CC BY
322
Раздел 1. История государства и права
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
КИЕВСКОЙ РУСИ
Ф.Б. Мухаметшин
(начальник Уфимского юридического института МВД России, доктор юридических наук, профессор; mvdufa@mail.ru)
В статье рассматриваются проблемы, связанные с особенностями становления древнерусского законодательства.
Ключевые слова: законодательство Киевской Руси, торговые договоры, каноническое
право.
В современных исследованиях в достаточно развернутом виде подвергнут теоретическому обоснованию и сравнительно-историческому анализу широкий комплекс правовых памятников различных стран Европы периода генезиса и раннего феодализма. Подобные исследования проводились с учетом особенностей и разной степени интенсивности развития в этих государствах классовых отношений. Несомненный интерес на этом фоне представляет исследование процесса формирования, развития и определенной консервации отдельных правовых норм, вошедших в «Русскую Правду» на первоначальной стадии ее становления. При этом важно сравнить их сходство с правовыми нормами древнейших обществ, в которых, как и в Киевской Руси, феодальные отношения развивались в результате распада родоплеменного строя.
Необходимо отметить, что составной частью основных этапов эволюции отдельных подсистем законодательства в Древнерусском государстве выступали феодальные общественные отношения, которые являлись выражением как установленных в раннеклассовом государстве видов эксплуатации лично свободного населения посредством системы податей, судебных штрафов и повинностей, так и показателем формирования различных систем феодальной повинности в феодальных хозяйствах. Эти хозяйства принадлежали великим киевским князьям, удельным князьям, племенной и служивой знати, купцам, воз-
можно, более низким по общественному положению дружинникам и «имовитым» людям.
Наряду с «Русской Правдой» следует назвать древнерусские княжеские уставы и уставные грамоты, которые представляли собой памятники княжеского законодательства, акты, посвященные вопросам государственного управления, налогообложения, гражданского и уголовного судопроизводства. Большая часть сохранившихся памятников древнерусского права определялась особым местом церковной организации в системе государства. Появление их было вызвано тесной связью государства и церкви в средневековый период. Отметим, что наряду со светской, государственной властью существовала особая церковная власть митрополита, епископов и их чиновников, которая осуществлялась в общегосударственном и местном масштабах в финансовой сфере, в области управления и суда.
Говоря о формировании права Древней Руси, следует отметить своеобразную договорную природу процесса генезиса законодательства Киевской Руси. В качестве примера сошлемся на следующие факты. Одним из первых памятников древнерусского права, как известно, считается Договор князя Олега с Византией. Анализ второй статьи договора показывает, что в тот период русское общество в процессе разбора обид и преследования преступников не допускало случаев самоуправства и требовало прямого обращения потерпевших к
Юридическая наука и правоохранительная практика государственной власти, избегая самосуда. Вторая статья договора гласит: «А о головах, когда случится убийство, узаконим так: ежели явно будет по уликам, представленным на лицо, то должно верить таковым уликам. Но ежели чему не будут верить, то пусть клянется та сторона, которая требует, чтобы не верили; и ежели после клятвы, данной по своей вере, окажется по розыску, что клятва дана была ложно, то клявшийся да примет казнь». Суд в данном случае предстает как главное основание общественного порядка.
На суде главным доказательством и основанием обвинения считалось «поличное»; суд решал дело по одному поступку, каким он был налицо; обвиняемый в убийстве признавался убийцей в случае, когда труп был единственной уликой. Однако и при наличии главного доказательства закон не отвергал других форм - он допускал и спор против улик: обвиняемый мог по закону требовать, чтобы не верили уликам, то есть отводить их от себя; в этом случае он должен был подтверждать свое требование клятвой, в случае, если после клятвы по розыску оказывалось, что клятва была ложной, то клявшийся за это подвергался особой казни.
Согласно мнению В.О. Ключевского, правовые отношения между русскими и греками в Константинополе определялись по закону греческому и по уставу (закону) русскому. Так, подчеркивает автор, возникали смешанные нормы, комбинированные из двух правовых источников, которые излагались в договорах [1, с. 169].
