CC BY
217
ФИЛОЛОГИЯ
УДК 821.161.1-192-95:130.2:2
Н. Г. Юрина
ОСМЫСЛЕНИЕ ТВОРЧЕСТВА М. Ю. ЛЕРМОНТОВА РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКОЙ КРИТИКОЙ РУБЕЖА ВЕКОВ: КОНЦЕПЦИИ, ПОЛЕМИКИ, ФОРМИРОВАНИЕ ТРАДИЦИЙ
Аннотация. Статья посвящена проблеме критической интерпретации наследия М. Ю. Лермонтова на рубеже Х1Х-ХХ вв. В центре внимания находятся лермонтовские концепции представителей религиозно-философской критики обозначенной эпохи - В. С. Соловьева, В. В. Розанова, Д. С. Мережковского. Автор статьи представляет и анализирует отдельные критические суждения и оценки лермонтовского наследия, восстанавливает картину литературно-критической борьбы конца Х1Х - начала ХХ в., связанной с именем Лермонтова. Определяется вклад религиозно-философского направления русской критики 1890-1900-х гг. в изучение и истолкование лермонтовского творчества, традиций, заложенных писателем.
Ключевые слова: религиозно-философская критика, критический метод, критическая оценка, литературно-критическая интерпретация, литературная полемика, критическая концепция, традиция.
Abstract. The article is devoted to the problem of critical interpretation of Lermontov’s heritage at the end of XX-XXI centuries. The main point of our attention are conceptions about Lermontov created by V. S. Solovyov, V. V. Rozanov,
D. S. Merezhkovsky. The author of the article presents and analyses different critical opinions and appraisals of Lermontov’s heritage, restores the picture of literary-critical contest at the end of XX-XXI centuries connected with Lermontov. The article identifies the contribution of religious-philosophic trend of Russian critique of 1890-1900 to studying and interpretation of Lermontov’s works and traditions.
Keywords: religious-philosophic critique, critical method, critical appraisal, literary-critical interpretation, literary polemics, critical conception, tradition.
В русской литературе Х1Х столетия творчество М. Ю. Лермонтова явилось, пожалуй, самым ярким художественным выражением индивидуализма, что затрудняло возможность его адекватного восприятия отечественной критикой, ориентированной на надличностные идеи. Критические оценки наследия писателя, как правило, тяготели либо к отрицанию его индивидуализма, либо к попытке подвести его под какую-то неиндивидуалистическую идеологическую концепцию (социальную, религиозно-философскую и т.д.).
Конец Х1Х - начало ХХ в. - один из наиболее напряженных и в то же время мало изученных периодов в истории литературно-критической борьбы, связанной с именем Лермонтова. В литературной науке не раз говорилось о пестроте и динамичности картины литературной критики рубежа веков, о со-
седстве направлений, порой прямо противоположных. Это своеобразие эпохи вполне отразилось в критических спорах о Лермонтове.
К творчеству Лермонтова обращались представители разных направлений критической мысли этого периода: народники, марксисты, философы-идеалисты, представители различных академических школ, модернисты, критики-фельетонисты [1]. Можно выделить три этапа литературно-критической полемики конца Х1Х - начала ХХ в., связанной с жизнью и наследием писателя. На первом ее этапе (1889-1901) вопрос о Лермонтове как самостоятельный еще не был поставлен. Читающая публика мало откликалась на возникающие веяния в критике, на зарождавшийся спор, так что новые ракурсы в рассмотрении творчества писателя (В. О. Ключевский «Грусть (Памяти М. Ю. Лермонтова)», 1891; В. С. Соловьев «Лермонтов», 1899) скорее шокировали, нежели находили сторонников. Характерной чертой второго этапа (1902-1913) стало усиление позиций модернистской критики и массовый интерес к проблемам творчества Лермонтова (Д. С. Мережковский «Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», 1909; А. А. Измайлов «Помрачение божков и новые кумиры», 1910). Трактовка наследия писателя в эти годы опиралась на основные положения, высказанные ранее, доводила их до логического конца. Третий период (1914-1917) литературно-общественных споров о Лермонтове свидетельствовал о кризисе модернистской критики (Ю. И. Айхенвальд «Заметка о «Герое нашего времени»», 1914) и начале пристального научного изучения творчества писателя (Н. К. Котляревский «Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения», 1915).
