CC BY
21
Немашкалов П.Г.
(Ставрополь)
УДК 364.054
ОСОБЕННОСТИ ПОЛОЖЕНИЯ ВДОВСТВУЮЩИХ СЕМЕЙ ДУХОВНОГО СОСЛОВИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В XIX ВЕКЕ
На протяжении многих веков народная культура и православие настойчиво формировали идеал женщины - многодетной матери, наделяя этот образ широкими воспитательными функциями. Эта особенность сохранялась и развивалась в нижних слоях русского общества вплоть до начала ХХ в. В условиях Северного Кавказа такая тенденция углублялась реалиями материального положения населения региона в условиях Кавказской войны и активным процессом колонизации региона. В это же время параллельно шел процесс формирования организации Русской православной церкви на Северном Кавказе и выработки культурных ориентаций. На протяжении всего XIX в. развивалась система сословных привилегий духовенства, формирование осознания влияния на паству и понимание своего исключительного положения. Однако это не соответствовало реальному положению вещей и вело к тому, что священнослужителям не хватало средств на содержание их многочисленных семей. Эти трудности при потере кормильца становились жизненной драмой для осиротевших семей, и вдовам в проблеме выживания приходилось рассчитывать только на сословные преференции со стороны духовных властей. Потеря кормильца обостряла материальные проблемы семьи. Источниковой базой статьи послужили ранее неизвестные архивные документы Государственного казенного архивного управления «Государственный архив Ставропольского края». Предпринята попытка воссоздания процесса многолетних поисков форм и методов организации системы оказания помощи вдовствующим семьям Кавказского духовенства в XIX в.
Ключевые слова и фразы: история Русской православной церкви, Северный Кавказ, духовное сословие, вдовы и сироты, социальная история.
For centuries, folk culture and Orthodoxy have persistently shaped the ideal woman -mother of many children, giving this way a broad educational function. This feature is maintained and developed in the lower strata of Russian society until the early twentieth century. In the North Caucasus, this trend deepened the realities of the financial situation of the population of the region in terms of the Caucasian war and active colonization of the region. At the same time was a process parallel to the formation of the organization of the Russian Orthodox Church in the North Caucasus and the development of cultural orientations. Throughout the XIX century, has evolved a system of class privileges of the clergy, formation of awareness of the impact on congregations and the understanding of their exceptional situation. However, this does not correspond to the real state of things, when it led to the fact that the clergy did not have enough funds for the maintenance of their numerous families. These difficulties with the loss of a breadwinner became the drama of life for orphaned families and widows in the problem of survival had to depend on the class preferences of the spiritual authorities. The loss of a breadwinner exacerbated the financial problems of the family, and widows in the problem of survival had to depend on the class preferences of the spiritual authorities. The source based paper is drawn from previously unknown archival documents in State archives, "State archives of the Stavropol territory". An attempt to recreate the process of many years of research of forms and methods of organization of system of care udobstvami families of the Caucasian clergy in the nineteenth century.
Key words and phrases: history of the Russian Orthodox Church, the North Caucasus, the clergy, widows and orphans, and social history.
DOI: 10.24888/2410-4205-2017-12-3-95-101
95
В рамках направления исторических исследований для объяснения исторических событий используются психологические модели, в которых изучаются взаимосвязи между историческими и психологическими феноменами. Среди предметных полей современной исторической науки свое место занимает историческая психология, которая изучает влияние психологии на исторические феномены. Один из представителей этого направления Э. Эриксон обратился к проблеме материнства в историческом контексте и пришел к выводу о том, что в каждой культуре имеется особый стиль материнства, который всегда принимается матерью за единственно правильный. Вместе с тем, данный стиль взаимоотношений матери и ребенка формируется горизонтом ожидания социума в отношении будущего поколения. Он представляет собой систему воспитания, являющуюся результатом длительной эволюции, запечатлевшей историю общества, ориентированной на включение индивида в данную группу, на выработку присущего ей типа мировосприятия и поведения [37].
