narodov. - 1948. - № 18.
2. Grigor'ev A. Vstretimsja li eshhe s «Vesennej poroj?» (Interv'ju s Kapustinym V.) // Sahaada. - 1992. - 1 ijulja.
3. Goffenshefer V. Zametki o romane N. Mordinova «Vesennjaja pora» // Druzhba narodov. Al'manah hudozhestvennoj literatury. Sovetskij pisatel', 1953. - 219 s.
4. Burcev D. T. Tipy problematiki v jakutskoj proze. -Jakutsk: Izd-vo JaNC SO RAN, 1992. - 142 c.
5. Boeskorov G. K. Masterstvo N.E.Mordinova. Jakutsk: kn.izd-vo, 1973. - 236 s.
6. Vashhenko A. Bol'shoj narod v malen'koj jurte // Literaturnaja gazeta. - 1994. - 14 sent. - S.7.
7. Vashhenko A., Kapustin V. S. Koster kazhdyj raz po-novomu gorit. Razmyshlenija po povodu romana N. Mordinova «Vesennjaja pora» // Sahaada. - 1996. - 18 janvarja.
8. Chicherin A. Obraz vremeni v lirike Pushkina. - M.: Sov pisatel', 1978.
9. Florenskij P. Analiz prostranstvennosti i vremeni v hudozhestvenno-izobrazitel'nyh proizvedenijah. - M.: Progress. 1993.
10. Kanaev N. P. Tvorchestvo N. Mordinova. - Jakutsk:
Jakutskoe knizhnoe izd-vo, 1964. - 175 c.
11. Russko-jakutskij slovar'. Pod red. P. S. Afanas'eva
i L. N. Haritonova. - M.: Sov. jenciklopedija, 1968. - 668 c.
12. Burcev A. A. Cherty pojetiki romana N. E. Mordinova «Vesennjaja pora». Vestnik Severo-Vostochnogo federal'nogo universiteta im. M.K. Ammosova. - 2012. - T. 9. - № 4. - 170 s.
13. Mordinov Nikolaj. Vesennjaja pora: Roman / Avtoriz. Per. s jakut. jaz. A. Dmitrievoj, L. Kornilovoj. M.: Sov. pisatel', 1951. - 780 s.
14. Maksimova P. V. Zhanrovaja tipologija jakutskoj pojezii. Voprosy jevoljucii i klassifikacii form. Novosibirsk: Nauka, 2002. - 255 s.
15. Mordinov Nikolaj. Vesennjaja pora: Roman / Per. s jakut.
jaz. A. Dmitrievoj, L. Kornilovoj. - M. Hudozh. Lit., 1993. - 396 s.
16. Jakutsko-russkij slovar'. Pod red. P. Slepcova. - M.: Sov. jenciklopedija, 1972. - 605 c.
17. Pereverzin V. M. Grani hudozhestvennoj pravdy. Stranicy bol'shoj prozy HH veka. Posobie po speckursu. - Jakutsk, 1997.
- 104 s.
18. Medrish D. Struktura hudozhestvennogo vremeni i fol'klore i literature. // Ritm, prostranstvo i vremja v literature i iskusstve. - L.: Nauka, 1974. - S. 122.
19. Usvjacova R. Rol' vremeni i prostranstva v romane Zhana Kejrolja «Inorodnye tela» // Filolog. nauki: Nauch. dokl. Vyssh. shkoly. 1978. - № 6. - S. 28-35.
УДК 81.373.21(571.56)
Н. М. Иванов
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ТОПОНИМОВ В РЕСПУБЛИКЕ САХА (ЯКУТИЯ)
Одной из актуальных проблем изучения региональной ономастической лексики является передача на русский язык местных географических названий, которые нередко фиксируются с грубыми ошибками, искажающими исконные онимы. Впервые в лексикологии якутского языка проводится исследование топонимов, функционирующих в официальных документах, на картах и в языке местных жителей некоторых улусов республики, в структурно-семантическом аспекте с целью обеспечения научно обоснованного их использования на государственных языках Республики Саха (Якутия) в сферах производства, науки, образования, культуры, средствах массовой информации, органах местного самоуправления. В работе использованы сравнительные, сопоставительные методы лингвистического исследования. Изложен анализ морфологических структур онимов из монгольских, эвено-эвенкийских языков. Описаны новые этнолингвистические фактические материалы в ономастической лексике якутского языка. Установлены отклонения от официально установленных наименований населенных пунктов, искаженные названия географических объектов, ошибки на картах при написании ряда топонимов на русском языке. Ономастическая лексика региона нуждается в восстановлении исконных названий, чему могут немало способствовать историко-лексикографические исследования топонимов и антропонимов. Топонимы отражают язык населявших племен и родов, они являются частью духовной культуры населения, исконные названия
ИВАНОВ Ньургун Михайлович - к. филол. н., н. с. Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН.
E-mail: nurgun.ivanov@yandex.ru
IVANOV Nyurgun Mikhailovich - Candidate of Philological Sciences, Scientific Researcher of the Institute of Humanitarian Researches and Problems of the Indigenous Peoples of the North of the Siberian Branch of Russian Academy of Sciences. E-mail: nurgun.ivanov@yandex.ru