Отдельные критические работы 1890-1900-х гг., посвященные творчеству Лермонтова, фрагментарно освещались либо в монографиях о писателе (Е. Н. Михайлова, Л. Я. Гинзбург и др.), либо при изучении лермонтовских традиций в творчестве литераторов ХХ в. (Д. Е. Максимов, А. П. Авраменко и др.), либо в общих трудах по истории литературы и критики (В. И. Кулешов, А. А. Носов и др.). Роль религиозно-философской критики в интерпретации лермонтовского наследия уже осмысляется современными исследователями [2-5], но, на наш взгляд, требует более пристального внимания.
В рамках данной работы мы предполагаем: 1) воспроизвести и проанализировать лермонтовские концепции представителей религиозно-философского направления в русской литературной критике рубежа веков, которые «столкнулись» не только между собой, но и с марксистской, народнической, символистской оценками лермонтовского наследия; 2) восстановить отдельные моменты журнальных полемик, ярко характеризующих индивидуальность писателя и воссоздающих общую картину литературно-критической борьбы эпохи; 3) определить конкретный вклад религиозно-философского направления русской критики 1890-1900-х гг. в изучение и истолкование лермонтовского творчества.
Религиозно-философское направление в русской критике рубежа веков в российском литературоведении, как правило, не рассматривается как явление целостное и самостоятельное: не выделены ее ключевые принципы, нечетко очерчен круг персон, ее представляющих, не изучены истоки, характер становления и развития явления, не намечены традиции, им обусловленные. Работы представителей религиозно-философской критики интерпретирова-
лись через принципы критики символистов (В. С. Соловьев, Д. С. Мережковский и др. [6, 7]) или рассматривались как стоящие вне направлений, связанные с субъективно-идеалистическими (религиозно-идеалистическими) концепциями (А. Л. Волынский, В. В. Розанов и др. [8, 9]). Тем не менее, мы исходим из существования общих истоков религиозно-философского направления в критике, общих принципов, определивших на рубеже веков критический метод К. Н. Леонтьева, Н. Ф. Федорова, В. С. Соловьева, Д. С. Мережковского, А. Л. Волынского, В. В. Розанова, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, Л. Шестова и других и повлиявших не только на конкретные оценки литературных явлений, но и на стилевые особенности их критической прозы, заложенные ими традиции.
Истоки религиозно-философской критики конца Х1Х - начала ХХ в. мы связываем с эстетическими принципами и критическим методом «любомудров» и П. Я. Чаадаева. Объявление поэзии высшим родом искусства, философский универсализм, идея провиденциальной функции художника в момент творчества, сведение смысла творчества к сознательно поставленной и реализуемой единой нравственно-религиозной задаче - в эстетике, интерес к отразившемуся в художественном тексте «вечному» кругу проблем, общая манера сочетания в критическом анализе элемента чисто эстетического с философскими суждениями «по поводу», некая отвлеченность размышлений -в критике - позволяют рассматривать религиозно-философскую критику рубежа веков как продолжение эстетических и литературно-критических работ «любомудров». С другой стороны, несомненна связь этого направления с «философской» критикой В. Г. Белинского, «органической» критикой Ап. Григорьева и «почвеннической» критикой Ф. М. Достоевского и Н. Н. Страхова (объединение философской эстетики с «практической» критикой, принцип активного воздействия на художественную литературу, подробный анализ идейного смысла произведения и т.д.).
