CC BY
93
УДК 821.161.1-14:7.036"190/191" Блок ББК 83.3(2=Рус)5 Ш 65
Шишхова Н.М.
Кандидат исторических наук, доцент кафедры литературы и массовых коммуникаций Адыгейского государственного университета, e-mail: sessvetla@mail.ru
Анкудинов К.Н.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы и массовых коммуникаций Адыгейского государственного университета, e-mail: ankudinovkirill@rambler.ru
Особенности проявления романтического мировоззрения в лирике
Александра Блока (1904-1912 г.г.)
(Рецензирована)
Аннотация:
Впервые предпринимается попытка расширить круг проблем и аспектов историко-литературного изучения поэзии Блока. Убеждение в органичности и внутренней цельности творческого пути поэта позволяет говорить об особом культе романтизма в его поэтическом мире, плодотворности анализа его проявлений в разные хронологические отрезки его развития. Цель поиск ассоциативных процессов взаимоотношений реальности существующей и создаваемой художником. Романтизм - наше прошлое, одно из таких явлений, которое формировало наше сознание, и, как показало исследование, один из способов приблизить романтизм к нашему времени, что определяет необходимость уделить внимание истокам блоковской поэзии, его идейному и художественному развитию, тесно связанному с романтическим мировоззрением и в западно-европейской, и в русской литературе. Анализ особенностей романтического мышления А. Блока очень важная составляющая для понимания его художественного мира, творческого сознания эпохи в целом и сложных идей современной поэзии. Результаты исследования вносят свой вклад в понимание динамики развития русской литературы XX века.
Ключевые слова:
Дуализм, рефлексия, романтизм, реализм, символизм, амбивалентность, метаморфоза, гармония, хаос.
Shishkhova N.M.
Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Literature and Mass Communications, Adyghe State University, e-mail: sessvetla@mail.ru
Ankudinov K.N.
Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Literature and Mass Communications, Adyghe State University, e-mail: ankudinovkirill@ rambler.ru
Features of the manifestation of romantic worldview in the lyrics of Alexander Blok (1904-1912)
Abstract:
For the first time, an attempt is made to broaden the range of problems and aspects of historical and literary study of Blok's creativity. The belief in the organicity and inner integrity of the poet's creative path makes it possible to talk about the special cult of romanticism in his poetry world, the fruitful analysis of its manifestations in different chronological segments of its development. The goal is to find associative processes of the relationship between reality existing and created by the artist. Romanticism is our past, one of such phenomena that shaped our consciousness, and, as the study has shown, a way to bring romanticism closer to our time. It determines the need to pay attention to the origins of Blok poetry, its ideological and artistic development closely related to romantic worldview in both West European and Russian literature. Analysis of the features of romantic thinking of A. Blok is a very important component for understanding his artistic world, creative consciousness of the era as a whole and complex ideas of contemporary poetry. The presented work contributes to the understanding of the dynamics of the development of Russian literature of the 20th century.
Keywords:
Dualism, reflection, romanticism, realism, symbolism, ambivalence, metamorphosis, harmony, chaos.
Согласно базовому тезису монографии К.Н. Анкудинова «Романтизм без берегов. Русская романтическая поэзия второй половины ХХ - начала XXI веков» [1], тремя основополагающими (маркирующими) признаками романтического мировоззрения являются «романтический дуализм» (бытие разграничивается на два антагонистических начала - на «Я» и «Не-Я»), «романтическое свободополагание» (самостоятельность «Я» обеспечивается безусловным признанием свободы «Я») и «романтический конфликто-центризм» (центральным предметом рефлексии становится трагическое взаимодействие между «Я» и «Не-Я») [1: 83]. Локальные моменты лирического мировоззрения в поэзии начала ХХ века нами были рассмотрены ранее [2], где было отмечено, что «в лирике Соловьёва Блока особенно увлекали платонические и романтические идеи «двоемирия» - противопоставления «земли» и «неба», материального и духовного.
