CC BY
13
своё бескорыстное дело»[6]- и в финале - «А теперь, вернувшись в Ленинград, я думаю: пес его знает, а может, ему курить сильно захотелось? Может, он хотел папироску у меня стрельнуть. Вот и бежал» [6].
К.С. Поздняков рассказывает, что даже священники в рассказах Зощенко употребляют «бранные слова», поминают представителей нечистой силы, сомневаются в существовании Бога. Например, «молодой, энергичный поп» из рассказа «Живые люди» обращается к взбунтовавшимся прихожанам так: «А теперь вы, собаки, около моей двери шум поднимаете» (см. другие примеры; 11, с. 134).
Впрочем, это сознательная установка Зощенко на критику церковных персонажей. Так же сознательно критиковал он отдельных, не самых видных представителей светских властей (Дрожкина в «Административном восторге», сторожа в «Страданиях молодого Вертера»).
Подведём итоги. В большинстве рассказов люди на пешеходной улице представляют собой скол современного писателю общества. Так, в рассказе «Страдания молодого Вертера» люди на аллее заметно смягчают решение сторожа. Таким образом, общественное мнение оказывается сильнее субъективного (сторожа). Люди на оживлённой улице или бульваре часто высказывают критические замечания в адрес героя - как в рассказе «Мелкий случай из личной жизни». Эти критические замечания отрезвляют его и способствуют формированию представления о действительности и о себе. Реакция людей на пешеходной улице побуждает героя к смене имиджа, более плотному питанию, занятию физическими упражнениями. Реакция людей важна для героя, это реакция самого современного общества. В «Рассказе про няню, или прибавочная ценность у этой профессии» общество на улице разделяется на два лагеря. Одна часть людей равнодушна к просящей подаяние няне с ребёнком. Вторая часть откликается на
Библиографический список
её просьбу. Автор тем самым замечает, что современное общество не ожесточилось, в нём ещё есть сочувствие к бедственному положению другого человека. В рассказе улица может предстать и как место подаяния, неравнодушного внимания к судьбе чужого, казалось бы, человека. Этим свойством людей на улице пользуется, в частности, меркантильная няня, которая проворачивает аферу с ребёнком Фарфоровых.
Но в то же время масса людей может быть достаточно инертна. Об этом рассказ «Административный восторг». В финале рассказа «народ безмолвствует». Благодаря этому жена героя вместе с постовым отправляется в отделение милиции.
Наконец, как в рассказе «Любовь», на пустынной улице в позднее время возможна встреча с представителем криминального мира - грабителем. Эта встреча обнажает внутренний мир героя, его подлинное отношение к своей возлюбленной. Так же раскрывают отношения между героем и обществом, миром и ситуации на пешеходной улице в других рассказах М. Зощенко. «Сюжет социального напряжения» (П.О. Щербакова) воплощается в ситуациях, происходящих на пешеходной улице, в которых проявляются отчасти противозаконные, криминальные устремления противостоящих герою персонажей - вне зависимости от того, представляют ли они современное общество, криминальный мир или низшие уровни власти.
Речь людей на пешеходной улице подчас снижена, груба, - налицо признаки нарушения речевого этикета этими персонажами (что продолжает модальность нарушений этики поведения в ситуациях на улице).
Герою на пешеходной улице может угрожать опасность, его появление на ней может быть связано с риском для телесного и душевного здоровья (о чём пишет Жолковский применительно к «Страданиям молодого Вертера»).
1. Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. Краснодар: Издательство «Советская Кубань», 1992.
2. Курицын В.Н. Набоков без Лолиты. Путеводитель c картами, картинками и заданиями. Москва: Новое издательство, 2013.
3. Щербакова П.О. Локус коммунальной квартиры в рассказах М. Зощенко. Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2014; 3: 90 - 94.
4. Маркина П.В. Петербург - Ленинград в жизни и творчестве М.М. Зощенко. Известия Алтайского государственного университета. 2011; 2-2 (70): 152 - 158.
5. Маркина П.В. Петербургский миф М.М. Зощенко. Мир науки, культуры, образования. 2011; 1 (26): 56-58.
