УДК 94 (470) «19» М. В. Фабинский*
ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПРАВОСЛАВНОЙ ОБЩИНЫ ВЕРУЮЩИХ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
Статья посвящена вопросу функционирования православных общин после революции, их взаимоотношению с государством. Показана позиция новой власти, которая заключалась в постепенном ослаблении роли Церкви в жизни общества, и действия по ее реализации, в частности принятие декрета об отделении церкви от государства, присвоение нового статуса общинам верующих и определение порядка их функционирования. Затрагивается тема реакции духовенства и верующих на данные меры, а также позиция ряда государственных деятелей по вопросам взаимоотношения государства и религиозных объединений. Рассматриваются вопросы о неоднозначности проводимой религиозной политики, отсутствие единой позиции по исполнению издаваемых указов, факты произвола со стороны государства в отдельных регионах. В статье используется информация, основанная на материалах из архивных источников, которые впервые вводятся в научный оборот.
Ключевые слова: религия, общество, Православная церковь, Советская власть, религиозная политика, антирелигиозная кампания.
M. V. Fabinsky
The Main Theoretical Problems in Studying the Functioning of the Orthodox Community of Believers During the First Years of Soviet Power
The article is dedicated to the question of functioning of the Orthodox believers communities after Russian Revolution of 1917 and their relationship with the state. It shows the position of the new authority that was gradually weakening the Church's role in the society and implementing it, especially in the acceptance of the Decree on the Separation of the Church and the State, the new status of the believers' communities and the definition of their functioning. The article describes the reaction of the clergy and the believers about this measures and the position of the government officials on the relations between the state and religious associations. The article deals with the question of ambiguity of the religious policy, the lack of a unified position on a number of points of the adopted decrees, the facts of government arbitrary in the part of regions. This article is based on information taken from archive sources which are introduced to the academic community for the first time.
Keywords: religion, society, Orthodox Church, Soviet State, religious policy, anti-religious campaign.
* Михаил Владимирович Фабинский — аспирант Российского государственного социального университета, [email protected].
60
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 3
Одной из самых острых проблем, стоявших перед Православной Российской Церковью в начале XX в., был вопрос об общинной жизни верующих, оказавшийся весьма актуальным в свете политических преобразований тех времен. Несмотря на то что перед революцией активно росло количество храмов и наблюдалась активизация приходской жизни, в данной области скопилось значительное количество трудностей. В рамках клерикального (конфессионального) государства всегда существовал принцип обязательной вероисповедной принадлежности гражданина к конкретной религии [10, с. 4]. Теологические постулаты лежали в основе всей нравственной системы общества. Обязательность посещения богослужений, совершения основных таинств создавала основу для их профанации, не давая человеку свободы в выборе религиозных предпочтений. Вопрос о непритворности членов общины был один из первоочередных в повестке дня. К общине могли принадлежать лишь те члены, которые искренне желали своего присутствия в ней. Особое оживление эта тема получила с началом работы Государственной думы. Уже в первый год ее функционирования был рассмотрен закон о свободе совести [10, с. 84]. Но не все было благополучно и среди тех верующих, которые искренне желали улучшения своей приходской жизни. Столыпинские реформы по разрушению крестьянской общины во многом затронули и приходскую жизнь деревни. Стачки, забастовки среди рабочих в городах совершенно не вязались с христианскими нормами. Не все было благополучно в среде высшего духовенства. Это отмечала специально созданная в Думе комиссия по делам Православной церкви, внесшая на обсуждение различные законопроекты, связанные с расширением прав и учреждений православного исповедания [10, с. 98]. Предвоенные и военные годы еще сильнее выявили кризисное состояние Российской Православной Церкви. С одной стороны, чувствовалось усиление давления государственных структур на Церковь, а с другой — рост озлобления верующих масс. После Февральской революции, когда Временное правительство отменило прежние нормы, издав постановления 20 марта 1917 г. «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» и 14 июля 1917 г. «О свободе совести», православие увидело в них ограничение своих прав [18, с. 64-66]. Официально закон «О свободе совести» провозглашал принцип веротерпимости, устанавливал возможность деятельности различных религиозных объединений. В нем утверждалось, что никто не может быть ограничен в своих правах или преследуем за свои религиозные убеждения. 5 мая 1917 г. Синод принял решение «О привлечении духовенства и паствы к более активному участию в церковном управлении», а 20 июня 1917 г. выделил приход как самоуправляющую единицу с широкими правами его членов (в том числе и правом выбирать себе священников) [14, с. 16]. Согласно постановлению Синода № 4062 было утверждено Временное Положение о православном приходе, выработанное специальной комиссией под председательством епископа Уфимского Андрея [13, с. 521]. В нем говорилось о приходе, о роли прихожан и об учреждении приходского собрания и совета. Право участвовать в собрании предоставлялось всем членам (мужчинам и женщинам), которым исполнилось 25 лет [13, с. 523].