Русская религиозно-философская критика была представлена рядом оригинальных мыслителей с собственным философским видением мира, эстетическими взглядами, художественными пристрастиями, поэтому так сложно выявить общие принципы, определившие их конкретные суждения и оценки. Свой критический метод они определяли по-разному: «философская» критика - Соловьев, «субъективная» («творческая») критика - Мережковский, «научно-историческая» критика - Розанов и т.д. Тем не менее, можно выделить, на наш взгляд, несколько общих принципов, которые были во многом определены в творческой деятельности корифея и основателя русской философской критики рубежа веков В. С. Соловьева: 1) обращенность к классической литературе, стремление соизмерить современные произведения с эталоном классики; 2) убеждение в необходимости философского анализа художественного произведения, восходящего к его объективной смысловой основе (оценка деятельности поэта «по существу», а литературного произведения «как прекрасного предмета, представляющего в тех или иных конкретных формах правду жизни, или смысл мира»); 3) ориентация на отраженные в художественном творчестве метафизические категории Красоты, Истины, Добра; 4) предельная обобщенность в восприятии литературного явления: анализ художественного мира писателя в целом, определение ключевого направления и значения его творчества в истории литературы; 5) строгая выборка художественных текстов, включенных в рамки критического анализа,
акцент на позитивном, явно удачном опыте; 6) целостность критического анализа, убеждение в равнозначности содержательной и формальной сторон произведения; 7) «воспитательная» и «пророческая» направленность критических суждений; 8) ярко выраженное личностное начало, эмоциональная манера представления своих взглядов. Кроме некоторых общих принципов, которые могли находиться в разном соотношении, представителей религиозно-философской критики сближало общее скептическое отношение, с одной стороны, к утилитарной «реальной» критике, которая отказалась от вечных истин, с другой - к эстетической, которая объявила о разрыве всяких связей с действительностью. Именно эти общие принципы и признаки позволяют нам рассматривать, например, критику Мережковского, берущую за принцип истолкования литературного явления его религиозное обоснование, в рамках религиозно-философского, а не символистского направления (близость к последнему, бесспорно, проявляется на уровне стиля и приемов).
Представители религиозно-философского направления в отечественной критике рассматривали личность и наследие Лермонтова как значимое явление, повлиявшее не только на ход отечественной словесности, но и через десятилетия определявшее духовое развитие русского общества. Вот почему высказывания критиков о поэте были неоднократными, часто противоречивыми и категоричными.
Одним из ярких событий в русской культурной жизни конца Х1Х столетия стали печатные и устно-публичные выступления В. С. Соловьева (1853-1900), в которых была предложена принципиально новая концепция лермонтовского творчества. В 1880-е гг. Соловьев относил лирику Лермонтова к «области чистой поэзии», считая, что ею «могла бы гордиться любая европейская литература» («Национальный вопрос в России», 1883-1888). В середине 1890-х гг. он разделил русскую поэзию на три группы: «органическое творчество», «лирика разочарования» и поэзия «положительной мысли» -и объявил Лермонтова главой второй из них («Поэзия гр. А. К. Толстого», 1895). Поэты этого направления, по мнению Соловьева, допускали рефлексию в творчество, делали ее «постоянным... и преодолевающим элементом в сознании», а отрицательное отношение к собственной жизни и к окружающему миру переносили в свою поэзию. В статьях конца 1890-х гг. Соловьев все чаще подчеркивает противоречивый, но, по сути, демонический характер творчества поэта, то, что Лермонтов «до злобного отчаяния рвался» к Божественному и не мог его достигнуть («Особое чествование Пушкина», 1899).
