CC BY
66
покрывалось тяжелыми облаками; огромная лиловая туча медленно поднималась из-за леса; вечером стихает ветер; вода струится; набряк, позеленел луг; побежали по дорогам ручьи; поднялась за рекой темная туча; загромыхал гром; пронесся по макушкам деревьев вихрь; закачались деревья, закружились над поляной листья, упали первые капли дождя и т.д.). Всё это помогает воссоздать тончайшие подробности и детали природных явлений, создает ощущение единства человека и природы.
Следует отметить, что описания природы отличаются яркостью, насыщенностью благодаря изобразительно -выразительным средствам, которые используют авторы: в первую очередь, это прием олицетворения, контраста, сравнения, а также метафоры, эпитеты (звездочки зашевелились, замелькали; солнце заиграло; лепетали молодые листья; скользнуло золото луча; дождь залепетал, заговорил; речка вьется, ползет змеей; заря запылала пожаром; сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; пылают гроздья ягод на рябине; солнце разгоралось на небе; лазурь ясная и ласковая; угрюмый мрак; глубокая, чистая лазурь и т.д.).
В результате проведенного небольшого исследования было установлено, что концепт «природа» занимает ведущее положение в учебнике по русскому языку для 3 класса Т. Г. Рамзаевой. Однако в учебнике реализуются далеко не все составляющие указанного концепта, а лишь те, которые касаются совокупности естественных условий на земле: ландшафта, климата, растительности, животного мира, водного пространства. Остальные составляющие данного концепта совершенно не представлены в учебнике, в том числе отсутствует такой элемент концепта «природа», как основное свойство, сущность чего-либо, отмеченный в «Учебном словаре русского языка» под редакцией В. В. Репкина.
Средства лексической репрезентации элементов концепта «природа», касающиеся всего, существующего во Вселенной, органического и неорганического мира, зримого, подлежащего пяти чувствам, довольно широки и разнообразны. Они относятся к следующим тематическим группам: «Времена года», «Время суток», «Атмосфера, атмосферные явления», «Погода», «Растительный мир», «Животный мир, птицы», «Пейзаж», «Пространство».
Для экспликации концепта «природа» в текстах учебника использованы лексемы как в прямом, так и в переносном значении. Наиболее частотными оказались олицетворения и метафоры. Олицетворения вносят живость в описания природы, показывают связь жизни человека и жизни природы. Наиболее частотны олицетворения во фрагментах «Погода» и «Растительный мир». Метафоры наиболее широко представлены во фрагменте «Растительный мир».
Эпитеты представлены не столь широко, но наиболее ярко - при описании погодных явлений. Еще менее частотны сравнения. Наиболее ярко с помощью них представлены фрагменты «Растительный мир» и «Животный мир».
Необходимо отметить, что все описываемые объекты природы имеют лишь положительную оценку, что, безусловно, должно способствовать воспитанию любви и бережного отношения к природе.
Ведущее положение концепта «природа» в учебнике по русскому языку должно привести к осознанию того, что жизнь человека невозможна без природы как окружающего пространства, что мир природы - это и есть сама жизнь.
Перспективой дальнейшей разработки проблемы является исследование содержания концепта «Природа» в речи младших школьников.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Карасик, В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. - Волгоград; Архангельск, 1996.
2. Лихачев, Д. С. Концептосфера русского языка // Русская словесность: Антология. - М., 1997.
3. Маслова, В. А. Введение в когнитивную лингвистику / В. А. Маслова. - М.: Наука, 2004.
4. Степанов, Ю. С. Константы: Словарь русской культуры: опыт исследования / Ю. С. Степанов. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.
5. Рамзаева, Т. Г. Русский язык: учебник для 3 кл. / Т. Г. Рамзаева. - М.: Дрофа, 2000.
УДК 82.0 ББК 83.3(2Р)6
Т. Г. Чиковани
ОСОБЕННОСТИ ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ М. ВОЛОШИНА В КНИГЕ ЛИРИКИ «SELVA OSCURA»
Аннотация. В статье рассматриваются основные формы присутствия авторского сознания в поэзии М. Волошина, а также особенности его лирического героя в книге лирики «Selva Oscura».
Ключевые слова: русская литература XX в., история русской литературы, творчество Волошина М., лирический субъект, лирический герой.