6. Зощенко М. Встреча. Рассказ. Available at: http://haharms.ru/zoschenko-148.html
7. Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х - 30-х годов. Available at: http://lib.ru/RUSSLIT/ZOSHENKO/izbrannoe20-30.txt
8. Жолковский А.К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. Москва: Школа «Языки Русской Культуры», 1999 Available at: http://www-bcf.usc.edu/~alik/rus/book/zosh/vert.htm
9. Лучшие юмористические рассказы. Москва: Издательство «Э», 2015.
10. Зощенко М.М. Голубая книга: сборник. Москва: АСТ, 2010.
11. Поздняков К.С. Отражение антирелигиозной кампании в рассказах и фельетонах М. Зощенко 1920-1930-х гг. XXXIV Зональная конференция литературоведов Поволжья: материалы конференции. Редакционная коллегия: Буранок О.М., Ярмакеев И.Э., Воронова Л.Я., Пашкуров А.Н., Скворцов А.Э. 2014: 130 - 138.
References
1. Il'f I., Petrov E. Zolotoj telenok. Krasnodar: Izdatel'stvo «Sovetskaya Kuban'», 1992.
2. Kuricyn V.N. Nabokov bez Lolity. Putevoditel'c kartami, kartinkamiizadaniyami. Moskva: Novoe izdatel'stvo, 2013.
3. Scherbakova P.O. Lokus kommunal'noj kvartiry v rasskazah M. Zoschenko. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Filologiya. Zhurnalistika. 2014; 3: 90 - 94.
4. Markina P.V. Peterburg - Leningrad v zhizni i tvorchestve M.M. Zoschenko. Izvestiya Altajskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011; 2-2 (70): 152 - 158.
5. Markina P.V. Peterburgskij mif M.M. Zoschenko. Mirnauki, kul'tury, obrazovaniya. 2011; 1 (26): 56-58.
6. Zoschenko M. Vstrecha. Rasskaz. Available at: http://haharms.ru/zoschenko-148.html
7. Mihail Zoschenko. Satira iyumor 20-h - 30-h godov. Available at: http://lib.ru/RUSSLIT/Z0SHENK0/izbrannoe20-30.txt
8. Zholkovskij A.K. Mihail Zoschenko: po'etika nedoveriya. Moskva: Shkola "Yazyki Russkoj Kul'tury", 1999 Available at: http://www-bcf.usc.edu/~alik/rus/book/zosh/vert.htm
9. Luchshie yumoristicheskie rasskazy. Moskva: Izdatel'stvo «'E», 2015.
10. Zoschenko M.M. Golubaya kniga: sbornik. Moskva: AST, 2010.
11. Pozdnyakov K.S. Otrazhenie antireligioznoj kampanii v rasskazah i fel'etonah M. Zoschenko 1920-1930-h gg. XXXIV Zonal'naya konferenciya literaturovedov Povolzh'ya: materialy konferencii. Redakcionnaya kollegiya: Buranok O.M., Yarmakeev I.'E., Voronova L.Ya., Pashkurov A.N., Skvorcov A.'E. 2014: 130 - 138.
Статья поступила в редакцию 27.03.19
УДК 821.35
Chasueva B.A., postgraduate, Chechen State Pedagogical University (Grozny, Russia), E-mail: [email protected]
FEATURES OF ART ELUCIDATION OF A PROBLEM CREATIVITY IN THE LYRICAL DISCOURSE CHECHEN POET SHAHID RASHIDOV. The article analyzes the relevance of a problem of artistic creativity for the lyrical discourse of a famous Chechen poet Shaid Rashidov. Special emphasis is placed on the study of the features of Shaid Rashidov's artistic understanding of the problem of art and creativity. An attempt is made to identify and describe the originality of artistic research by the author of these motifs on the material of poetic understanding of such components of folklore and traditional folk culture as lyre-epic heroic songs of Chechens "illi" and folk dance. The study allows speaking about diversity and the importance of lyrical metapoetic of Shaid Rashidov for the expression of its author's position. Key words: spiritual world, lyrical hero, ethnos, mentality, heritage, traditional folk culture, heroic and epic songs.