Наиболее полным и окончательным высказыванием Соловьева о писателе является его лекция «Лермонтов» (1899). Лермонтов, по мнению критика, - «прямой родоначальник» ницшеанских настроений в поэзии, выразившихся в идее сверхчеловека. Как человек гениальный, т.е. от рождения близкий к сверхчеловеку - победителю смерти, он получил задатки для великого дела, был способен, а следовательно, по логике Соловьева, обязан, его исполнить. Вслед за «почвенниками» критик подчеркивает духовное западничество Лермонтова (потомка легендарного шотландца Фомы Рифмача) и вытекающие отсюда специфические черты его творчества - сосредоточенность мысли на своем я, способность постигать запредельные стороны жизни (описание своей роковой смерти в стихотворении «Сон»). Поэт с отроческих лет пони-
мал, что он существо избранное, но «ощутив в себе силу гения, Лермонтов принял ее только как право, а не как обязанность, как привилегию, а не службу» [10, с. 284]. Он допустил в свою душу сначала демона кровожадности, затем демона нечистоты, наконец, демона гордости, а в своей поэзии создал идеализированный образ зла («Мой демон» и др.). «Человекоубийственная ложь» творчества Лермонтова, произведения, созданные под воздействием «порнографической музы» и демона нечистоты, затмили, полагал Соловьев «несколько истинных жемчужин его поэзии», стихотворения, проникнутые пробуждавшимся «религиозным чувством» («Когда волнуется желтеющая нива.»). Поэт, заключал критик, «ушел с бременем неисполненного долга», найдя окончательное решение жизненного вопроса в фатализме («Герой нашего времени»). Обязанность «сыновней любви» требует не восхваления его дарования, а «облегчения бремени его души» через признание его долга неисполненным и разоблачение «лжи воспетого им демонизма».
Статья «Лермонтов» написана в заключительный период литературнокритического творчества Соловьева, когда он склонялся к критике «этической». В ней автор не только делает этический мотив организующим общие рассуждения о жизни и творчестве художника, он впервые в своем творчестве применяет к конкретному поэту высочайшие требования истинного, «теургического» искусства. Это не могло не отразиться на его подходе к художественному тексту: провозглашенный им метод «относительно научной критики» оказывается невостребованным, литературоведческий анализ предельно сворачивается, сводится к обзору идейно-тематических особенностей произведения, происходит переориентация с задачи воспитания художественного таланта на задачу общего нравственного воспитания человека, нарушается «первое условие истинной критики» - «показать главный принцип разбираемого. явления, - насколько это возможно, - с хорошей стороны» [11, с. 628]. Бесспорно, в объяснении ряда особенностей художественного произведения через авторскую психологию были положительные моменты, но вместе с тем «этическая» позиция Соловьева-критика явно уязвима. Можно сказать, что в его оценке творчества писателя в наибольшей степени обнаруживается стремление связать поэтические и религиозные критерии.
Лекция Соловьева была прослушана с большим интересом многочисленной публикой. В печати появились как резкие критические отзывы, так и публикации, авторы которых признавали «глубокую верность» основных тезисов философа о «чувственной красоте» и «разлагающих тенденциях» творчества поэта («Кавказ». - 1899. - 27 февраля. - № 55). Посмертная публикация статьи вызвала резкий отклик Н. Ф. Федорова, заявившего, что Соловьев не постиг Лермонтова, который «не понял бы бессмертия сынов без воскрешения отцов» («Бессмертие как привилегия сверхчеловеков: (По поводу статьи В. С. Соловьева о Лермонтове)», 1913). Не столь однозначной была реакция С. Н. Дурылина, который, в целом не соглашаясь с предшественником, отметил, что он «первый осознал вопрос о Лермонтове как вопрос религиозного сознания» («Судьба Лермонтова», 1914).
Параллельно формированию лермонтовской концепции Соловьева оформлялись и систематизировались высказывания о поэте другого представителя религиозно-философской критики - В. В. Розанова (1856-1919).
«Вечно героического, рвущегося в небеса» Лермонтова Розанов относил к писателям, способным подниматься на ступень наивысших созерцаний, бродить душой по иным мирам («Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Опыт критического комментария», 1891), но выступающим носителем только одного духовного настроения (в данном случае - байроновско-го) («Три момента в развитии русской критики», 1892). Критик сближал Лермонтова с Гоголем и Достоевским по «тревожной, мятущейся, тоскливой» натуре («О Достоевском», 1893). Все три писателя, отмечал Розанов, «побывали в Дельфах и принесли нам. каждому поколению нужное, языческое пророчество» («Заметка о Пушкине», 1899).