С этих позиций посмотрим на образ жизни вдов духовенства. Если рассматривать их во взаимосвязи трех главных социальных женских ролей: матери, жены и свободно реализующейся женщины, то необходимо определить круг обязанностей, который она наследовала после смерти супруга. В первую очередь, на вдов возлагалась ответственность за продолжение получения образования детьми. Семинарские правления предписывали консисториям требовать отправки осиротевших детей в имеющиеся училища. При этом вдовы, дети которых хорошо учатся, могли просить перевода своих детей на государственное содержание [10, л. 1-1об.]. Частые неурожайные годы и засухи приводили к тому, что ограниченные в средствах на пропитание имеющейся семьи, вдовы просто не могли отправить своих детей к местам обучения [10, л. 4]. Некоторые из них, доведенные до отчаяния, отправляли своих детей без средств к существованию и, часто, не к предписанному им учебному округу, надеясь на то, что их сыновей примут в училища за счет установленного содержания [9, л. 1 -2].
После окончания учебы выпускники семинарий и училищ подыскивали подходящее место, заручившись одобрением прихожан. Консистория старалась устроить выходцев из вдовствующих семей поближе к матерям для оказания помощи последним в ведении хозяйства и оказания материальной помощи за счет получаемых сыновьями доходов. Далеко не всегда получение места в причте обеспечивало помощь по хозяйству и облегчало жизнь семье. Так, сирота Кузьма Голубев после окончания Ставропольского духовного училища в 1840 г. был определен в причетники к церкви ст. Сергиевской Ставропольского округа, где проживала его мать. Вскоре она обратилась с просьбой перевести его в другой приход, т.к. сын «причиняет побои и праздным образом жизни разорение хозяйства оставшимся от мужа <.. .> угрожает лишением жизни». В ее семействе имелось еще трое детей, один из которых учился в училище и был на содержании матери. Кавказская консистория постановила исключить К. Голубева из духовного звания и определить в Кавказское областное правление для отправки на военную службу. Не желая сыну такой судьбы, мать обратилась к преосвященному Иеремии о помиловании, который по просьбе провинившегося отправил его на послушание на два года в один из монастырей Северного Кавказа [14, л. 1-24].
Дочери вдовствующих матерей из священнослужителей могли выдаваться замуж за начинающих священников, которые, в свою очередь, могли получить место в причте. Получение места в приходе рассматривалось как приданое, так называемые «приходы со взятием». На практике это означало, что за место в причте согласившийся женитьсябыл обязан содержать тещу пожизненно, а сестер жены - до выхода замуж. В случае его перехода в другое место сохранялась возможность получать часть доходов [4, л. 179].
После смерти священников-супругов за вдовами с семейством сохранялось право на получение части доходов от места в причте. На человека, который соглашался с этим условием и выплачивал оговоренную индивидуальным порядком сумму, могли налагаться до-
96
полнительные обязательства, например, проживание в одном доме и оказание помощи по хозяйству. Понятно, что получив вожделенное место в причте, служители часто отказывались от своих обещаний, и только посредством высшей духовной власти вдовам удавалось добиваться удовлетворения нанесенного ущерба [15, л. 1-9]. Такая практика была прекращена во всей Российской империи, в том числе Кавказской духовной консисторией, в 1867 году на основании распоряжения Правительства [2, с. 2-3].
Отсутствовавшую в рассматриваемый период государственную систему социальной помощи заменяло общественное призрение, основой которого была благотворительность. На региональном уровне она представлена епархиальными Попечительствами о бедных духовного звания, которые учреждались при епархиальных кафедрах под руководством архиереев. Цель данного учреждения - оказание помощи служителям церкви в преклонном возрасте и призрение вдов и сирот [5, с. 172-176].
Согласно этому положению вдовам и возрастным детям, которые могут своим трудом добывать себе пропитание - отказывали в оказании помощи или выдавали только единовременное пособие. Им можно было рассчитывать на единовременную выплату для приобретения орудий и материалов для работы. При вступлении в брак сиротствующая девица могла получить от попечительства пособие для приобретения приданого.
