Основные направления евразийства в постсоветской России Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 93:1+930.85

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ЕВРАЗИИСТВА В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ

© А.Т. Бердин,

кандидат философских наук, старший научный сотрудник, Институт социально-политических и правовых исследований РБ, ул. Кирова, 15,

450008, г. Уфа, Российская Федерация, эл. почта: azat [email protected]

В статье рассмотрены основные причины и тенденции развития евразийства в постсоветской России. Проведен обзор главных направлений этой историко-философской парадигмы. Привлечены классификации А.И. Гарлика, Р.Р. Вахитова, А.В. Самохина. Рассматриваются неоевразийство А.Г. Дугина, последователи Л.Н. Гумилёва, «академическая» школа евразийства, право-консервативное и левое течения. Попытки воплощения этой парадигмы в рамках узкой партийности на практике показали свою слабость и утвердили перспективу для всех направлений евразийства: «молекулярное» проникновение в общество и власть, не конспирологическое или партийное, но мировоззренческое. Выбор альтернатив для России представляет собой выбор «антропологический», на грани эсхатологии: между опорой на человека и его традиции либо на «человека экономического» и «человека постмодерна». Имеются реальные перспективы синтеза различных направлений евразийства с такими несхожими парадигмами, как российский либеральный консерватизм, неокоммунизм КПРФ, региональные идеологии в некоторых национальных республиках РФ (например, традиционалисты Башкортостана), лево-патриотические и право-консервативные движения.

Признание культурно-цивилизационной преемственности и геополитической самодостаточности России и Евразии в целом, органический тип философии истории, полицентризм (методология «локальных цивилизаций») и ряд других направлений, несмотря на определенные расхождения в интерпретациях и проблематике с классическим евразийством, позволяют объединять их в возрожденную на новом уровне парадигму евразийства.

Евразийство проходит путь от предмета интеллектуальных дискуссий к концепции государственной практики, реализуемой на самом высоком уровне, в т.ч. в формате Евразийского Союза - единого политического, экономического, военного, таможенного, гуманитарного и культурного пространства.

Ключевые слова: Евразия, евразийство, неоевразийство, последователи Л.Н. Гумилёва, «академическая» школа евразийства, традиционализм, манихейская логика, традиционалисты Башкортостана, постсоветская Россия

© А.Т. Berdin

MAJOR DIRECTIONS OF EURASIANISM IN POST-SOVIET RUSSIA

Institute for Socio-Political and Legal Studies of the Republic of Bashkortostan 15, ulitsa Kirova,

450008, Ufa, Russian Federation, e-mail: azat [email protected]

The article examines the history, root causes and trends in the development of Eurasianism in post-Soviet Russia and presents a review on the major directions of this historical-philosophical paradigm. Classifications made by A.I. Garlik, R.R. Vakhitov and A.V. Samokhin are involved in the study. Consideration is given to A.G. Dugin's Neo-Eurasianism, concepts of L.N. Gumilev's followers, "academic" school of Eurasianism, right and left conservative movements. Alternatives for Russia imply the "anthropogenic" choose on the verge of eschatology: between relying on human being and his traditions, on the one hand, and "Homo economicus" and "Homo postmodernum", on the other. There are actual prospects to synthesize different directions of Eurasianism with such dissimilar paradigms as Russian liberal conservatism, neo-communism of the CPRF, regional ideologies in some national republics of the Russian Federation (e.g. traditionalists of Bashkortostan), left-wing patriotism and right-wing conservatism.

The recognition of cultural and civilizational continuity and geopolitical self-sufficiency of Russia and Eurasia as a whole, organic-type philosophy of history, polycentrism (methodology of "local civilizations") and several others allow combining them into the Eurasianism paradigm restored at a new level, despite certain contradictions in interpretations and the range of problems with classical Eurasianism.

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ

V /21

2015, том 20, № 4 (80)

А.Т. Бердин W////////////////////////^^^^

Eurasianism is working its way from the subject of intellectual discussions to the concept of state practice implemented at the highest level, including the format of the Eurasian Union as an integral political, economical, military, customs, humanity and cultural space.