Полностью Церковная позиция была обозначена на проходившем в 19171918 гг. Поместном Соборе. Выбранному на Патриарший престол святителю Тихону помимо других важнейших проблем предстояло решить вопрос о приходе, который должен был стать ядром существования Церкви, его главной ячейкой, основой возрождения религиозной жизни. Выступавший по данной проблеме известный юрист профессор Н. Д. Кузнецов дал в своем докладе определение понятие прихода:
Приходом в Православной Церкви называется общество православных христиан, состоящее из клира и мирян, пребывающее на определенной местности и объединенное при храме, составляющее часть епархии, находящееся в канонических отношениях к своему епархиальному епископу, под руководством поставленного последним священника-настоятеля [4, с. 50].
Однако приход к власти большевиков внес значительные изменения в политическую и идеологическую систему России. Позиция нового правительства по отношению к Церкви была сугубо враждебной. Еще в 1905 г. В. И. Ленин в статье «Социализм и религия» отмечал: «Религиозные общества не должны быть связанны с государственной властью» [9, т.??, с. 143]. По его мнению, большевикам надо полностью порвать с тем периодом истории, когда «русские граждане были в крепостной зависимости у государственной церкви» [9, т.??, с. 144]. Ввиду этого, если власть в какой-то мере и поддерживала общины верующих, то только лишь исходя из идеи противопоставить их священнослужителям. Церковь виделась ей не единым институтом верующих, подчиненным высшим духовным структурам, а комплексом разрозненных общин граждан, удовлетворяющих свои религиозные потребности.
Основные положения такой государственной политики отражены в изданном 23 января 1918 г. декрете об отделении церкви от государства и школы от церкви. В десятой статье этого документа подчеркивалось, что все религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах и не пользуются никакими преимуществами и субсидиями от государства [5, с. 374]. В двенадцатой статье декрета говорилось: «Никакие церковные и религиозные общества... права юридического лица... не имеют» [5, с. 374]. Фактически Церковь была поставлена в бесправное политическое положение.
Поместный Собор всячески противостоял реализации данного документа. Специальная комиссия под председательством протоиерея А. П. Рождественского разработала проект документа об отношении Церкви к этому декрету, где говорилось, что «декрет об отделении Церкви от государства представляет собой злостное покушение на весь строй жизни православной Церкви и акт открытого против нее гонения», а любое участие «в попытках провести его в жизнь. навлечет на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви» [7, с. 129-130].
В эту трудную минуту руководство Церкви обратилось к верующим,
ведь это давало ей возможность заявлять о том, что «Патриарх, иерархи могут говорить с властью с авторитетом, поскольку за ними общество, народ» [15, с. 13]. Важнейшей задачей стала организация прихода при каждой церкви. В постановлении Патриарха Тихона и Священного Синода от 28 февраля
1918 г. говорилось: «При всех приходских и безприходских церквах надлежит организовать из прихожан союзы (коллективы), которые должны защитить святыни и церковное достояние от посягательств» [16, с. 31]. Цель подобных объединений четко высказывали сами верующие: «Нас православных очень много, но мы плохо чувствуем связь между собой. И поэтому мы слабы, и люди, отступившиеся от Бога, и презирающие Церковь Христову делают что хотят» [17, с. 2]. Перед всеми православными христианами должна быть поставлена основная задача: «...сговориться друг с другом, найти собрата, сблизиться с ним» [17, с. 2]. Подобные мысли привели не только к усилению существовавших при храмах общин, но и созданию различных межобщинных объединений, братств, союзов.