Серьезным образом в тексте договора ограничивалось право кровной мести. Как говорилось выше, государственная власть не могла допустить своеволия в этой сфере. Согласно тексту договора месть родственников была возможной только в случае, когда суд объявит кого-нибудь виновным в убийстве, когда сам факт убийства будет доказан на суде. В этом случае мы говорим о начале законодательного оформления государственной политики в отношении защиты прав подозреваемого. Договор Олега допускал, что убийца мог оставить свое имение в качестве компенсации родствен-
никам убитого. В случае если родственники убитого брали это имущество, они лишались возможности кровной мести.
Следующим этапом, свидетельствующим о договорной природе древнерусского права, является Ряд (договор), заключенный между князем Ярославом Владимировичем и жителями Новгорода. Заключению этого ряда предшествовала длительная борьба новгородцев за влияние на князя, приобретавшая порой особо острые формы, что и привело в конечном счете к достижению указанного компромисса. В этом договоре регулируются, в частности, отношения между княжескими людьми и горожанами. Договор этот отразился в так называемой «Древнейшей Правде», вошедшей в состав краткой редакции «Русской Правды» (или «Краткой Правды») - древнейшего памятника русского права, сохранившегося в двух списках XV века в составе Новгородской первой летописи младшего извода. Первая статья уложения Ярослава уравнивала в правах новгородцев и пришлых, княжеских людей, предоставляя и тем и другим равную защиту от посягательств на их жизнь и достоинство. «Правда Ярослава» сохраняла право на кровную месть, но ограничивала круг тех лиц, которые могли мстить за смерть своих родичей; в случае же, если таких близких родственников не оказывалось, предусматривалось денежное возмещение, размер которого определялся в 40 гривен. Эта мера защищала, прежде всего «княжьих мужей», которые и перечислены в первой статье «Древнейшей Правды»: «.. .Аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, то 40 гривен положити».
Точно такой же суммой защищалась и жизнь новгородцев, в том числе и тех, у которых не имелось местников: «аще изгой будет, любо словенин» - те же 40 гривен защищали их жизнь. Так законодательство Ярослава, в равной мере защищавшее и княжеских дружинников, и новгородских «мужей», примиряло прежде противостоявших друг другу жителей раннесредневекового Новгорода.
Твердо установленные суммы штрафов предусматривались и в случае нане-
сения телесных повреждений, а также оскорблений действием, причем речь шла не только о поединке или схватке где-нибудь на новгородской улице, но и о ссоре на княжеском пиру. Среди орудий, которыми можно нанести друг другу увечье, упоминались не только меч, но и батог, жердь и даже чаша или рог.
Новгородцы настояли также на внесении в текст «Правды Ярослава» и особой статьи, предусматривающей выдачу беглого раба (челядина), укрывшегося у иноземцев: «Аще ли челядин съкрыется любо у варяга, любо у колбяга, а его за три дни не выведуть, а познають и в трети день, то изымати ему свои челядин, а 3 гривне за обиду».
Принятие «Правды Ярослава» вышло далеко за рамки Новгорода, сыграв значительную роль в становлении древнерусской государственности. Предназначенные первоначально лишь для новгородцев, нормы «Древнейшей Правды» впоследствии, после победы Ярослава и его окончательного утверждения в Киеве, распространились на население всего Древнерусского государства. И если ранее княжеские установления касались прежде всего дружины, почти не затрагивая прочего населения, живущего по неписаным обычаям (так называемому обычному праву), то теперь нормы, выра-ботаные в княжеской и дружинной среде, «начинают воздействовать на обычай, разлагая и приспосабливая его к изменившимся социальным отношениям», затрагивают все восточнославянское общество. Как отмечал крупнейший советский исследователь средневековой Руси А.А. Зимин, «Древнейшую правду князя Ярослава Владимировича можно в известном смысле назвать правовым оформлением процесса создания Древнерусского государства» [2, с. 96].
Следующий шаг к созданию правовой базы взаимоотношений княжеской власти и жителей Новгорода был предпринят Ярославом в 1035 году. Это был так называемый «Покон вирный». Он устанавливал размеры «корма», шедшего на содержание княжеским чиновникам-вирникам. Этот документ, также вошедший в состав «Краткой Правды», сыграл важную роль в укреплении
Раздел 1. История государства и права княжеской власти в Новгороде. «Покон», прежде всего, ограничивал самоуправство и произвол вирников, мечников и других представителей княжеской администрации. Очевидно, что после 1036 года действие «Покона вирного» распространилось и на другие территории, закрепляя нормативную базу повседневной деятельности княжеской администрации.