К 1898 г. относится статья Розанова «Вечно печальная дуэль», напечатанная в газете «Новое время» в ответ на публикацию в «Русском обозрении» С. Н. Мартынова («История дуэли М. Ю. Лермонтова с Н. С. Мартыновым»). Неуравновешенность, неровность духа, порой переходящая в желчность, считал Розанов, - участь любого гения, тягостная прежде всего для него самого: «Поэт и всякий вообще духовный гений - есть дар великих, часто вековых зиждительных усилий в таинственном росте поколений; его краткая жизнь, зримо огорчающая и часто незримо горькая, есть все-таки редкое и трудно созидающееся в истории миро, которое окружающая современность не должна расплескать до времени» [12, с. 219]. В этом подчеркивании трагической стороны гениальности, на наш взгляд, - начало внутренней полемики в религиозно-философской критике рубежа веков по поводу лермонтовского наследия. Розанов обозначил свое несогласие с позицией «этической» критики Соловьева, уже проявившейся в статье «Судьба Пушкина» (1897), и предвосхитил резкие выводы своего современника о Лермонтове.
В Лермонтове, писал Розанов, «срезана была самая кронка нашей литературы», которая могла бы направить отечественную словесность «в иную и теперь неразгадываемую форму». Почти постоянное его чувство тревоги, грезы об иных мирах внутренне роднят его творчество с «Мертвыми душами», «Братьями Карамазовыми», «Смертью Ивана Ильича», «Бесами»: здесь «связь не «сюжета», но содержания души», общность в ощущении природы, в волнении, вызываемом ее частностью. «Вечно печальная дуэль» унесла всю литературную деятельность Лермонтова, кроме первых и неверных еще шагов, подчеркивал Розанов. Пушкин очерчен весь, его будущие создания могли иметь лучшую форму, но тот же дух. Лермонтов - даже неугадываем (как и ранние Гоголь, Достоевский, Толстой): по мощи гения «он несравненно превосходит Пушкина, не говоря о последующих».
Ставя Лермонтова выше Пушкина в работе 1898 г., Розанов объясняет это в том числе новой природой лермонтовской образности и художественного видения: «Скульптурность, изобразительность его созданий не имеет равного себе, и, может быть, не в одной нашей литературе» [12, с. 229]. Однако уже в статье «М. Ю. Лермонтов (К 60-летию кончины)» («Новое время», 1901) критик, по существу, отказывается от такой крайней точки зрения и говорит о «глубоком родстве и единстве стиля Гоголя и Лермонтова». Напряженно страстная рисовка неправдоподобных картин, тон повествования, пронизанный особым очарованием, космополитизм (при параллельном натуралистическом описании действительности) создают иллюзию полного правдоподобия в произведениях и Гоголя, и Лермонтова. «Оба они, - убежден Розанов, - имеют параллелизм в себе жизни здешней и какой-то не здешней.
Отсюда некоторое их отвращение к реальным темам: знаменитые «лирические места» у Гоголя. Тоска видения, какую знал и Лермонтов» [13, с. 267].