T. G. Chikovani
PECULIARITIES OF A LYRIC HERO BY M.VOLOSHIN IN LYRIC BOOK «SELVA OSCURA»
Abstract. In the article we deal with basic forms of author's consciousness in Voloshin's poetry and peculiarities of his lyric hero in lyric book «Selva Oscura».
Key words: Russian literature of XXth century, history of Russian literature, lyric hero, lyric subject, M. A. Voloshin.
Одним из важных аспектов изучения лирического произведения является вопрос о лирическом субъекте. В современном литературоведении данную проблему принято рассматривать в связи со степенью присутствия авторского сознания в тексте. «Если представить себе субъектную структуру лирики как некую целостность, двумя полюсами которой являются авторский и герой-ный планы, то ближе к авторскому будут располагаться внесубъектные формы выражения авторского сознания, ближе к геройному (почти совпадая с ним) - герой ролевой лирики; промежуточное положение займут лирическое «я» и лирический герой» [2, 328], - пишет С. Н. Бройтман, таким образом выделяя формы обнаружения лирического субъекта в произведении.
В творчестве любого поэта эти формы находят свое воплощение с различной степенью интенсивности не только в силу особенностей замысла автора или его художественного дарования, но и с учетом культурной парадигмы, которой это творчество, принадлежит.
Так, термин лирический герой был введен Ю. Н. Тыняновым в 1921 году относительно творчества А. Блока, которое принято рассматривать в контексте поэтической практики символизма. Известно, что поэты-символисты прибегали к циклической организации своих произведений. Цикл, как литературоведческое понятие, в это время освобождается от жанровой и даже хронологической зависимости. Основанием для циклизации становится смысловое единство, объединенное единством авторского сознания. В контексте этого единства и обнаруживает свое присутствие лирический герой, как некая проекция собственного образа, данная поэтом [7, 452].
Именно в этом смысле понятие лирический герой применимо к творчеству М. Волошина, который был склонен эстетически переосмысливать свою судьбу. В предисловии к книге «Годы странствий» он писал, что в ней, книге, «нет иного единства, чем единство моего Я», которое «менялось и преображалось» [3, 435]. Соответственно четырем разделам книги, автор прошел четыре эпохи становления как поэт. Он персонифицирует эти этапы в образах поэта-путешественника, влюбленного поэта, «взрослого» поэта и поэта настоящего на тот момент, таким образом, выделяя четыре ипостаси лирического героя книги «Годы странствий». В отдельно взятых стихотворениях авторское сознание обнаруживает себя в различных формах выражения. Это может быть и герой ролевой лирики, и лирическое «я», и внесубъектная форма. Но на уровне всего творчества поэта мы можем говорить о лирическом герое.
В пределах отдельного произведения ипостаси лирического героя обнаруживают себя не столь явно, как на это указывает автор. Так, «влюбленный» поэт Волошина в стихотворении «Пройдемте по миру, как дети...» из раздела «Amori Amara Sacrum» не утрачивает черт пытливого поэта-путешественника, открытого для познания мира, из раздела «Годы странствий»:
Пройдемте по миру, как дети,
Полюбим шуршанье осок,
И терпкость прошедших столетий,
И едкого знания сок.
Жизнь для поэта предстает в образе пути. Лирический герой вступает на этот путь в надежде, что рядом с ним идет чистая душа, разделяющая его любовь к «терпкости прошедших столетий» и «едкому соку знания». Желание быть вместе с любимой здесь тесно соприкасается с тягой к познанию. Таким образом, лирический герой Волошина представляет собой сложное многогранное единство.
Он осознан и продуман автором. Он романтичен. Он проходит определенный путь развития в первой книге лирики «Годы странствий»: от поэта-путешественника, который только ставил опыты над стихом, до «зрелого поэта» [3, 435], овладевшего мастерством и занявшего определенную литературную позицию. Эта позиция находит отражение, прежде всего, в аполлонической направленности произведений.
Во второй книге лирики Волошин продолжает развивать и усложнять своего лирического героя. Он наделяет его дионисическими характеристиками. Книга «Selva oscura» по своей композиции сходна с книгой первой: состоит из четырех разделов: «Блуждания», «Киммерийская весна», «Облики», «Пляски» - и заканчивается венком сонетов «Lunaria». Различия проявляются на тематическом уровне. Раздел «Пляски» и венок сонетов «Lunaria» посвящен Дионису, то есть представляет собой противоположность посвященному Аполлону разделу «Алтари в пустыне» книги «Годы странствий». Волошин вводит в стихотворения раздела дионисическую тему, что определяет дальнейшее развитие лирического героя.