Key words: Eurasia, Eurasianism, Neo-Eurasianism, L.N. Gu-_ milev's followers, «academic» school of Eurasianism, right-wing conservatism, left-wing patriotism, traditionalists of Bashkortostan, post-Soviet Russia

За четверть века поиск возможных путей выхода из создавшегося в России и в геополитическом пространстве кризисного положения привел к появлению ряда концепций, в т.ч. евразийства. Современное евразийство неоднородно и интерпретации его различны. Известны классификации А.И. Гарли-ка [1], Р.Р. Вахитова [2], А.В. Самохина [3] и др. Последняя из них в основных сюжетах совпадает с нашей ранней интерпретацией евразийства, но отличается как специализированное на данной парадигме исследование [4, с.130—157]. В соавторстве с А.М. Буранчи-ным мы обращали внимание на достоинства и некоторые недостатки выделения А.В. Са-мохиным пяти направлений: неоевразийство А.Г. Дугина, последователи Л.Н. Гумилёва, «академическая» школа евразийства, право-консервативное и левое течения [5]. Из подобной систематизации выпадает использование евразийской парадигмы в региональной идеологии некоторых национальных республик РФ и государств СНГ, в частности, «евразийство» Н.А. Назарбаева (внимание которому уделено, например, в классификации

A.И. Гарлика). Такой подход не учитывает новые сюжеты: открывающиеся заново перспективы евразийства в России после отступления в 2005—2014 гг., с вытеснением его интенций в российской патриотической мысли различными вариантами русского национализма от Е.С. Холмогорова и Е.А. Просвирнина до

B.С. Милова и Н.А. Нарочницкой, — связаны именно с резко возросшей ролью геополитических проектов евразийской интеграции, включая ШОС и БРИКС, для самой России. Он скрывает от нас существенные идейные процессы в национальных республиках РФ, включая взаимосвязь евразийства с традиционализмом [6; 7].

Все современные направления сложно считать прямым продолжением «классического евразийства» 1920-х годов, но существует ряд признаков, объединяющих их: признание культурно-цивилизационной преемственности и геополитической самодостаточности России и Евразии в целом, органический тип философии истории, полицентризм (методология «локальных цивилизаций») и ряд других, указанных ниже, которые позволяют считать «возрождение евразийства» отнюдь не только метафорой.

Причин возрождения евразийства несколько. Распространено мнение, что современный духовный и социокультурный кризис в России аналогичен кризису 1917 г., является в идейно-идентификационном смысле его продолжением [8, с. 29]. Отсюда возникла потребность обратиться к не исчерпавшим себя идеям начала ХХ в., на новом научном уровне. Евразийство заострило внимание на существовании в российском суперэтносе двух составляющих — «западной», «славянской» и «восточной», «туранской», и призвало рассмотреть взаимоотношение этих течений в истории будущем России. Революция «Февраля» и «Октября» в своих целях разложения центральной власти сначала всячески провоцировала активизацию сознания нерусских народов России. В длительной борьбе за национальное самоопределение по итогам Гражданской войны в России были созданы национально-государственные образования, обладающие автономией: Башкирская АССР, Татарская АССР, Дагестанская АССР и другие, не говоря уже о союзных республиках, получивших после распада СССР возможности для самостоятельного государственного развития. Конечно, в советскую эпоху эта автономия носила декларативный характер. Но

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2015, том 20, № 4 (80) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII

суть процесса была глубже. Были активизированы очаги создания кадров национальной бюрократии и национальной интеллигенции [4, с. 43]. Неслучайно современные этнопо-литические элиты национальных республик России декларируют свою историческую преемственность с национальной интеллигенцией и политиками начала XX в. и революции [9]. Возросшее национальное сознание ставило тогда и ставит ныне проблему самоидентификации каждого народа в российском социуме. Этот процесс был весьма точно спрогнозирован Г.П. Федотовым в тот же период, когда создавалось течение евразийства [10, с. 454— 455, 460]. Общий постулат евразийства — признание цивилизационной преемственности современной евразийской державы — России, от Тюркского, Булгарского, Киевского каганатов и Золотой Орды — органично предоставляет народам РФ возможности именно такой идентификации.

Именно от комплиментарности этих «составляющих» во многом зависит межнациональный мир в России и ее историческая судьба. «Чеченские войны» показали, к чему могут привести неконтролируемые национальные и социальные отношения. Сам процесс «мобилизации политизированной эт-ничности» (термин В.Р. Филлипова), вполне органично вписавшийся в развитие постсоветской России, отметим, развитию не по самому худшему, югославскому, например, сценарию свидетельствует о том, что «туран-ская» составляющая является не анархичной и не дивергентной. Вопреки тому, что представляется в либеральной западнической модели истории России со времен С.М. Соловьева [11, с. 545] до наших дней [12, с. 168, 255], включая и построения В.Р. Филлипова [13, с. 43].