Б.А. Хазуева, соискатель Чеченского государственного педагогического университета, г. Грозный E-mail: [email protected]
ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОСМЫСЛЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ ТВОРЧЕСТВА В ЛИРИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ ЧЕЧЕНСКОГО ПОЭТА ШАИДА РАШИДОВА
В статье анализируется актуальность проблемы художественного творчества для лирического дискурса известного чеченского поэта Шаида Рашидова. Особый акцент делается на исследовании особенностей художественного осмысления Шаидом Рашидовым проблемы искусства и творчества. Предпринята попытка выявить и описать своеобразие художественного исследования автором этих мотивов на материале поэтического осмысления таких компонен-
тов фольклора и традиционной народной культуры, как лиро-эпические героические песни чеченцев «илли» и народный танец. Проведённое исследование позволяет говорить о многогранности и важности лирической метапоэтики Шаида Рашидова для выражения его авторской позиции.
Ключевые слова: духовный мир, лирический герой, этнос, ментальность, наследие, традиционная народная культура, героико-эпические песни.
Лирика современного чеченского поэта старшего поколения Шаида Рашидова (год рождения - 1940) характеризуется глубиной и тонкостью проблематики, разнообразием, яркостью и выразительностью основных мотивов, оригинальностью и незаурядностью авторской позиции и творческой индивидуальности. Для творчества Шаида Рашидова характерен неповторимый и поистине уникальный национальный колорит Именно эта парадигма составляет секрет успеха его книг, одинаково популярных как у представителей старшего поколения, так и молодёжи.
В многогранном творчестве Шаида Рашидова находят отклик актуальные вопросы времени, отвечая на них, поэт создаёт соответствующий идейно-эстетическим потребностям эпохи тип личности, во всей его жизненной достоверности и многомерности бытия. Всё творчество Шаида Рашидова наполнено гуманистическим пафосом и направлено на укрепление идеальных начал в личности.
Тема национальной истории и культуры как признака духовно-нравственного здоровья этноса становится одним из важных векторов его творчества. Эта тема реализуется в нескольких аспектах и ракурсах: духовного наследия, традиционной народной культуры, а также в более широком историко-литературном и мировоззренческом контексте - как проблема «искусство и художник», «назначение поэта и поэзии».
Обращаясь к потенциалу фольклорного наследия, Шаид Рашидов (помимо собственно народной лирики) выделяет из всего его многообразия две такие наиболее яркие, характерные и продуктивные для выражения национального творческого сознания формы, как лиро-эпическая песня и народный танец. Обе эти формы народного искусства характеризуются органическим синкретизмом народной культуры: в лиро-эпическом тексте объединены элементы поэтического слова, музыкального искусства, вокального и инструментального сопровождения на национальном народном инструменте дечиг-пондар, в жанре танца взаимодействуют в наиболее экспрессивной форме элементы музыки, язык жестов, сценического (изначально - аутентичного) движения. Оба эти жанра представляют собой мифологемы, обладающие многозначными и универсальными философскими и художественными ассоциациями и смыслами.
В них наиболее непосредственно и выразительно проявлены признаки национального менталитета, воспроизведены основные константы разных видов искусства, в том числе и как выражающих представления нации о самой себе. Одно из программных стихотворений Шаида Рашидова «Илли» [1, с. 49] (в переводе Игоря Жданова) имеет подзаголовок «Мужская песня», в чём проявляются глубокие гендерные смыслы и соответствующая специфика национальных образов мира. Слово «илли» в переводе на русский язык обозначает один из наиболее выразительных жанров чеченского фольклора - героико-эпические песни. Среди главных лейтмотивов илли учёные выделяют «стремление к свободе личности, следование горскому кодексу чести, защита родины и чести рода, умение достойно выходить из самых трудных ситуаций, бесконечная любовь матери к сыну, боль за родную землю» [2, с. 21].