Возможно, причиной изменений в идейно-тематической направленности произведений и особенностях лирического героя книги «Selva oscura» стало непонимание со стороны культурной элиты серии лекций и статей поэта, посвященных покушению на картину Репина «Иоанн Грозный и его сын».
Вопрос касался допустимости изображения кровавых сцен в искусстве. Вот что пишет автор об изображении ужасного: «Мне сейчас вспоминаются слова Ницше о том, что в художественных произведениях не должна отсутствовать та черта, за которую не следует переступать творческой грезе, чтобы не действовать на нас болезненно, чтобы иллюзия не показалась нам грубой действительностью»[4, 309-310]. Из данного отрывка следует, что Аполлон представляет собой для Волошина организующее начало и в искусстве, и в сознании человека вообще, поэтому рассматривается автором как метод творчества, способный уберечь и защитить от темного бессознательного дионисического начала наш разум. По мнению поэта, дионисические страсти не должны обнаруживать себя в искусстве наглядно.
Далее, Волошин разграничивает такие понятия как «натурализм» и «реализм», а также дает обоснование связи реализма и символизма, как его составляющей. Натурализм в его понимании - это предельно точное воспроизведение объектов действительности. Реализм в этом смысле является его полной противоположностью. Он призван не просто правдоподобно воссоздать изображаемое, но и донести до читателя саму суть, углубиться в исследование природы объекта изображения: «Реализм в искусстве, при своем углублении, приводит к идеализму в платоновском смысле - т. е. в каждой преходящей случайной вещи ищет ее сущность, ее идею. С этой стороны он включает в себя и символизм, так как «все преходящее есть только знак», по формуле Гете. Символизм немыслим и невозможен вне порядка реализма, так как оперирует в превосходной степени реализма - с res realissima» [4, 320-321]. Поэт приветствует реализм в искусстве и осуждает излишний натурализм в живописи Репина.
Позиция Волошина вызвала острую полемику в кругах творческой интеллигенции в 1913 году и не нашла поддержки. На какое-то время поэта перестали публиковать. Его обращение к дионисической тематике в книге «Selva Oscura» - результат размышлений о допустимости изображения ужасного в искусстве.
Сам по себе дионисизм предполагает большую непосредственность в изображении чувства как такового, что влечет за собой большую интенсивность присутствия авторского сознания в тексте произведений. В этом плане показательно первое стихотворение книги «Теперь я мертв...» из раздела «Блуждания». Волошин отождествляет себя и свое творчество, таким образом, представляя свою жизнь как эстетическое свершение:
Теперь я мертв, я стал строками книги
В твоих руках...
Происходит очередная персонификация, но не с конкретным героем-образом, а с самим текстом как носителем культурного кода: «Меня отныне можно в час тревоги // Перелистать...»
В 1968 г. Ролан Барт в работе «Смерть Автора» писал: «Ныне мы знаем, что текст представляет собой не линейную цепочку слов, выражающих единственный, как бы теологический смысл («сообщение» Автора-Бога), но многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников» [1, 388]. Философ устранял Автора как творческую индивидуальность. Центральное место в его философии занимает текст как носитель традиции и интерпретация этого текста. Автор растворяется и умирает в этом необозримом пространстве культуры, он становится лишь посредником, через которого Слово обретает свою жизнь. Казалось бы, именно такую смерть констатирует Волошин в своем стихотворении:
Похоронил я сам себя в гробницы
Стихов моих.
Происходит отождествление творца и творения. Однако автор все еще испытывает сильное влияние романтизма, заостренного на индивидуальности поэта.
В своем наброске статьи «О плагиате», которая должна была увидеть свет в 1910 году, он утверждает, что художник никогда не бывает одинок в своем творчестве: «Вся работа искусства идет синтетически и заключается в спаивании различных элементов в горне собственного я, огнем своей индивидуальности» [5, 615]. Это «огненное я» не может погибнуть, оно умирает в своем творчестве, приобщаясь к традиции, но оставляет для себя возможность «воскрешения».
Стихотворение носит интимный характер. Оно обращено к Елизавете Дмитриевой, участнице знаменитой мистификации Волошина о Черубине де Габриак. Но фактически темой становится размышление автора о судьбе поэта. Вслед за Пушкиным, который утверждал, что «душа в заветной лире // Мой прах переживет и тленья убежит», Волошин повторяет:
Он жив, мой стих!