В первое время православная общественность пыталась найти общий язык с новой властью. Первая встреча делегации Поместного Собора с представителями СНК произошла 14 (27) марта 1918 г. Делегация выразила свое несогласие с противоречиями в декрете. Управляющий делами СНК В. Д. Бонч-Бруевич, сам бывший известным специалистом по религиозной проблеме, отметил, что в декрете «изменений быть не может, но что разъяснения могут быть», причем сам высказал пожелания о координации вопроса с религиозными структурами [1, оп. 4, д. 391, л. 140]. В частности он подал идею «создать орган, который бы и занялся разъяснением декрета», причем в его структуре был бы особый подотдел, в который предполагалось вызвать представителей различных вероисповеданий, для «того чтобы ознакомиться с тем, что они хотят, чем они недовольны» [1, оп. 4, д. 391, л. 141]. Для реализации этой идеи СНК поручил Бонч-Бруевичу составить номенклатуру всех вероисповедных толков [1, оп. 4, д. 391, л. 132]. Однако идея о создании органа, куда бы вошли представители всех религиозных конфессий, так и осталась на бумаге. Высшее руководство продолжило курс на искоренение «религиозного дурмана», ограничившись созданием того органа, который бы полностью проводил ее политику.
По решению СНК 8 мая 1918 г. в структуре Наркомата Юстиции был образован особый — 8-й ликвидационный отдел [16, с. 36-37]. Этот орган стал заниматься, согласно своему названию, ликвидацией прежних отношений между государством и Церковью и внедрением в жизнь декрета об отделении Церкви от государства и школы от церкви. По идее он должен был стать основным местом, куда недовольные граждане официально могли направить свои претензии по религиозным вопросам. Другой вопрос, что он не оправдал возлагаемые на него чаяния верующих, и во многом лишь оправдывал притеснения, исходящие от властей. Хотя ему было далеко до тех радикальных методов, которых впоследствии стали придерживаться силовые структуры, занявшиеся религиозным вопросом. Руководитель 8-го отдела П. А. Красиков, юрист по образованию, все же старался использовать правовые методы разрешения проблемы. В течение лета 1918 г. 8-й отдел НКЮ подготовил ряд важнейших положений, дополняющих декрет об отделении церкви от государства, которые 24 августа 1918 г. народный комиссар юстиции Д. И. Курский подписал как «Инструкцию о порядке проведения в жизнь декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви"» [7, с. 153]. В ней были даны уточнения по ряду вопросов, не полностью раскрытых в декрете. Даная
инструкция отражала определенные аспекты желаемой для государства деятельности общины. Все отношения с властью могли вести религиозные общины в составе «не менее 20-ти человек», так называемые двадцатки [7, с. 154]. Для того чтобы конкретный храм был передан в ведение той или иной группы верующих, необходимо было особое постановление местной или центральной власти. Имущество храма делилось на богослужебное и не богослужебное, если первое предполагалось передать в пользование создаваемым общинам верующих для отправления культа, то второе должно было быть изъято в пользу государства. Договор на передачу богослужебной утвари так же подписывался не с духовенством, которое теперь оставалось не у дел, а с группой верующих. Двадцатка брала на себя определенные обязательства, в частности: не допускать без согласования с местным руководством религиозных шествий, проведения собраний, проповедей, продажи книг, листовок, направленных против Советской власти. С этого времени большевики попытались построить отношения так, чтобы высшая церковная иерархия не могла отдать приказания низшему чину, ибо все служители культа были равны перед советским законом, который не подразумевал внутрицерковной дисциплины.