Свойственные писателям-
романтикам и Вл. Соловьёву идеи многозначности образов Блок одним из первых русских поэтов отразил структурой образов-символов в «Стихах о Прекрасной Даме»... Безусловно... и следование романтическим
традициям, и осмысление романтической терминологии, и их преодоление...» [2: 149] в поэзии А. Блока. Подход Александра Блока к проблеме двоемирия, как утверждалось ранее, принципиально отличался от неромантическо-синтетического подхода многих сотоварищей поэта по символизму (в частности, от дискурсов Д. Мережковского, З. Гиппиус, А. Белого, Вяч. Иванова, В. Брюсова). Если эти символисты стремились к преодолению «романтического дуализма», выдвигая разнообразные проекты снятия разрыва между «Я» и «Не-Я» (а также между социальным и культурным планами действительности), то Александр Блок в своём мировоззрении запечатлевал непреодолимость, неразрешимость этого разрыва [2: 144145]. Ранний сборник поэта «Стихи о Прекрасной Даме» минимизирует этот аспект: в нём лирический герой А. Блока искренне стремится слиться с высшим, горним, небесным началом (с «Прекрасной Дамой»). Однако показательна авторская обмолвка стихотворения 1901-го года «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.»: Как ясен горизонт! И лучезарность близко. / Но страшно мне: изменишь облик Ты [3: 142-143]. Обращаясь к персонифицированному
высшему началу, герой-нарратор опасается неожиданной (и немотивированной) смены знака этого начала. При этой трансформации свойственный «Стихам о Прекрасной Даме» лирический сюжет идиллического характера обречён смениться конфликтно-романтической сюжетной парадигмой постольку, поскольку «Прекрасная Дама» превратится в «Не-Я». Этот вариант романтического конфликта интересен тем, что не разводит генезисы «Я» и «Не-Я», а демонстрирует происхождение «Не-Я» из идеального начала, восходящего к «Я».
...Уже осенью-зимой 1903 года в лирике Александра Блока возникают мотивы трагической конфликтности, связанные с темой жизни «городских низов» («Фабрика», «Из газет»); эта тематика будет спорадически проявляться и в блоковской лирике 1906 года («В октябре», «Окна во двор», «На чердаке»). Начиная с
1904 года, реалистические способы подачи социальных противоречий вытесняются мистическим мотивом «апокалипсического города», пришедшим из творчества Валерия Брюсова («Последний день», «Пётр», «Вечность бросила в город.», «Город в красные пределы.», «В кабаках, в переулках, в извивах.»). Иногда он связывается с политическим наполнением («Поднимались из тьмы погребов.», «Барка жизни встала.»), но чаще приобретает мистико-эротическое наполнение.
1905 год был периодом пика политического конфликта в России, и в лирике Александра Блока этого года политические темы встречаются («Шли на приступ. Прямо в грудь.», «Митинг», «Вися над городом всемирным.», «Ещё прекрасно серое небо.», «Сытые»). Однако они занимают малое место по сравнению с новым комплексом образов. В его центре амбивалентный (и не встречавшийся ранее у А. Блока) локус болота («Полюби эту вечность болот.», «Белый конь чуть ступает усталой ногой.», «Болото - глубокая впади-
на.», «Пляски осенние.»). С «болотной» тематикой оказывается прочно связана тематика «нечисти». Она берёт начало в стихотворениях 1904 года (например «Обман» и «Поёт, краснея, медь. Над горном.»), но в тех текстах она всегда была привязана к «городскому» локусу. В лирике 1905 года злые «городские твари» («Повесть», «Невидимка») постепенно сходят на нет, сменяясь изобильным бестиарием «болотных» инфернальных сущностей («Болотные чертенятки», «Твари весенние», «Болотный попик», «Старушка и чертенята»), который переходит в лирику 1906 года («Сказка о петухе и старушке», «Проклятый колокол»). С болотной инферналикой 1905 года переплетается мотив обмана и разочарований, связанный с переосмыслением ключевого для Александра Блока образа Прекрасной Дамы. Поначалу эта связь подаётся поэтом в сказочно-балладном ключе («Влюблённость», «Она весёлой невестой была.»). Затем она осмысляется и интерпретируется при помощи «театрального» кода: о Королеве свидетельствует разбитной балаганчик с «деревянными мечами» и «клюквенным соком» вместо крови («Балаганчик») [3: 358-359], Прекрасная Дама не придёт никогда: / она не ездит на пароходе («Поэт») [3: 359-340].
В 1905 году поэтом создан эталонный текст пессимистического осознания мира - стихотворение «Девушка пела в церковном хоре.») [3: 365-366], последняя строка которого переворачивает его смысл: «причастный тайнам» ребёнок плачет о том, «что никто не придёт назад». В «Плясках осенних» [3: 367358] Прекрасная Дама приобретает «болотные», демонические и хто-нические черты. В блоковской лирике 1906 года, возвращающейся к «символистскому реализму», небезуспешный «балаганчик» превращается в грустный «балаган», везомый «траурными клячами» («Балаган») [3: 415-416], а «Прекрасная Дама» приобретает признаки уже даже не
«инфернальной блудницы» (как в «петербургских стихах» 1904 года), а ресторанной проститутки, преображённой пьяной фантазией «Я» («Незнакомка») [3: 391-394].