Рассмотрим коротко основные направления современного евразийства. Неоевразийство как политическое явление в медиа-сфере связывали главным образом с именем А.Г. Дугина. В конце 80-х годов прошлого века он занимал эпатажно правые позиции, будучи одним из основателей интеллектуальной право-диссидентской группы «СС» и участвуя

в одиозном движении «Память». Приветствовал перестройку за революционный слом жестких сруктур СССР, однако в 1991 г. познакомился с А.А. Прохановым и стал озвучивать идеи, концептуально близкие национал-большевизму. Однако в 1993 г. Дугин отходит от реставрации империи в формате, близком СССР, тем более, путем вооруженного свержения «медиократической» власти кремлевских либералов. С 1993 по 1998 год происходит развитие доктрины неоевразийства, выходят основные работы Дугина. Складывается и организационно неоевразийское движение. Именно в этот период движение получает денежные средства от общественных фондов «Кавказ», «Единение» и выпускает большое количество брошюр и программных заявлений. Дугин одновременно поворачивается к Православию, критикуя Рене Генона за его недооценку христианства [3]. Следует отметить, что он вошел не в РПЦ, а в старообрядчество. В итоге своей эволюции в конце 1990-х годов Дугин пришел к признанию советского периода в истории России как положительного явления, но окончательно порывает с левой оппозицией.

Интересен его анализ теории и практики мировых заговоров, где он раскрывает их генезис и мифотворческую сущность [14]. Но сам Дугин нередко склонен к мифологизированной форме передачи своих идей. История представляется им вслед за К. Шмиттом как противостояние двух типов цивилизацион-ного развития — «морского» (Запад, «Новый Карфаген») и «континентального» (Евразия, «Новый Рим»). Их символические идеологе-мы он определяет как «власть крови» (кровное, расовое родство, мало зависящее от территории обитания) и «власть почвы» (места традиционного проживания, а не этническая принадлежность). О том, что для многих «ту-ранских» этносов, обостренное внимание к которым виндицируется евразийству как обязательное, характерна именно мифологема «власти крови», Дугин умалчивает. История, в т.ч. СССР и РФ, интерпретируются им через борьбу этих составляющих. В действительности дихотомия Моря и Суши восходит

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2015, том 20, № 4 (80) llllllllllllllllllllllllllllllllllllllllIllllllllllllliU

к манихейской логике, дуалистично противопоставляющей Свет и Тьму. Рецидивами ма-нихейского сознания, по нашему мнению, являются, в частности, «протестантская этика», «секты мироотрицания» (термин Л.Н. Гумилёва) и русское «интеллигентское сознание» («Вехи») [4, с. 163]. Именно евразийскому сознанию как «переводчику смыслов» (термин С. Переслегина) [15, с. 255] подобный конфронтационный дуализм несвойственен.

Китайское мировоззрение, которое бесспорно относится к «континентальному» архетипу, казалось бы, также дуалистично (Инь-Ян). Но, в отличие от манихейской логики, даосский дуализм диалектичен, черты «света» и «тьмы» в ней взаимозаменяемы и не могут быть навечно привязаны к одному и тому же объекту. Тем более, к одной цивилизации или народу, постоянно изменяющие свои характеристики во времени, что неоднократно подчеркивал П.Б. Струве в дискуссии с евразийцами [16, с. 336]. По сравнению с китайской («И-Цзин», «Дао дэ-цзин») мифологема Ду-гина остается мифической аллегорией, весьма уязвимой для критики. Этим оригинально воспользовался, например, Х.-А. Нухаев для обоснования провиденциальной роли чеченского сепаратизма на межконфессиональной конференции, созванной по инициативе А.Г. Дугина. К стихиям Моря и Суши Ну-хаев добавил архетип Гор, олицетворенный Чечней, воплощающий, по его мнению, весь конструктивный потенциал традиционализма и духовности. Суша, олицетворяемая Россией-Евразией, в его интерпретации явилась лишь промежуточным архетипом по отношению к Горам или Морю и должна либо признать духовное лидерство Гор, либо капитулировать перед разлагающим натиском Моря [17, с. 32]. Контрпродуктивность подобной игры метафор, думается, не нуждается в обосновании.

Присутствует в творчестве А.Г. Дуги-на и такая общая, по мнению А.И. Гарлика, черта евразийства, как оппозиция современному российскому либерализму. Либерализм оценивается как форма, пришедшая с Запада, и гибельная не только для Советской России

как государства, но и для России-Евразии как цивилизации. Отсюда поиски Дугиным «нового социализма» для России, дающие повод причислить его к тенденции именно того варианта евразийства, который подвергся столь резкой критике П.Б. Струве.