Стихотворение Шаида Рашидова «Илли» посвящено Валиду Дагаеву (1940 - 2016), выдающемуся чеченскому музыканту, любимому народом исполнителю фольклорных песен (илланчи). Трагизм его личной судьбы был предопределен тем, что он в раннем детстве потерял зрение. Первая строфа посвящённого ему произведения отличается реалистической предметностью, конкретностью деталей и завершается редким по яркости и образности сравнением:
Три у пандура струны, -
Это и много, и мало.
Пальцы тверды и верны,
Звуки, как грани кристалла [1, с. 49].
Автор изначально подчёркивает силу и прелесть звука, но далее характеристика диапазона экспрессивно-эмоционального и обобщённого смыслового воздействия на читателя всё более расширяется посредством разноплановых метафор и сравнений. Простейший музыкальный инструмент и его звук уподобляются то щиту, то стону раненого воина-джигита: То он щитом прогремит, Узкий пандур деревянный, -Слышу, как стонет джигит, Изнемогая от раны [1, с. 49].
Поэт далее подчёркивает и противоположные мелодические свойства музыкального инструмента, выражающего народное чувство прекрасного, обладающего поистине пленительным звуком. Одновременно в стихотворении делается акцент на личности и таланте певца, на его высоком призвании, служении искусству и человеку, на его духовной и эмоциональной ответственности перед миром, перед обществом, перед собой. Шаид Рашидов подчёркивает глубокий и насыщенный историзм эпических песен чеченского народа, взаимодействующий с мифопоэтическим его преломлением:
Явь или сказочный сон? Я не солгу, если спросят:
Весть из грядущих времен Вещие струны доносят [1, с. 49 - 50].
Далее чеченский поэт вновь обращается к личному облику, к творческой индивидуальности, к манере исполнения выдающегося народного певца, фактически соавтора, «сотворца» народных героических лиро-эпических преданий, и к тому редкому эмоционально-экспрессивному воздействию, которое создаёт его творчество для людей:
Странно: он просто поет, -Людям и горе, и радость: Старые рвутся в полёт, Тяжко задумалась младость [1, с. 50].
В стихотворении Шаида Рашидова «Илли» образно исследуются различные смысловые и экспрессивные признаки самих фольклорных произведений, исполняемых гениальным и легендарным илланчи, авторским обращением к которому и завершается само произведение:
Как это много, Валид, -Те три струны на пандуре, Тронешь - и сердце болит, Будто предчувствует бури [1, с. 50].
Лирический герой этого стихотворения признается, что в своих приоритетах он достаточно традиционен и даже консервативен в своём представлении о духовно-нравственных принципах и приоритетах, и, в конечном счёте - в своём представлении о миссии и функциях народного искусства в мире и социуме: Пой же мужскую илли, Пой про мужчин непреклонных, Тех, что планету спасли И утвердили законы [1, с. 50].
Для автора, как и для героя этой его баллады о народном певце и народном искусстве, нет потребности в новациях и экспериментах, для них существуют абсолютные точки отсчёта и понимания того, что есть добро и что есть зло как в искусстве, так и в жизни.
В другом произведении, также посвящённом проблеме «искусство и художник», «искусство и общество», «художник и общество», намеченный комплекс проблем рассматривается и в продолжение темы стихотворения «Илли» («Мужская песня»), и в иных аспектах и ракурсах, в частности, в контексте вопроса о соотношении профессионального и аутентичного искусства.
Произведение с многозначительным названием «Сказ о пути человечества» (перевод Игоря Жданова) посвящено Махмуду Эсамбаеву, выдающемуся «советскому чеченскому артисту балета, эстрадному танцовщику, актёру, хореографу и балетмейстеру, народному артисту СССР (1974), Герою Социалистического Труда (1984)» [3]. В этом стихотворном посвящении и одновременно - и впечатлении, и повествовании - представлена фигура великого исполнителя, истинного чеченца и в то же время «человека мира». Она раскрывается через целый ряд глубоко лирически освещаемых проблем духовного и культурного пространства. Здесь поставлены вопросы национальной и одновременно общечеловеческой культурной, эстетической, интеллектуальной идентичности, силы творческого вдохновения и изнурительного творческого труда, диалога между артистом и зрительным залом, - тем самым миром и обществом, ради которого и создаётся искусство:
Зал затаился в кресельных спинках: Муча, дразня и раня, Музыкой с неба льется лезгинка, Звон кинжальный чеканя [1, с. 11].