Не отходи смущенной Магдалиной -
Мой гроб не пуст...
Пушкин в «Памятнике» видит бессмертие души поэта в его творчестве. Волошин же предлагает, пусть конкретному адресату, оживить, «воскресить» себя. С. Н. Зотов называет это
«филологическим «воскрешением Автора»» [6, 90-91]. Здесь речь идет о «воскрешении» как о понимании в том значении, в котором это понятие применяет М.Бахтин, понимании как «видении живого смысла переживания и выражения» [6, 90-91]. Неравнодушная душа читателя должна прочувствовать, прочитать поэта в «строках книги», тем самым «воскрешая» его из «литературного процесса - так утверждается укорененность искусства в жизни: судьбою претворившегося художника» [6, 203]. Таким образом, «смерть» автора у Волошина становится путем к «воскрешению».
Формально авторское сознание обнаруживает свое присутствие в стихотворении с помощью лирического «я». Однако, учитывая переходный характер творчества Волошина, его пограничное положение, когда еще достаточно ощутима причастность к классической традиции, а на смысловом уровне автор испытывает сильное влияние поэтической практики модернизма, мы можем говорить в данном случае о поэтической личности [6, 202].
Тем не менее, обнаруживая в себе черты модернистского типа сознания, М. Волошин не стремится покинуть границы классического искусства в силу своей осознанной приверженности его образцам. Возможно, именно «осознанность формы», содержания и этой причастности к литературной традиции, а также своеобразное аполлоническое ограничение себя в вопросах этики и эстетики, и не позволили автору отнестись к процессу творчества более непосредственно. Несмотря на то, что в книге «Selva Oscura», внимание поэта сконцентрировано на нюансах душевного переживания, его лирический герой все так же представляет собой результат интеллектуального и поэтического мастерства. Он - пережит, осмыслен и воплощен в соответствующей форме.
Наиболее отчетливо в книге «Selva Oscura» лирический герой предстает перед нами в образе платоновского юноши из стихотворения 1913 года «Как некий юноша в скитаньях без возврата...». В основу стихотворения легла притча Платона из трактата «Государство» о юноше, которого похитили в детстве разбойники. Он пускается в странствие, надеясь отыскать свою семью. Фактически притча становится канвой для развития главной темы автора о поэте и его назначении. Как некий юноша, в скитаньях без возврата Иду из края в край и от костра к костру... Я в каждой девушке предчувствую сестру И между юношей ищу напрасно брата.
В стихотворении происходит интересное столкновение форм присутствия авторского сознания в тексте. С одной стороны, это лирический герой, образ которого сознательно творит автор, придавая ему некоторые автобиографические черты. С другой - это юноша из трактата Платона, то есть герой ролевой лирики. «Я» лирического героя частично сливается с образом платоновского юноши, однако не вытесняет его из текста произведения. Происходит интересное явление, когда не герой принимает в себя позицию автора, являясь ее носителем в тексте, а автор примеряет на себя личину героя. Авторская позиция находит выражение в словах лирического героя: Щемящей радостью душа моя объята; Я верю в жизнь и в сон, и в правду, и в игру...
Жизнь - это путь, который проходит человек от рождения до смерти; сон или аполлониче-ская греза - это искусство, которому служит поэт; правда - это истинная сущность явлений реальности, которую он призван разгадать; игра - это жизнь мысли, которая одна только и способна найти интеллектуально осмысленному чувству достойную форму. Волошин создает ситуацию, когда лирический герой как бы отражается в образе платоновского юноши, герое ролевом, поэтому далее и следуют строки уже от его имени:
И знаю, что приду к отцовскому шатру, Где ждут меня мои, и где я жил когда-то.
Искания платоновского юноши «напрасны», он ищет невозможной в мире гармонии, идеальных отношений и знает, что в конце его ждет разочарование, но приемлет свою судьбу: Бездомный долгий путь назначен мне судьбой... Пускай другим он чужд... я не зову с собой, -Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.
Любимое со мной. Минувшего не жаль. А ты, что за плечом, - со мною тайно схожий, -Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль!