В 2002 г. усилиями Дугина создается «центристская» партия «Евразия», заявляющая о своей полной поддержке президента РФ В.В. Путина. Это была неудачная попытка реализации политтехнологической идеи, успешно претворенной в движении «Наши» и «Единая Россия» В.Ю. Сурковым. Майдан, Крымский кризис, Русская весна и война в Новороссии резко активизировали риторику Дугина, он вновь повысил свою узнаваемость в патриотическом и либеральном лагерях. Маргинальность дугинской партии «Евразия» закономерна: поскольку евразийство является широким социокультурным мировоззрением, его элементы могут присутствовать среди сторонников самых различных партий, но превращение евразийства в партийную идеологию одной политической организации способно дискредитировать его как мировоззрение. Наглядный пример — полемика Дугина как председателя партии «Евразия» с председателем другой одноименной партии А.Т. Раджабовым с выяснением о том, какая же из этих организаций отражает «истинно евразийские ценности». Работы следующего, собственно «евразийского» периода, были гораздо свободнее от мифологических импровизаций [18, с. 5]. Ныне основной целью Дугин называет воздействие на военно-политические круги страны.

К другому современному течению евразийства относятся последователи концепции Л.Н. Гумилёва. Наиболее полно работы данного направления представлены на сайте Gumilevica и интернет-журнале «Евразийский вестник» [19]. По мнению А.В. Самохина, в учении Гумилёва отсутствует евразийское понятие «культурно-исторический тип», т.е. цивилизации, которая бы объединяла несколько этносов общим культурным полем. Вместо этого он вводит понятие суперэтноса, т.е. конгломерата близкородственных этно-

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2015, том 20, № 4 (80) 1111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111

сов. Однако «классические» евразийцы (Н.С. Трубецкой) считали, что в России-Евразии существует единый культурно-исторический тип, как и в Европе. По Гумилёву же, в Европе — один суперэтнос, а в России — их семь. Вследствие этого, по мнению Самохина, «любые аргументы неоевразийцев (А.Г. Дугин), обосновывающие естественность общеевразийского национализма (тяготение этносов друг к другу в рамках одного культурно-исторического типа), наталкиваются на обвинение в попытке создать объединение семи суперэтносов, что, согласно теории Л.Н. Гумилёва, является неестественным, «химерным» развитием» [3]. В действительности это наблюдение неточно.

Во-первых, обозначение Гумилёвым 7 суперэтносов относится не к современному, а к намного более раннему историческому периоду. Смертны этносы и суперэтносы, современная этническая карта Евразии сильно отличается от средневековой: Евразия — «не только огромный континент, но и сформировавшийся в центре его суперэтнос с тем же названием» [20, с. 297]. В частности, в числе 7 суперэтносов современный российский суперэтнос вообще отсутствует — он зародился, по Гумилёву, лишь 500 лет назад, поскольку население Киевского каганата и Московской Руси принадлежало к различным линиям этногенеза.

Во-вторых, «химера» в интерпретации Гумилёва есть не отрицательная и не положительная характеристика, а тип этнического взаимодействия, весьма частый, по его описанию, в истории [21, с. 171]. В связи с процессами глобализации такой тип может неизбежно стать преобладающим.

В-третьих, именно Гумилёв выдвинул идею комплиментарности и единого культурно-этнологического принципа «единства в многообразии», исторически воедино скрепляющих народы Евразии.

Во второй половине 1990-х годов начинает формироваться академическое направление евразийства в лице А.С. Панарина, В.Я. Пащенко и др. В данных работах он также обращался к противостоянию континенталь-