Выдающийся балетмейстер современности Игорь Моисеев, высоко ценивший талант М.А. Эсамбаева, говорил в связи с его кончиной в январе 2000 года: «Представитель гордого народа Махмуд Эсамбаев отдавал всего себя сближению людей. Не случайно его репертуар состоял из танцев разных народов мира. Дружба, добро, красота были целью его творчества, основой его взглядов... » [4].
Это Махмуд простирает крылья В трепет нас повергая. Люди! О люди! Еще усилье -
Рухнули двери рая [1, с. 11].
Стилистика этого поэтического текста отличается приподнятостью, высоким эмоциональным подъёмом, уместной патетикой, выраженной сравнениями, метафорами и гиперболами, соответствующей лексикой (трепет, повергая, простирает) и синтаксисом - обилием обращений, восклицательных и вопросительных предложений:
Вот он - Махмуд, многоруким богом, Гибкой лозой под бурей Сломлен, но вдруг ускользает боком Он из объятий фурий.
Вот он - Махмуд, словно раб в железах... Как тяжело бряцанье! [1, с. 11].
В данном тексте воспроизводится семантика, символика, стилистика, структура и эстетика танца. Стихотворение наполнено движением, действием, стремительной сменой зрительных, звуковых, осязательных, тактильных образов-ощущений:
Мускулы рвутся, плечи в порезах... Танец - иль истязанье? 1, с. 11].
Образы и символы танца квалифицируются Шаидом Рашидовым как яркие эквиваленты полноценной и многогранной реальности, как эмоциональные и эстетические вдохновители человека и общества: Кости хрустят Или рвутся жилы? Что там?.. Тюрьма? Пещера? Люди! О люди! Если не лживы, Вот вам солнце и вера! [1, с. 11 - 12].
Танцор уподобляется поэтом властителю дум, выразителю мощного культурно-психологического и эстетического заряда, а сам язык танца характеризуется как сильнейший способ и фактор культурной и межкультурной коммуникации: Вот он опять - многорукий Шива, Лик и движенья страстны. Люди! О люди! Если не лживы, Смерть моя не напрасна [1, с. 12].
В финале звучит яркий смысловой аккорд, посвящённый вопросу о предназначении искусства как открытия, озарения, а отнюдь не средства развлечения и утех, создаваемого не истинным артистом либо художником, а ремес-
ленником от псевдоискусства с чисто коммерческими целями, что не теряет, а напротив, приобретает наибольшую актуальность в век торжества общества потребления.
Мы засмеёмся
Или заплачем:
Кто мы? Боги?.. Уроды?..
Миг этот сердцем его оплачен -
Миг торжества свободы [1, с. 12].
Автор стихотворения убеждён в том, что предназначение настоящего искусства - в его воздействии на внутренний мир человека, формирование его личности. Другим аспектам проблемы искусства и художника, его места во времени и пространстве посвящено стихотворение Шаида Рашидова «Композитору» [1, с. 37 - 38], в котором ирония и сарказм служит цели раскрытия темы несоответствия представлений о назначении искусства его творца и публики. Тема искусства, довольно далекого от народной почвы, оторванного от жизни, реализуется в этом стихотворении в форме, близкой жанру фельетона либо памфлета, создаваемой соответствующей лексикой и фразеологией.
Особое место в лирике Шаида Рашидова занимает то, что принято называть метапоэтикой, то есть, осмысление писателями собственного творчества, а также творчества собратьев по перу. Осознание поэтом своей роли и места в мире, в обществе, в литературе - это тоже важнейшая и вечная тема лирики. Примечательно, что эта серьёзная и глубокая проблематика реализуется поэтом в непривычном ключе - довольно полемически, слегка иронично и самоиронич-но, с долей юмора, изящного лукавства. В раскрытии данной темы Шаидом Ра-шидовым отсутствуют признаки пафоса, к которому поэт всегда относится весьма скептически.
