CC BY
55
12. Тюпа В.И. Художественная реальность как предмет научного познания: учеб. пособие. Кемерово: КемГУ, 1981. 93 с.
13. http://zinki.ru/book/kognitivnaya-lingvistika/ponyatie-konceptosfery.
СТЕПАНОВА ЛАРИСА АНАТОЛЬЕВНА - ведущий специалист информационно-издательского центра «Народная школа», Чувашский республиканский институт образования, Россия, Чебоксары (pochink@mail.ru).
STEPANOVA LARISA ANATOLYEVNA - leading specialist of Information and Publishing Center «Folk school», Chuvash Republican institute of Education, Russia, Cheboksary.
УДК 821.512.111-32-05"21"
Л.А. СТЕПАНОВА
ОСНОВНЫЕ ТИПЫ ПЕРСОНАЖЕЙ В СОВРЕМЕННОМ ЧУВАШСКОМ РАССКАЗЕ
Ключевые слова: типы персонажей, образ, оценка автора, позиция автора.
На примере произведений современных чувашских писателей анализируются проблемы и характеры в современном чувашском рассказе.
L.A. STEPANOVA
THE MAIN TYPES OF THE CHARARACTERS IN MODERN CHUVASH STORY
Key words: types of characters, image, assessment of the author, the author’s position.
In this article the author considers the problems and characters in the modern chuvash
story on the example of the works of the modern chuvash writers.
Основные типы персонажей, создаваемые чувашскими рассказчиками, отражают характерные типы общественно-этнического сознания современной эпохи и напрямую соотносятся с доминирующими проблемами и «эмоционально-ценностными ориентациями» [4. C. 64] чувашской национальной прозы конца XX - начала XXI вв.
Каждый образ, воплощающий определённый тип общественного или бытового поведения человека, с точки зрения Л. Гинзбурга, получает в рассказах «соответствующую нравственно-этическую оценку автора» [2. С. 403], ибо литература имеет дело со свойствами, характерами, поступками - всевозможными формами обобщенного поведения человека. А там, где идёт речь о поведении, любые жизненные ценности оказываются одновременно ценностями этическими.
Трагедия современной чувашской деревни, драматическое столкновение в ней старого и нового, ставших предметом художественного исследования в подавляющем большинстве рассказов второй половины 1980-1990-х гг. XX - начала XXI вв., переданы через яркие типы представителей прежнего (родового) мира. Чувашские писатели представляют разные варианты таких героев, живущих в условиях некоего «сдвига», разрушения прежнего, дорогого им мира. В первую очередь, это старики - «последние могикане» [8. С. 182] старой чувашской деревни, подобно образам, созданным В. Распутиным, переживающие её уход, бережно хранящие в памяти традиции народа, в меру сил своих поддерживающие их и не поддающиеся власти времени, например, дед Якров из рассказа Д. Гордеева «Якрав вахачёпе» («Время по Якрову»). В данном рассказе представлено противостояние старого и нового укладов жизни, хранителя прежних традиций и его детей, живущих по «современным понятиям». Широко используемая в чувашском рассказе антитеза (как приём или принцип композиции), безусловно, связана с противопоставлением двух моделей мира, прошлого и настоящего, одно из которых романтизируется (идеализируется), а другое не столько критикуется, сколько драматизируется [7. С. 44]. Актуализация такой художественной интерпретации мира в творчестве чувашских писателей связана с призывом к читателю «заново апробировать вечные ценности в современности, испытывая их укоренённость в психике человека, образе жизни человечества» [1. С. 328].