Но даже эта инструкция не объяснила все сложности новых церковно-госу-дарственных отношений. В ряде регионов стал твориться самый настоящий произвол. Это потребовало дополнительных разъяснений. 3 января 1919 г. вышел новый документ — «Циркуляр по вопросу отделения церкви от государства» НКЮ, критикующий недостатки местных властей. В нем, в частности, говорилось о всевозможных фактах притеснения общин верующих [12, с. 265-267]. Критики отмечали, что некоторые губисполкомы запрещали любые собрания верующих, даже «посвященные выяснению хозяйственных или вероисповедных нужд» [2, к. 72, ед. хр. 28, л. 15]. Также совершенно неверно было не разрешать верующим производить «добровольные сборы-складчины на приобретение предметов религиозного культа, на содержание служителей культа, на. приобретение различных предметов хозяйственного обихода для своего храма» [2, к. 72, ед. хр. 28, л. 16]. Осуждался полный разгром религиозных общин в некоторых монастырях. По мнению сотрудников Наркомюста, в среде монастыря следовало различить «трудовые элементы», которых надо поддерживать, и бывших монахов, которые «эксплуатируют их религиозность» [2, к. 72, ед. хр. 28, л. 13].
Знакомый с этой проблемой Бонч-Бруевич с полной уверенностью утверждал, что «всякое преследование за веру, за убеждения укрепляют последователей их, тем более, что страдание за веру с испокон века было свойственно русскому народу.» [2, к. 72, ед. хр. 28, л. 17], «с религиозными предрассудками и темнотой народных суеверий следует бороться не столько карами и репрессиями, сколько хорошей школой, пропагандой коммунизма и организацией хозяйства на коммунистических началах» [2, к. 72, ед. хр. 28, л. 15].
В качестве рекомендации для местных властей 8-й отдел НКЮ посылал различные разъяснения касательно тех или иных проблем конкретного региона. В документах прослеживается, как в оборот постепенно вводится понятие «надежной двадцатки», т. е. такой общины, которой возможно отдать здание храма, так как она выполнит все основные требования государства. Это под-
разумевало не только политический аспект благонадежности, но и определенные хозяйственно-технические запросы. Важно, чтобы при сдаче помещений верующим совдеп принимал во внимание «.действительную возможность со стороны группы верующих поддерживать принимаемые здания в надлежащем виде» [1, оп. 2, д. 714, л. 12], ибо «верующие из своих личных средств должны производить все текущие расходы по содержанию храмов, в том числе и расходы по ремонту» [1, оп. 2, д. 714, л. 12].
В различных регионах власти совершенно по-разному видели свой диалог с верующими. Некоторые старались поставить под контроль жизнь общины. Особенно сильно это было заметно в Петрограде, где власти 9-го августа 1919 г. на заседании по вопросам об отделении церкви от государства обсуждали вопрос об организации «двадцаток» при храмах, их классовый состав и выбор исполнительного органа верующих. Прихожанам предписывалось устраивать общее собрание не реже одного раза в месяц. Причем на собрание могли допускаться все граждане православного вероисповедания с совещательным голосом. Объявление о собрании должно было быть вывешено на стене храма, следовало также известить совдеп. Копии протокола собрания обязательно должны предоставляться в совдеп и комиссариат юстиции. Также крайне желательно «было привлечение в эту организацию возможно большего круга верующих, конечно, преимущественно представителей бедноты» [1, оп. 2, д. 714, л. 16 об.].
Главной задачей общины было совершение богослужения и основных таинств. Их регулярность и каноничность зависела в первую очередь от священника. Его участь была теперь незавидна. Циркуляр НКЮ от 29 октября 1920 г. особо подчеркивал:
Группе верующих следует понимать, что. приглашение, наем или увольнение того или иного служителя культа зависит исключительно от всей этой самой группы верующих, во избежание эксплуатации их религиозных чувств, у них имеется полная возможность ставить служителям условия при найме их. [1, оп. 6, д. 27, л. 198].
По разъяснению НКЮ № 712 от 10 июля 1920 г. священнослужители теперь «несут свое служение не в силу назначения епископом, а в силу доверия верующих», и подчинение местному епископу есть лишь «добровольный акт признания духовного авторитета» [1, оп. 6, д. 27, л. 29-30].