Известно, что после своего утверждения в Киеве Ярослав признал указанные законы, имевшие первоначально новгородскую специфику, оформил в качестве общерусских установлений, дополняя их новыми нормами.
Одним из сложных и дискуссионных вопросов в историко-правовой литературе является проблема влияния византийского Номоканона на древнерусское право. У истоков древнерусского церковного права стоял великий князь Ярослав. В последние годы его жизни был принят «Устав князя Ярослава о церковных судах». Как подчеркивает большинство исследователей, внешне этот документ построен на принципах «Русской Правды», но при этом они не пересекаются друг с другом. Под присмотром церковных властей прежде всего оказывалась женщина - наименее защищенный член древнерусского общества. Епископский суд рассматривал случаи «умыкания», то есть похищения невесты (наиболее распространенный способ заключения брака в языческой Руси), изнасилования («пошибания»), а также оскорбления словом, причем во всех этих случаях предусматривалось одинаковое наказание, а размер штрафа, назначаемого как в пользу самой оскорбленной («за сором»), так и в пользу епископа, зависел исключительно от социального положения подвергшейся насилию или оскорблению женщины: «Аже кто пошибает боярскую дщерь или боярскую жену, за сором ей 5 гривен золота, а епископу 5 гривен золота; а меньших бояр - гривна золота... а нарочитых людей - 2 гривны серебра. а простой чади
- 12 гривен». Но точно такие же штрафы Церковный устав предусматривал и в том случае, если, например, дочь по вине родителей не была своевременно выдана
Юридическая наука и правоохранительная практика замуж: «Аже девка засядет великих бояр, епископу 5 гривен золота; а меньших бояр
- гривна золота; а нарочитых людей - 12 гривен; а простой чади - гривна серебра». Интересна следующая норма: «Аже девка не восхочет замуж, а отец и мати силою дадут, а что створит над собою, отец и мати епископу в вине»; и наоборот: «Аже девка восхочет замуж, а отец и мати не дадут, а что створит, епископу в вине отец и мати; также и отрок». Но и родители были защищены от насилия со стороны детей, причем защищены уже не только церковным, но и княжеским судом: «Аже сын бьет отца или матерь, да казнят его волостельскою казнью, а епископу в вине». В традиционном славянском обществе все эти вопросы решались исключительно внутри самой общины, силой традиций и обычая, без какого-либо вмешательства извне, а «Устав Ярослава» переводил их из сферы моральной в правовую сферу.
Установления Ярослава значительно отличались от церковных норм, принятых в византийском Номоканоне. В частности, к юрисдикции церкви в Киевской Руси относились такие правонарушения, которые по византийским законам были подсудны исключительно светской власти (при этом церковь налагала за них епитимии).
Самое главное отличие церковного устава Ярослава от византийских аналогов заключалось в практике взимания штрафов, вир и продаж с виновных лиц в пользу церковных властей. В византийском каноническом праве предусматривались только церковно-дисциплинарные средства воздействия на преступивших нормы христианского закона. Светская власть в Византии применяла жесткие уголовные наказания, в том числе такие, как смертная казнь или членовредительство. Последние виды наказания не были известны в Древней Руси. В качестве сравнения обратим внимание на наказания, предусматривавшиеся за одно и то же преступление по древнерусским и византийским законам. В частности, за «умыкание» девицы Устав Ярослава предусматривал денежную пеню: «Аже кто умчить девку или насилить, аже боярская дочь за сором ей 5 гривен золота. а на
умычницех (похитителях) по гривне серебра епископу, а князь казнит (наказывает)». По установлениям византийского права: «Восхитивший жену. таковой мечом казнен будет, а сподобляющие ему бьемы и острижены, носы их урезать».
Следует отметить, что несколько иную трактовку соотношения норм канонического и светского права дал В.О. Ключевский. По его мнению, «Русская Правда» не является самостоятельным памятником древнерусского законодательства, а является одной из дополнительных статей к своду церковных законов» [1, с. 217]. Необходимость принятия «Русской Правды» обусловливалась двумя факторами: 1) первые церковные судьи на Руси (греки или южные славяне) не были знакомы с русским традиционным правом; 2) этим судьям необходим был такой «письменный свод туземных законов, в котором были бы устранены или, по крайней мере, смягчены некоторые туземные обычаи, особенно претившие нравственному и юридическому чувству христианских судей, воспитанных на византийском церковном и гражданском праве» [1, с. 220].