В этом месте может показаться, что лирический герой затмевает собой героя ролевого. Он - «странник и поэт, мечтатель и прохожий» - носит в своей душе, все, что ему дорого, не стремится удержать мгновенье. Но кто тогда «за плечом»? Мы должны помнить, что Волошин создает ситуацию отражения. Если в начале стихотворения сравнением «как некий юноша» автор ясно дает понять, что речь идет о поэте, то теперь мы наблюдаем обратную ситуацию. Это герой Платона рассказывает о своей судьбе «отрекающегося» в поисках истины. Лирический же герой стоит «за плечом», «тайно схожий» с ним. И его, лирического героя, призывает юноша из «Государства» «несбыточной мечтой сильнее жечь и жалить». Аллюзия на пушкинского «Пророка» подтверждает наше предположение.
Так создается Волошиным двойная перспектива стихотворения. С.Н. Бройтман называет подобное обнаружение субъекта лирики в тексте неосинкретическим субъектом [2, 336], который предполагает взаимодействие всех форм выражения присутствия авторского сознания и подчинения их единому замыслу автора. Обычно неосинкретический субъект лирики обнаруживает себя на уровне цикла или книги стихотворений. В данном случае он не выходит за границы одного стихотворения.
Наибольшую смысловую нагрузку лирический герой Волошина испытывает на себе в цикле «Пляски». Цикл состоит из трех стихотворений и венка сонетов «Lunaria». Все три стихотворения представляют собой монолог лирического героя, который оказался свидетелем плясок в честь бога Диониса.
Волошин, казалось бы, соблюдает необходимые формальности для передачи дикого танца вакханок. Большой перепад в количестве слогов между отдельными стихами создает прерывистость ритмического рисунка стихотворений. И тем не менее, мы не находим в этом цикле буйства и неистовства чувств. Автор сознательно не прибегает к натуралистическому описанию. Известно, что в это время Волошин в самом деле был увлечен искусством танца и посвятил ему ряд статей. Предположительно, первое стихотворение было написано под впечатлением от посещений студии пластического танца Е. И. Рабенек. Поэтому на изображение пляски вакханок оказывает влияние современное, цивилизованное восприятие автором танца как искусства. В тихой пляске свились в легкий круг -Тени ль? Нити ль мглы? Слишком тонки стебли детских рук, Пясти тяжелы...
Танцующие девушки - легки и изящны. Прерывистый ритм смягчается звуковой организацией стихотворения. Чередующиеся повторы мягкого сонорного [л'], и переднеязычных гласных [и] и [э], отвечающих за мягкость звучания, создают ощущение плавности движений.
Первая строчка, казалось бы, настраивает на восприятие стихотворения как страстного дионисического порыва чувств:
Кость сожженных страстью - бирюза -Тайная мечта...
По персидской легенде кость умерших от любви превращалась в бирюзу. Но мечта лирического героя — «тайная», как и танец девушек, свидетелем которого он становится, — «тихая пляска». Таким образом, автор, принимая страстное дионисическое начало, настаивает на таинстве и интимности его переживания и деликатности воплощения. Лирический герой внутренне ощущает единство с происходящим, но не принимает действенного участия в нем, боясь нарушить легкость видения:
... И я сам, колеблемый, как дым Тлеющих костров, Восхожу к зелено-золотым Далям вечеров.
Он не бросается в пляс, он «восходит». И «восходит» не в хоровод танца, а к «зелено -золотистой» атмосфере «вечеров», то есть поднимается до понимания величия и красоты момента.
Дионисическое не становится стихией, в которой творит поэт. К изображению дионисического Волошин подходит с позиций аполлонизма. По-видимому, так он пытался продемонстрировать своим оппонентам, каким образом, дионисическое начало может обнаруживать себя в ткани художественного произведения, минуя свою ужасающую, безобразную сторону. Его лирический герой проходит своеобразное искушение страстью. Он обнаруживает в себе черты дионисизма, что делает его более зрелым, но не преступает заветную «черту», о которой говорил Ф. Ницше, таким образом, сохраняя свою целостность. Дионисическое страстное начало дает о себе знать на содержательном и контекстуальном уровне, не находя прямого воплощения в художественных образах.
Во второй книге лирики меняется степень присутствия автора в тексте произведения. Исповедальное начало нарастает. В отличие от первой книги, в которой авторское сознание обнаруживает себя посредством лирического героя, открытого для восприятия объективной реальности, вторая книга концентрирует внимание на его внутреннем мире, что проявляется в большем лиризме в смысле изображения личного переживания, большей непосредственности изображаемого чувства. Исчезает отстраненность, достигаемая в первой книге с помощью создания временных планов и аллюзий на конкретные культурно-исторические эпохи и произведения.