Кроме общего характера живописи, считал Розанов, Гоголя и Лермонтова сближала тематика: тема сна и видения («Страшная месть» и «1-е января»), тема матери («Тарас Бульба» и «Казачья колыбельная песня»). Наконец, на личностном уровне, убежден критик, Гоголя и Лермонтова роднит «демонизм». Гоголь, заговоривший необыкновенные вещи в «Переписке с друзьями», умирает фантастично и покаянно. Лермонтов «слишком субъективно, слишком биографично» рисует образ Демона. Таким образом, уже после смерти Соловьева и публикации его лекции Розанов присоединяется к ранее обозначившемуся направлению в осмыслении личности поэта. Однако его оценка «демонизма» Лермонтова прямо противоположна соловьевской. Розанов называет Гоголя и Лермонтова «темными» душами, но «лично любимыми небом»: «Они знали «господина» большего, чем человек; ну, от термина «господин» не большое филологическое преобразование до «Господь». Оба были до того испуганы этими бестелесными явлениями, и самые явления. до того не отвечали привычным им с детства представлениям о религиозном, о святом, что они дали им ярлык, свидетельствующий об отвращении, негодовании: «колдун», «демон», «бес»» [13, с. 270]. Гоголь умер в молитве, Лермонтов, параллельно со своим мифом, создает ряд оригинальных молитв -«Я, Матерь Божия.», «По небу полуночи.» и др.
Работы Розанова о Лермонтове не вызвали активной реакции современников. Они сами во многом являлись полемическими и вторичными по отношению к соловьевским высказываниям, прямые и скрытые ссылки на которые встречаются неоднократно. С другой стороны, интересно, что в них высказывается ряд мыслей, которые станут потом ключевыми в очерке о Лермонтове Мережковского: утверждение мифологической основы творчества поэта, космичности его лирики, особого, собственнического, отношения к природе. По сравнению с Соловьевым, рассматривавшим творчество Лермонтова в довольно узком историко-литературном контексте (Боратынский, Пушкин), Розанов значительно расширил его, проведя линии от поэзии Лермонтова к творчеству Гоголя, Достоевского, Л. Толстого.
Лермонтовская концепция Д. С. Мережковского (1865-1941), очевидно, формируется в первые годы ХХ в. Высказывания Мережковского о Лермонтове конца 1880-1890-х гг. отрывочны и неоднозначны. В работе «Рассказы Вл. Короленко» (1889) критик отмечал в поэзии Лермонтова «особенное, родное, русское чувство степного раздолья, простора, стихийной воли». В книге «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893) называл Лермонтова «вечным поэтом» с необычайной силой и гордостью. В очерке «Пушкин» (1896) писал о нем как о художнике со «страстным, но слабым и риторичным надгробным панегириком».
Очерк «М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества» увидел свет в 1909 г. В духе разрабатываемой им концепции общественного и религиозного обновления критик подверг пересмотру свою прежнюю историколитературную теорию и трактовал Лермонтова как «Каина русской литературы», несмирившийся, мятежно-богоборческий дух которого противостоит и Пушкину, и Гоголю, и Л. Толстому, и Достоевскому (обратим внимание, что
используется розановский историко-литературный контекст). Работа также стала полемической по отношению к статье Соловьева.
Пушкин - дневное, Лермонтов - ночное светило русской поэзии, размышлял Мережковский, ее полюса созерцания и действия. Отечественная литература, не выбрала «пророческое действие» Лермонтова, в этой связи следует рассматривать и «беспощадный приговор», произнесенный над Лермонтовым Соловьевым. Всеобщая ненависть к поэту, по мнению Мережковского, возникла из-за его чуждости духу общерусского «мнимо-христианского смирения». Но в бунте писателя была «какая-то религиозная святыня»: «источник лермонтовского бунта - не эмпирический, а метафизический». Соловьев «первый осмелился» произнести в отношении Лермонтова слово «сверхчеловек» и тем самым показать его оригинальность и масштабность, однако никто так и не понял существа лермонтовской личности.
Двойственность Лермонтова Мережковский объяснял метафизически, в соответствии с оговоркой Розанова о мифологическом потенциале творчества писателя: через древнюю легенду об ангелах, не сделавших окончательного выбора в небесной войне между Михаилом и Драконом и посланных на землю. Лермонтов, по Мережковскому, - одна из душ, которая сохранила память о прошлой вечности, вот почему воспоминание и забвение становятся главными стихиями в его творчестве («Демон», «Герой нашего времени» и др.). Трагедия Лермонтова, заключал Мережковский, - «не окончательное торжество зла над добром, как думал Соловьев, а бесконечное раздвоение, колебание воли, смешение добра и зла, света и тьмы» [14, с. 466]. Лермонтов не мог преодолеть ложь раздвоения, так как слишком ясно видел прошлую и недостаточно ясно будущую вечность; отсюда - его фатализм.