Между тем продолжали действовать приходы, в которых роль пастыря была по-прежнему велика. Подобную общину удалось создать настоятелю Московской церкви святителя Николая в Кленниках Алексею Мечеву. К нему стекались люди с разных окраин столицы. Он проповедовал идею монашества в миру [3, с. 141]. Впоследствии его дело продолжил его сын Сергей Мечев [6, с. 34]. «Мечевец» в то время стало синонимом строгого православного человека [8, с. 303]. Такие люди занимались и социальным служением. Они могли оказывать помощь как нуждающимся прихожанам, так и репрессированным священнослужителем.
Определенные изменения в общинной жизни произошли в годы нэпа. Главным водоразделом, существенно поменявшим государственно-церковные
отношения, стали мероприятия государства по изъятию церковных ценностей. Активное противодействие верующих данному процессу заставило государственные структуры усилить давление на объединения верующих. Прошли многочисленные судебные процессы, где наряду со священнослужителями судили и верующих. Закончилась легальная деятельность братств. Многие из них прекратили свое существование или вынуждены были перейти к подпольной деятельности.
Серьезный вклад в дестабилизацию жизни общин внесло обновленческое движение, преследовавшее своей целью окончательно разделить Церковь, разбив ее на ряд враждующих группировок. Борьба «тихоновцев» и обновленцев стала еще одной из печальных историй в жизни общин. Разделение верующих по данному признаку вылилось в значительное количество противостояний, часто заканчивавшихся физическим насилием христиан друг над другом.
Но положение постоянно менялось, и не последнюю роль в этом играло изменение внутриполитической ситуации. Болезнь Ленина, его отход от активной политической деятельности способствовали появлению других лидеров. Значительно уменьшилась роль ликвидационного отдела НКЮ, и в то же время усилилась роль силовых структур в решении религиозного вопроса. Неразбериха в верхах и стала одной из причин некоторого ослабления с лета 1923 г. давления на Церковь, получившего названия «религиозного нэпа», или «контрапункта» [8, с. 299]. В определенном смысле это выражалось в некоторой модификации законодательства по отношению к общинам. Граждане РСФСР, согласно постановлению ВЦИК от 3 августа 1922 г., могли зарегистрировать религиозное общество [11, с. 622].
Выделялось несколько видов общин. Основной оставалась «двадцатка», которая по-прежнему продолжала функционировать согласно инструкции 24 августа 1918 г. Однако теперь для создания общины можно было обладать и меньшим количеством приверженцев. Группы менее 20 человек могли собираться на дому на молитвенное собрание в частном порядке, «извещая подлежащий орган местной власти о времени и месте собрания» [1, оп. 7, д. 19, л. 309]. Существенным изменением в законодательстве стало введение понятия «религиозное общество», которое должно было состоять из 50 и более человек, достигших 18 лет и «неопороченных по суду» [1, оп. 6, д. 27, л. 144]. Для регистрации общества необходимо было подать документы, обозначенные в инструкции НКЮ и НКВД № 126 от 27 апреля 1923 г. «О порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съезда таковых» [1, оп. 6, д. 27, л. 106]. Основными документами были протокол собрания учредителей общества, список учредителей и устав общества. В протоколе учредителей отражался момент создания общества. В уставе общества были прописаны основные задачи организации, главной из которых было объединение граждан определенного исповедания вокруг конкретного храма для «устройств молитвенных собраний». При этом также подтверждалась ответственность общины за имущество храма и за приглашение конкретных священнослужителей. Членом объединения мог стать любой гражданин, принадлежащий к данному культу. Зачисление в общину производилось простым большинством при голосовании. Списки всех членов общины ежегодно следовало передавать
в отдел управления губисполкома [1, оп. 6, д. 27, л. 106]. Необходимо было указать не только основное место проживания каждого члена общины, но и его социальное, имущественное, общественное и служебное положение с 1914 г. Важнейшим аспектом была принадлежность верующего к определенному сословию до революции. Выяснялось время присоединения к религиозному культу. Этот список членов, а в особенности учредителей общины, представлял особый интерес для соответствующих органов.