Размер пособия и жалования колебался в зависимости от поступления пожертвований и выделяемых сумм от Синода. Например, в 1823 г. по Кавказской области для нуждающихся семей максимальная выплата составила 15 руб. серебром [8, л. 3-4]. С учреждением самостоятельной Кавказской епархии в 1843 г. все выплаты были временно приостановлены, но епископ Иеремия поставил первоочередной задачей учреждение Кавказского попечительства о бедных духовного звания (далее - Попечительство). После своего открытия оно столкнулось с нехваткой средств, поскольку от Синода получало 350 руб. серебром в год [21, л. 1-3], а его капитал пополнялся за счет кружечного сбора, штрафов со священников и добровольных пожертвований.
Размер пособия зависел от многих факторов, но самым главным была действительная крайняя нужда, при этом выплатой пособия Попечительство не ограничивало свою помощь. Вдов-просительниц прикрепляли к подходящему приходу печь просфоры, иногда за детьми-сиротами числились вакантные места в причте с получением две трети доходов. При необходимости служителей причта перемещали к новым местам [19, л. 1-6]. Привилегией на вакансию просфорницы в приходах пользовались одинокие или имеющие на руках малолетних детей вдовы духовенства или взрослые дочери покойных священников, которые по разным причинам не вышли замуж.
Получаемого пособия хватало только на удовлетворение первостепенных потребностей. Не спасала даже возможность приработка шитьем, поскольку города Северного Кавказа отличались высокой дороговизной жизни [26, л. 2-8]. Потеря кормильца выталкивала из городов вдов с семейством в сельские приходы, где их не всегда ожидал радушный прием. На новом месте вдовы не имели собственного жилья, и им приходилось арендовать помещения, что было дополнительным расходом. Доход от печения просфор колебался от 12,50 руб. серебром, причем просфоры для церковных служб (незаказных) выпекались из своей муки даром, поскольку с прихожан собиралось всего от 50 до 100 пуд. пшеницы [13, л. 2-4]. В церквях станиц Кубанской области не существовало хлебных сборов для просфор по приходам, и поэтому они поставлялись в необходимости из получаемого жалования, от чего едва оставалось им от жалования за расходами на муку и дрова [30, л. 4-5]. Иногда вдовы печением просфор отрабатывали оставленные долги перед станичным обществом своими мужьями [25, л. 1-3]. Причт прибегал к найму для печения просфор девушек и вдов из крестьянской среды прихожан, которые не торопились уступать своих мест прибывшим [12, л. 1-12], они часто провоцировали ссоры и усугубляли их положение. Чтобы не подвергать неприятностям местное духовенство, вдовы просили о переводах в другие приходы [33, л. 1-3].
Женщинам из казачьего сословия на Северном Кавказе приходилось выполнять большую часть работ по ведению хозяйства, в том числе и земледелию. Они не только заботились о пропитании семьи, но и обеспечивали своих супругов необходимым обмундированием и снаряжением, ведя в его отсутствие все подсобное хозяйство и полевые работы [1, с. 99]. Некоторые вдовы духовенства, которые были выходцами из казачьего сословия и имели навыки в обработке земли, могли земледельческим трудом зарабатывать на жизнь. Для них Попечительство в 1879 г. добилось отвода земель, и все желающие могли обратиться для получения надела в подлежащее межевое учреждение Кубанской или Терской области [7, с. 116]. Земельный надел шел в дополнение к имеющемуся церковному наделу пахотной земли. Его не обязательно было обрабатывать вдовам самостоятельно, от сдачи в аренду они получали до 30 руб. серебром [24, л. 1-2об.].