Лермонтов, считал Мережковский, первый в русской литературе поднял религиозный вопрос о зле, связанный с вопросом оправдания состязания человека с Богом. В отличие от Соловьева, критик говорил о двух возможных путях от богоборчества - к богоотступничеству и к богосыновству - и видел в признании лермонтовского Демона «хочу я с небом примириться» первый намек на богосыновство. Лермонтовскую традицию Мережковский, как и Розанов, находил в творчестве Достоевского и Толстого, провозглашая целью будущего соединение созерцания с действием, Пушкина с Лермонтовым.
Легенда об ангелах, наложенная на разнообразный материал творчества и биографии Лермонтова и создающая мифологическую модель мира с особой психологической атмосферой и логикой мышления, позволила представить символистскую мифологическую лермонтовскую концепцию. Но сам факт появления мифа о Лермонтове, по справедливому мнению В. М. Марковича [15, с. 25], был обусловлен не только тяготением символистов к новому мифотворчеству, но и созданием мифа о себе самом художником, устойчивой повторяемостью критических оценок в адрес Лермонтова на протяжении Х1Х в. Содержательная же сторона очерка Мережковского указывала на другое влияние - влияние критиков религиозно-философского направления.
Публикация Мережковского о Лермонтове вызвала противоположные оценки. П. П. Перцов отмечал, что автор приблизился к пониманию «загадки» Лермонтова («Загадка» Лермонтова», 1909). Но подавляющее большинство критиков не приняли религиозно-философских рассуждений Мережковского. Идею о «несмиренности» Лермонтова и «смирении» Пушкина критик
«Исторического вестника» назвал бездоказательной (М. Б. [Лернер Н. О.] «Д. С. Мережковский. «Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», 1910). К. Чуковский указал на «страшную произвольность» мысли автора («Мережковский и Лермонтов: Заметки читателя», 1909). Вл. Кранихфельд («Литературные отклики: Новые наследники «Переписки» Гоголя», 1909) назвал Мережковского «словесным эквилибристом», обвинил в использовании авторитета другого писателя для провозглашения собственных взглядов.
***
Для России конца Х1Х - начала ХХ в. художественное наследие Лермонтова было неотъемлемой частью современного литературного и общекультурного процесса. Критика этой эпохи внесла значительный вклад в постижение сложного художественного мира Лермонтова, в разработку новых путей критического анализа его творчества [1, с. 99-103]. Религиознофилософская критика, несмотря на расхождения во взглядах, заложила основы единой «концепции» Лермонтова, унаследованной критикой ХХ столетия. Для нее характерен не исторический взгляд на место Лермонтова в развитии русской литературы, а обращение к личностным особенностям художника, нравственной оценке его, трактовка его творчества как не развившегося после его смерти направления отечественной словесности, востребованного только через много десятилетий. Представители направления пытались осмыслить раздвоение личности поэта, его трагическую судьбу, выделяли религиозные мотивы в творчестве поэта и традиции, им сформированные.
Тенденциями, унаследованными критикой ХХ в. от религиозно-философской критики рубежа веков, интерпретирующей творчество Лермонтова, стали сопричастность автора повествуемому («Вечно печальная дуэль»
В. В. Розанова и «Роза мира» Д. Л. Андреева (1957-1959)), указание на пределы доступного людям понимания духовной драмы поэта и трагической природы его искусства («Лермонтов. Поэт сверхчеловечества» Д. С. Мережковского и «Фаталист: К 150-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова» Г. А. Мейера (1965)), стремление выявить связь между «пороками» лермонтовского мышления и его художественной силой («О Лермонтове» В. В. Розанова и «Лермонтов» Г. Адамовича (1939)). Более спокойное отношение критики ХХ в. к лермонтовскому индивидуализму было связано, очевидно, с усилением персоналистических тенденций в отечественной философии. Индивидуализм писателя все больше превращался в элемент «культурного наследия», который актуализировала критика Серебряного века.