Поэзия «второго тома» Александра Блока (приходящаяся на 19041906 гг.) меняет характер, и это видно всем. Критик и литературовед Корней Чуковский в обобщающей статье «Александр Блок как человек и поэт» (1921-1924) пишет: «Весь. второй том пьяный, мутный, - не горные высоты, но низменности. Недаром в этом томе столько стихов о болоте. Все стихи, помещённые на его первых страницах, изображают именно болото: чахлые болотные кочки, ржавые трясины, болотные впадины, болотные огоньки, болотную стоячую воду. В книге нет ясности, нет той пушкинской, мудрой, предсмертной, хрустальной отчётливости мыслей и чувств, которая появится у Блока позднее, в третьем его томе.» [4: 451].
Ещё зримее метаморфоза, произошедшая с поэзией Александра Блока, была для его современников и сподвижников. Круг «аргонавтов» (Андрей Белый, Сергей Соловьёв), искренне верившие в преображение мира силой идей Владимира Соловьёва и возлагавшие надежду на Блока (и на спутницу его жизни - Любовь Менделееву), пришли в ужас от этой метаморфозы. Андрей Белый в статье 1905 года «Апокалипсис в русской поэзии» писал: «... реальная действительность в описании Блока, этого продолжателя Соловьёва, носит кошмарный оттенок. Механизированный хаос оборачивается пустотой и ужасом. Муза Блока, явившись нам в багрянице, направляется. к конке. Обращаясь к хаотической действительности, поэзия Блока превращается в кошмар» [5: 415-416]. Андрей Белый немало страниц посвятит тёмной перемене, произошедшей в 1904-1906 гг. с Александром Блоком. Друг Андрея Белого, убеждённый гетеанец и ненавистник романтизма музыковед
Эмилий Метнер, свяжет эту трансформацию с романтизмом, что будет зафиксировано в мемуарах Белого «Начало века»: «.романтик - нахлебник при классике, если не вышвырнуть: сперва - объест, потом -съест; нет, гоните его от себя. Гёте же с собой - справился», « . Метнер, взяв чашку, прихлёбывал кофе, подкопы ведя против мистики, свойство которой - прокиснуть в сомнительные анекдотики; сплошь анекдотик, по мнению Метнера. - Тик-драматург; через двадцать же месяцев я прямо ахнул, припомнив до слёз Метнера, - в квартире Блока, когда прослушивал в первый раз «Балаганчик»: роман-тик с «роман-чиком»; этого «-чика» (иль «Тика») на Блоке - я Блоку едва мог простить»[6:329].
Как отмечалось выше, в период с 1904 по 1906 гг. поэт переживал нарастающий кризис, вызванный совокупными причинами идейного, лично-семейного и общественно-политического характера. Завершился этот кризис в начале 1907 года новым творческим взлётом Александра Блока - циклом стихотворений «Снежная маска», вернувшим поэта к жизнеприемлющим установкам. Многосторонний кризис способствовал усилению трагических и романтических мотивов в творчестве А. Блока. В некоторых текстах этого «кризисного» периода мы имеем дело с парадоксальным явлением - с «идиллической трагедией», когда нет не только оценочного разделения авторов романтического конфликта на «позитивные» и «негативные» (ибо так или иначе «позитивно» всё), но нет и собственно явленного конфликта.