Помимо этого, Синод указом от 21 марта 1799 г. вдовам духовенства разрешал заниматься видами предпринимательства, предоставленными посадским жителям без платежа. Если хотели заниматься предпринимательством мещане или купечество, то должны были получать установленные законом свидетельства [35, л. 2]. Данная привилегия давалась Синодом на основании того, что вдовы не были заняты в церковных службах [34, л. 1-1об.]. Однако большая семья и ответственность в воспитании детей делали занятие торговлей для вдов затруднительным, а порой и непосильным делом.
С 1866 г. в Российской империи вступили в силу новые правила пенсионного обеспечения священнослужителей. Правом на получение пенсии от Синода пользовались все священники, которые прослужили не менее 35 лет. Эта пенсия составляла 90 руб. в год. В случае их смерти три четверти пособия выплачивалось осиротевшей семье. С 1 января 1879 г. священникам и протодьяконам кафедральных соборов Кавказской епархии за 35 лет пенсия была увеличена до 130 руб. в год, вдовам таковых священнослужителей, не имеющим детей или имеющим детей взрослых,- до 65 руб., а имеющим детей малолетних и увечных -до 90 руб. [3, с. 181].
В своем стремлении скрасить нужду Попечительство к большим церковным праздникам выдавало осиротевшим семья незначительные суммы. Отчет о расходах средств не требовался. Для разовых выплат на починку дома и дворовых строений требовалось участие опекуна, который обязан был составить отчет и предоставить его в Попечительство [22, л. 1-4]. Участие опекунов в ведении хозяйства не всегда имело положительный результат. Поэтому со второй половины XIX в. Попечительство перешло к практике передачи оставшегося имущества после смерти супруга в полное распоряжение вдов при наличии духовного завещания. За опекунами оставался контроль в вопросах продажи имущества и воспитания детей в традициях сословного статуса [36, л. 3].
В случае смерти обоих родителей сиротам назначались в опекуны благонадежные родственники из духовного сословия, но при отсутствии таковых могли быть исключения. Опекунами становились близкие родственники даже из крестьянского сословия, но при условии, что они могут дать сироте воспитание и образование [28, л. 1-2об.]. В особо сложных случаях обязанности опекуна на себя брал благочинный. Иногда после вспышек холеры, которая периодически проявлялась на Северном Кавказе, детей помещали в семьи духовенства с выплатой вспомогательного пособия на их содержание [29, л. 1-1об.].
Если говорить об имущественном статусе членов осиротевшей семьи, то, по законам Российской империи, вдова, как при живых детях, так и без них, получала от недвижимого имущества седьмую часть, а от движимого - четвертую; каждая дочь при живых сыновьях, т.е. сестра при брате, получала из всего наследуемого недвижимого имения четырнадцатую часть, а из движимого - восьмую часть. Дети мужского пола, за выделом указанных частей оставшейся в живых супруги и дочерей, делили наследство между собою по равным частям [6]. Каждый член семьи по достижении совершеннолетия мог потребовать от Попечительства выдачи причитающейся законом части, но в практике было иначе: выдачапроисходила
по необходимости сбора приданного для дочерей при выходе замуж или после смерти матери, чтобы не дробить имущество [31, л. 1-8].
В своей нужде иногда вдовы духовенства достигали социального дна и пороков. Они были привлекаемы за воровство, скатывались к пьянству [11, л. 92, 241, 349]. Консистория таких вдов удаляла от распоряжения имуществом, а контроль расхода получаемой помощи передавался назначаемым опекунам. Назначаемое пособие на воспитание детей от Попечительства передавалось так же в распоряжение опекуна, на которого возлагалось и устройство детей в учебные учреждения региона [20, л.1-22]. Чтобы не потерять сословных привилегий личного дворянства и почетного гражданства, некоторые убивали и скрывали незаконно рожденных ими детей [11, л. 386]. За подобные поступки их исключали из духовного сословия и предавали уголовному суду.