Община должна была существовать на собственные средства, которые собирались верующими на содержание своего прихода. Все даяния должны быть добровольными, обязательные сборы были исключены. Вопросы, связанные с храмом (ремонт, благоукрашение), должны были решаться на общем собрании простым голосованием. Для представления своих интересов в связях с государственными структурами община избирала уполномоченных для ведения конкретных дел. Община могла быть закрыта не только по постановлению общего собрания членов данного коллектива, но и по решению губисполкома или вследствие ареста части членов общества [1, оп. 6, д. 27, л. 106]. Однако по-прежнему подчеркивалось, «что все религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах, но, в отличие от последних, не пользуются правами юридического лица» [1, оп. 6, д. 27, л. 198]. Религиозное общество как не имеющее юридических прав могло заключать только «сделки частно-правового характера, связанные с оправлением религиозного культа и пользованием культовым имуществом, как то: договоров о найме певчих, о доставке дров, о ремонте имущества и т. д.» [1, оп. 6, д. 27, л. 144].
Нельзя сказать, что либерализм центра уж очень сильно повлиял на местную власть, заставил ее изменить своей позиции — часто на местах общинам верующих продолжались чиниться всевозможные препятствия. Например, Костромской губисполком с 1918 г. отказывался зарегистрировать общину Богоявленского собора бывшего одноименного монастыря. Так, даже в мае 1923 г. местные власти отказывались отдать собор при данной обители верующим «ввиду крупной исторической и художественной ценности», которую представляет этот архитектурный ансамбль [1, оп. 6, д. 27, л. 69]. Однако истинная причина заключалась в том, что никогда не следовало
вставать на точку зрения культовых групп, всегда стремящихся навязать Советской власти принцип обязательности передачи верующим храмов, ставя разрешение вопросов в зависимость от того, желают или не желают верующие взять тот или иной храм в свое ведение [1, оп. 6, д. 27, л. 69-69 об.].
Признание же подобного принципа государственной властью «противоречит всему революционному построению нашей жизни» [1, оп. 6, д. 27, л. 69-69 об.].
Таким образом, время правления патриарха Тихона стало переломным этапом становления общинной жизни в новых условиях. Переход от господствующего положения Церкви к гонимому больно сказался на большинстве верующих. Они должны были приспосабливаться к требованиям атеистического государства. Организационные структуры православных верующих были многообразны и аморфны, как и вся церковная жизнь данного периода.
Прихожане постоянно были в поисках наилучшего сочетания официального (разрешенного) и желаемого для них состояния. Несмотря на трудности, этот период подарил нам образцы мужества и стойкости истинных ревнителей веры и показал возможность существования христиан в любых условиях.
ЛИТЕРАТУРА
1. ГА РФ. — Ф. А № 353: Народный комиссариат юстиции.
2. НИОР РГБ. — Ф. № 369: В. Д. Бонч-Бруевич.
3. Бычков С. Большевики против Русской Церкви. — М., 2006.
4. Голубцов С. Московское духовенство в преддверии и начале гонений. 19171922 гг. — М., 1999.
5. Декреты Советской власти. — М., 1957.
6. «Друг друга тяготы носите». Жизнь и пастырский подвиг священномученика Сергея Мечева. — Кн. 1. Жизнеописания. Воспоминания / Сост. А. Грушина. — М., 2012.
7. Кашеваров А. Н. Православная Российская Церковь и советское государство (1917-1922). — М., 2005.
8. Левитин-Краснов А., Шавров, В. Очерки по истории Русской церковной смуты. — М., 1995.
9. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. — М., 1957.
10. Одинцов М. И. Думский вызов: религиозные свободы и вероисповедные реформы в Российской империи (1900 — февраль 1917 г.). — СПб., 2013.
11. Собрание Узаконений РСФСР. — 1922. — № 49.
12. Филиппов Б. А. Очерки по истории Церкви. ХХ век. — М., 2012.
13. Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-1918 гг.). — М., 2002.
14. Цыпин В. А. История Русской Церкви. — М., 1997. — Кн. 9: 1917-1997.
15. Шкаровский М. В. Александро-Невское братство. 1918-1932 гг. — СПб., 2003.
16. Щапов Я. Н. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. — М., 1996.
17. Петроградский Церковный Вестник. — 1918. — № 19. — С. 2.
18. Церковные ведомости. — 1917. — № 9-15. — С. 64-66.