Список литературы
1. Юрина, Н. Г. Творчество М. Ю. Лермонтова в русской критике конца Х1Х -начала ХХ века / Н. Г. Юрина. - Саранск : ООО «Референт», 2006. - 134 с.
2. Соснина, Е. Русские философы о Лермонтове / Е. Соснина // Сура. - 2002. -№ 2. - С. 196-202.
3. Милявская, Н. И. Проблема «демонического хозяйства» М. Ю. Лермонтова (в критике В. С. Соловьева) / Н. И. Милявская // Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе ХХ века. - М. : МГУ, 2002. -С. 25-32.
4. Маркович, В. М. Миф о Лермонтове на рубеже Х1Х-ХХ веков / В. М. Маркович // Имя - сюжет - миф : межвуз. сб. - СПб. : Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1996. - С. 115-139.
5. Усок, И. Е. «Ночное светило русской поэзии»: (Мережковский о Лермонтове) / И. Е. Усок // Д. С. Мережковский: Мысль и слово. - М. : МГУ, 1999. - С. 258-273.
6. Кулешов, В. И. История русской критики ХУШ - начала ХХ века / В. И. Кулешов. - М. : Просвещение, 1991. - 432 с.
7. Крылов, В. Н. Русская символистская критика: генезис, традиции, жанры /
B. Н. Крылов. - Казань : Изд-во Казанск. ун-та, 2005. - 268 с.
8. Крупчанов, Л. М. История русской литературной критики Х1Х века / Л. М. Крупчанов. - М. : Высшая школа, 2005. - 383 с.
9. Якушин, Н. И. Русская литературная критика ХУШ-Х1Х века / Н. И. Якушин, Л. В. Овчинникова. - М. : Камерон, 2005. - 816 с.
10. Соловьев, В. С. Лермонтов / В. С. Соловьев // Соловьев В. С. Литературная критика. - М. : Современник, 1990. - С. 274-291.
11. Соловьев, В. С. Идея сверхчеловека / В. С. Соловьев // Соловьев В. С. Сочинения : в 2 т. - М. : Мысль, 1990. - Т. 2. - С. 626-634.
12. Розанов, М. Ю. «Вечно печальная дуэль» / М. Ю. Розанов // Розанов В. В. Мысли о литературе. - М. : Современник, 1989. - С. 217-231.
13. Розанов, В. В. М. Ю. Лермонтов (К 60-летию кончины) / В. В. Розанов // Розанов В. В. Мысли о литературе. - М. : Современник, 1989. - С. 263-273.
14. Мережковский, Д. С. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества / Д. С. Мережковский // Мережковский Д. С. Вечные спутники: Роман. Стихотворения. Литературные портреты. Дневник. - М. : Школа-Пресс, 1996. - С. 447-489.
15. Маркович, В . М . Лермонтов и его интерпретаторы / В. М. Маркович // М. Ю. Лермонтов: pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей: Антология. - СПб. : РХГИ, 2002. -
C. 7-50.
Юрина Наталья Геннадьевна
кандидат филологических наук, доцент, кафедра русской и зарубежной литературы, Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева (г. Саранск)
E-mail: elya@sura.ru
Yurina Natalya Gennadyevna Candidate of philosophical sciences, associate professor, sub-department of Russian and foreign literature, Mordovia State University named after N. P. Ogarev (Saransk)
УДК 821.161.1-192-95:130.2:2 Юрина, Н. Г.
Осмысление творчества М. Ю. Лермонтова религиозно-философской критикой рубежа веков: концепции, полемики, формирование традиций / Н. Г. Юрина // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2010. - № 1 (13). - С. 76-85.