Следующий персонаж из прежнего деревенского мира - забытые (покинутые) детьми родители [8. С. 183], одиноко и мужественно переживающие свои физические недуги и душевные беды в родной деревне: бабушка Ульяна в рассказе «фыру» («Письмо») В. Петрова [11. С. 106]; Старуха в рассказе «Иккён ватлахра» («Двое в старости») А. Тарасова [13. С. 284]. Жизненная драма подобных персонажей часто усложняется социальными обстоятельствами. В рассказах подобного типа на первый план выходит оппозиция «родители и дети», реализуемая через мотивы брошенных стариков и их бездушных (неблагодарных) детей. В этом свете соотносимы, к примеру, рассказ татарской писательницы Рифы Рахман «Сверчок» [7. С. 44] и упомянутый рассказ А. Тарасова «Двое в старости». Оба рассказа построены таким образом, что внимание читателя заостряется, главным образом, не столько на событиях, фиксирующих непосредственное общение героев-стариков с их детьми, сколько на действиях, связанных с общением героев-персонажей с живыми существами, заменившими их детей и близких. Если в рассказе Р. Рахман между героями, представляющими разобщённые в современном мире поколения, оказываются мышонок Петя и сверчок Петя, то в рассказе А. Тарасова - кошка Мя-рик. Как видим, у персонажей-животных есть имена, они очеловечены, умеют сопереживать и сострадать старикам. Введение их в повествование усиливает антитезу и мотив одинокой старости. В основе сюжета рассказов - абсурдная ситуация (спасительное общение двух живых душ в старости - человека и животного). Абсурд и художественная игра в рассказе А. Тарасова усилены за счёт введения необычной повествовательной перспективы, точки зрения кошки. Собственно, именно через восприятие животного, приравненное человеческому, и представлены в его рассказе все действия и движения персонажа. Писатели, обозначая оппозицию «родители и дети», периодически обращают внимание читателя на социальные изменения, их страшные последствия, расширяя рамки своего, в целом, бытового повествования: «почитай, и самой деревни уже не осталось. Избы пустуют едва не через одну»; «и сама деревня всё подзабыла давно, перестала верить, что времена, полные достатка и шумного многоголосья, могут вернуться...» [13. С. 284].
Третий вариант персонажа из прежнего (родового) мира - мудрый старик-воспитатель, живущий в новом мире. Такой персонаж, близкий к архетипиче-ским образам стариков русской и мировой культур (бабка Евстолья В. Белова, старуха Дарья В. Распутина, старик Момун киргизского писателя Ч. Айтматова и др.) [8. С. 183], присутствует во многих рассказах современных чувашских писателей. Как правило, это близкий автору фабульный персонаж - прямой «рупор» его идей или своим поведением воплощающий близкую писателю нравственно-этическую позицию: Афанасий Алексеевич из рассказа «Салтан-на тёвё» («Развязавшийся узел») Р. Чепунова [14. С. 25], Федор Кузьмич из рассказа «Шанна куддуль» («Замерзшая слеза») Д. Гордеева. Эти герои хотят доказать окружающим, что надо чтить традиции, уважать старших, беречь природу, уступать друг другу. Например, устами Федора Кузьмича искренне переживающего за свою лисицу, из рассказа «Замерзшая слеза» Д. Гордеев доказывает, что надо помочь тем, кто просит о помощи [3. С. 41].
Чувашский рассказ конца XX - начала XXI вв. показал также следующие реалистические нравственно-психологические типы современного человека, ранее малопредставленные в чувашской литературе: человека, загнанного в угол, человека с раненой душой, не нашедшего спасения в окружающем мире, например, Георгий из рассказа Е. Нарпи «Шантал динчи дурта дути» («Свет горящей свечи»). Главный персонаж попадает в тюрьму по ошибке, сначала живёт с чувством мести, но это не даёт ему облегчения. Когда его враг попадает к нему в камеру, он думает что сейчас отомстит, но, узнав, что Сева искренне раскаивается, Георгий начинает жалеть его. Главный герой находит спасение в вере, он говорит о том, что каждый имеет шанс «спасти свою душу» [9. С. 107].