Примером такой «идиллической трагедии» становится стихотворение Александра Блока «Старушка и чертенята», написанное в июле 1905 года. В нем персонажи демонической сферы не противоборствуют христианскому началу, а, напротив, благоволят ему. Набожная старушка, побывавшая у Троицы и идущая к Святым Местам, встречает умиля-
ющихся чертенят и карликов. Они обращаются к ней с просьбой не бери нас в Святые Места! [3: 357]. Но эта просьба вызвана не несовместимостью бесов с христианским хронотопом, а тем, что, по признанию чертенят, мы и здесь лобызаем подножия / своего, полевого Христа и но за майскими тонкими чарами / затле-вает и нам Купина [3: 357]. Таким образом, «полевой Христос» чертенят приравнивается к Христу, а благая «золотистая весть» старушки о Купине доходит и до малой нечистой силы. Это стихотворение тематически и идейно смежно с более ранними стихотворениями Александра Блока «Твари весенние» (февраль 1905 г.), в котором «твари» названы «милыми» и сказано о том, что скоро каждый чёртик запросится / ко Святым Местам [3: 344], и «Болотный попик» (апрель 1905 г.), заглавный герой которого утверждает: душа моя рада / всякому гаду / и всякому зверю / и о всякой вере [3: 350]. Такое «всеприятие» парадоксально связано для поэта не только с мотивами «прославления болота» и «иллюзий» (то чарующих и возвышающих, то развеивающихся и оставляющих реальность в её горькой неприглядности), но и с «Я-христологическим» мотивом, сначала скрытым (в стихотворении июля 1905г. «Осенняя воля»), а затем и открытым (в стихотворении ноября 1905 года «Вот Он - Христос - в цепях и розах.»). В последнем стихотворении утверждается, что постижение Бога невозможно без уподобления Богу и равной Богу амбивалентной («нищей», «скудной», «забывающей», «умаляющейся») стихии: И не постигнешь синего Ока, / пока не станешь сам как стезя. / Пока такой же нищий не будешь, / не ляжешь, истоптан, в глухой овраг, / обо всём не забудешь и всего не разлюбишь, / и не поблекнешь, как мёртвый злак [3: 371].
Обратная сторона такого «все-приятия» - бродяжья «беспочвенность», «безопорность», сулящая «безлюбую» гибель в степных (или
болотных) пространствах: Много нас - свободных, юных, статных - / умирает, не любя. / Приюти ты в далях необъятных! Как и жить и плакать без тебя! («Осенняя воля») [3: 363]. В монографии советского литературоведа Павла Громова «А. Блок, его предшественники и современники» так сказано об интегральности «бродяжнического» мотива лирики Блока данного периода: «Проблема «бродяжества» - социального и духовного - отныне становится одной из существеннейших творческих тем Блока. находятся слова, определяющие, выводящие её из подтекста тем городской, «болотно-весенней» и «балаганной» лирики Блока, собирается, концентрируется в образном выражении «бродяжества» социально-общественный и духовный смысл заново открывающихся, заново находимых общих закономерностей современной жизни» [7: 184-185].
Это «беспочвенное», «бродяжье» романтическое «Я» вступает во взаимодействие с амбивалентной «Прекрасной Дамой», совмещающей в себе и «Я», и обманное «Не-Я» одновременно. Образ «Прекрасной Дамы» трансформируется в образы «Незнакомки», «Девы-Революции», «Руси» (стихотворение «Русь» написано поэтом в тот же период, что и четверостишие «Деве-Революции», в конце лета - начале осени 1906 г.). В позднейшей лирике Блока образ «Руси» уточнится как образ «Руси-Жены», что станет свидетельством тождественности для поэта этого образа с интегральным символом «Прекрасной Дамы». В промежутке между созданием этих текстов появляется стихотворение «Ангел-Хранитель» [3: 396-397], в котором герой-нарратор обращается к Ангелу-Хранителю как к женскому лицу: Ангел-Хранитель - одновременно ему «сестра, и невеста, и дочь», «и жена». Интимно-личные мотивы в этом стихотворении переплавляются с общепсихологическими и с левополитическими («о ни-
щих и бедных скорблю», «кто запер свободных и сильных в тюрьму»). «Я» поэта едино с его женственным Ангелом-Хранителем (Анимой) в едином романтическом порыве, сулящем непредсказуемые последствия: Куда мы идём? / Вдвоём - неразрывно - навеки вдвоём! / Воскреснем? Погибнем? Умрём? [3: 397].
Конечно, все хронологические рамки, которые стремятся в той или иной степени систематизировать творческий путь поэта, оказываются весьма зыбкими. Но многие исследователи произведений Блока сходятся на мысли, что с весны 1909 года отчетливо намечаются поворотные изменения в его поэзии. Этот кажущийся неожиданным поворот связывают с событиями личного характера (смерть усыновленного Блоком ребенка Л.Д. Блок), от которых семья в 1909 г. «сбегает» в Италию. Трагическое мироощущение того времени выражено в знаменитом цикле «Итальянские стихи». Он рисует органический сплав безысходной тоски и печали с размышлениями о современной европейской цивилизации как мертвом мире, но восхищение Италией, симбиозом практически всех видов искусства дает надежду на спасение. «История запечатлевшаяся в культуре, - та реальность, на которую пытается сейчас опереться Бок», - справедливо пишет П. Громов [7: 353]. В это время поэт пытается отгородиться от политики и общественной жизни.