Библиографический список
1. Рашидов Ш.Р Мои тополя. Перевод И. Жданова. Москва: Современник, 1989.
2. Джамбеков О.А. Жанровые и поэтические особенности чеченских героико-исторических песен илли. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Майкоп. 2008.
3. Эсамбаев М.А. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/
4. Жизнь и судьба Махмуда Эсамбаева. Available at: http: //www.liveinternet.ru/users/4709286/post293444065 References
1. Rashidov Sh.R. Moitopolya. Perevod I. Zhdanova. Moskva: Sovremennik, 1989.
2. Dzhambekov O.A. Zhanrovye i po'eticheskie osobennosti chechenskih geroiko-istoricheskih pesen illi. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Majkop. 2008.
3. 'Esambaev M.A. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/
4. Zhizn'isud'ba Mahmuda 'Esambaeva. Available at: http: //www.liveinternet.ru/users/4709286/post293444065
Статья поступила в редакцию 01.04.19
УДК 811.11-112
Khantakova V.M., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Irkutsk State Agrarian University n.a. A.A. Ezhevsky (Irkutsk, Russia), E-mail: [email protected]
Shvetsova S.V., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Irkutsk State Agrarian University n.a. A.A. Ezhevsky (Irkutsk, Russia),
E-mail: [email protected]
Bidagaeva Z.D., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department, East-Siberian State University of Technology and Management
(Ulan-Ude, Russia), E-mail: [email protected]
THE ROLE OF CHAOS AND ORDER IN THE ORGANIZATION OF SYNONYMOUS ROWS. The article considers the structure of synonymic raw. The decision to study the organization of the synonymic rows is caused by the significant role of synonymic units of the language in the construction of information in the text / discourse, its translation in society and regulation of mutual understanding of people. The article presents a solution to the problem of the organization of a synonymic row and its functioning in the text / discourse. The study of the semantic relations between synonyms reveals that the mechanism of their association in a synonymic row is based on order and chaos. It is determined at what stage of the formation of a synonymic row and its use, order and chaos appear; their role in its structure and functioning becomes clear. It is revealed that chaos and order in the structure of a synonymic row do not deny each other, they mutually presume each other. The authors come to the conclusion that the order in the synonymic row correlates with stability and balance; it is the basis for creating a database of synonyms for the language user. It is determined that the chaos, which manifests itself in a randomly scattered accumulation of linguistic units, connects them into one synonymic row. It is found that the chaos with the establishment and fixation in the synonymic row of ordered relations between language units do not disappear; it generates a new system of relations between synonymic units, which is based on their flexible mobile semantic oppositions within the framework of a common meaning. It is found that the interrelation of chaos and order is necessary not only for the integration of linguistic units in an organized synonymous row, but also for its use in changing conditions of discourse.
Key words: synonymy, synonymic row, sense, meaning, chaos, order, information, communication, impact.
B.М. Хантакоеа, д-р филол. наук, проф., Иркутский государственный аграрный университет им. А.А. Ежевского, г. Иркутск, E-mail: [email protected]
C.В. Швецова канд. филол. наук, доц., Иркутский государственный аграрный университет им. А.А. Ежевского, г. Иркутск,
E-mail: [email protected]
ЦД. Бидагаева, канд. филол. наук, доц., Восточно-Сибирский государственный университет технологии и управления, г. Улан-Удэ,
E-mail: [email protected]
РОЛЬ ХАОСА И ПОРЯДКА В ОРГАНИЗАЦИИ СИНОНИМИЧЕСКОГО РЯДА
В статье в качестве объекта рассмотрения избирается устройство синонимического ряда. Обращение к организации синонимического ряда вызвано значимой ролью синонимических единиц языка в конструировании информации в тексте / дискурсе, её трансляции в обществе и регуляции взаимного понимания людей. В статье представлено решение проблемы организации синонимического ряда и его функционирования в тексте / дискурсе. Изучение смысловых отношений между синонимами позволило обнаружить, что в основе механизма их объединения в синонимический ряд лежат порядок и хаос.