Иногда вдовы необоснованно попадали под подозрения со стороны благочинных, которые им давали рекомендации в Попечительство для назначения пособия. Например, Черноморского войска станицы Березанской вдовая дьяконица Елизавета Суханенкова в 1854 г. по слабости здоровья и бедному состоянию обратилась за пособием, а благочинный Андрей Смельской в своем рапорте указал, что «видно было на ее лице гноевые раны, как можно было заключить, что она имеет венерическую болезнь». После проведенного медицинского освидетельствования, получения справок от почетных прихожан и станичного правления о хорошем поведении вдовой дьяконицы Попечительство сделало замечание благочинному, а вдове назначили пособие в размере 20 руб. серебром [18, л. 5-15].
Если по каким-либо причинам вдова решила выйти замуж, причем не по сословной принадлежности, то она лишалась всех привилегий, дети же их сохраняли. Сыновья имели право по достижении 9 лет быть принятым в образовательное учреждение на полуказенное содержание [23, л. 1-4 об.]. Девицам духовного сословия при выходе замуж Попечительство при обращении матерей выдавало единовременное пособие на приобретение приданого. В обычных случаях оно изначально составляло 25 руб. серебром, но в ситуациях, когда приходилось выдавать несколько дочерей при наличии других детей, размер выплат достигал 60 руб. серебром [27, л. 1-2 об.].
Вообще девицы духовного сословия с момента основания Кавказской епархии были всегда под особой опекой преосвященных. Эта традиция была заложена преосвященным Иеремией, при служении которого был открыт в городе Ставрополе Иоанно-Мариинский женский монастырь для вдов и девиц Кавказского духовенства. Помещаемые для призрения престарелые вдовы получали от попечительства пособие на свое содержание [19, л. 1-3об.]. Даже после перехода с Кавказкой кафедры Иеремия продолжал оказывать поддержку сиротствующим девицам пересылкою средств на их содержание при открытом им монастыре [16, л. 1]. За счет же личных средств преосвященный Герман дал возможность получения образования нескольким сиротам, оплачивая не только их учебу, но и содержание. Лучшей из своих воспитанниц Варваре Дементьевой, по случаю выхода замуж, он дал в приданое банковский 5% билет на сумму в 1000 руб., что обеспечивало ее достойную будущую жизнь [32, л. 6-12].
Сословная замкнутость духовенства Русской православной церкви способствовала тому, что вдовы могли рассчитывать на помощь только со стороны церковных организаций и высших органов епархиального управления. На Северном Кавказе до второй половины XIX в. духовное сословие оставалось открытым, и поэтому вдовы, имея социальный опыт и родственные связи, в крайних случаях отказывались от сословных преференций в пользу выживания семьи. Однако их дети сохраняли духовное происхождение и имели возможность в дальнейшей жизни продолжать дело родителей.
Действующие в пределах епархий Попечительства оказывали материальную помощь в пределах суммы, которая пополнялась из различных источников. Основная часть средств поступала в виде пожертвований и штрафных денег со священнослужителей епархии. В
своих расходах оно было ограничено,но, несмотря на это, играло главную роль в выживании семей, потерявших кормильца.
Такой фактор, как вовлечение женщины на Северном Кавказе в семейное производство, в крестьянской и казачьей среде определял конкретные материнские практики. Невзирая на то, что за женщиной оставались значительные воспитательные функции, отметим ограниченность объема материнской заботы, который крестьянка или казачка могла обеспечить своим детям. Длительная открытость сословия позволяла вдовам духовенства Северного Кавказа заниматься не только рукоделием и шитьем, но и традиционными промыслами региона, такими как хлебопашество и торговля. В них они не сильно преуспевали в виду обременения воспитательными обязанностями и установленного высокого уровня сословных требований. Многие из них с твердостью сносили все невзгоды, которые им посылала судьба. Закрепляли в общественном сознании образ материнства, который не ограничивался только репродуктивной функцией, а включал ответственный подход женщины, называемый «сознательным материнством».
Список литературы
1. Гребенец Ф. С. Новогладковская станица в ее прошлом и настоящем // СМОМПК, Вып. 44. Отд.3. Тифлис, 1915.