При изображении современного человека чувашские рассказчики, как и в предыдущие десятилетия, много внимания уделяют проблеме человеческих отношений (в частности, мужчины и женщины), которая в начале XXI в. решается, главным образом, в драматическом ключе. Так, широко представлен в рассказах тип человека с раненой душой [8. С. 184], чаще всего это связано с предательством любимого человека, например, в рассказе «Шуйттан сукмаке» («Чёртова тропинка») С. Павлов показывает читателям, как один неверный поступок может привести к гибели человека, он говорит о том, что ориентация только на желания и чувства может привести к потере жизни [10. С. 95]. Ярко представлен тип человека с раненой душой и в рассказе О. Ефимовой «Эпе ку, сан машару» («Это я, твоя супруга»). Глубокая душевная рана героини усугубляется ее физическим недугом (врачи по ошибке отправили ее в морг, подумав, что она уже мертва). Героиня рассказа Марина не может простить измены мужа, который из-за любовницы решает убить свою жену [5. С. 50].
На общем драматическом фоне чувашского рассказа конца XX - начала XXI вв. выделяются и герои-оптимисты (полукомические и полусерьезные персонажи), живущие в том же трагическом времени, но как будто вне его; они легко справляются с трудностями. Житейская простота помогает им найти выход из драматических обстоятельств. Так, в рассказе Н. Жирнова «Пускил» («Сосед») Гена, по своей простоте, совсем постороннему человеку отдает дрель, потому что тот назвался соседом. Выяснив, что это был вор, он не отчаивается. Воспринимает все это с улыбкой. Герои же следующего рассказа Н. Жирнова «фынна шанни» («Вера в человека») в отличие от предыдущего героя не воспринимают все с улыбкой, а отчаиваются [6. С. 45]. Такая художественная структура напоминает поэтику юмористических рассказов М. Зощенко второй половины 1930-х годов, который, обосновывая возможность и важность сочетания в рамках одного произведения комического изображения действительности и положительных представлений, отмечал, что «..писатель, избравший даже сатирический жанр, должен воспринимать жизнь оптимистически» [12. С. 173].
Итак, мы можем сказать, что в чувашском рассказе конца XX - начала XXI вв., как и в рассказах других народов Поволжья, выведены различные типы персонажей, которые отражают многообразие форм мировосприятия. Общественно-этническое поведение людей данной эпохи изображено, главным образом, в драматическом ключе. Современные чувашские рассказчики, следуя национальным традициям, создают яркие типичные образы.
Литература
1. Белая Г.А. Литература в зеркале критики. М.: Сов. писатель, 1986. 365 с.
2. Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1971. 403 с.
3. Гордеев Д. Шанна куддуль // Таван Атал. 2005. № 10. С. 41-45.
4. Есин А.Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения: учеб. пособие. 5-е изд. М.: Наука, 2003. 164 с.
5. Ефимова О. Эпе ку, сан машару ... // Таван Атал. 2005. № 10. С. 50-51.
6. Жирнов Н. Пускил. фынна шанни // Таван Атал. 2005. № 10. С. 45-47.
7. Кудрявцева Р.А. Генезис и динамика поэтики марийского рассказа в контексте литератур народов Поволжья: автореф. дис. ... докт. филол. наук. Чебоксары, 2009. 53 с.
8. Кудрявцева Р.А. Марийский рассказ ХХ века (история и поэтика) / Мар. гос. ун-т. Йошкар-Ола. 2008. 208 с.
9. Нарпи Е. Шантал динчи дурта дути // Таван Атал. 2009. № 5. С. 95-107.
10. Павлов С. Шуйттан сукмаке // Таван Атал. 2009. № 6. С. 95-113.
11. Петров В. фыру // Таван Атал. 2008. № 12. С. 106-110.
12. Старков А.Н. Михаил Зощенко: Судьба художника. М.: Сов. писатель, 1990. 173 с.
13. Тарасов А. Двое в старости / пер. с чуваш. И. Митты // Чувашская литература: учебная хрестоматия для 10-11: в 3 ч. / авт.-сост. В.Н. Пушкин. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2001. Ч. 3. 387 с.
14. Чепунов Р. Салтанна теве // Таван Атал. 2005. № 10. С. 25.
СТЕПАНОВА ЛАРИСА АНАТОЛЬЕВНА. См. с. 317.