В 1909-1910 гг. Блок вновь сближается с представителями символистского лагеря, против которых резко выступал в 1907-1908 гг. Базовое значение в стихах приобретает краеугольный камень эстетики символизма - культ музыки в ней. Символизм в творчестве старших и тех, кого называют младшими, всегда имел романтические истоки, при их соположении легко распознаются одни и те же основные принципы и идеи: двоемирие, мистицизм, антитеза «здесь» и «там», земля и небо, разрыв с реальной действитель-
ностью, тяга к новому идеализму В. Соловьева. Достаточно вспомнить «Голоса скрипок» Блока как апофеоз выражения иррациональной сущности мира. Конечно, идея абсолютного примата музыки над всеми видами искусства пришла к Блоку от немецких и русских романтиков, охотно искавших соединения выразительных возможностей музыки и литературы. Общеизвестно, каким виртуозом был Блок в инструменти-ровке стиха, владении ассонансами. Романтическое представление о музыке как аналоге поэтического «Я», ставшее хрестоматийным двоеми-рие романтиков, ведет в поэзии Блока от земного ада и «демонов» (цикл «Страшный мир (1909-1916)» к прекрасному, прежде всего благодаря высокой красоте искусства («Смычок запел. И облак душный.» , «И натянулись гитарные струны..»).
Ю.М. Лотман, анализируя стихотворение Блока «Дым от костра струею сизой.» этого периода, и в целом цыганской темы пишет: «Во всех этих стихотворениях особенно явственно ощутимы влияния позд-неромантической лирики (Полонский и другие): в основе поэтическое повествование о «страстях», внешний мир в известной поре вынесен за скобки» [8].
Постоянная ориентация поэта на романтизм настойчиво и упорно отмечалась в литературоведении 6070 гг. XX века, вплоть до названия его поэзии романтической. В прямой или косвенной форме эту проблему ставили уже С.А. Венгеров и В.М. Жирмунский. Некоторые литературоведы даже высказывают предложение, что пишущие о связи поэта с романтизмом «стремятся избежать «неприятного слова» «символизм» и фактически заменяют его более приятным и спокойным термином «романтизм».
В последние десятилетия сделаны ценные замечания о внутренне противоречивом и неоднозначном творческом взаимоотношении Блока с романтизмом. Речь идет об исследо-
ваниях М. Гаспарова и Ю. Лотмана, которые утверждают, что тематические совпадения с романтическим мировоззрением часто противоречат их решению в самой поэтической практике Блока [9: 642].
Тем не менее, в последние десятилетия сформировалась тенденция разговор об оригинальности поэтики Блока тесно связывать с русским романтизмом XIX века (В. Жуковский, Ф. Тютчев, А. Фет и др.). Это свидетельствует о желании выстроить единую концепцию развития русского романтизма, в которой справедливо занимает свое место Блок. Экзестенциальное художественное сознание и его выражение у всех этих художников имеет убедительное общее ядро.
М. Гаспаров в статье «Антино-мичность поэтики русского модернизма» как классический пример такого ядра сравнивает поэтику Фета и Блока на конкретном примере: анализе стихотворения Блока 1910 года «Идут часы, и дни, и годы.». По его мнению, второй художественно трансформировал две особенности первого: «Отрывистую несвязанность образов и материализацию метафор, размывающая границу между основными и вспомогательными образами стихотворения, между предметами, реально присутствующими и попутно упоминаемыми в его художественном мире» [9: 446] Именно эти особенности вызывали неприятие Фета современниками, а затем, видимо, стали привычными для блоковского времени. Гаспаров называет как аналогичный пример стихотворения О. Мандельштама «Домби и сын» (1914), «На розвальнях, уложенных соломой» (1916) [9: 445-450].