2. Кавказские епархиальные ведомости. 1875. №1. 2 января.
3. Кавказские епархиальные ведомости. 1879. №5. 1 марта.
4. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. 135. Оп.1. Д.877.
5. ПСЗ. I изд. Т.38.
6. СЗРИ. Т. X. Ст. 1148; 1130; 1128.
7. Ставропольские епархиальные ведомости. 1892. №7. 1 апреля.
8. ГАСК. Ф. 435. Оп.1. Д.1184.
9. ГАСК. Ф. 90. Оп.1. Д. 1370.
10. ГАСК. Ф. 90. Оп.1. Д. 352.
11. ГАСК. Ф.135. Оп.1. Д.340.
12. ГАСК. Ф.361. Оп. 2.Д.214.
13. ГАСК. Ф.361. Оп. 2.Д.64.
14. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д. 22.
15. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д. 715.
16. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.167.
17. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.19.
18. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.20.
19. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.200.
20. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.214.
21. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.268.
22. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.288.
23. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.333.
24. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.350.
25. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.355.
26. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.392.
27. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.421.
28. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.45, 83.
29. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.88.
30. ГАСК. Ф.361. Оп.1. Д.434.
31. ГАСК. Ф.361. Оп.1.Д.481.
32. ГАСК. Ф.361. Оп.2. Д.209.
33. ГАСК. Ф.435. Оп.1. Д. 558.
34. ГАСК. Ф.435. Оп.1. Д. 662.
35. ГАСК. Ф.90. Оп.1. Д.711.
36. Эриксон Э. Детство и общество. СПб.: Речь, 2000.
References
1. Grebenec F. S. Novogladkovskaja stanica v ee proshlom i nastojashhem // SMOMPK, Vyp. 44. Otd.3. Tiflis, 1915.
2. Kavkazskie eparhial'nye vedomosti. 1875. №1. 2 janvarja.
3. Kavkazskie eparhial'nye vedomosti. 1879. №5. 1 marta.
4. Gosudarstvennoekazennoearhivnoeupravlenie «GosudarstvennyjarhivStavropol'skogo-kraja» (dalee - «GASK»). F. 135. Op.1. D.877.
5. PSZ. I izd. T.38.
6. SZRI. T. X. St. 1148; 1130; 1128.
7. Stavropol'skie eparhial'nye vedomosti. 1892. №7. 1 aprelja.
8. GASK. F. 435. Op.1. D.1184.
9. GASK. F. 90. Op.1. D. 1370.
10. GASK. F. 90. Op.1. D. 352.
11. GASK. F.135. Op.1. D.340.
12. GASK. F.361. Op. 2.D.214.
13. GASK. F.361. Op. 2.D.64.
14. GASK. F.361. Op.1. D. 22.
15. GASK. F.361. Op.1. D. 715.
16. GASK. F.361. Op.1. D.167.
17. GASK. F.361. Op.1. D.19.
18. GASK. F.361. Op.1. D.20.
19. GASK. F.361. Op.1. D.200.
20. GASK. F.361. Op.1. D.214.
21. GASK. F.361. Op.1. D.268.
22. GASK. F.361. Op.1. D.288.
23. GASK. F.361. Op.1. D.333.
24. GASK. F.361. Op.1. D.350.
25. GASK. F.361. Op.1. D.355.
26. GASK. F.361. Op.1. D.392.
27. GASK. F.361. Op.1. D.421.
28. GASK. F.361. Op.1. D.45.
29. GASK. F.361. Op.1. D.83.
30. GASK. F.361. Op.1. D.88.
31. GASK. F.361. Op.1. D.434.
32. GASK. F.361. Op.1.D.481.
33. GASK. F.361. Op.2. D.209.
34. GASK. F.435. Op.1. D. 558.
35. GASK. F.435. Op.1. D. 662.
36. GASK. F.90. Op.1. D.711.
37. Jerikson Je. Detstvo i obshhestvo. SPb.:Rech', 2000.