ного, евразийского и «пиратского», западного архетипа; итогом современного развития он считает экспансионистскую идеологию модерна и экономическую коммуникационную агрессию в форме трансфертного перераспределения мировых богатств. Основными пороками модерна являются его маргинализирую-щая сущность, разрыв вертикальных связей, т.е. одной из основ социокультурной продуктивности общества; бездуховность и снижение роли гуманитарного и фундаментального знания; творческая бесплодность, заключающаяся в экстенсивной экстраполяции вестер-низирующей модернизации по планете при неспособности предложить миру качественно новые, «иные» способы развития и выхода из глобального кризиса. Мотивы критики глобализма Панариным созвучны идеям, намеченным мыслителями советского традиционализма [22]. Противоречивость его теории заключается в абсолютизации цивилизаци-онных особенностей российской, евразийской цивилизации. Славянофильство и народничество являлись таким же рецидивом раздвоенного, интеллигентского сознания, как и западничество, основанном на необъективной картине мира. Именно от таких тенденций предостерегал евразийцев Струве. Замена старых конфронтационных дихотомий: либерализм/консерватизм и т.п. новой геополитической дилеммой «атлантизм — евразийство» не представляется позитивным вкладом в философское, синкретическое преодоление дивергентной «раздвоенности» русской мысли и в идейную консолидацию общества, которые являются сутью традиционализма. «Антилиберальная» риторика А.С. Панарина была справедливо направлена на обоснованную критику слабостей либерализма и его пороков. В последующих трудах он переносит основной акцент своей полемики на критику постмодерна [23, с. 195—244]. Указывает на замену творческого «фаустовского» духа доктринами однополярного мира, «глобального неоконсервативного тоталитаризма» и виртуальной манипуляцией экономикой и человеческим сознанием, основанными на мировоззрении постмодерна. Из представленных

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2015, том 20, № 4 (80) 11111111111111111111111111111111111111111111111111111|53

им фактов следуют выводы, предсказанные еще И.А. Ильиным: противостоящий консерватизму бездуховный либерализм, допускающий свои радикальные интерпретации, оказался не способен избежать тотального кризиса и превращения в собственную противоположность: из «идеологии свободы» — в идеологию и практику нового тоталитаризма «нового средневековья», постомодернистских «сумерек Просвещения».

Рассматривая особенности российской цивилизации, А.С. Панарин отметил, что «ее интегрирующей способности хватило и на то, чтобы добиться сближения и синтеза двух великих стихий, суши и моря, находящего воплощение в альтернативах культуры, политики и экономики. Может быть, не случайно великую евразийскую степь сравнивали с океаном, евразийские караванные пути — с проливами, а кочевников — с кочевниками моря» [24, с. 243]. В крушении советской цивилизации он увидел попытку стратегов однополярного мира «заново разлучить евразийские массы с Просвещением, разложить ментальный сплав, получивший имя «советского человека» [22, с.160] И выйти из духовного кризиса страны возможно лишь «путем приобщения к великим цивилизационным традициям — православным, мусульманским, буддистским» [23, с. 155].

А.В. Самохин выделил в группу современного право-консервативного евразийства творчество В.В. Кожинова, который действительно стремился соединить евразийство с «черносотенным консерватизмом» начала века. В этом смысле он является последователем «евразийского центра» (Н.Н. Алексеев, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий). При этом близок идеям Л.Н. Гумилёва в плане евразийства как вариации цивилизационного подхода. Кожинов постепенно пришел к убеждению, что противоборство советского и антисоветского проектов в действительности является лишь частным случаем геополитической борьбы российской/евразийской цивилизации за свою идентичность и существование. Он подчеркивает евразийский характер таких государств как Византия, Киевская Русь

(Киевский каганат), Россия, СССР и неискоренимое противостояние с ними Запада. Кожинов, ранее искренний антисоветчик, оценивал Советский Союз как воплощение мощи евразийской цивилизации, причем выделял в нем антироссийское, а значит антиевразийское, космополитическое направление, ассоциируемое с Л.Д. Троцким, и почвенническое, патриотическое, проевразийское, победившее в лице И.В. Сталина. При этом старательно стремился избегать лубочного схематизма, постоянно напоминая о сложности и разновекторности этого процесса, включая политику Сталина, и указывая на антиисторичность преувеличения его роли как обличителями, так и апологетами сталинизма. Кожи-нов ясно позиционировал себя как идейный союзник Л.Н. Гумилёва и С.Г. Кара-Мурзы, демонстрируя связность евразийской парадигмы [25].

Современное левое направление евразийства представлено Т.А. Айзатуллиным, Р.Р. Ва-хитовым, И. Игнатьевым, С.Г. Кара-Мурзой, С.А. Телегиным, И.А. Тугариновым и др. К изданиям этого направления общественно-политической мысли можно отнести ряд интернет-проектов: сайт «О ситуации в России» и с альманахом «Восток», сайт «Красная Евразия», сайт Т.А. Айзатуллина, сайт традиционалистов Башкортостана «РБ-ХХ1 век».