Говоря о тесном взаимопроникновении норм светского и канонического (византийского права), следует сказать о значении судебного поединка («поля») в процессе формирования русского уголовно-процессуального права. «Русская Правда» не содержит упоминания об этом, как полагали дореволюционные исследователи, «языческом» анархизме. Однако впоследствии мы неоднократно встречаем в различных источниках сведения о судебных поединках. Подобная картина сохраняется вплоть до конца XVI века.
В процессе развития системы социального неравенства и образования Древнерусского государства законодательный памятник «Русская Правда» являлся орудием великих князей для целенаправленного правового регулирования социальноэкономических и политических процессов. Это был период изменения общественной и экономической структуры молодого государства, его территориального роста, что
способствовало превращению Руси к концу века в крупнейшее государство в Европе.
Социальная структура государства усложнялась. Большую часть населения составляли лично свободные крестьяне
- «смерды»; определяющей формой их организации стала территориальная община
- «вервь», которая пришла на смену патриархальным большим семьям. В городе увеличивалось число ремесленников и торговцев. В среде господствующего класса, состоящего из служилой и племенной знати, происходили интеграционные процессы. Старая и молодая дружина широко привлекалась к службе в административно-судебный аппарат. Складывался широкий слой зависимого населения - «челядь». Происходила концентрация княжеской власти в Древнерусском государстве. В образующемся государстве появилась новая форма эксплуатации непосредственных производителей, связанная с раздачей князем служилым «мужам» государственных доходов.
Инкорпорация племенных княжений в составе Древнерусского государства сопровождалась установлением новой формы эксплуатации непосредственных производителей - государственной подати в пользу великого киевского князя, которая собиралась во времена полюдья - объезда князем и его приближенными «мужами» покоренных земель. Приближенные князья получали право собирать в свою пользу дань с племенных княжений. Указанные в Краткой редакции «Русской Правды» суммы обозначались как штрафы «за обиду» в пользу князя, а в Пространной редакции «Русской Правды» те же штрафы именовались «продажами» и изредка фиксировались меньшей суммой по размеру возмещения пострадавшему. Кровная месть была ограничена выкупом, а также был установлен публичный штраф, существовавший одновременно с вознаграждением пострадавшему или его родственникам, что уже было характерно для высшей стадии развития родоплеменного строя.
М.Ф. Владимирский-Буданов писал, что этнографические наблюдения свидетельствовали также о недоказанности мне-
ний о происхождении ограничения «кровной мести» под влиянием государства, христианства или византийского права [3, с. 327]. В.И. Сергеевич полагал, что княжеские виры существовали до Владимира, а обычай частного выкупа, заменявший «месть», был еще древнее [4, с. 327].
Анализ как содержательной части законодательства, так и практики формирования уголовного судопроизводства в Киевской Руси показывает, что княжеская власть сосредоточивает в своих руках контроль за разрешением всех тяжб. Преодоление «кровной мести», предоставление равных прав участникам процесса придавало определенный авторитет в глазах населения государственной власти, свидетельствовало о становлении судебных органов. Очевидно, что указанные процессы происходили на фоне социального различия отдельных слоев населения, что, естественно, нашло свое отражение в праве.
Таким образом, анализ основных источников формирования законодательства Киевской Руси показывает сложную картину взаимодействия и взаимовлияния таких видов, как каноническое право, княжеское законодательство и нормы обычного права. Однако только с утверждением позиций государства в сфере судопроизводства происходит окончательное складывание основ правоприменительной деятельности. В этом смысле княжеское законодательство стало источником формирования светской судебной системы. Об этом же свидетельствуют статьи «Русской Правды», где значительное место занимают нормы, закрепляющие особый статус представителей княжеской администрации.
1. Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1987. Т. 1.
2. Зимин А.А. Правда Русская. М.,
1999.
3. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 5-е изд. СПб., 1907.
4. Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. 3-е изд. СПб., 1903.