Удивительные, на наш взгляд, выводы делает М. Гаспаров из сравнения постмодернистского стихотворения Всеволода Некрасова и стихотворной цитаты из пролога к поэме Блока «Возмездие» «Сотри случайные черты.». Он рассматривает пятистишие Некрасова и опро-
вергает высокую проповедь Блока с позиций бытовой житейской мудрости, мир для него - «это хаос, а искать в нем глубинную гармонию - пустое дело. Если стирать с его облика случайные черты - ничего не получится, кроме дырочки». Можно предположить, что в лирике знаменитого третьего тома Блок стихами 1809-1812 годов пытается ответить на вопрос, куда делся рай, обрисованный в ранней лирике. Поэтому так громко в ней звучат мелодии «прошлого», благословения мира первой любви, мира юности. Поэт вспоминает старый дом, духовную родину, лирического «Я», голубой и розовый мир неба и закатного солнца, мир веселья и музыки, гармонии, «Стихов о Прекрасной Даме». Он ведет диалог с ушедшей юностью: отсюда множество автоцитат из первого тома в третьем. Морально-эпические коннотации, заданные в поэзии молодого Блока, принадлежат теперь «иному миру», который ушел безвозвратно. Под роковым воздействием «страшного мира» в лирическом герое проявляются черты «демона» («Демон», 1910), предателя «Иуды» и даже «вампира» (цикл «Черная кровь»). Одновременно «Я» предстает как «нищий», «униженный», обреченный на гибель («Поздней осенью из гавани.», «Из хрустального тумана») и даже в героическом и жертвенном облике. Стихотворения такого характера завершаются то гибелью героя, то героини. Поэтизация мечты и смерти как высвобождения от земных тягот, по существу, сквозная тема романтической поэзии со времен Жуковского. А. Блок, может быть, самый правомерный соловье-вец, которого называли даже законным наследником недавно усопшего певца (литературный дебют Блока состоялся вскоре после смерти Соль-вьева), в стихах на протяжении всей своей жизни демонстрирует индивидуальный романтический пафос: Я, равнодушный, серый нелюдим // Толпа кричит - я хладен бесконечно // Толпа зовет - я нем и неподвижен.
Необходимо акцентировать, что речь в работе идет о трехлетнем периоде творчества великого поэта (18091812). И они ни в коем мере не претендуют на полноту всей художественной картины. Важно было очертить,
в какой мере и форме было сохранено романтическое сознание эпохи в стихах Блока. Это сознание живет и сейчас в огромном пространстве закодированных понятий и сложных идей современной поэзии.
Примечания:
1. Анкудинов К.Н. Романтизм без берегов. Русская романтическая поэзия второй половины ХХ - начала XXI веков. Майкоп: Изд-во АГУ, 2015. 221 с.
2. Шишхова Н.М., Анкудинов К.Н. Проявления романтического мировоззрения в поэтическом творчестве русских ранних символистов (на примере произведений К. Бальмонта, С. Соколова-Кречетова, И. Анненского, А. Блока) // Вестник Адыгейского государственного университета. 2017. Вып. 3 (202). С. 143-150.
3. Блок А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1: Стихотворения и поэмы 1898-1906. Л.: Худож. лит., 1980. 512 с.
4. Чуковский, К. Сочинения: в 2 т. Т. II: Критические рассказы. М.: Правда, 1990. 624 с.
5. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 528 с.
6. Белый А. Начало века. М.: Союзтеатр, Гл. ред. театральной лит., 1990. 528 с.
7. Громов, П.П. Блок, его предшественники и современники. 2-е изд. Л.: Сов. писатель, 1986. 600 с.
8. Лотман Ю.М. Человек природы в русской литературе XIX века и цыганская тема у Блока // О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 643.
9. Гаспаров М. Избранные труды. Т. II. М., 1997. С. 445-450.
References:
1. Ankudinov K.N. Romanticism without coast. Russian romantic poetry of the second half of the 20th - beginning of the 21st centuries. Maikop: ASU Publishing house, 2015. 221 pp.
2. Shishkhova N.M., Ankudinov K.N. Manifestations of romantic outlook in poetic works of the Russian early Symbolists (based on the works of K. Balmont, S. Sokolov-Krechetov, I. Annensky, and A. Blok) // Bulletin of the Adyghe State University. Ser.: Philology and the Arts. 2017. Iss. 3 (202). P. 143-150.
3. Block A. Collected Works: in 6 vol. Vol. 1: Verses and poems 1898-1906. L.: Khudozh. lit., 1980. 512 pp.
4. Chukovsky, K. Works: in 2 vol. Vol. II: Critical stories. M.: Pravda, 1990. 624 pp.
5. Bely A. Symbolism as a worldview. M.: Republic, 1994. 528 pp.
6. Bely A. The beginning of the century. M.: Soyuzteatr, Chief editorial board of theatrical lit., 1990. 528 pp.
7. Gromov P.P. Block, his predecessors and contemporaries. 2nd ed. L.: Sov. writer, 1986. 600 pp.
8. Lotman Yu.M. Man of nature in Russian literature of the19th century and the Gypsy theme in the works of Block // On poets and poetry. St. Petersburg, 1996. P. 643.
9. Gasparov M. Selected Works. Vol. II. M., 1997. P. 445-450.Журналистика