Основными чертами этого идейного течения стала попытка применения цивилиза-ционного подхода к рассмотрению советского периода истории России. Известны взгляды С.Г. Кара-Мурзы, изложенные им в большом количестве работ и обобщенные в труде «Советская цивилизация» и спецкурсе МГУ «Кризисное обществоведение» [26—27].

В своем интервью автору статьи на вопрос по поводу причисления его к евразийцам он заметил: «Я не специалист по евразийству. Но если меня причисляют к этому течению, значит, согласно критериям моих коллег, я выражаю некоторые его установки. Действительно, я считаю, что на территории Евразии сложилась целостная, самобытная и устойчивая цивилизация, в которую входит русский народ как ядро и большое число народов с общей

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2015, том 20, № 4 (80) 1111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111

центральной мировоззренческой матрицей. ... Она позволяет нам не просто выжить в сложных природных и геополитических условиях дел, но и быстро развиваться, делая жизнь достойной, наполненной духовным смыслом, дающей возможности для самовыражения личности и вызывающей уважение многих народов всего мира, в том числе даже наших цивилизационных противников. Поэтому нам нет никакого смысла прерывать и менять эту цивилизационную траекторию. Это было бы колоссальной исторической глупостью. А кроме того, это принесло бы такие массовые страдания, которые для многих народов, в том числе и для русских, были бы чреваты пресечением их корня. .Разжигание русского эт-нонационализма, — это эффективное средство предотвратить восстановление всей евразийской цивилизационной конструкции. Конкретно, помешать восстановлению политических структур единого государства, единого хозяйства, единой школы, общих культурных устоев. На мой взгляд, установка на разжигание всяческих этнонационализмов в России уже с 70-х годов была принята в интеллектуальной верхушке нашего цивилизационного противника как главный вектор» [28].

На сайте «Красная Евразия», созданном в июле 2003 г., опубликован манифест «Утверждение левых евразийцев», в котором они заявили, что «левых евразийцев отличает от русских коммунистов немногое»: левые евразийцы не верят, что на Земле можно построить идеальное общество — коммунизм, выступая за «реальный социализм» — наилучший из несовершенных земных обществ. «Наконец, левые евразийцы мыслят не в категориях общечеловеческого прогресса, а в категориях теорий локальных цивилизаций. .Левые евразийцы — противники глобализации, какой бы она не была» [29]. Выделяя основные отличия современного левого евразийства от классического, один из его идеологов Р.Р. Ва-хитов пишет: «Прежде всего, современные последователи левоевразийской парадигмы стремятся найти перекличку теорий цивили-зационного подхода не с классическим марксизмом К. Маркса и Ф. Энгельса, а с западным

неомарксизмом, прежде всего, в лице философии А. Грамши и в меньшей мере мыслителей Франкфуртской школы. Далее, советскую цивилизацию они рассматривают через призму теории традиционного общества, обладающей, на наш взгляд, большим эвристическим потенциалом применительно к обществам неевропейского типа. Наконец, они уделяют большое внимание вопросам идеологии, подробно анализируя механизмы манипуляции сознанием, взятые на вооружение современными буржуазными демократиями» [2]. Левые евразийцы представляют сущность советской цивилизации как уникальный культурно-исторический феномен, сумевший провести в XX в. очередную модернизацию, оставаясь в рамках традиционного общества. В период перестройки и постперестроечной смуты советские традиционалисты и, в первую очередь группа С.Г. Кара-Мурзы, смогли нейтрализовать многие неолиберальные мифы в общественном сознании.

На настоящий момент при всем разнообразии направлений, евразийство представляет собой мировоззренческую систему, объединенную определенными общими признаками. Попытки воплощения этой парадигмы в рамках узкой партийности на практике доказали свою слабость (партия «Евразия») и окончательно утвердили перспективу для всех направлений евразийства: «молекулярное» проникновение во власть и общество, не конспирологическое или партийное, но мировоззренческое. Выбор альтернатив для России представляет собой выбор «антропологический», на грани эсхатологии: между опорой на человека и его традиции либо на богоборческие проекты «человека экономического» и «человека постмодерна». Особого внимания заслуживают реальные перспективы синтеза различных направлений евразийства с такими несхожими парадигмами, как российский либеральный консерватизм, неокоммунизм КПРФ, региональные идеологии в некоторых национальных республиках РФ (например, традиционалисты Башкортостана), лево-патриотические и право-консервативные движения.

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2015, том 20, № 4 (80) 1111111111111111111111111111111111111111 ННПННшЕЗЗ

ЛИТЕРАТУРА

Г.П.

Р%01, том 20, N 4 (80)