Лирический субъект Волошина испытывает на себе влияние и символизма, и реализма, в том смысле, в каком понимает его сам автор. Он многогранен в плане форм выражения и идейной направленности, но, несмотря на отдельные произведения, в которых авторское сознание обнаруживает себя как поэтическая личность, не выходит за границы категории лирического героя. Ли-
рический герой Волошина не статичен. Вполне сформировавшись в первой книге лирики, он обретает новые черты в книге «Selva Oscura». Более того, своим неприятием изображения ужасного в искусстве, Волошин задает лирическому герою некоторую этическую нормативность, что возвращает творчество автора в пространство классической культурной традиции.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: пер. с фр. / сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. -М.: Прогресс, 1989. - 616 с.
2. Введение в литературоведение : учебник для студ. высш. учеб. заведений / Л. В. Чернец и др.; под ред. Л. В. Чернец. - 3-е изд., испр. и доп. - М. : Академия, 2010. - 720 с.
3. Волошин, М. А. Собрание сочинений / сост. и подгот. текста В. П. Купченко, А. В. Лаврова; коммент. В. П. Купченко. - М.: Эллис Лак 2000, 2003. - Т. I. - Стихотворения и поэмы 1899-1926. - 608 с.
4. Волошин, М. А. Собрание сочинений / под общ. ред. В. П. Купченко и А. В. Лаврова; при участии Р. П. Хрулевой. - М.: Эллис Лак 2000, 2005. - Т. 3. - Лики творчества, кн. первая; О Репине; Суриков. - 608 с.
5. Волошин, М. А. Собр. соч. / под общ. ред. В.П. Купченко и А.В. Лаврова, при участии Р.П. Хрулевой; сост., подгот. текста А. В. Лаврова; коммент. К. М. Азадовского, О. А. Бригадновой, З. Д. Давыдова и др. -М.: Эллис Лак 2000, 2008. - Т.6, кн. 2. Проза 1900-1927. Очерки, статьи, лекции, рецензии, наброски, планы. - 1088 с.
6. Зотов, С. Н. Художественное пространство - мир Лермонтова / С. Н. Зотов. - Таганрог: Изд-во Таганрог. гос. пед. ин-та имени А. П. Чехова, 2001. - 322 с.
7. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина; Институт науч. Информации по общественным наукам РАН. - М.: Интелвак, 2001. - 1600 с.
УДК 81 ББК 81.43
Н. Г. Щитова
ЯЗЫКОВЫЕ АНОМАЛИИ В РЕЧИ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ*
Аннотация. В статье предпринята попытка анализа языковых аномалий, обусловленных нарушением разного рода сочетаемости, в речевой практике исследуемой молодежной малой социальной группы.
Ключевые слова: языковые аномалии, языковая личность, реалити-шоу, речь молодежи, лексическая сочетаемость.
N. G. Shchitova
LANGUAGE ANOMALIES IN THE SPEECH OF MODERN YOUTH
Abstract. The article provides analysis of language anomalies, caused by violation of the different kinds of compatibility in speech practice of youth small social group.
Key words: language anomalies, linguistic personality, reality-show, speech of youth, lexical compatibility.
В современной лингвистике изучение молодежной речи осуществляется в рамках антропоцентрического подхода, большое внимание уделяется рассмотрению речи отдельной личности или соответствующей социальной группы. Ключевым понятием многих исследований является «языковая личность».
Анализируя речь молодежи, специалисты отмечают стремление представителей данной социальной группы к самовыражению, словотворчеству, указывают на пренебрежение к норме, изобилие заимствованной лексики, инноваций, аномальных сочетаний.
С позиций нашего исследования интерес представляет языковая личность участников телепроекта «Дом-2». На наш взгляд, именно в такой молодежной малой социальной группе, называемой референтной, складываются определенные формы устной речи, используются особые средства языка, в том числе имеют место языковые аномалии, которые позволяют говорить о специфике речевого поведения человека при внутригрупповом общении.
«Аномальными называют явления, которые нарушают какие-либо сформулированные правила или интуитивно ощущаемые закономерности. Тем самым явление оказывается аномальным не само по себе, а относительно тех или иных законов» [2, 437].
Данная статья написана при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Средства речевого воздействия в телеэфире (на материале телепроекта «Дом-2»)», проект № 12-04-00089.
